Грибоедов и декабристы

Страница 5

В литературе высказывалось предположение, что содействие Александру Сергеевичу было оказано надворным советником Ивановским, чиновником следственного делопроизводства. А.А. Ивановский - знакомый и почитатель Грибоедова, сам был не чужд литературе и состоял членом Общества любителей российской словесности

Но особенно большое воздействие на ход следствия мог оказать, конечно, И.Ф.Паскевич, женатый на двоюродной сестре Грибоедова Елизавете Александровне . Паскевич стал членом Верховного уголовного суда над декабристами. От него могли идти прямые связи к любому члену следственного комитета, не исключая даже великого князя Михаила Павловича, с которым Паскевич был знаком лично, так как в 1817-1819 гг. сопровождал его в качестве руководителя в его поездке по России и Западной Европе; этими поездками заканчивалось образование великого князя. Паскевича прекрасно знала императрица Мария Павловна , ведшая с ним личную переписку по вопросам поездки и даже воспитания Михаила Павловича; императрица была крестной матерью двух дочерей-близнецов, родившихся у Паскевича в 1821 г. В 1823 г в связи с обручением великого князя Михаила Павловича с принцессой Шарлоттой Вюртембергской супруга Паскевича - двоюродная сестра Грибоедова - была причислена к кавалерственным дамам меньшего креста ордена св. Екатерины. Это было неслыханной наградой и вызвало оживленные толки в светском обществе , ибо подобные награды давались ранее лишь супругам генерал - адъютантов или высших придворных чинов. 12 февраля 1825 г Паскевич был назначен царским генерал-адъютантом.

Но важнее всего из этих связей была, конечно, особая приближенность Паскевича к Николаю Павловичу. Николай относился к нему с большим уважением и называл своим “отцом-командиром”. Нельзя сомневаться, что энергичная Настасья Федоровна - мать Грибоедова, пустила в ход эти связи. Таким образом, таинственное движение вокруг дела Грибоедова надо понимать как систему разнообразных воздействий, слагавшуюся из влияния и давления различных лиц, среди которых были высокопоставленные и в центре которой стоял Паскевич.

Однако и этого было бы мало. Как ни уважал Николай I Паскевича, как ни ценил военный министр Татищев старого знакомого- генерала Ермолова, как ни старались влиятельная двоюродная сестра Грибоедова и поклонник его литературного таланта Ивановский, всего этого, на ваш взгляд, было бы все же недостаточно, чтобы приостановить дело Грибоедова (такие, например, как вопрос о Ермолове и Кавказском обществе), имели огромное общество и фиксировали на себе пристальное и тревожное внимание Николая I.

Полагаю, что именно вопрос о Ермолове и решил грибоедовское дело, причем вовсе не потому, что Ермолов был сочтен невинным, а Кавказское общество- несуществующим.

Николай I счел опасным вести следствие о Ермолове в обычном порядке и повел дознание особым, секретным путем. У него в руках было более чем достаточно данных для ареста и допроса Ермолова. Но Ермолов был слишком крупной военной и политической фигурой, к тому же единственной в числе всех кандидатов в революционное правительство, обладавшее реальной военной силой. Николай I разработал в дальнейшем тонкий план дискредитации Ермолова по военной линии, снятии его с поста и отставки. была принята чрезвычайно осторожная система действий. Поэтому император буквально оборвал следствие о Ермолове. Позиция, занятая Николаем I по делу о Ермолове, решила вопрос о Грибоедове. 2 июня 1826 года последовал приказ: “ освободить с аттестатом содержащегося при Главном штабе под арестом коллежского асессора Грибоедова”

Свобода!!! Друзья, товарищи по убеждениям казнены или в заточении, а он на свободе, осыпан царскими милостями. Не это ли так мучило его? Самый младший из декабристов Бестужевых -Петр- оставил нам замечательную характеристику душевной драмы Грибоедова. Он встретился с Александром Сергеевичем уже после восстания 14 декабря , на Кавказе, куда был сослан. “ До рокового происшествия, - писал Петр Бестужев- я знал в нем только творца чудной картины современных нравов, уважал чувство патриотизма и талант поэтический. Узнавши, что я приехал в Тифлис, он с видом братского участия старался сблизиться со мною. Слезы негодования и сожаления дрожали в глазах благородного; сердце его обливалось кровию при воспоминании о поражении и муках близких ему по душе, и, как патриот и отец сострадал о положении нашем. Невзирая на опасность знакомства с гонимыми, он явно и тайно старался быть полезным. Благородство и возвышенность характера обнаружились вполне, когда он дерзнул говорить государю в пользу людей, при одном имени которых бледнел оскорбленный властелин! . Грибоедов - один из тех людей , на кого бестрепетно указал бы я, ежели б из урны жребия народов какое-нибудь благодетельное существо выдернуло билет, не увенчанный короной для начертания необходимых преобразований . Разбирая его политически, строгий стоицизм и найдет, может быть, многое достойное укоризны, многое , на что решился он с пожертвованьем чести ; но да знают строгие моралисты, современные и будущие, что в нынешнем шатком веке в сей бесконечной трагедии первую роль играют обстоятельства и что умные люди, чувствуя себя не в силах пренебречь или сломать оные, по необходимости несут их иго. От сего-то, думаю происходит в нем болезнь, весьма на сплин похожая .”

Грибоедов старался помочь друзьям. Он посылал деньги Кюхельбекеру, переписывался с Одоевским. Вот отрывок из его письма: “ Брат Александр. Подкрепи тебя бог Осмелюсь ли предложить утешение в нынешней судьбе твоей! Но есть оно для людей с умом и чувством. Есть внутренняя жизнь нравственная и высокая, независимая от внешней. Утвердиться размышлением в правилах неизменных и сделаться в узах и заточении лучшим, нежели на самой свободе. Вот подвиг, который тебе предстоит.” Вот строки, посвященные А. Одоевскому:

“Я дружбу пел . Когда струнам касался,

Твой гений над главой моей парил,

В стихах моих, в душе тебя любил

И призывал, и о тебе терзался!

О, мой творец! Едва расцветший век

Ужели ты безжалостно пресек?

Допустишь ли, чтобы могила

Живого от любви моей сокрыла?

Итак, давайте подведем итоги. После проведенных исследований складывается двоякое впечатление. С одной стороны имеет сильную аргументацию позиция Ф.Н.Нечкиной, которая утверждала, что “в силу изложенных выше соображений нельзя не признать сильной позицию тех исследователей, которые придерживаются мнения, что Грибоедов был членом тайного общества. П. Е. Щеголев пишет: “Даже после тех немногочисленных комментариев, которые мы дали, напрашивается вывод, как раз прямо противоположный сделанному Комитетом. Надо думать, что Грибоедов не только идейно был близок к декабристам, но и был избран ими в члены тайного общества”. Вл. Орлов пишет о Грибоедове: “Не подлежит сомнению, что он был организационно связан с революционным подпольем и, вероятно, формально состоял членом тайного общества. Мнение же ряда авторов (Е. Вейденбаум, Н. Котляровский и др.) о том, что Грибоедов не принадлежал к тайному обществу, потому что следствие по его делу кончилось для него благоприятно, нельзя не признать поверхностным и уклоняющимся от исследования вопроса по существу.”

Но с другой стороны мы встречаем косвенное отрицание членства Грибоедова в каком-либо тайном обществе у Ю.Лотмана. Исследуя характер и нравы декабристов, он пишет: “Искренность декабристов на следствии, до сих пор подвергающая в изумление исследователей, логически вытекала из убежденности дворянских революционеров в том, что нет и не может быть разных видов честности.”После чего напрашивается вывод, что показания Рылеева, Бестужева и Бестужева-Рюмина, в которых они отрицают принадлежность Грибоедова к тайному обществу, можно считать правдивыми. Я больше склоняюсь ко мнению Ю.Лотмана, так как, во-первых, все работы Н.Ф. Нечкиной были написаны в сороковые годы, когда декабристы были возведены в ранг первых русских революционеров, и поэтому все крупные литературные деятели того времени должны были принадлежать или, хотя бы, знать и сочувствовать делу тайного общества. Из-за того, что “Горе от ума” считалось предупреждением обществу о намечающихся переменах, то Грибоедова нужно было ввести в круг декабристов. А Во-вторых, Бестужев, отрицая вербовку Грибоедова в члены тайного общества, говорит, что “ не желал подвергнуть опасности такой талант”. Надо полагать, что, отмечая это обстоятельство, Бестужев был искренен,– он один из немногих, кто понимал истинную цену дарования Грибоедова. Так что можно сказать, что Грибоедов несомненно знал о существовании тайного общества, но его членом не был и никогда не желал им становиться[2].