Политическое и культурное развитие Ольвийского полиса

Страница 5

Приняв концепцию скифского контроля над Ольвийским полисом и внедрения в некоторые сферы ее жизни варваров, легче объяснить тот красноречивый факт, что ровно половина всех негреческих имен догетского периода падает как раз на V в., полностью исчезая на время с начала следующего столетия. Среди их носителей около трети входит в правящую верхушку, а для другой трети можно предполагать принадлежность к обеспеченным слоям города.

Попытаемся теперь определить сферу контроля скифским протекторатом жизни Ольвии и его характер. По имеющимся у нас на сегодняшний день немногочисленным данным мы можем констатировать, что власть скифских царей простиралась преимущественно, если не исключительно, на экономику полиса. Прежде всего это нашло выражение в переносе доминанты в хозяйстве ольвиополитов с земледелия и скотоводства на транзитную торговлю скифскими поставками в Эгеиду, а также ремесло. Археологически это отразилось в сворачивании ольвийской хоры и концентрации земельных участков в непосредственной близости от города, которые теперь обрабатывались жителями либо самого города, либо возникшего за его стенами предместья. Непосредственная внеэкономическая эксплуатация ольвиополитов со стороны скифов проявилась, видимо, в системе кормления войска, которая должна была ощутимо затронуть бюджет Ольвийского полиса. Не исключены и взимание определенной подати или система даров.У нас пока нет никаких данных предполагать, что скифские правители и их наместники заметно вторгались в сферу внутренней и внешней политики Ольвийского государства, напротив, мы видим, что в городе существует гражданская община и местное самоуправление, издающее общественные постановления, выпускающее монету с полисными символами; функционируют магистратуры, такие, как общегородской эпоним эсимнет, по-видимому агораном; продолжают свою деятельность религиозные коллегии мольпов и орфиков, игравшие определенную роль в городе.

Я ничуть не склонен полагать, что даже экономический контроль был продиктован одним лишь насилием и эксплуатацией. Практически полную ликвидацию земледельческой базы Ольвийского полиса я не намерен объяснять одним только давлением Скифского царства, направленным на то, чтобы устранить очевидного конкурента. Признавая действительно главной причиной стремление номадов к реализации получаемых ими от лесостепных племен (в результате внеэкономического принуждения) излишков сельскохозяйственной продукции через посредство эллинских торговцев, а возможно, и к прямой эксплуатации в той или иной форме самих греков, я вовсе не исключаю и того вероятного факта, что какие-то конкретные слои ольвийского общества были заинтересованы в том, чтобы сосредоточить свою предпринимательскую деятельность на определенной, несомненно выгодной и, видимо, не новой для них, отрасли экономики - посреднической торговле, а потому вполне могли даже поддерживать новый режим.

Интересно теперь сопоставить характер эксплуатации скифами ольвиополитов с формами зависимости, в которой оказались в то же время западнопонтийские полисы от Одрисского царства. Фукидид прямо говорит, что все эллинские города, над которыми правили фракийцы , уплачивали им подать наравне с варварскими племенами. При Севте I ее размеры от тех и других достигли максимальной денежной суммы в 400 талантов золотом и серебром. Кроме того, изделиями из тех же благородных металлов подносились дары на равную сумму, а отдельно от них роскошные и простые ткани и всякая утварь. Из приведенного факта делается справедливое заключение, что система взимания трибута была введена еще до Севта - при Ситалке, а может быть, и при Тересе. Дань с греческих полисов Херсонеса Фракийского продолжала взиматься одрисскими правителями и в IV в. Интересна система перераспределения подати и подношений: согласно Фукидиду, их получал не только сам царь, но и его парадинасты и знатные одрисы.

В таком случае мы должны предположить еще одну причину частых посещений Скилом Ольвии: как и его "коллега" Саитафарн два с половиной столетия спустя, он навещал город для получения дани и подарков. В этой связи становится понятным, что золотые и бронзовые украшения, изготовленные руками ольвийских мастеров с учетом вкуса варварского потребителя, могли попадать в конечном итоге в могилы скифской знати не только в результате торгового обмена.

В Ольвии V в. народовластие отсутствовало. Исследование ономастики декрета приводит к заключению о том, что он издан в честь двух синопейцев - тирана Тимесилея и его брата Теопропа, изгнанных около 437 г. до н. э. в результате совместных действий синопских демократов и афинского флота под командованием Перикла и Ламаха. Неординарный характер постановления подтверждается и составом привилегий: самое раннее в ольвийской эпиграфике дарование политии вместе с ателией ставило синопских экс-тиранов выше граждан, а древнейшее в греческой практике предоставление им права приобретения земли и дома в условиях крайней редукции ольвийской хоры обеспечивало политическим изгнанникам из Синопы гарантию занятости в той же, что и прежде, сфере хозяйственной деятельности. Наконец, хорошо документированные в греческой истории политические связи тиранов делают весьма вероятным предположение о том, что изгнанный афинянами Тимесилей "сотоварищи" нашел радушный прием в родственной ему по духу Ольвии.

Судя по немногочисленности эмиссий оболов Павсания, правление его продолжалось недолго - не более десятилетия. По-видимому, примерно к 480 г. ситуация меняется: Ариапиф заключает мирный договор с фракийцами, скрепленный династийным браком с дочерью Тереса, и, окончательно развязав себе руки на Юго-Западе, подчиняет своей власти нижнеднестровские полисы и Ольвию, устанавливая над ними протекторат скифов. Вслед за тем хора Ольвии сокращается до минимальных размеров. Можно предположить, что ни доверенное лицо распоряжалось не только личной движимостью и недвижимостью своего патрона, но и было посредником в осуществлении им экономического контроля над Ольвией, а может быть, даже и исполнителем его более глубокого по проникновению в полисную жизнь диктата. Был ли он наместником или тираном - ставленником царя, решить трудно; несомненно одно: это грек, происходивший из среды ольвинского гражданства. Нельзя установить точно, когда Ариапиф пал жертвой коварства царя агафирсов Спаргапифа и трон занял его сын Скил, но можно допустить, что это случилось в промежутке между 475 и 460 гг. Трудно интерпретировать иначе, как предположив, что этот скифский царь, часто посещавший Ольвию с вполне определенными целями, водворил в ней своего наместника, происходящего из среды варварской знати. Этот факт весьма знаменателен: целиком продолжая политику своего отца, Скил еще более усилил контроль над полисом, осуществлявшийся через его ставленника, но теперь не эллина, а варвара. В годы правления Скила, по-видимому, наблюдается окончательная стабилизация обстановки в Нижнем Побужье. Свидетель тому - возникновение в это время ольвийского предместья и поселение в нем зависимого сельского населения, это может знаменовать собой частичный возврат к земледелию, хотя и в ограниченных масштабах.

Октамасад отказался от тех явных выгод, которые ему сулили контроль и внеэкономическая эксплуатация ольвиополитов. Более того, можно с полным правом предположить, что при нем происходит даже подъем полисной экономики, поскольку весьма знаменательно, что в это время Ольвия впервые начинает чеканить серебряную монету.

При этом, однако, допустимо предположить некоторое усиление экономического контроля и даже определенное ущемление "национального" достоинства ольвиополитов. Во всяком случае, достаточно красноречив тот факт, что монетные полисные символы теперь целиком перекочевывают на статерах Эминака на оборотную сторону, уступая место на аверсе arme parlante - "натягивающий лук Геракл", т. е. аллегорической передаче средствами изобразительного искусства легенды о происхождении скифов и их царей, призванной пропагандировать твердую их власть над эллинским полисом. Трудно установить этническую принадлежность и политический статус Эминака: если эмблема принадлежит ему, то в нем можно видеть одного из местных династов, если - Октамасаду, то не исключено и не столь высокое его социальное положение; несомненно только одно: Эминак был таким же варварским ставленником скифского царя, как и его предшественник Арих.