Карибский кризис 1962 г. Мир на грани ядерной катастрофы

Страница 8

1. Прекращение экономической блокады и всех мер экономиче­ского давления, которые США проводят против Кубы в разных ча­стях света;

2. Прекращение всех видов подрывной деятельности, в том чис­ле заброски на остров шпионов и диверсантов с оружием;

3. Прекращение пиратских полетов над Кубой с военных баз США;

4. Прекращение нарушений воздушного и морского простран­ства республики кораблями и самолетами США;

5. Уход американцев с военной базы Гуантанамо и возвращение оккупированной ими территории Кубе.

СССР официально поддержал эти требования, но, к сожалению, они не стали основой для переговоров с американцами: США и слы­шать об этом не хотели. Так что это была программа-максимум, недостижимая на том этапе переговоров.

29 октября 1962 г. Советское правительство приняло реше­ние направить на Кубу для переговоров с руководством республики А.И.Микояна. По пути он остановился в Нью-Йорке для встречи с постоянным представителем США в ООН Эдлаем Стивенсоном и бывшим верховным комиссаром США в Германии, а в ту пору со­ветником президента по вопросам разоружения Джоном Макклоем (по поручению Кеннеди оба они вели переговоры с находившимся там заместителем министра иностранных делСССР В.В.Кузне­цовым) .

2 ноября А.И.Микоян прибыл в Гавану. За два дня до того Кубу посетил исполнявший тогда обязанности генерального се­кретаря ООН У Тан, который вел переговоры с кубинским руковод­ством и нашим посольством о порядке вывоза ракет. Мы заверили У Тана, что в кратчайший срок все 42 ракеты будут демонтирова­ны и направлены в морские порты. С кубинцами он вел перегово­ры об организации инспекции над демонтажем и вывозом ракетно­го оружия. После переговоров с У Таном Фидель Кастро в своем выступлении по телевидению 1 ноября заявил: «Мы не нарушали никакого права, не совершали никакой агрессии против кого бы то ни было. Поэтому инспекция является еще одной попыткой уни­зить нашу страну. Поэтому мы ее не принимаем». В том же выступлении кубинский руководитель коснулся отношений с Советским Союзом. Он сказал: «Нужно особенно напомнить о том, что во все трудные моменты, когда мы встречались с американской аг­рессией . мы всегда опирались на дружескую руку Советского Союза. За это мы благодарны ему, и об этом мы должны говорить во весь голос. Советские люди, которых мы видим здесь . сделали для нас очень много. Кроме того, советские военные специалисты, которые были готовы умереть вместе с нами, очень много сделали в обучении и подготовке наших вооруженных сил».

Анастасу Ивановичу предстояли нелегкие переговоры в Гаване. Ведь как бы ни были сильны аргументы в пользу спешного вы­вода ракет, все же объяснить наше одностороннее решение, без консультации с главным участником событий — Республикой Куба, было не так-то просто.

В это же время А.И.Микояну приходит телеграмма из Москвы, извещающая о кончине его жены. Данный факт снискал ему всеобщую симпатию кубинцев и, повлияв эмоционально на ход переговоров, привел к потеплению наших отношений. В тот же день Анастас Иванович получил соболезнование, подписанное всем кубинским руковод­ством. Его навестили жены руководителей республики. А вечером Фидель Кастро и все его соратники посетили особняк, где жил Микоян, и лично выразили ему глубокое сочувствие по поводу тяжкой утраты. Анастас Иванович получил сотни писем и телег­рамм от коллективов трудящихся и общественных деятелей Кубы.

И когда через день возобновились переговоры с Фиделем Кас­тро и другими кубинскими руководителями, они, особенно в первые дни, шли уже, можно сказать, в щадящем режиме. Но все-таки беседы эти продолжались с перерывами целых три недели и временами были очень трудными. Переговоры А.И.Микояна с Фиделем Кастро в Гаване и В.В.Кузнецова с представителями президента США и У Таном в Нью-Йорке постоянно координировались через Москву. Несмотря на то что в нашем проекте резолюции, представленном еще 23 октября Совету Безопасности ООН, предлагалось, чтобы США, СССР и Куба вступили в переговоры с целью нормализации обстано­вки и предотвращения военной угрозы, американская администра­ция демонстративно игнорировала Кубу и не желала вступать с ней ни в какие контакты. Делая явный расчет на унижение Кубы, Ва­шингтон хотел решать все вопросы только с Советским Союзом, без ее участия, даже те, которые прямо затрагивали ее инте­ресы. И хотя Фидель как бы негласно участвовал и в переговорах Н.С.Хрущева с Дж.Кеннеди, и позднее — через А.И.Микояна — в переговорах В.В.Кузнецова с представителями президента США, так как без его согласия невозможно было достичь каких-либо ре­зультатов, все же формально, как того и добивались американ­цы, Республика Куба была отстранена от прямого участия в этих делах. И это обстоятельство, конечно, более всего удручало ку­бинских руководителей, затрудняя и наши беседы с ними.

Главная попытка американцев унизить Кубу заключалась в том, чтобы добиться нашего согласия на инспектирование их воен­ными непосредственно на кубинской территории демонтажа и вы­воза ракет. Разумеется, мы предложили американцам решать этот вопрос с правительством Кубы, и конечно же они от это­го отказались. А Фидель сразу сказал Микояну, что Куба никог­да не допустит на свою территорию никаких инспекторских групп — ни из США, ни от ООН. Почему бы, добавил Фидель, аме­риканцам не поверить в ваше джентльменское заверение вывести ракеты, если вы сами поверили в джентльменские заверения Кенне­ди не нападать на Кубу? Да, Фидель не верил в обещания американ­цев и говорил, что любые наши уступки лишь приведут к выдвижению Вашингтоном новых требований. США, говорил он, будут ис­пользовать политику шантажа и запугиваний, ибо не понимают другого языка, кроме языка силы.

И даже когда в поисках выхода из создавшегося тупика мы высказали идею допуска инспекторов на советские суда, Фидель сказал, что это дело СССР, но что в своих территориальных водах Куба такого не позволит. Это не каприз, а защита наших суверенных прав, твердо сказал кубинский руководитель.

США еще долго продолжали настаивать на своих требованиях, но, убедившись в непреклонности Кубы, вынуждены были согласить­ся с планом погрузки незачехленных ракет на палубы советских судов и фотографирования их со своих кораблей и самолетов в международных водах.

Фидель неоднократно говорил тогда, что если мы уступим американцам в вопросах инспекции, то они пойдут дальше и по­требуют новых уступок. И надо отдать ему должное: уже в первых беседах он почти точно предсказал, с какими новыми требования­ми выступят американцы, если мы в чем-то им уступим:

1. Вы­вод бомбардировщиков Ил-28, хотя эти устаревшие самолеты и не угрожают безопасности США;

2. Вывод быстроходных торпед­ных катеров типа «Комар»;

3. Вывод нашего воинского контин­гента;

4. Включение в состав кубинского правительства изгнан­ных революцией и окопавшихся в Майами буржуазных полити­канов.

Тогда казалось, что Фидель слишком преувеличивает опас­ность, ибо многие полагали, что США, напуганные кризисом, удовле­творятся разумным компромиссом и не будут обострять обстанов­ку. Но кубинский руководитель оказался прав. В течение первых двух недель переговоров американцы действительно выставили од­но за другим почти все предвиденные Фиделем требования. Лишь на домогательство включить в правительство республики эмиг­рантское отребье они не осмелились, поняв, что это может привес­ти к срыву переговоров.

Говорят, когда Хрущев распорядился вывезти ракеты, он натолкнулся на резкую реакцию Кастро. В узком кругу Фидель не стеснялся в выборе выражений в адрес Хрущева: «Сукин сын! Негодяй! Задница!» Будто бы в пароксизме гнева он разбил зеркало и швырял стаканы. Хрущев в мемуарах отмечал, что Кастро рассчитывал на «превентивный» удар СССР по США. В итоге, несмотря на длительное сопротивление кубинских то­варищей, нам все же пришлось согласиться с американцами на вы­вод самолетов Ил-28 и торпедных катеров. Была достигнута догово­ренность об оставлении на Кубе военного соединения, которое могло бы оказывать кубинцам помощь в овладении советской военной техникой.