Оппозиционные движения петровским реформам

Страница 2

Заговорщики вели разговор и о возможном преемнике Петра: назывались имена боярина Алексея Семеновича Шеина, Василия Петровича Шереметьева, царевны Софьи.

Третьим участником разговоров был Федор Матвеевич Пушкин – зять Соковина и свойственник Цыклера, женатого на его двоюродной сестре, дочери Якова Степановича Пушкина. Федор Пушкин гневался на царя за своего отца, боярина Матвея Степановича, назначенного воеводой в Азов. Для боярина такое назначение было знаком немилости и воспринималось как поруха чести. Скорбел Ф.М. Пушкин и по поводу отправки за границу сыновей Соковнина: «Государь погубил нас всех, гневаться на отца. И за тот гнев, и за то, что за моря их посылает, надо его, государя убить».

Заговор, как видим, еще находимся на стадии размышлений вслух, дело ограничилось выражением недовольства и намерением убить царя. Осуществлению планов помешал извет Елизарьева и Силина. Узнав от них о готовившемся убийстве, Петр принял живейшее участие в расследовании дела и принял при этом крайнюю жестокость, подогревшую, видимо, причастностью к заговору ненавистных ему стрельцов, точнее расчетами заговорщиков на них.1

И того же числа в г. ц. и в. кн. Петр Алексеевич со всеми бояры, слушав дела воров и изменников Ивашкин Цыклера с товарищи, указал: казнить смертью. И на Красной площади по указу великого государя зачат строить столб каменной. И марта в 4 день тот столб каменной доделан, и на том столбу пять рожков железных вделаны в камень.

И того числа казнены ведомы изменники, которые умышляли на государское здравие, в Преображенском: бывшей окольничей Алешка Соковнин; бывший думной дворянин Ивашка Цыклер; да бывший стольник Федька Пушкин; да два стрелецких пятидесятника. И в то время к казни из могилы выкопан мертвой Иван Михайлович Милославской и привезен в Преображенское на свиньях. И горб ево поставлен был у плах изменничьх, и как головы им секли – и руду (кровь) точили на нево, Ивана Милославского. Головы изменничьи были воткнуты на рожны столба, который был построен на Красной площади.

Как и всегда в подобных случаях, опале подверглись родственники казенных.1

Беспрецедентное решение в 1696 г. посылать молодую знать и дворянство за границу для военно-морского обучения пробудило всего лишь ворчание и неэффективные жалобы. И хотя члены двух дворянских семей Соковниных и Пушкиных, были вовлечены в секретный заговор 1697 г., это отразило скорее их личные чувства, чем какое-либо общее отношение российской знати.

Глава II. Стрелецкий бунт 1698 года. Астраханское восстание

Стрельцы участвовали в обоих Азовских походах, в первый из них Петр призвал 12 полков, во второй –13. В походах стрельцы участвовали и раньше, но тогда дело ограничивалось летними месяцами, на зиму они возвращались в Москву и возобновляли привычное занятия торговлей и промыслами. После взятия Азова в крепости были оставлены шесть солдатских и четыре стрелецких полка, именовавшиеся по фамилиям полковников: Федора Колзакова, Ивана Черного, Афанасия Чубарова и Тихона Гундертмарка. На них возлагались обязанности не только парировать возможные попытки османов вернуть крепость, но и восстановить ее бастионы, построить новые. «Все лето азовское расчистив, и по наряду город земляной новой изделали и в совершенстве учинили», – писали стрельцы в челобитной о проделанной работе.1

Летом 1697 г. стрельцам, зимовавшим в Азове, было велено идти к Москве; но вдруг указ – передвинуть четыре стрелецких полка – Чубарова, Колзакова, Черного и Гундертмарка из Азова к литовской границе, в войско князя Михайлы Григорьевича Ромодановского, который с полками дворянскими, рейтарскими и солдатскими стоял в ожидании, как разыграется борьба саксонской и французской партии в Польше. Стрельцы пришли из Азова в Великие Луки.2

В марте 1698 г. больше полутра человек «своим самовольством, без указу великого государя идут к Москве для волнения и смуты и прелести всего Московского государства».3 На спрос правительства, зачем ушли из полков, отвечали, что «их братья стрельцы с службы от бескормицы идут многие». Им назначили срок – 3 апреля, к которому они должны были оставить Москву, причем велено им выдавать из Стрелецкого приказа кормовые месячные деньги сполна.1 В срочный день, 3 апреля, толпа стрельцов пришла к дому начальника Стрелецкого приказа, князя Ивана Борисовича Троекурова, и просила, чтоб боярин выслушал их.2 Троекуров предложил стрельцам выбрать из своей среды «начальных людей четыре человека», с которыми он пожалел вести переговоры. Они закончились безрезультатно. Более того, боярин потребовал, чтобы стрельца немедленно вернулись в полк, а их уполномоченных вели взять под стражу. Но только арестованных вывели из покоев Троекурова, как их тут же освободили стрельцы, толпившиеся у двора боярина. Получив жалование, стрельцы отказались вернуться в полки и потребовали новой встречи с Троекуровым. Лишь на следующий день, к вечеру 4 апреля, усилиями солдат и посадских людей стрельцов удавалось выдворить из столицы.

Неуверенные действия правительства, возглавляемого Тихоном Никитичем Стремневым и Федором Юрьевичем Ромодановским, объяснялись длительным отсутствием вестей от Петра. В Москве поползли слухи о гибели царя. Отвечая Ромодановскому, царь писал из Амстердама 9 мая: «В том же письме объявлен бунт от стрельцов и что вашем правительством и службою солдат усмирен. Зело радуемся». Но далее царь упрекал «князя-кесаря» за то, что тот поддался панике и что эта паника помешала ему произвести розыск: «Для чего ты сего дела в розыск не вступил? Не так было говорено на загородном дворе в сенях». Иными словами, еще до отъезда царь допускал возможность стрелецкого бунта и обговаривал средства его усмирения. «А буде думаете, что мы пропали (для того, что почты задержались), – и для того, боясь, и в дела не вступать… Я не знаю, откуда на вас такой страх бабей!»3

Правительство полагало, что выпроводив стрельцов их Москвы, оно погасило конфликт, но царь ожидал развития событий, ибо подозревал, что Софья не утратила честолюбивых помыслов и вступила в контакт с мятежниками. Прямыми свидетельствами причастности ее к бунту историки не располагают, но она конечно же понимала, что это был последний шанс воплотить мечту о власти в жизнь.1

Стрелецкий розыск, о котором будет рассказано позже, обнаружил, что Софья не осталась безучастной к приходу в Мосву 175 стрельцов. Как только дезертиры появились в слободах, царевна Марфа (сестра Софьи) через кормилицу Авдотью направила в стряаие записку Софье: «Стрельцы к Москве пришли». Софья поинтересовалась: «Что будет им?» «Велено рубить», – последовал ответ. «Жаль их, бедных», – сказала Софья своим постельницам, а те передали ее сочувственные слова стрельчихам. Розыском было установлено, что Тума (главарь бунта) передал Софье через стрельчиху Артарскую письмо, сказав при этом: «То-де наша челобитная о стрелецких нуждах». В чем они выражались, осталось неизвестным. Дней через пять царевна Марфа отослала Туме ответ своей сестры. Но о его содержании можно лишь строить полков стать табором у Новодевичья монастыря и бить челом Софье, чтобы она вступила на царство.

Прибыв в свои полки, вожаки обратились к стрельцам с призывом двинуться всеми полками на столицу. На такой шаг стрельцов воодушевляла не только поддержка их замыслов Софьей, но и слухи о том, что Петр за границей погиб, а его сына Алексея бояре хотят удушить. Этот прием, как мы помним, принес Софья желаемые результаты в 1682 г.2

В конце мая 1698 г. четыре стрелецких полка были переведены из Великих Лук в Торопец. Стрельцы надеялись, что наконец отзовут в Москву, но 2 июня Разряд вызвал в столицу лишь боярина и воевода князя М.И. Ромодановского, а стрельцы должны были остаться до указа в городах Вязьме, Белой, Ржеве Владимировой и Дорогобуже; бежавших в Москву стрельцов велено было сослать в Малороссийские города – Чернигов, Переславль, Новобогородицкой на вечное житье с женами и детьми.3

Стрельцы не подчинились указу Разряда. Князь М.Г. Ромодановский во главе Новгородского стрелецкого полка вышел из Тропца, расположился лагерем и велел выдать организаторов бунта. Стрельцы не повиновались. Боярин вновь приказал стрельцам, не подлежавшим ссылке, отправиться во главе со своими полковниками в увазанные им места. На этот раз они поддались уговорам командиров и двинулись в путь, правда ими медленно, совершая переходы верст по пять в день. Во время продолжительных остановок пред ними выступали Тума, Проскуряков, Зорин и другие стрельцы.