Великая Французская революция
Страница 8
Что же тогда подразумевалось под разделением властей? С точки зрения термидорианцев, как и в 1789 году, разделить власти – означало не допустить их сосредоточения в одних руках, не допустить деспотизма. Более того, разговоры о необходимости создания сильной исполнительной власти также укладываются в эту концепцию. Сильной, но не по отношению к законодательной, а по отношению к администрации, отданной под ее начало.
Анализ дискуссии не позволяет ответить на вопрос, в какой мере депутаты отдавали себе отчет в том, что такое истинное разделение властей. Скорее, нам кажется обратное: большинство из них искренне хотело его добиться, воспринимая эту формулу как некое магическое словосочетание, должное уберечь от многих бед, но в реальности плохо представляя себе, что же это такое на самом деле.
Однако для термидорианцев существовала и иная логика, которую можно выразить в популярном в ту эпоху лозунге: «Ни деспотизма, ни анархии».
Иными словами, с одной стороны, Директория должна быть достаточно эффективной. С другой, – она не должна была стать слишком сильной, не должна была иметь возможность подчинить себе народных представителей. Нетрудно заметить, что последняя идея во многом превалировала над первой: исполнительную власть фактически подчинили законодательной. Но спустя всего лишь четыре года она освободилась от этой опеки.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Особый накал политической борьбы весной, летом и осенью 1795 года определялся, прежде всего, тем, что именно тогда Конвент стал пересматривать основы государственного устройства Франции. Это, с одной стороны, вызвало ожесточенное противодействие сторонников якобинской конституции, а с другой, - позволило роялистам надеяться использовать ситуацию для осуществления своих планов захвата власти.
Термидорианцы решили отказаться от уже принятой, но не применявшейся Конституции 1793 года во многом потому, что она, провозгласив право народа на восстание, допускала легальную возможность прямого действия со стороны низших слоев населения, не предоставляя достаточных гарантий стабильности и собственности. Кроме того, в Декларации прав и в самой конституции содержалось немало статей, делающих ее, с точки зрения термидорианцев, практически неприменимой (организация работы первичных собраний, усложненное утверждение законопроектов и т.д.).
По их мнению, это была конституция, принятая, чтобы оправдать насильственный захват власти якобинцами. Сохраняя право на восстание, она открывал дорогу любым мятежникам, которые захотят в будущем свергнуть установленный ею режим. Политики, вставшие во главе республики после 9 термидора, стремились как можно быстрее покончить с революционным способом управления страной. Они считали, что общество уже устало от шести лет революционных бурь и нуждается в спокойствии и стабильности.
После переворота 9 термидора политические и идеологические течения оставались, по большей части, неорганизованными. Якобинский клуб и его филиалы на местах были закрыты, роялистское подполье не могло претендовать на массовую организацию. Единственным более или менее организованным проявлением оппозиции можно считать вандейский мятеж, но и его участники не придерживались единых взглядов, представляя собой сложный конгломерат как антиправительственных, так и антиреспубликанских настроений.
Политических партий в современном смысле слова тогда, разумеется, не было, однако изучение переписки Конвента и публицистики позволяет выделить три хотя и неоформленных, но реально существовавших в обществе, крупных идейно-политических течения.
Центральное место занимали находившиеся у власти термидорианцы и их единомышленники, называвшие себя "патриотами 89-го года". Они стояли на республиканских позициях и выступали за прекращение революции, при сохранении ее основных политических и социально-экономических завоеваний.
На левом фланге политического спектра термидорианцам противостояли сторонники возвращения к режиму якобинской диктатуры. Однако после подавления восстаний в жерминале и прериале, якобинцы, потерпев поражение, перестали представлять организованную силу, хотя и не утратили полностью своего влияния в провинции. Эти слои связывали свое благополучие, в первую очередь, с системой чрезвычайного правления, при которой официально подчеркивался примат народа и добродетельность бедности.
На противоположном фланге находились сторонники королевской власти - от ультрароялистов, выступавших за полное и безоговорочное возвращение к Старому порядку, до конституционных монархистов, стремившихся возвести на трон такого короля, который мог бы, одобрив конституцию, примирить и сплотить общество. Им сочувствовал и ряд депутатов Конвента.
Если ультрароялисты имели мало шансов на победу, что убедительно показало дальнейшее развитие истории Франции, то конституционные монархисты, по-видимому, имели в 1795 году две возможности возглавить страну. Одна из них была связана с фигурой малолетнего Людовика XVII, при котором можно было бы организовать регентство с участием умеренных депутатов Конвента и тем самым примирить старые и новые власти.
После его смерти в июне 1795 года конституционные монархисты стали связывать свои надежды с предстоящими выборами, но декреты Конвента о двух третях сделали невозможным их приход к власти легальными парламентскими методами (по крайней мере в течение первой легислатуры Законодательного корпуса).
Если существование во французском обществе того времени политических группировок или "факций" (используя термины эпохи) не вызывает сомнений, то внутри Национального собрания они себя прямо не проявляли.
Якобинцы, не изменившие своим убеждениям, были уже изгнаны из Конвента, а роялистам, согласно существовавшему тогда закону, запрещалось открыто требовать восстановления монархии. В результате выявить политические группировки в термидорианском Конвенте по результатам поименных голосований или по выступлениям депутатов оказалось невозможным.
Однако очевидно, что среди термидорианцев существовал ряд разногласий, хотя в основном по тактическим вопросам, тогда как в отношении принципиальных проблем Конвент, в итоге дискуссии по проекту нового основного закона, пришел к консенсусу, одобрив и сам текст Конституции III года, и чрезвычайные меры для сохранения республики - декреты о двух третях.
Письма и петиции, поступавшие в комитеты Конвента и Комиссию одиннадцати, показывают, что среди их авторов (иными словами, людей, которых волновало будущее государственное устройство страны) подобного единодушия не было. В результате, составленные за пределами Национального Собрания проекты фактически, в большинстве своем, учтены не были. Лишь некоторые из высказанных в них идей вошли в конституцию: отсутствие права на восстание, введение имущественного ценза, института выборщиков, двухпалатного парламента, частичного (а не полного) обновления законодательного корпуса.
Однако нет оснований говорить, будто предложение присылать свои проекты было лишь игрой в демократию. Скорее, они служили не базой для будущей конституции (как на это надеялись их авторы), а своеобразным индикатором, указывающим слабые места, как старого, так и нового текста, наиболее популярные идеи и мысли.
К тому же если проекты в целом и не были учтены, то в ходе дискуссии многие депутаты показали себя реальными "представителями народа" - огромное количество встречавшихся в переписке Комиссии мыслей, дополнений и уточнений были высказаны, независимо от этого, и с трибуны Конвента.
Анализ дискуссии вокруг принятия конституции показывает, что термидорианцы разрабатывали свой проект, опираясь, прежде всего, на опыт шести предыдущих лет революции. Решение ими вопроса о власти было однозначным: "Ни роялизма, ни анархии!". И они старались, в основной массе, сделать все, чтобы не допустить возвращения ни Старого порядка, ни якобинской диктатуры.
Их целью было создание как можно более прочной системы государственного устройства, и этому должно было, по их мысли, послужить разделение властей на законодательную и исполнительную, также как и разделение самого законодательного корпуса на две палаты - Совет пятисот и Совет старейшин (с правом у первого предлагать законопроекты, а у второго - принимать по ним окончательные решения).