Иван Грозный любимый герой Сталина

Страница 9

Опричнина была жестокою мерою, разорившей не только княжат, но и многих других людей, - всех тех, кого насильственно переселяли с места на место, у кого отнимали вотчины и хозяйство. Сама по себе опричнина должна была возбудить ненависть гонимых. Но действия опричнины сопровождались еще чрезвычайными зверствами. Царь Иван не только выгонял знать из ее вотчин: он мучил и казнил неприятных ему людей. По царскому велению рубили головы изменникам не только десятками, но целыми сотнями. Опалы, ссылки и казни заподозренных лиц, насилия опричников над изменниками, чрезвычайная распущенность Грозного, жестоко истязавшего своих подданных во время оргий, - все это приводило Москву в трепет и робкое смирение перед тираном. Тогда еще никто не понимал, что этот террор больше всего подрывал силы самого правительства и готовил ему жестокие неудачи вне и кризис внутри государства. До каких причуд и странностей могли доходить эксцессы Грозного, свидетельствует, с одной стороны, новгородский погром, а с другой, вокняжение Симеона Бекбулатовича.

Кульминацией опричного террора стали конец 1569- лето 1570 г. В 1570 году по какому-то подозрению Грозный устроил целый поход на Новгород, по дороге разорил Тверской уезд, а в самом Новгороде из 6000 дворов запустошил около 5000 и навсегда ослабил город. Остановимся на этом подробнее.

В) ПОХОД НА НОВГОРОД.

Царь давно уже не терпел Новгорода. При учреждении опричнины он обвинял весь русский народ в том, что в прошедшие века этот народ не любил царских предков. Видно, что Иван читал летописи и с особенным вниманием останавливался на тех местах, где описывались проявления древней вечевой свободы. Нигде он не видел таких резких, ненавистных черт, как в истории Новгорода и Пскова. Понятно, что к этим двум землям, а особенно к Новгороду, развивалась в нем злоба.

В 1569 году какой-то бродяга, родом волынец, наказанный за что-то в Новгороде, вздумал разом, и отомстить новгородцам, и угодить Ивану. Он написал письмо как будто от архиепископа Пимена и многих новгородцев к Сигизмунду-Августу, спрятал это письмо в Софийской церкви за образ Богородицы, а сам убежал в Москву и донес государю, что архиепископ с множеством духовных и мирских людей отдается литовскому государю. Царь с жадностью ухватился за этот донос и тотчас отправил в Новгород искать указанных грамот. Грамоты действительно отыскались. Чудовищно развитое воображение Грозного не допустило его до каких-нибудь сомнений в действительности этой проделки.

Что же, в декабре этого года Иван Грозный предпринял поход на север. С ним были все опричники и множество детей боярских. Он шел как на войну: то была странная, сумасбродная война с прошлыми веками, дикая месть живым за давно умерших. Не только Новгород и Псков, но и Тверь были осуждены на кару, как бы в воспоминание о тех временах, когда тверские князья боролись с московскими предками Ивана. Город Клин, некогда принадлежащий Твери, должен был первый испытать царский гнев. Опричники, по царскому приказанию, ворвались в город, били и убивали, кого попало. Испуганные жители, ни в чем не повинные, не понимавшие, что все это значит, разбегались. Затем царь пошел на Тверь. На пути все разоряли и убивали всякого встречного, кто не нравился. Подступивши к Твери, царь приказал окружить город войском со всех сторон, и сам расположился в одном из ближних монастырей.

Грозный стоял под Тверью пять дней. Сначала ограбили всех духовных, начиная с епископа. Простые люди думали, что тем дело и кончится; но через два дня, по царскому приказанию, опричники бросились в город, бегали по домам, ломали всякую домашнюю утварь, рубили ворота, двери, окна, забирали всякие домашние запасы и купеческие товары: воск, кожи и пр., свозили в кучи, сожигали, а потом удалились. Жители опять начали думать, что этим дело кончится, что, истребивши их достояние, им, по крайней мере, оставят жизнь, как вдруг опричники опять врываются в город и начинают бить, кого ни попало: мужчин, женщин, младенцев, иных жгут огнем, других рвут клещами, тащат и бросают тела убитых в Волгу. Сам Грозный собирает пленных полочан и немцев, которые содержались в тюрьмах, частью помещены были в домах. Их тащат на берег Волги, в присутствии царя рассекают на части и бросают под лед. Из Твери уехал царь в Торжок, и там повторилось то же, что творилось в Твери. В помяннике Ивана записано убитых там православных христиан 1490 человек. Ведь надо заметить, что Иван Грозный при всей своей жестокости был крайне набожен. Он постоянно молился о спасении душ людей, умерщвленных его опричниками, просил молиться об этом и духовенство. Он надеялся очиститься от греха пролитой крови, тем более он не мог не понимать, что часто гибли ни в чем не повинные люди. Для поминовения погибших в монастырях в 1582-1583 г.г. был составлен «Синодик опальных»1 (или «Помянник»), который содержит более 3 тыс. имен казненных в 1567-1571 г.г. и является ценным источником по истории опричнины.

Но вернемся к походу Грозного. В Торжке Иван едва избежал опасности. Там содержались в башнях пленные немцы и татары. Иван IV явился прежде к немцам, приказал убивать их перед своими глазами и спокойно наслаждался их муками; но, когда оттуда отправился к татарам, мурзы бросились в отчаянии на Малюту, тяжело ранили его, потом убили еще двух человек, а один татарин кинулся было на самого Ивана Грозного, но его остановили. Все татры были умерщвлены.

Из Торжка царь шел на Вышний Волочек, Валдай, Яжелбйцы. По обе стороны дороги опричники разбегались по деревням, убивали людей и разоряли их достояния.

Еще до прибытия Ивана в Новгород приехал туда его передовой полк. По царскому приказу тотчас окружили город со всех сторон, чтобы никто не мог убежать из него. Потом нахватали духовных из новгородских и окрестных монастырей и церквей, заковали в железа и в Городище поставили на правеже, всякий день били их, требуя по 20 новгородских рублей с каждого, как бы на выкуп. Так продолжалось дней пять. Дворяне и дети боярские, принадлежащие к опричнине, созвали в Детинец знатнейших жителей и торговцев, а также и приказных людей, заковали и отдали приставам под стражу, а дома их и имущество опечатали. Это делалось в первых числах января 1570 года.

6 января, в пятницу вечером, приехал государь в Городище с остальным войском и с 1500 московских стрельцов. На другой день дано повеление перебить дубинами всех игуменов и монахов, которые стояли на правеже, и развести тела их на погребение, каждого в свой монастырь. 8 января, в воскресенье, царь дал знать, что приедет к св. Софии к обедне. По давнему обычаю, архиепископ Пимен со всем собором, с крестами и иконами стал на Волховскому мосту у часовни Чудного креста встречать государя. Царь шел вместе с сыном Иваном, не целовал креста из рук архиепископа и сказал так: «Ты, злочестивец, в руке держишь не крест животворящий, а вместо креста оружие; ты со своими соумышленниками, жителями сего города, хочешь этим оружием уязвить наше царское сердце, вы хотите отчину нашей царской державы Великий Новгород отдать иноплеменнику, польскому королю Жигимонту-Августу, с этих пор ты уже не назовешься пастырем и сопрестольником св. Софии, а назовешься ты волк, хищник, губитель, изменник нашему царскому венцу…».1 Затем, не подходя к кресту, царь приказал архиепископу служить обедню.

Иван отслушал обедню со всеми людьми, а из церкви пошел в столовую палату. Там был приготовлен обед для высокого гостя. Едва уселся за стол и отведал пищи, как вдруг завопил. Это был условный знак: архиепископ Пимен был схвачен, опричники бросились грабить его владычную казну, дворецкий Салтыков и царский духовник Евстафий с царскими боярами овладели ризницею церкви св. Софии, а отсюда отправились по всем монастырям и церквам забирать в пользу царя церковную казну и утварь.

Вслед за этим царь приказал привести новгородцев, которые до его прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские дети боярские, выборные городские и приказные люди, и знатнейшие торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Собравши эту толпу перед собою, Иван Грозный приказал своим детям боярским раздевать их и терзать «неисповедимыми»2, как говорит современник, муками, между прочим, поджигать их каким-то изобретенным им составом, который у него назывался «поджар»; потом он велел измученных, опаленных привязывать сзади к саням, шибко везти вслед за собою в Новгород, волоча по замерзшей земле, и метать в Волхов с моста. За ними везли их жен и детей, женщинам связывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов, по реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, которые всплывали. «Пять недель продолжалась неукротимая ярость царева»1, говорит современник. Когда царю надоела такая потеха на Волхове, он начал ездить по монастырям и приказал перед своими глазами истреблять огнем хлеба в скирдах и в зерне, рубить лошадей, коров и всякий скот. Осталось предание, что, приехавши в Антониев монастырь, царь отслушал обедню, потом вошел в трапезу и приказал побить все живое в монастыре. Расправившись, таким образом, с иноческими обителями, Иван начал прогулку по мирскому жительству Новгорода: приказал истреблять купеческие товары, разметывать лавки, ломать дворы и хоромы, выбивать окна, двери в домах, истреблять домашние запасы и все достояние жителей. В то же время царские люди ездили отрядом по окрестностям Новгорода, по селам, деревням и боярским усадьбам разорять жилища, истреблять запасы, убивать скот и домашнюю птицу. Наконец, 13 февраля, в понедельник, на второй неделе поста, созвал государь оставшихся в живых новгородцев; ожидали они своей гибели, как вдруг царь окинул их милостивым взглядом и ласково сказал: «Жители Великого Новгорода! Молите всемилостивого, всещедрого, человеколюбивого Бога о нашем благочестивом царском державстве, о детях наших и обо всем христолюбивом нашем воинстве, чтоб Господь подаровал нам свыше победу и одоление на видимых и невидимых врагов! Судит Бог изменнику моему и вашему архиепископу Пимену и его злым советникам и единомышленникам: на них, изменниках, взыщется вся пролитая кровь; и вы об этом не скорбите, живите в городе сем с благодарностью, я вам оставляю наместника князя Пронского”.2 Самого Пимена Иван отправил в оковах в Москву. Иностранные известия говорят, что он предавал его поруганию, сажал на белую кобылу и приказывал водить окруженного скоморохами, игравшими на своих инструментах.