История прихода фашистов к власти
Страница 3
Рассматривая Англию и Италию своими «естественными союзниками», Гитлер считал, что они должны составить «два других центра силы», которые, однако, не будут мешать друг другу. Речь шла не о том, чтобы Лондон и Рим участвовали в завоевании России – эту задачу нацисты брали на себя. Основанием будущего союза трех держав станет раздел сфер приложения силы и глобального влияния: Германия должна господствовать в континентальной Европе, прежде всего на ее Востоке, Англия – в заморских землях, Италия – в Средиземноморье. И это объединит их интересы. Тем самым будет достигнута изоляции Франции, после разгрома которой уже ничто не помешает осуществлению главной цели «восточной политики» – завоеванию Советского Союза.
Примат силы над политикой определял бесконтрольность силы. Все решало «соотношение сил» А если оно неверно оценивалось? Ведь, собственно, так и произошло впоследствии, точь-в-точь как в той же Германии перед первой мировой войной.
Бесконтрольность силы рождала ее необузданную жестокость. Жестокость, безусловно, не какое-то свойство немцев, как иногда утверждали, но результат тотальной переоценки военно-силового начала германскими реакционными лидерами, когда они, находясь у власти, пытались методами силы решать задачи империалистичесго толка и старались компенсировать жестокостью ограниченность своих возможностей.
3. Истоки немецкого фашизма
Если мы ищем корни германской реакции, приведшей к фашизму, то, подчеркиваем это снова, не можем игнорировать тенденции, идущие из прошлого. В Германии не было успешной буржуазной революции. Очень долго господствовало монархически-бюрократическое государство, успешно прививавшее своим гражданам верноподданнический образ мышления. Взгляды на собственную историю формировались при монархических дворах во времена абсолютизма. Они сводились к прославлению «великих личностей». История преподносилась как поле деятельности Фридриха 11, Бисмарка, Вильгельма 11 или других «великих людей». Прочно вошел в сознание их культ. Сложилась концепция «сверхлюдей», столь детально обоснованная затем Ницше. Германская консервативная интеллигенция после 1918 г., в своем большинстве отвергая республику, сохраняя верность авторитарным воззрениям, следовала принципу «вождей».
В то время когда в других странах Запада совершались буржуазные революции, германская буржуазия осталась слабой, раздробленной и зависимой в экономическом и моральном отношениях от феодальных фракций общества. Буржуазия не создала сильного фронта против феодализма, не смогла установить либеральные парламентарные порядки. Идеи буржуазной революции пришли в германские государства с армиями французской республики, потом Наполеона, т. е. с иностранной оккупационной силой. И господствующие феодальные круги смогли дискредитировать новые идеи. После 1830 г., в ходе начавшейся индустриализации, экономически окрепшая буржуазия опасалась, особенно в связи с революцией 1848 г., пролетариата, который угрожал ее привилегиям больше, чем феодалы. Последние, устранившие буржуазию от рычагов власти, одновременно рассматривались ею как защитники от натиска слева.
Так буржуазия вошла в союз с абсолютистским государством, которое наносило удары по рабочему движению и проводило вовне империалистическую политику силы. Запоздалая индустриализация имела следствием слишком позднее вступление германского капитала в борьбу за колонии, источники сырья, рынки сбыта и за получение дешевой рабочей силы. Но после объединения в 1871 г. и установления национального единства германский капитализм стал развиваться чрезвычайно быстро. На рубеже двух столетий он уже занимал первое место среди индустриально развитых стран Европы. И здесь проявилось основное противоречие между огромным потенциалом экспансии германского капитализма и фактически ограниченными реальными возможностями этой экспансии. Мир был уже поделен. И такое противоречие породило особое стремление к «переделу мира», к обширным программам завоеваний. Поскольку борьбу за передел мира предстояло вести с экономически передовыми и мощными державами, постольку германский империализм мобилизовал огромные материальные ресурсы.
- Соответственно большими оказались и усилия, предпринимаемые господствующими классами, чтобы идеологически подготовить народ к экспансии и войне. Таким образом, еще в кайзеровские времена были сконструированы все идеологические элементы, которые впоследствии почти без изменения вошли в фашистскую структуру государства.
Прусская военная монархия, потерпевшая поражение в 1918 г., оставила главное наследие: свой дух и свою милитаристскую инфраструктуру. Остался неприкосновенным аппарат власти крупной индустрии и банковского капитала. И поэтому остались в священной неприкосновенности и цели автократической системы господства и политики внешней экспансии. То и другое облегчалось тем, что Веймарская республика полностью сохранила кадры и систему вильгельмовского милитаризма, бюрократии и образования. Идеология «фюрерства», культ «сильной личности» и милитаризма были автоматически пересажены на республиканскую почву.
Прославлялись старые «гражданские добродетели», рожденные еще после поражения под Иеной во времена Наполеона: спокойствие и абсолютное подчинение власти – высший долг гражданина. Подчинение кому? Человеку, который «творит историю». Приводим беседу журналиста Брейтинга с Гитлером.
Г и т л е р. Я не друг «человека массы». Этим «людям из массы» я противопоставляю личность. Только личности делают историю, а не массы. Массы необходимо вести за собой. Без строгого руководства массами большие политические решения невыполнимы.
Б р е й т и н г. Тогда ваши соображения неизбежно приводят
к диктатуре.
Г и т л е р. Диктатура? Называйте это, как хотите. Я не знаю, можно ли применить такое слово. Но я не являюсь другом аморфной массы, я смертельный враг демократии.
Влияние милитаризма заключалось не только в доселе невиданном производстве орудий войны. Рост вооружений – это только одна, конечно, очень важная сторона дела. Другая – милитаризация духа. Никакие пушки не стреляют сами. Милитаризм проявлялся в политической и социальной психологии. Воля к насилию преобладала во дворцах и в правительственных кабинетах разных столиц над волей к миру. Угроза силой представлялась главным средством политики.
4. Первые шаги партии
Очередное выступление Гитлера перед членами новой партии в одной из мюнхенских пивных 24 февраля 1920 г. с изложением его «философии» и программы вызвало бурю восторга. Присутствующие, вскочив на столы, орали и аплодировали. Одна из правых газет писала на следующий день: «Гитлер зажег огонь, из которого должен появиться меч, которым германский Зигфрид снова завоюет свободу». Движение стали называть «национал-социализм».
Термин взяли по названию одного из правых кружков. Его смысл определялся как «политически эпохальное учение, призванное успешно опровергнуть марксистский социализм».
После очередного выступления в цирке «Кроне» один из подручных Гитлера, Герман Эссер, впервые назвал его «наш фюрер». Сподвижники объявили его «человеком, который станет для Германии самым великим».
Пропаганда в руках нацистов оказалась с самого начала мощным средством. В угрюмую, серую, голодную жизнь обывателей после войны вдруг ворвались хлесткие лозунги «спасителей», игравших на самых низменных инстинктах. Гитлер и его новый соратник Геббельс в исполненных фанатизма речах обещали нации указать пути к выходу из всех бед. Появилась масса новых знаков и символов, перенятых у итальянских фашистов. Обыватели увидели «древнеримское» приветствие вытянутой рукой. По улицам маршировали только что созданные штурмовые отряды (СА). Возглавивший их капитан Рем обнаружил, что на военных складах' лежит много неиспользованных рубах коричневого цвета. Он одел в них свое воинство, превратив коричневый цвет в один из символов фашизма.
Нацисты, учитывая психологическое воздействие всевозможных деталей, придали громадное значение внешним формальным актам и их режиссуре. Были введены церемониалы «появления фюрера» перед аудиторией, которую предварительно искусно доводили до исступленного ожидания. Появились необычайные спектакли «освящения флагов». Марши и парады в наиболее людных местах. Гитлер засел в мюнхенской библиотеке, изучая геральдику и журналы по искусству, пока не нашел образец для официального партийного знака и кокарды – орла с распластанными крыльями.