Нэйтивизм в общественно-политической жизни США на исходе XIX столетия

Страница 9

Растущая популярность евгеники в Соединенных Штатах отразилась в росте интереса к генеалогии, семейной истории. Последователями Гэлтона в США являлись известные ученые Р. Дагдл, Г.С.Холл, Д. М. Болдуин, А.Г. Белл и другие.[109] К 1900 г. идея о наследственности умственных способностей и черт характера стала общепринятой, одним из ее доказательств являлся факт внешних расовых различий. При этом общим у социал-дарвинистов и последователей евгеники стало также признание того, что именно наследственность является причиной социальных зол, в частности, бедности. Д. С. Джордан, президент Стэнфордского университета, считал, что “не сила сильного, но слабость слабого порождает эксплуатацию и тиранию”.[110] У евгеники были и противники: ученые Ф. Гиддингс, Л. Уорд, Ч. Кули, Э.А. Росс, Д. Коммонс.[111] Однако и они выступали с расистских позиций, поддерживая вместе с Гэлтоном идею ограничения иммиграции. Таким образом, иммиграция попала под огонь критики, раздававшейся с разных сторон: от приверженцев англо-саксонизма до социал-дарвинистов и евгеников—представителей ведущих течений в общественных науках данного периода. Многие ведущие политики и ученые были едины в своих антииностранных взглядах, в своем опасении за расовую чистоту англо-саксонской общности народов.

Иммигранты, как мы видели, рассматривались как одно из зол современной Америки, которое было несовместимо с перспективой процветания американской нации. Однако примета времени состояла в том, что, во-первых, в отличие от времен партии “незнаек”, идеологом нэйтивизма выступала американская элита, во-вторых, отрицательное отношение к иностранцам было свойственно по многим причинам не только высшим слоям, но и всему остальному населению страны.[112] Еще в 1950-х гг. историками был оспорен тезис об общем противостоянии бизнеса идеям рестрикции.[113] Отношение бизнесменов разного масштаба (в том числе и крупных) к иммиграции определялось «смесью теорий, которые представляли переселенца главным орудием сил, подрывающих традиции».[114] Однако если промышленные магнаты при общем негативном отношении все же были заинтересованы в дешевой рабочей силе, то представители отраслей экономики, попавших в кризис в эпоху индустриализации, часто воспринимали иммигрантов как нежелательных конкурентов. Например, для бостонских производителей готовой одежды соперничество иммигрантов Нью-Йорка, работавших в “потогонных” мастерских той же отрасли, стало настоящим бедствием, поскольку они оттянули на себя заказы и вызвали этим упадок отрасли в Бостоне.[115] В целом сдвиг товаро-денежных потоков в Америке конца XIX века, вызванный переменами в социально-экономической жизни, совпал с наплывом иммиграции, который был (и это следует подчеркнуть) одним из последствий этих изменений.[116] Петиции, требующие рестрикции иммиграции, были направлены в конгресс в начале 1890-х гг. Торговой ассоциацией Бостона, Бостонской торговой палатой, Торговыми палатами Сиэтла и Бостона, Чикагской торговой комиссией, Американской организацией коммерческих перевозок и прочими ассоциациями бизнеса.[117] Мир бизнеса, таким образом, был в большой степени на стороне нэйтивистов.

Средства массовой информации

Одним из итогов промышленной революции стало то, что “массовая грамотность населения, а также широкое тиражирование дешевой печатной продукции породили мощный информационный бум”.[118] Тираж газет и журналов вырос, они прочнее связали между собой различные районы страны. Крупные периодические издания стали предоставлять место на своих страницах для дискуссий на актуальные темы по проблемам общественного развития.[119] Они представляли срез общественного мнения по разным вопросам, одновременно содействуя его формированию. В последние десятилетия XIX в. вместе с ростом нэйтивизма проблема иммиграции стала активно обсуждаться в печати. Ряд крупных изданий, включая “Норт Америкэн Ревью”, “Нэйшн”, “Попьюлар Сайнс Куотерли” и т.д., посвящали статьи описанию влияния иммигрантов на различные аспекты жизни американского общества. Одно из самых полных справочных изданий—«Индекс периодических изданий Пула» показывает рост количества статей, посвященных иммиграции: за период с 1882 по 1887 гг. было опубликовано 10 статей, с 1888 по 1892 гг.— 43, с 1893 по 1896 гг.—68.[120] Авторы этих статей, а среди них были известные политики и ученые, предлагали различные подходы к вопросу о рестрикции. В первом выпуске «Публикаций» Лиги ограничения иммиграции говорилось: «вряд ли многим удается осознать, сколько существует выдающихся в политике или в изучении этой проблемы людей, которые . настаивают на принятии мер для сохранения чистоты национального характера».[121] Уже в 1880-х гг. в прессе прозвучали голоса о необходимости строже контролировать поток приезжающих европейцев.[122] Более того, к 1890 г. в США вышло много работ, которые хотя и по-разному освещали проблему иммиграции, но вывод делали один: иммиграция подвергает американскую цивилизацию серьезной опасности.

В 1885 г. вышла книга проповедника Джозии Стронга «Наша страна». Она стала сенсацией и распродавалась в огромных количествах: за три десятилетия было напечатано и продано 175 тыс. экземпляров, а отдельные главы печатались в известных журналах или издавались в виде брошюр.[123] Кроме того, книга сделала автора одним из известнейших людей страны, вызвала многочисленные просьбы к нему о чтении лекций и выступлениях, принесла ему пост президента Американского евангелического союза.[124] Стронг писал о многочисленных опасностях, грозящих Америке, и о мерах, которые необходимо было, по его мнению, незамедлительно принять, чтобы избежать губительных последствий современного положения вещей. Главными из опасностей он называл католицизм (или, как Стронг выражался, “романизм”), за которым шли мормонизм, торговля алкогольными напитками, социализм, города как сосредоточение зла и растущее расслоение общества. Все они неизбежно упирались в иммиграцию.

Показывая причины роста иммиграции в Америку из европейских стран Стронг подчеркивал, что уже в 1880 г. иностранцы и их дети составляли 33,9% населения страны. При этом, с его точки зрения, «типичный иммигрант—это европейский крестьянин, чей горизонт узок, моральные или религиозные устои шатки или неверны, а представления о жизни низки».[125] Поэтому их моральный уровень по приезде в США еще более падает. Не случайно, утверждал Стронг, торговля самым эффективным средством для понижения уровня общественной морали—алкоголем—велась в основном иностранцами. Иммигранты пополняли тюрьмы и заведения для бездомных. Они составляли более трети количества бедняков в стране и совершали пять восьмых всех самоубийств при том, что их доля в населении была меньше, чем одна седьмая. Иностранцы заселяли города и вели недостойный образ жизни. Они привозили с собою «континентальное представление о субботе и результат этого был хорошо виден в городах, где святой день был превращен в праздничный»: народ пил спиртное и танцевал танцы в питейных заведениях.[126] Стронг отмечал, что немногие из приехавших натурализуются, в то время как «наша безопасность требует ассимиляции чуждых народов, а процесс ассимиляции замедляется и становится труднее в то время, как доля иностранцев возрастает».[127]

Особенно беспокоила Стронга привычка иммигрантов употреблять алкоголь и, как следствие этого появление и процветание многочисленных питейных заведений, так называемых “салунов”, которые, как казалось ему, начинали контролировать и законодателей, и исполнителей закона. По его мнению, “салун” стал уже тогда своеобраазным политическим институтом. «Его политическая поддержка может иметь решающее значение, потому что владельцы ‘салунов’—это прежде всего владельцы ‘салунов’, а потом уже демократы или республиканцы,—возмущался Стронг.—И если их торговля в опасности, для них легче сменить политические взгляды… и использовать это в интересах бизнеса. Талантливый нью-йоркский политик, имеющий репутацию непьющего верующего человека, сказал, что он скорее выберет поддержку салуна чем поддержку церкви».[128] Причиной растущей власти содержателей баров опять объявлялись иностранцы. Стронг заявлял: «Это иммиграция поддерживает власть спиртного, и мы имеем “спиртной голос». Иммиграция поставляет большинство жертв мормонизма, и мы имеем «мормонский голос». В иммиграции сила католической церкви, и мы имеем «католический голос». Иммиграция породила и вскормила американский социализм, и у нас возник «социалистический голос». Иммиграция течет в города, и создает там политическую неразбериху. Нет более серьезной угрозы для нашей цивилизации, чем наши города, управляемые толпой».[129] Таким образом, делался вывод о недопустимости продолжения такого притока иммигрантов.