Реформы 1905-1912 гг.

1. АГРАРНЫЙ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ ПОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ

Для аграрного устройства капиталистической России было характерно два наиболее крупных явления : раздутые помещичьи латифундии и крестьянская община.

Есть спор о том, насколько капиталистически переродились помещичьи хозяйства. Автор [3] считает, что это перерождение не зашло слишком далеко. В ту пору, до тракторов, вести чисто капиталистическое хозяйство на больших площадях было просто нерентабельно.

Многоземелье помещиков было оборотной стороной крестьянского малоземелья. Крестьяне были вынуждены арендовать часть помещичьих земель. За это они были обязаны со своими лошадьми и инвентарем обработать у помещика определенные участки. Это называлось "отработкой". Практиковались также "испольщина" ( половина выращенного и собранного крестьянином урожая шла помещику ), "земельный наем" ( договор о найме заключался зимой, когда у крестьянина кончался хлеб ) и прочие кабальные, полукрепостнические формы эксплуатации. Только их наличие и позволяло существовать латифундиям.

Крестьянская община - это еще более древний институт, чем латифундия. В пореформенную эпоху община была пережиточным явлением. Многие, в том числе и сами крестьяне, ругали ее за косность и рутину. Но почему-то получалось всегда так, что в изменившихся условиях менялась и община. Еще в период феодализма община многое сделала для утверждения трехпольной системы земледелия вместо беспорядочного засевания одних и тех же площадей.

Затем, после реформы 1861 года наступил сравнительно благоприятный для крестьянского хозяйства период: распались крепостные цепи, малоземелье еще не очень ощущалось, цены на хлеб держались высокие. И в громадном большинстве общин, в целых регионах, прекратились земельные переделы. Более того, стихийно начался процесс формирования частной собственности на общинную землю. Ее стали продавать, завещать по наследству и т.п.

Но в 80-90 годах XIX века обстановка резко изменилась. Разразился мировой сельскохозяйственный кризис, и помещики поспешили переложить убытки на крестьян. Выросло крестьянское население, и на общинных землях стало тесно. Наконец, случился ряд неурожайных лет (особенно сильный неурожай был в 1891). Встал вопрос о физическом выживании крестьян. И община после нелегкой внутренней борьбы вынуждена была возобновить переделы. Тогда же появился самый уравнительный вид разверстки земли - по едокам.

Но сразу же встал и другой вопрос: как переделять землю, если один крестьянин всегда удобрял свои полосы, а другой довел их до истощения ? Долго и горячо обсуждался этот вопрос, и решение, похоже, было найдено. В пензенском архиве обнаружен такой документ: "Мы, крестьяне, - говорилось в приговоре села Никольского, - должны землю удобрять назьмом, а если по истечении 12-летнего срока земля будет поделяться, и окажутся участки неуназьменными, то при разделе нерадивому домохозяину возвратить тот самый участок, который не был им удобрен в течение 12 лет".

Голодные годы многому научили, и с конца XIX века в ряде нечерноземных губерний крестьяне начали отказываться от трехпольной системы и всем обществом переходить к многопольным севооборотам с высевом кормовых трав. Правда этот процесс шел медленно. Но ведь в сельском хозяйстве медленное, но неуклонное накопление новых явлений - залог нового развития.

Таким образом, община не была ни "сколком", ни "осколком". Она жила богатой внутренней жизнью.

Община - явление не исключительно русское, а мировое. В Европе она исчезла сравнительно рано, в России просуществовала до коллективизации, а во многих странах Востока все еще сохранилась.

Некоторые общинные традиции до сих пор живы в развитых странах (например, в Голландии - Абрамов: "Как я был фермером в Голландии", Известия 1989 год) - и не все они плохи.

Была ли община прообразом коллективного ведения сельского хозяйства в деревне при социализме ? Вопрос этот активно обсуждается в исторической литературе.

Переход к коллективному ведению сельского хозяйства был голубой мечтой всех народников, и они охотно расписывали те случаи, когда крестьяне, скажем, всем обществом скашивали луга, а затем делили сено в копнах. Но дальше этого дело не шло. В дореформенную эпоху отдельные помещики пытались вводить "коллективные запашки", в пореформенную - некоторые земства. Но крестьяне смотрели на это как на барские причуды, на новый вид барщины и старались избавиться от подобных новшеств.

В дореволюционной России около 20% общин владели землей на подворном праве. Этот вид собственности довольно близок к частной. В период же столыпинской аграрной реформы произошло почти полное отождествление подворной собственности и частной. В остальных случаях дореволюционная община была собственником земли ( в отличии от колхоза, который был только ее пользователем). Более свободно распоряжаясь землей, община и своим членам давала больше свободы. Даже в тех селениях, где земля находилась в общинном владении, крестьянин мог сдать свой надел в аренду на весь срок от передела до передела (12-15 лет) или сам арендовать надел у соседа, уходящего на заработки в город. В свою очередь сельское общество, как собственник, могло сдать в аренду частным лицам некоторые свои угодья (например, каменоломни, песчаные карьеры или торфяники).

Общинная собственность - это особый вид собственности. И при том довольно гибкий, так как он с одной стороны, создавал некоторую социальную защищенность для членов общины, а с другой - позволял домохозяину в определенных пределах манипулировать передоверенной ему частью этой собственности. Правда, здесь скрывалось то противоречие, которое нередко создавало напряженную обстановку в общине и мешало крестьянину спокойно хозяйствовать. В общем же, в благоприятные периоды хозяин получал более значительную свободу действий. А вот в плохие времена верх брали уравнительные тенденции, -конечно, только в отношении земли.

Отдельное крестьянское хозяйство по сравнению с помещичьей латифундией было настолько малой величиной, что между ними невозможен был сколько-нибудь равный диалог. Все отношения крестьянина с помещиками и с властями осуществлялись, как правило, через общину. Именно она торговалась с помещиком об условиях аренды, а потом распределяла и арендованные участки и отработки. Как могла, община отстаивала интересы крестьян, выступая в роли своеобразного крестьянского "профсоюза".

Судьбы общины и помещичьего хозяйства на целые века были сплетены теснейшим образом. Но каждый из них мог бы существовать без другого и добивался этого. Община издавна претендовала на помещичьи земли. Ликвидация помещичьего землевладения открывала путь для наиболее демократичного решения аграрного вопроса. Крестьянин, получив землю и избавившись от кабальных форм эксплуатации, имел бы возможность поднять уровень своего хозяйства. В таких условиях община должна была либо ускорить свою перестройку, либо тихо уйти со сцены. После ликвидации помещичьего землевладения крестьянин уже не испытывал бы в ней острой нужды.

В свою очередь, помещики были недовольны существованием общины. По поводу условий найма и аренды помещик предпочел бы договариваться не со всем крестьянским миром, а с каждым крестьянином в отдельности. Большие опасения вызывал у помещиков земельно-распределительный механизм общины, который только силой всей государственной машины удерживался на границе помещичьих владений.

Слишком медленное политическое развитие России определялось, в основном, ее аграрным устройством. Солженицын объясняет : "российская государственная власть срослась с имущим напуганным дворянством, весь правящий слой дрожал и корыстно держался за свои земли - дворянские, великокняжеские, удельные. Только начнись где-нибудь какое-нибудь движение земельной собственности - ах, как бы не дошло и до нашей". Держась за власть и за землю, самодержавие, помещики, военная и гражданская бюрократия надеялись : "будет вот так само-само-само плыть еще триста лет". [6]