Воцарение династии Романовых

Страница 2

Вскоре, однако, не взирая на строгий надзор, нашлись добрые люди, которые, жалея безвинного страдальца, приняли в нем живое участие, и утешали его не только известиями о его семействе, но иногда переда­вали взаимную переписку.

В 1602 г., Борис Годунов решил смягчить участь оставшихся в живых Романовых. В это время было облег­чено положение и Филарета. Приставу Воейкову велено было: «покой всякой к нему держать, чтоб ему ни в чем нужды не было. Дозволено также, буде захочет, стоять на крылосе, но чтобы никто с ним ни о чем не разговаривал».

В келье Филарета Никитича, согласно его желанию, было дозволено жить вместо бельца, старцу, «в котором бы воровства какого не чаять». Монастырь вновь был открыт для богомольцев, со строгим наблюдением, чтобы посетители не имели сношений с Филаретом, который в 1605 г. был посвящен в иеромонахи, а потом в архимандриты той же Ойской пустыни.

Тещу Феодора Никитича, дворянку Шестову, отпра­вили 1 июля 1601 г., с приставом Яковом Вельяминовым, в Чебоксары, в Никольский девичий монастырь, где ее постригли в монахини. Жена Феодора Ни­китича - Ксения Ивановна, обвиненная в соучастии посягательства на жизнь Бориса, была разлучена с мужем и сослана в Новгородский уезд, в Обонежскую пя­тину, в Тол-Егорьевский погост, принадлежавший Важицкому монастырю. Здесь ее неволею постригли в монахини и нарекли Марфою. Когда привезли Ксению Ива­новну в Тол-Егорьевский погост с приставом, имя которого не сохранилось, там не оказалось удобного помещения для узницы, поэтому для нее было вы­строено особое небольшое здание, обнесенное кругом высокою изгородью. Место для постройки было выбрано возвышенное, вдали от жилых строений, близ церкви погоста и обращено на север.

Окрестности Толвуя были самые печальные: кругом болото, поросшее густым разноцветным мхом и покрытое кое-где железистою ржавчиною. Онежское озеро почти постоянно бурое, с своим однообразным шумным прибоем волн, подходит к самому погосту; вдали, на горизонте, синеют берега Чел-мужской волости, а слева виден остров, принадлежащей Палеостровскому мона­стырю.

В лице священника Егорьевского монастыря, отца Ермолая, с непоколебимым умом и твердым разумом, инокиня Марфа нашла заступника, ко­торый решился, не страшась опасностей, сопутствовать ей. Он вместе с сыном своим Исааком помогал и радел во всем Марфе Ивановне.

В царствование Михаила Федоровича (18 марта 1614 г.) священнику Ермолаю Герасимову и сыну его была пожалована волость в Обонежской пятине, Вышегорского стана, а крестьянам Петру Тарутину, из погоста Тол-Егорьевскаго, Глезуновым, того же погоста и Андреевым, Сно-Губской волости, погоста Кижскаго, за их заслуги были даны земли и грамоты.

Эти крестьяне, по внушению священ­ника Ермолая, узнав, что Марфа Ивановна тоскует неведением о судьбе своего супруга, изъявили готовность пробраться к нему. Им потребовалось много смышлености и отваги, чтобы открыть прежде всего место заключения Филарета Ни­китича, а потом пуститься в дальний путь за 500 верст, чтобы увидеть заключенного и поговорить с ним. Сколько времени Марфа Ивановна пробыла в Тол-Егорьевском погосте - точно неизвестно.

Сына их Михаила, будущего царя, которому шел шестой год, отправили на Белоозеро с опальными тетками: княгинею Марфою Никитичною Черкасскою, Анастасией Никитичной (тогда еще девицею), с женой Александра Никитича— Ульяною Семеновой (рожденной Погожевой). Среди этого родственного кружка, маленький Михаил и его сестра Татьяна Федоровна (8-ми лет) терпели на Белоозере «тяжкую нужду» и росли при очень суровых условиях. Достоверно известно, что пристава, наблюдавшие за содержанием опальных, часто отказывали им даже в молоке и яйцах для их стола, а заботливые тетки не могли допро­ситься и куска холста, необходимого для белья детям.

Одновременно с Романовыми были сосланы все боярские фамилии, связанные с их родом брачными узами: князья Черкасские, Шестуновы, Репнины, Сийские, Карповы и другие. Это гонение на Романовых ранее известный Авраам Палицын ставит в число грехов, за которые Бог покарал землю Русскую смутою. Полтора года спустя Борис Годунов дозволил матери Михаила Федоровича инокине Марфе вернуться к детям на Белоозеро, а немного спустя и всем белоозерским ссыльным переселиться в Юрьев-Польский уезд, в родную вотчину Романовых, село Клин.

В 1605 г. Лжедмитрий, пытаясь утвер­диться на престоле, оказал особое внимание своим мнимым родственникам, возвратив из ссылки Нагих и Романовых. Феодору Никитичу он предоставил Ро­стовскую митрополию, а Ивана Никитича возвел в сан боярина и останки умерших в ссылке братьев его разрешил с почетом перевезти в Москву и похо­ронить в родовой их усыпальнице - Ново-Спасском монастыре.

После низведения с престола Шуйского, Москва избрала в цари Владислава, сына польского короля Сигизмунда, хотя патриарх Гермоген тогда уже указывал на юного Михаила Федоровича Романова, но другие ду­ховные люди хотели видеть на престоле князя В. В. Голицына. После заключения договора с гетманом Жолковским было составлено «великое посольство», во главе которого стояли: митрополит Филарет (Романов) и князь В. В. Голицын. Посольство это повезло на утверждение договор об избрании Владислава в Московские цари. Уму и ловкости Жолковского приписывают удаление лиц, бывших представителями знатных родов, которые могли быть опасными сопер­никами Владислава.

Вскоре из Москвы уехал Жолковский, увезя с собою Василия Шуйскаго с братьями. Отъезд гетмана был вызван тем, что он получил приказание короля заменить Владислава им самим, то есть, чтобы Москва присягнула Сигизмунду, о чем скоро узнали в Москве от посольства, отправленного к королю, которое сообщало с дороги, что многие русские люди под Смоленском целуют крест Сигизмунду.

Салтыков и другие бояре, получавшие подачки от Сигизмунда, желали при­сягнуть прямо ему, но патриарх Гермоген восстал против влияния поляков, явясь патриотом и хранителем православия. В своих грамотах патриарх призывал «всех не мешкая, по зимнему пути, собраться со всех городов, идти вооруженными ополчениями к Москве на польских и литовских людей».

Прежде чем собравшееся ополчение подошло к Москве, поляки 19 марта передрались с москвичами. Подоспевшие передовые отряды ополчения с князем Дмитрием Михайловичем Пожарским, раненым в этом бою, дали возможность отбросить поляков, которые запер­лись в Кремле и Китай-городе, при чем для удобства обороны сожгли всю Москву и Замоскворчье.

В апреле месяце московские послы были ограблены и отправлены пленниками в Польшу, а 9 июня 1611 г., Сигизмунд взял приступом Смоленск. Затем шведы, 16 июля, взяли обманом Новгород, который избрал себе в цари Филиппа, одного из сыновей шведского короля. Тогда же в Пскове явился самозванец Сидорка, которого иногда называют третьим Лжедмитрием. Сигизмунд, по взятии Смоленска, поехал в Польшу на сейм, праздновать свою победу, а в Москву послал отряд конницы под начальством гетмана Хоткевича.

После взятия Смоленска и Новгорода Московское государство было близко к падению. Страна осталась без правительства, так как боярская дума была упразд­нена в Москве, когда поляки захватили Кремль. Но когда ослабли политические силы, у власти встали люди, которые помогли объединению народных масс, пошедших на вы­ручку гибнувшей земли. Во главе этих лиц на­ходился патриарх Гермоген, который, по сви­детельству летописца:«яко столб неколе­бимо стоял среди Русской земли, стоял один противу их всех, аки исполин муж без оружия и без ополчения воинского». Громко раздавался голос святителя из Кремля, который в своих грамотах разным городам освобождал от присяги Владиславу и призывал к свержению иноземцев. «И Русь ополчилась за веру, за свои святыни, за мощи, находившиися в престольном Кремле». Поляки принуждали Гермогена подписать грамоту к московским послам, чтобы они усту­пили воле Сигизмунда, но патриарх отказался. После этого Гермогена заключили под стражу в подземелье Чудова монастыря, куда спускали ему через окно хлеб и воду.

Когда 5 августа 1611 г. Сапга провез мимо ополчений, стоявших под Москвой, провиант полякам в Кремль, туда пробрался горожанин Родион Мосев. Он пробрался в заключение к патриарху Гермогену, который услыша от него, что подмосковное ополчение думает присягнуть Воренку (сыну Тушинского Вора и Марины Мнишек), на спех составил последнюю свою грамоту, чтобы отпра­вить в Нижний-Новгород. Получив эту грамоту, протопоп Савва, собрав жителей в местный собор, обратился к ним с речью, чтобы утвердиться на единении «очистить землю». Про­стой мужик, Кузьма Минин Сухорук, торговец мясом, избран­ный в число земских старост, под влиянием слов протопопа сказал: «Православные Люди! коли хотите помочь московскому госу­дарству, не пожалеем достояния нашего, дворы свои продадим, жен и детей заложим, станем челом бить, искать, кто бы всту­пился за истинную православную веру и стал бы у нас начальником».