Сенатская площадь 14 декабря 1825 года. Три поколения борцов за свободу: декабристы

Страница 3

В реализации плана восстания решающая роль на всех этапах отводилась военной силе. Солдаты же «идут на восстание, движимые духом недовольства, доверяя своим начальникам побужденные к началу движения неправильностью новой присяги». Причем надеялись, что удастся избежать пролития крови, рассчитывали, что войска не будут стрелять в войска. Вот показания Рылеева на следствии: «На счет же того мнения, что до кровопролития не дойдет и не допустят, то повторяю, что не я один думал так, но почти все, случившееся на совещаниях, ибо полагали, что солдаты не будут стрелять в солдат, а, напротив еще соединятся с возмутившимися и что тогда посредством силы можно будут сохранить устройство и порядок». Но, разумеется, это не означало полного отказа от применения оружия, от «кровопролития». П.Г. Каховский: «Мы сами сего страшимся, но можем быть к тому вынуждены». И. Пущин: «Решено стрельбы не начинать, а выжидать выстрелов с противной стороны».

В какой численности мятежные войска, по расчетам декабристов, требовались для успеха всего предприятия и сколько полков они надеялись вывести на площадь? Трубецкой на следствии показал, что «надобно несколько полков… по крайней мере тысяч 6 солдат», и с ним в этом в основном были согласны и остальные руководители восстания. Правда, в одном из последних разговоров с Рылеевым Трубецкой считал, что «если будет можно совершенно надеяться на один полк… и притом еще Морской экипаж (в его выходе очень был уверен Рылеев. – М.Р.), а в некоторых других полках будет колебание, то тогда можно зачать, но первым должен быть один из старых коренных гвардейских полков, потому что к младшим полкам, может быть, не пристанут».

Конкретно руководители восстания надеялись вывести на площадь шесть названных выше гвардейских частей. Таким образом, рассчитывали на значительно большее количество войск, чем в действительности оказалось в их распоряжении 14 декабря.

Хотя, как говорилось выше, план восстания не был продуман и расписан детально, ибо в своем мнении – «подробности плана действий определяются обстоятельствами» – Рылеев был не одинок, все же некоторые обязанности были распределены. Так, предположительно 10 декабря диктатором восстания, отвечавшим за исполнение плана в целом, был избран Трубецкой (роковое, как выяснилось впоследствии решение). Оболенский назначался начальником штаба восстания, непосредственными помощниками диктатора были определены полковник Булатов и А.И. Якубович. Намечаемый порядок действий мятежных сил выявляется из показаний А. Бестужева: «Якубовичу с Арбузовым, выведя экипаж, идти поднимать Измайловский полк и потом спуститься по Вознесенской на площадь. Пущину вести с ними эскадрон. Брату Николаю и Рылееву находится при экипаже. Мне поднять Московский полк и идти по Гороховой. Сутгофу вывести свою роту, а если можно, и другие по льду на мост и на площадь (Панов повел ошибкою по набережной). Финляндскому полку – через Неву. Полковник Булатов должен ждать лейб-гренадеров, а князь Трубецкой – все войска, чтобы ими командовать и там сделать дальнейшие распоряжения».

4. Наступало 14 декабря 1825 года.

Незадолго до полуночи А. Бестужев и Якубович отправились в казармы Гвардейского экипажа, чтобы, как показал последний, узнать, где они расположены, «дабы по условию… вывести людей в назначенное место» без затруднений. До часа ночи Рылеев посетил казармы Финляндского полка в надежде на то, что ему удастся переубедить Моллера и организовать выступление возможно большей части финляндцев. Не позже шести часов утра начальник штаба восстания Оболенский встретился с Рылеевым и, «условившись о действиях дальнейших», выполняя свои прямые обязанности начальника штаба, в седьмом часу начинает объезд казарм намеченных к выступлению гвардейских полков для ознакомления с обстановкой в них.

В 6 часов утра Якубович поехал к А. Бестужеву и около 7 часов в присутствии Каховского отказался от выполнения ранее взятого на себя задания – повести Гвардейский экипаж на захват Зимнего дворца, сочтя «несбыточным» задуманное предприятие и предвидя, что «без крови не обойдется». Этот отказ стал первым проявлением «хрупкой» (по определению М.В. Нечкиной) дворянской революционности, столь четко обнаружившейся в этом восстании. Второй удар по плану был нанесен Каховским, отказавшимся в то утро исполнить задуманное цареубийство. А. Бестужев тут же ставит об этом в известность Рылеева.

«Часов в семь, поутру» к Рылееву приехал Трубецкой и с облегчением («я был рад», - показал он на следствии)узнал об отказе Якубовича возглавить гвардейских матросов на захват дворца.

Между 7.00 и 7.30 Сенат присягнул Николаю I.

Между 8.00 и 8.30 к Рылееву приехал Н. Бестужев. Здесь он узнал об измене Якубовича и с «наставлениями» Рылеева был направлен в Гвардейский морской экипаж.

Около 8 часов к Рылееву заехал И.И. Пущин и сообщил, что конно-пионерный эскадрон во главе с его братом Михаилом, на которого твердо рассчитывали заговорщики, не выйдет на площадь (М. Пущин был принят в общество за «два дня до происшествия»). Так в плане появилась еще одна чувствительная трещина: по мысли Рылеева, эскадрон «мог годится занять артиллерию, если генералу Сухозанету вздумалось бы пострелять».

В 9 часов из квартиры Рылеева в Московский полк выехал А. Бестужев. Он вполне осознавал трудность возложенной на него задачи: «Я ожидал, что кончу жизнь на штыках, не выходя из полку, ибо мало на московцев надеялся и для того избрал это место, как нужнейшее».

Сразу после ухода А. Бестужева пришел Булатов и заявил Рылееву и И. Пущину, что, если на стороне восставших будет мало войск, он не примет участия в деле. Так он и поступил. Это был ощутимый удар: Булатов должен был возглавить лейб-гренадеров и быть в полку до присяги, то есть к 7 часам утра.

В это же время (начало десятого часа) диктатор Трубецкой срочно вызвал к себе Рылеева и И. Пущина – делегатов в Сенат. Этот спешный вызов, замечает М.В. Нечкина, «происходил в момент, когда распад еще одного из важнейших звеньев плана: Сенат был уже пуст. Сенаторы успели принести присягу и разъехаться по домам. Делегации от восставших в Сенате нечего было делать: ни «убеждать, ни принуждать в Сенате было некого». Три руководителя восстания при этой последней встрече уточнили план дальнейших действий для развития восстания. И это происходило в момент, когда один из них – диктатор Трубецкой – уже принял решение оставить общее дело. Однако ему не доставало мужества заявить об этом своим, теперь уже бывшим соратникам (на следствии он «простодушно» объяснит свой поступок: «Я не имел довольно твердости, чтобы просто сказать им, что я от них отказываюсь»). Рылеев и И. Пущин около половины десятого расстались с диктатором, будучи уверенными в том, что он явиться на площадь с приходом туда мятежных войск.

Между 9 и 10 часами был приведен к присяге Измайловский полк – главная надежда декабристов. Попытка члена тайного общества капитана И.И. Богдановича возмутить солдат полка сорвалась.

Около половины десятого А. Бестужев прибыл в казармы Московского полка. Вместе с двумя командирами рот – братом Михаилом и Щепиным-Ростовским, - в сопровождении еще двух офицеров полка они стали агитировать за отказ от новой присяги. По показаниям нижних чинов полка, А. Бестужев говорил солдатам: «я приехал известить всех, что вас обманывают. Я адъютант Константина Павловича (в действительности, он – адъютант герцога Вильгельмского. – М.Р.), прислан от него вас предупредить. Вспомните, ребята, что 20 дней, не больше, как присягали вы государю Константину Павловичу, целовали крест. Вы не должны присягать другому государю тогда, как государь ваш жив. Вас обманывают, и сие знают ваши офицеры и ротный ваш командир. Бойтесь. Ребята, бога; вот сабля Константина Павловича; стойте за него крепко». Далее говорил о том, что Константин вовсе не отказывается от престола и обещает сократить службу до 15 лет. По отзыву нижних чинов, «все бывшие в роте люди весьма уверенны в справедливости» сказанного. Все это А. Бестужев и Щепин-Ростовский повторили перед солдатами других рот. Реакция была бурной: «Не хотим Николая! – кричали солдаты. – Ура, Константин!»