Польское восстание 1863 года и роль России

Страница 15

К числу ранних польских кружков относились польские землячества в Киевском университете, в котором насчиты­валось около тысячи польских студентов (что составляло более 80% всего состава). Землячества содействовали са­мообразованию студентов, имели свои библиотеки и кассы взаимопомощи. В 1857 г. студенты создали узкую неле­гальную организацию, построенную на основе троек (отсюда ее прозвище: «Тройницкий союз»). Организация объединяла не только поляков, но и украинцев. К числу виднейших деятелей этого союза принадлежали Владислав Геншель, Влодимеж Милёвич, Леон Гловацкий (его млад­ший брат Александр впоследствии выдающийся писатель Болеслав Прус), известный уже нам по Варшаве Кароль Новаковстаий, видный впоследствии украинский историк и общественный деятель Владимир Антонович, Фаддей Рыльский (отец современного украинского поэта Максима Рыльского), студент Стефан Бобровский и др. Союз имел демократический характер, его приверженцы выступали прежде всего за интересы крестьянства, требовали прове­дения радикальной аграрной реформы, в летнее время «ходили в народ», одетые в крестьянские свитки. В уни­верситете Тройницкий союз организовал несколько студен­ческих протестов, конфликтов с властями и даже забасто­вок. Позже (в 1861 г.), когда обнаружилось различие взглядов по важнейшему вопросу — о судьбе Украины и границах будущей независимой Польши, украинская группа союза вышла из него.

Наиболее тесно с русским революционным движением связан был польский патриотический кружок в Петербурге. Из его среды вышли впоследствии видные участники вос­стания. В Петербурге была довольно многочисленная поль­ская колония, состоявшая из студентов, чиновников, офи­церов. Студенты были объединены в землячество. В 1858 г. оформилась нелегальная польская патриотическая органи­зация, ядро которой составлял офицерский кружок в соста­ве некоторых слушателей военных академий (артиллерий­ской, инженерной и Генерального штаба). В организацию входили также студенты и чиновники. Были и русские. Наиболее видными деятелями этой организации, насчиты­вавшей до 70 человек, были офицеры Генерального штаба Зыгмунт Сераковский и Ярослав Домбровский (в будущем генерал Парижской Коммуны), видный чиновник мини­стерства финансов и историк Иосафат Огрызко, офицеры Зыгмунт Падлевский и Людвик Звеждовский, студент Лес­ного' инстигута Валерий Врублевский (в будущем также генерал Парижской Коммуны), студент университета Кон­стантин Калиновский.

Душой организации был Сераковский, которому в то время исполнилось 32 года. Сераковский, сын мелкопомест­ного волынского шляхтича, еще в 1848 г., будучи студентом Петербургского университета, участвовал в революцион­ном движении, за что был арестован и сослан в солдаты в Оренбургский край. По возвращении через восемь лет в Петербург Сераковский окончил здесь Академию гене­рального штаба и в чине капитана служил в Военном мини­стерстве. В Петербурге Сераковский тотчас же возобновил свою революционную деятельность, познакомился с рус­скими [революционерами, в том числе с Н. Г. Чернышев­ским и Н. А. Добролюбовым, с которыми установил дру­жеские отношения. Он сотрудничал в журнале «Современ­ник», утверждая в своих статьях идеи национального рав­ноправия и свободы. Способный, энергичный и пылкий и в то же время мягкий и искренний, Сераковский вызывал большую симпатию среди революционеров. Пользуясь своим служебным положением, Сераковский начал настой­чивую борьбу за отмену телесных наказаний в армии. Ле­том 1860 г. он ездил в заграничную командировку, во вре­мя которой встречался с Герценом в Лондоне и с Гари­бальди в Италии.

Польская патриотическая организация в Петербурге имела не только общую цель — свержение царизма, но и частную — восстановление независимости Польши. Эту цель она пропагандировала среди польской колонии, ис­пользуя для этого легальные литературные вечера с при­глашением более широкого круга лиц. В конце 1858 г. Огрызко организовал издание польской газеты «Слово», среди сотрудников которой был видный польский адвокат и ученый Владимир Спасович (газета, однако, вскоре была запрещена). Кроме того, Огрызко издал 8 томов собра­ния законов (Volumina legum) старой Польши, что должно

было символизировать неизбежность и близость восстанов­ления польского государства.

Польские революционеры в Петербурге в большинстве своем вышли из мелкой шляхты западных губерний (укра­инских, белорусских и литовских). Социальное происхож­дение оказывало влияние на их взгляды. Польские рево­люционеры не вполне усвоили революционные идеи Чер­нышевского. Даже такие деятели, как Сераковский и Домбровский, полагали, что основной социальный вопрос — крестьянский — может быть решен только с участием шляхты. В то же время следует отметить, что происхож­дение многих польских революционеров из украинских, белорусских и литовских земель способствовало выработке у некоторых из них более правильного отношения к наци­ональным интересам литовцев, белоруссов и украинцев. Они учитывали национальную самобытность указанных земель и считали необходимым считаться с этим фактом. Немалое влияние оказывала при этом демократическая позиция русских революционеров в данном вопросе. Сера­ковский, Калиновский и некоторые другие революционеры признавали право литовского, белорусского и украинского народов на самостоятельность.

Кроме Киева и Петербурга, польские землячества и патриотические организации возникли также в Москве, Дерите (в университетах) и в других городах. Между всеми этими организациями существовали связи, в которых наиболее важную роль играли Владислав Геншель, Зыгмунт Падлевский, Стефан Бобровский и др.

Как отмечалось выше, деятельность Польского демо­кратического общества в 50-х годах чрезвычайно ослабла. Руководящая группа его была удалена из Франции и пе­реехала в Лондон, после чего в Обществе наступил раскол. Левые элементы поддерживали лондонскую группу, кото­рая, однако, и после революции 1848—1849 гг. не сумела вполне освободиться от влияния шляхетских взглядов;после смерти своего наиболее выдающегося руководителя Станислава Ворцеля (1857) она ослабила свою деятель­ность и утратила влияние. Правые элементы группирова­лись вокруг оставшегося в Париже Мерославского, кото­рый продолжал активную деятельность.

Людвик Мерослапский принадлежал к старшему поко­лению деятелей польского национального движения (ро­дился в 1814 г.). Еще в 1846—1849 гг. он прославился как мужественный патриот, демократ и искусный воена­чальник. Приговоренный прусским судом к смерти в 1847 г., он был освобожден [революцией в марте 1848 г. и принял активное участие в революционных сражениях в Познанской области, а затем в Сицилии и Баденс. [29]С тех пор демо­кратическая и повстанческая молодежь считала его своим вождем и первым кандидатом в руководители будущего восстания. Однако Мерославский не оправдал возлагав­шихся на пего надежд. Он был слишком высокомерным человеком, далеким от народа шляхетским революционе­ром и упорным доктринером в военном деле. Он сам считал себя вождем польского народа и не терпел возражений и критики но своему адресу. Его демократизм был демаго­гический, и угрозы по адресу шляхты лишь прикрывали его главные расчеты па шляхту. Мыслящий категориями военных операций лишь регулярных армий, он не понимал значения партизанской, народной войны и полностью от­вергал последнюю. Ко всему этому он, воспитанный в культе Наполеона 1 (его отец служил в наполеоновской армии), остался бонапартистом до конца своих дней и в 50-х годах свои главные надежды возлагал на Наполеона III. Таким образом, Мерославский надеялся освободить Польшу не силами народа, а при помощи шляхты и западных держав.

После разрешения выездов за границу в Париж при­было из Царства Польского немало поляков, стремившихся к учению или к политической деятельности. Они с вооду­шевлением слушали речи Мерославского, в которых он нападал на сторонников мирного экономиче­ского прогресса и призывал к восстанию, утверждая, что восстание решит крестьянский вопрос. Он угрожал кон­сервативной шляхте народным возмущением и в то же время обещал ей сохранить ее имения в случае участия в восстании. Он говорил, что восстание должны организо­вать заговорщики из «третьего сословия» без участия кре­стьянства; народ и шляхта должны будут подчиняться руководителям восстания. Последнее должно начаться лишь в случае военной интервенции западных держав. Совершенно очевидно, что Мерославский указывал поль­скому народу неправильный путь.