Кровавое воскресенье

Страница 2

Переговоры с директором судостроители поручили вести своим наиболее передовым и сознательным товарищам. Директор потребовал переизбрания депутатов, на, что рабочие ответили: «Никаких других, кроме тех, которые сейчас являются их представителями, они выбирать не будут». Так свыше двух тысяч рабочих Франко-русского завода присоединились к стачке.

Делегаты от путиловцев побывали также на Невском судостроительном заводе и других предприятиях столицы, и везде их призыв рабочие дружно поддерживали объявлением забастовки.

В помещении Невского отдела «Собрания фабрично-заводских рабочих» состоялось совещание. На нем были выработаны требования, в основе которых лежала путиловская программ. О присоединение к стачке стали говорить на всех крупных предприятиях столицы.

Вслед за металлистами к стачке примкнули текстильщики крупнейших предприятий: Невской ниточкой, Невской бумагопрядильной и Екатерингофской мануфактуры. На Невской бумагопрядильной мануфактуре рабочие заявили вызванному фабричному инспектору, что не успокоятся до тех пор, «пока не исполнят их требований, которые у них общие с путиловскими.

К вечеру 5 января в Петербурге бастовало 26 тысяч рабочих. Это говорило о развертывании в столице широкого стачечного движения.

Так начиналось одно из великих столкновений русского рабочего класса с его врагами – капиталистами и царем.

Перепуганные владельцы Путиловского завод пошли на уступки. Теперь они уже соглашались повысить заработную плату, убрать с завода мастера-шкуродера и возвратить четырех рабочих. Но было поздно. Стачечное движение в Петербурге развивалось с поразительной скоростью.

Всполошились правящие верхи. Засуетилась и их агентура в рабочем классе. Меньшевики делали все возможное, чтобы сдержать размах стачечного движения. Они старались ограничить забастовку территорией одного Путиловского завода, а требованиям рабочих придать чисто экономический характер.

Большевики, наоборот, стремились всемирно расширить стачку и перевести ее с экономической почвы на политическую.

В эти дни Петербургский комитет РСДРП проявил большую энергию. После тот как в декабре 1904 года полиция захватила подпольную типографию Петербургского комитета РСДРП, в январе было вновь налажено несколько печатных станков.

5 января на улицах Нарвской заставы появилась свежеотпечатанная листовка Петербургского комитета – «Ко всем рабочим Путиловского завода». В ней говорилось, что из-за одной заводской собаки – мастера Тетявкина предприниматели готовы выбросить 12 тысяч человек с женами и детьми на улицу и обречь их на голодную смерть.

Листовка кончалась призывом: «Пора, пора уже сбросить нам с себя непосильный гнет полицейского и чиновничьего произвола! Нам нужна политическая свобода, нам нужна свобода стачек, союзов и собраний; нам необходимы свободные рабочие газеты. Нам необходимо народное самоуправление (демократическая республика)».

Агитация большевиков раздражала и пугала гапоновцев. Гапон уговаривал рабочих «листовок этих не читать, а уничтожать, разбрасывателей же гнать и никаких политических вопросов не затрагивать».

Но большевистские листовки, которые печатались тиражом до 10 тысяч экземпляров, все больше распространялись в рабочих районах: за Нарвской и Невской заставами, на Петербургской и Выборгской сторонах, на Васильевском острове. В них большевики обращались как к пролетариям всего Петербурга, так и к рабочим отдельных районов и заводов. Наряду с общими политическими и экономическими требованиями, в листовках затрагивались и местные вопросы, наиболее злободневные для данного предприятия.

Обращаясь к рабочим Обуховского завода, Петербургский комитет, напоминал о боевом выступлении обуховцев в мае 1901 года и призывал бороться до тех пор, пока не рухнет трон преступного самодержца.

В эти дни с новой силой проявилась пролетарская классовая солидарность рабочих. На предприятиях, где была усиленная охрана под угрозой расчета не решались начинать стачку, или где преобладали малосознательные рабочие, приходили представители забастовавших заводов. Они направлялись в цехи и мастерские, чтобы «снять» с работы тех, кто ещё не примкнул к движению. Так, 6 января на собрании рабочих предприятий Невской заставы было решено, что металлисты Обуховского и Семянниковского заводов на следующий день объявляют забастовку и идут «снимать» текстильщиков на фабриках Паля и Торитона.

Те рабочие, которых приходилось «снимать» с работы, с воодушевлением присоединялись к забастовке. Были случаи, когда рабочие небольших предприятий сами просили «прогнать» их с работы и таким образом помочь им включиться в стачечную борьбу.

Благодаря революционной активности пролетариев крупных предприятий, прежде всего металлистов, число бастовавших росло с каждым днем. Предприятия останавливались одно за другим.

7 января громадный полуторамиллионный город замер. Не слишком было привычной переклички гудков, не дымились заводские трубы. Из дверей типографий не выбегали, как обычно, шустрые мальчишки с пачками свежих газет. Прекратилась подача воды. Остановилась конка. С наступлением сумерек не зажигались фонари на улицах. Свыше 100 тысяч петербургских рабочих прекратили работу. Стачка стала всеобщей. Такого гигантского взрыва классовой борьбы Россия еще не знала.

Наряду с широкими экономическими требованиями большевики настойчиво выдвигали требования политические: созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, восьмичасовой рабочий день, свобода стачек и собраний и др. Всеобщая стачка в Петербурге приобрела ярко выраженный политический характер.

Царь и его окружение лихорадочно искали выход из сложившегося положения. Им нужен был предлог для того, чтобы силой оружия подавить нараставшую революцию. Они решили спровоцировать рабочих на преждевременное выступление, чтобы жестко с ними расправиться.

На помощь самодержавию пришел тот же Гапон. Он взялся увлечь рабочих на демонстрацию и подвести их под пули царских палачей.

Поп-провокатор уже давно носился с идеей «мирного» шествия к царю. Он видел, что большинство рабочих ещё не утратило наивной веры в «батюшку-царя», сказки, о милосердии которого веками вдалбливались в головы миллионов русских людей. Такое шествие Гапон намечал на 19 февраля - день годовщины манифеста 1861 года об отмене крепостного права.

Бурное развитие революционных событий заставило агентов охранки ускорить осуществление задуманного ими злодейского плана. 6, 7, 8 января 1905 года, в дни, когда столица была охвачена небывалой по своему размаху и солидарности стачкой, в отделах гапоновского «Собрания» шло обсуждение петиции (прошения) «на высочайшее имя».

Большевики разгадали провокаторский план Гапона и убеждали рабочих в том, что искать правды у царя бесполезно. Агитаторы Петербургского комитета РСДРП были направлены на собрания гапоновского общества. В своих выступлениях большевики предостерегали рабочих, что в них будут стрелять, доказывали, что добиться улучшения своего невыносимого положения нельзя без упорной борьбы за политические свободы, без борьбы против царизма. Они настойчиво призывали пролетариев Петербурга продолжать стачку.

В большевистской листовке «Ко всем петербургским рабочим», выпущенной 8 января, говорилось: «Такой дешёвой ценой, как одна петиция, хотя бы и поданная попом от имени рабочих, свободу не покупают. Свобода покупается кровью, свобода завоевывается с оружием в руках, в жестоких боях. Не просить царя, и даже не требовать от него, не унижаться перед нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать вместе с ним всю самодержавную шайку - только таким путём можно завоевать свободу».

Но не легко было большевикам убедить рабочих, в массе своей ещё политически не зрелых, отравленных религиозными предрассудками и назойливой проповедью Гапона. Среди значительной части рабочего люда «вождь в рясе» пользовался большим авторитетом. Ему верили, его призывы встречали одобрением. Когда Гапон всходил на трибуну и провозглашал: «Все мы дети одного отца-царя. Пойдём прямо к царю. Расскажем ему всё… Он поймет…» – со всех сторон в ответ неслось: «К царю! К царю!».