Репрессии и голод на Украине и в России в 30-е годы

Страница 3

Вторая категория заключенных, самая многочисленная, состояла из контрреволюционеров, членов политических партий несоциалистических или анархистского направлений, представителей духовенства, бывших офицеров царской армии, бывших чиновников, казаков, участников Кронштадтского и Тамбовского восстаний, а также других лиц, арестованных по 58 статье Уголовного кодекса.

В третью категорию заключенных входили осужденные ГПУ уголовники (бандиты и фальшивомонетчики), а также бывшие чекисты, осужденные за различные преступления или проступки по должности. Контрреволюционеры, обязанные проживать совместно с уголовниками, устанавливавшими свои законы, подвергались самому чудовищному произволу внутри лагеря, голодали, мерзли зимой, летом их сжирала мошка (одна из летних пыток заключалась в том, что пленника нагишом привязывали к дереву в лесу и оставляли его на съедение мошке, весьма злой и многочисленной на этих северных, усеянных озерами, островах). Чтобы перейти из одного лагерного сектора в другой, как вспоминает один из известных заключенных Соловков писатель Варлам Шаламов, заключенные требовали завязать им руки за спиной, и настаивали, чтобы это было специально оговорено в правилах внутреннего распорядка: "Это было единственное средство самозащиты заключенных против лаконичной формулы "убит при попытке к бегству"10.

Соловецкий лагерь - это то место, с которого началась замена "импровизированных" лагерей времен Гражданской войны специально продуманной системой принудительных работ, получившей, начиная с 1929 года, ужасающее развитие. До 1925 года заключенные, как правило, были заняты малопродуктивной работой для внутрилагерных нужд. В 1926 году администрация лагеря решила перейти на заключение производственных договоров с некоторыми государственными предприятиями и более "рационально" использовать принудительные работы, ставшие источником дохода, тогда как раньше, в 1919-1920 годах, "исправительные работы" рассматривались как средство "перевоспитания". Лагерь Соловки, реорганизованный под аббревиатурой УСЛОН (Управление Соловецкими Лагерями Особого Назначения), шагнул на континент и прежде всего на побережье Белого моря. В 1926-1927 годах появились лагеря в устье Печоры, в Коми и в других точках этого негостеприимного, но богатого лесами побережья. Заключенные выполняли точно расписанный план по заготовке леса, по его рубке и распиловке. Рост планов производства леса по стране потребовал увеличения числа заключенных. Это обстоятельство привело в 1929 году к полной реформе содержания заключенных: в лагеря стали отправлять и тех, кто был приговорен к трем годам тюремного заключения . Подобные меры способствовали чудовищному развитию системы исправительных лагерей. Экспериментальная лаборатория принудительных работ, "специальные лагеря" Соловецкого архипелага стали отправной точкой появления и приведения в действие другой большой континентальной системы - архипелага ГУЛАГ.

Обычная деятельность ГПУ с ее ежегодным "уловом" в несколько тысяч заключенных, приговоренных к лагерным работам или ссылке под надзор, не исключала при этом проведения широкомасштабных операций по подавлению всякого рода выступлений. В течение спокойных лет НЭПа с 1923 по 1927 год граничащие с Россией республики Закавказья и Средней Азии стали местом наиболее масштабных и кровавых репрессий. Эти страны, в большинстве своем яростно сопротивлявшиеся русским завоеваниям еще в XIX веке, все-таки были завоеваны и подавлены большевиками: Азербайджан в апреле 1920 года, Армения в декабре 1920 года, Грузия в феврале 1920 года, Дагестан в конце 1921 года, а Туркестан с Бухарой осенью 1920 года. Завоеванные, они продолжали оказывать сильнейшее сопротивление "советизации". "Мы держим под контролем только центральные города или скорее центры центральных городов", - писал в 1923 году Петерс, полномочный представитель ЧК в Туркестане. С 1918 года до конца 1920-х годов., а в некоторых регионах до 1935-1936 годов, большая часть Средней Азии, за исключением отдельных городов, удерживалась басмачами. Название "басмачи" ("разбойники" по-узбекски) применялось русскими по отношению к различным типам защитников своей земли, как к оседлым, так и к кочевникам, узбекам, киргизам, туркменам, которые действовали независимо одни от других во многих областях.

Главный очаг восстания находился в долине Ферганы. После завоевания Ферганы Красной Армией в сентябре 1920 года началось большое восстание, охватившее восточные и южные регионы бывшего Бухарского эмирата и северной области туркменских степей. В начале 1921 года штаб Красной Армии считал, что число вооруженных басмачей достигает тридцати тысяч. Управление басмаческим движением было неоднородным, его руководители выдвинулись из почетных лиц деревни или клана, из представителей мусульманского духовенства, но также просто из националистов, иногда чужестранцев для этого региона, таких, например, как Энвер-паша, бывший военный министр Турции, убитый при столкновении с отрядом чекистов в 1922 году.

Движение басмачей было стихийным восстанием, поднявшимся против "неверных", против "русского угнетателя", против старого врага с новым лицом, ибо эти люди не только хотели заполучить их земли и скот, но также лишить их мусульманской веры. Война по "усмирению" восставших была по сути "колониальной войной". Борьба против басмачей мобилизовала на десять лет значительную часть армии специальных войск ОГПУ, одним из главных отделов которой был Восточный отдел. И в настоящее время невозможно оценить даже приблизительно количество жертв этой войны11.

Второй большой сектор Восточного отдела ГПУ занимался Закавказьем. В первой половине двадцатых годов Дагестан, Грузия и Чечня были в особенности затронуты репрессиями. Дагестан противостоял советскому проникновению вплоть до 1921 года. По руководством шейха Узуна-хаджи мусульманское братство Нахбандиса возглавило большое восстание горцев, и борьба приняла характер священной войны против русских захватчиков. Она длилась больше года, но некоторые регионы так и не удалось смирить, даже ценой массированных бомбардировок и жертв среди гражданского населения, они покорились только в 1923-1924 годах12.

После трех лет независимого существования под властью меньшевистского правительства Грузия оказалась занятой Красной Армией в феврале 1921 года, но осталась, по признанию секретаря компартии большевиков в Закавказье Алексея Мясникова, "довольно горячим делом". Партия большевиков здесь оказалась немногочисленной, за три года после прихода ее к власти она сумела принять в свои ряды только десять тысяч членов, в то время как ей приходилось противостоять мощному слою антибольшевистски настроенной интеллигенции и знати, а это были сотни тысяч человек, не говоря о том, что в организации меньшевиков в 1920 году здесь насчитывалось более шестидесяти тысяч членов. Несмотря на террор, организованный всемогущей ЧК Грузии, мало зависимой от Москвы и управляемой молодым руководителем тайной полиции Лаврентием Берия, меньшевистские руководители в изгнании к концу 1922 года сумели организовать совместно с другими антибольшевистскими партиями тайный Комитет независимости Грузии, который подготовил восстание. Начавшись 28 августа 1924 года в маленьком городе Чиатуры, это восстание, основные участники которого были крестьяне из Гурии, охватило за несколько дней пять из двадцати пяти районов Грузии. Под подавляющей силой противника, оснащенного артиллерией и авиацией, восстание было подавлено за неделю. Серго Орджоникидзе, первый секретарь компартии большевиков в Закавказье, и Лаврентий Берия воспользовались этим восстанием как предлогом для того, чтобы "покончить с меньшевизмом и грузинской знатью". По недавно опубликованным данным с 29 августа по 5 сентября 1924 года 12578 человек были расстреляны. Размах репрессий был настолько велик, что вызвал беспокойство Политбюро. Руководители партии отправили Орджоникидзе напоминание о том, что существует приказ не устраивать массовых и чересчур многочисленных казней, особенно политических казней, без специального разрешения из центра. Тем не менее многочисленные без разбору казни продолжались долго. На пленуме Центрального Комитета, собравшемся в октябре 1924 года в Москве, Серго Орджоникидзе "уступил": "Может быть, мы немного погорячились, но мы не могли иначе!" 13