Проблема культурно-исторических взаимоотношений Москва-Петербург
Страница 5
Именно в Москве, по его мнению «постоянно совершается серьезный размен мыслей, в ней созидаются формы общественных направлений. «Конечно, и великий художник, и великий мыслитель могут возникнуть и воспитаться в каком угодно углу Русской земли; но составиться, созреть, сделаться всеобщим достоянием, мысль общественного может только здесь. Русский, чтобы сдуматься, столковаться с Русскими обращается к Москве. В ней, можно сказать, постоянно нынче вырабатывается завтрашняя мысль Русского общества» //.?
В качестве подтверждения своим словам он приводит в пример наше просвещение. Все убеждения, по его мнению, более или менее охватывавшие нашу жизнь, возникали в Москве. Хомяков считает интересным тот факт, что везде общественное сосредоточение совпадает с центром государственным, у нас же нет; или иначе: везде одна столица, а у нас две.
«Москва не может соперничать ни с одной из столиц Европы. Она, город невеселый; но эта внешняя не веселость столичной жизни не имеет ничего общего с истинною, светлою, внутреннею веселостью жизни разумной: она собственно принадлежит только столицам и никогда не может принадлежать всему народу, всей стране, какой бы то ни было. Москва может обойтись без того, без чего обходится Русская земля. Правда и то, что постоянная тревога жизни практической будит мысль и дает ей какую-то особенную бойкость и подвижность» /47/. ?
Таким образом, автор пытается донести до читателя, что Москва играет, огромное значение для Русской земли. Это город – общественного сосредоточения, а значит город, который несет в себе объединенное начало.
«Москва не перестала и ни когда не перестанет быть общественной столицей Русской земли». ?
В публицистике также довольно активно обсуждалась данная тема. В 1847 году Хомяков в статье «О возможности русской художественной школы», отстаивал идеи народности русского художества, полемизировал с Белинским: «Петербургские журналы объявляет во всеуслышанное, что народность не в бороде и не в зипуне», однако не доказано, что фрак разумнее или удобнее зипуна». К. Аксаков, резко критиковал опубликованную в петербургском сборнике «Вчера и сегодня» повесть князя ? Одоевского «Сиротинка», демонстрировавшую превосходство «питерского воспитания над деревенским»: люди, «которые, будучи одеты в европейское платье и, заглянув в европейские книги, выучившись болтать на чужом языке и приходить, как следует, в заемный восторг от итальянской оперы, подходят с указкою к бедному необразованному народу» /18/.
Особый интерес представляет позиция В. Белинского. Первые впечатления о столице критик иронически описал в письме Боткину. «Питер – город знатный. Нева – река пребольшущая, а петербургские литераторы – прекраснейшие люди после чиновников и господ офицеров. Мне очень, очень весело…» И далее, рассуждал как истинный москвич: «Да и в Питере есть люди, но это все москвичи, хотя бы они и в глаза не видали белокаменной. В Питере только поймешь, что религия есть основа всего и что без нее человек – ничто, ибо Питер имеет необыкновенное свойство оскорбить в человеке все святое. Но все же Белинский не мог устоять перед эстетическим обаянием города: «Невский проспект – чудо, так что перенес бы его да Неву, да несколько человек в Москву». ?
Во второй половине XIX века публикуется ряд работ, в которых также затрагивается вопрос о деятельности Петра Великого и обнаруживается явное противопоставление Петербурга Москве.
В 1869 году в Москве выходит книга И. Данилевского «Россия и Европа». Прямой оценки городов Данилевский не дает, однако резко критическое отношение его к культурной политике Петра прослеживается. В результате этой деятельности, по мнению автора, не выросло ничего ни своего, ни чужеземного. Данилевский не приемлет новые формы архитектуры, живописи и выражает типично славянофильское восприятие - точнее, неприятие Петербурга.
Также довольно критично отнесся к Петербургу и другой московский мыслитель конца XIX века – Н. Федоров. Его главная идея - воскрешение отцов - была не просто фантазией, но доведенным до крайности традиционализмом, поклонением прошлому, к которому человечество «должно возвратиться». Верность традициям он считал национальной особенностью русского народа, а прогресс - приметой цивилизации. Отсюда и различия между Москвой – «органом падшей Византии» и Петербургом – «органом прегордого Запада». Ошибка петербургского периода заключалась в том, - разъяснил философ, - что он свободу поставил на место долга к отечеству, который в прошлом состоял в военной защите Европы от нашествия с Востока, а ныне – в «превращении кремлей в музеи» для воспитания людей в духе преданности заветам отцов при «устранении самих причин и поводов к войнам». ? Как мы видим, общим в этих концепциях является противопоставление Москвы и Петербурга как символов истинного и ложного путей развития отечественной культуры, попытка закрепить за Москвой или Петербургом знак или «правильного», или «неправильного» движения и осуществления своего национального пути, специфики национального характера.
Таким образом, мы можем говорить о том, что, антитеза Москва-Петербург набирает широкий оборот в русской философской и публицистической мысли XIX века. В лице Москвы и Петербурга спорили две школы: славянофилы (московская) и западники (петербургская). За Москвой признавалась сила «охранительная», традиционная, за Петербургом – преобразовательная, цивилизационная. Проблема Москва-Петербург стала ключевой в осмыслении прошлого и будущего России. Славянофилы пророчили Петербургу скорую гибель, обвиняя его в противовес Москве в европеизме и отходе от народа. Западники же наоборот попытались взглянуть на основание Петербурга и деятельность Петра как на естественный, органичный процесс, спасительный для всей России. Данный спор подготовил основательную базу для дальнейшего осмысления социокультурной и исторической роли городов в культурной жизни России.
1.2. Москва - Петербург в современной культурологической мысли
В культурологических науках существует значительное количество работ посвященных Москве и Петербургу. Попробуем обратиться к двум наиболее известным работам, которые в какой-то мере отражают культурологический аспект проблемы. Автором первой работы является К.Г. Исупов, который пытается проследить эволюцию образов Москвы и Петербурга в русской культуре XVIII-XX веков. К. Исупов интегрирует в своем исследовании различные работы писателей, публицистов посвященных проблеме Москва-Петербург.
? откуда взялся? Бицентризм по его мнению не является исключительным свойством отечественной истории. Это, скорее, норма, в которой отражена диалогическая природа всякого подлинно культурного исторического пространства: «Как «Мюнхен/Берлин» для Г. Гейне или «Любек» для Т. Манна, так и Москва/Петербург для бесчисленного множества русских авторов оказались кардинальной жизненной осью: типом мировоззрения, формой культуры, мировоззренческим итогом выбора, стилевым поведением, религиозной и этноязыковой доминантой» /17/. Или так вводится цитата, или: после нее», - пишет (утверждает и тд.) автор работы, полагает исследователь.
Историко- культурная интрига соперничества двух русских центров состояла в глубоко творческом характере их партнерства. Естественно растущая Москва противостоит в мире ценностей русской культуры рационально организованному Петербургу. Антитеза органического и неорганического, в контексте которой разворачивается почти трехвековой диалог столиц, отразилась в описании Москвы и Петербурга. В частности Петербург, был отнесен апокалиптикой. Она стала ведущим смысловым элементом «петербургского мифа».
Репутация беззаконного града накапливалась постепенно и ближайшим генетическим образом связана с восприятием Петра I как Антихриста. Беспрецедентная реформация социального уклада, крушение традиционных картин мира и мира религиозных ценностей, резко изменившееся качество исторического времени (оно катастрофически убыстрилось), – эти следствия дела Петрова вполне естественно активизировали архаический стереотип «подменного» царя, государя-самозванца. Мифология самозванства, которой раскольники отреагировали на новации Петра Великого, целиком вошла в ценностный мир новой столицы, отмеченной сатанински чуждым обликом.