С.Ю.Витте - политический портрет

Страница 12

Все его усилия укрепить у трона свои позиции оказались бес­плодными. Его еще какое-то время терпели, пока он не завершил переговоры о заключении крупного заграничного займа. Дело в том, что Россия стояла на грани финансового краха. Соглашение о займе на 8,4 миллиарда рублей после сложных и трудных пере­говоров с французскими банками было подписано 4 апреля 1906 года, а 14 апреля Витте подал прошение об отставке, которая была принята Николаем II с облегчением. Внешне и эта отставка была проведена вполне благопристойно. Император поблагода­рил его за преданность и усердие. Высочайшим рескриптом от 22 апреля были отмечены его заслуги в борьбе с «крамолой», по подготовке и открытию новых законодательных учреждений и в заключении внешнего займа. Он был награжден высшим орде­ном - Святого Александра Невского с бриллиантами и получил крупное денежное вознаграждение. В личной беседе царь обещал ему место посла. Однако это обещание так и не было выполнено. Довольно выгодное предложение занять место консультанта сде­лал ему Русский для внешней торговли банк. Но такое совмещение для высших сановников было запрещено законом, и Витте пред­почел остаться на государственной службе. Он оставался членом Государственного совета и Комитета финансов, но активного участия в государственных делах больше не принимал, хотя по­пытки вернуться в правящие сферы предпринимались им неод­нократно.

Правые не могли простить Витте его колебаний в кульмина­ционный период революции. Он неоднократно получал анонимные угрозы расправиться с ним. В январе 1907 года в печных трубах его дома были обнаружены две «адские машины» большой взрыв­ной силы. Лишь по счастливой случайности взрыв удалось предот­вратить. Полицейские власти проявили крайнюю нерастороп­ность и уклончивость в расследовании обстоятельств дела. Витте обратился с письмом к Столыпину, требуя принятия экстренных мер. Вскоре обнаружилась связь одного из главных исполните­лей покушения (некоего Казанцева) с правыми черносотенными кругами и охранкой. Столыпин всячески отрицал причастность к случившемуся своего ведомства и отказывался привлечь к до­знанию заподозренных в организации покушения черносотенцев. Витте настаивал па проведении нового расследования. И тогда Столыпин - конечно, в своей интерпретации событий доложил об атом царю. На его докладной записке Николай II наложил резолюцию: «Никаких несправедливостей в действии властей административных я не усматриваю, дело считаю законченным».

Черносотенцы, ободренные царским покровительством и рас­считывая окончательно дискредитировать опального сановника, стали муссировать слух, что тот нарочно симулировал покушение, с целью саморекламы. В ответ Витте при встрече в Государствен­ном совете демонстративно отвернулся от Столыпина, отказав­шись пожать протянутую ему руку. Конфликт обострился до того, что Столыпин обратился к царю за разрешением вызвать обид­чика на дуэль. В этом, естественно, было отказано. Но с тех пор Витте, считая себя кровно обиженным, оставался крайне враж­дебно настроенным к Столыпину и всей его политике, резко кри­тикуя в Государственном совете любые его предложения.

С обострением в последние предвоенные годы внутриполити­ческой ситуации отставной сановник вновь и вновь всеми средст­вами и путями пытается напомнить о себе. Он активно работает над мемуарами, искусно организуя время от времени «утечки информации» об особо секретном характере располагаемых им материалов, которые якобы проливают свет на различные заку­лисные махинации в высших правящих кругах, содержат харак­теристики видных государственных деятелей и даже самого царя и его окружения. Он переиздаст свои основные ранние работы (По поводу национализма. Национальная экономия и Фридрих Лист. СПб. 1912; Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве. СПб, 1912; По поводу непреложных законен госу­дарственной жизни. СНб, 1914), в которых содержалась квинтэс­сенция виттевской финансово экономической программы, его взглядов на природу самодержавия и его сосуществования с сов­ременными политическими процессами. В печати появляются инспирированные им статьи, восхвалявшие заслуги первого пре­мьера в отстаивании прерогатив монарха при пересмотре и ко­дификации Основных законов империи. Наконец, в январе 1914 года он активизирует свои нападки на В. Н. Коковцова, бывшего в то время председателем Совета министров и министром финан­сов и с которым он до того был в неплохих личных отношениях. Используя первые признаки надвигавшегося очередного экономи­ческого спада, он резко критикует своего бывшего сослуживца, обвиняя его в извращении разработанного им финансово-экономи­ческого курса, в злоупотреблении винной монополией и т. и. Премьер вынужден был подать в отставку. Но преемником ею на этом посту стал И. Л. Горемыкин, министерство финансов возгла­вил П. Л. Барг. Витте был настолько разочарован и растерян, что попытался даже обратиться за покровительством к известному авантюристу и проходимцу Г. Распутину, пользовавшемуся влиянием на царя и царицу. «Старец» хвастался в своем окружении, что перед ним заискивает «сам Виття». Он пытался говорить о нем в «высших сферах», но, видимо, почувствовав твердую анти­патию императорской четы, не рискнул настаивать .

В феврале 1915 года Витте простудился и заболел. Началось воспаление уха, которое перешло на мозг. В ночь на 25 февраля он скончался, немного не дожив до 65 лет, и был похоронен на кладбище в Александро-Невской лавре. Кабинет его тотчас был опечатан, бумаги просмотрены и увезены чиновниками МВД. Од­нако рукописи мемуаров, которые так интересовали Николая II, не были обнаружены ни в России, ни на вилле в Биаррице, где Витте обычно над ними работал. Опубликованы они были позднее, когда династия Романовых и сам царский режим уже пали под напором революционных волн 1917 года.

Заключение

В начале марта 1915 года в центре внимания всей русской прессы оказалась кончина крупного, хотя уже и давно отставного сановника - графа Сергея Юльевича Витте. Сам но себе факт смерти частного лица от про­заической простуды, особенно на фоне событий первой мировой войны, казалось, был не столь значительным. Тем не менее имя бывшего могущественного министра финансов и первого пред­седателя Совета министров России в течение нескольких дней не сходило со страниц столичных и провинциальных газет и жур­налов. Вопреки традиции не говорить о покойном ничего пло­хого, мнения в оценке личности и деятельности российского премьера, как и при его жизни, резко разделились. «Одним вред­ным для России человеком стало меньше», со злобой отклик­нулось черносотенное «Русское знамя» (1915 г.), выразив вслух чувства и настроение самого императора Николая II. Буржуаз­ная деловая печать, отражая нараставшие оппозиционные на­строения, сожалела об утрате выдающегося государственного деятеля, преждевременно устраненного с политической арены. Снова и снова перечислялись заслуги «великого реформато­ра»: денежная реформа и винная монополия. Портсмутский мир и Манифест 17 октября, развитие промышленности и строительство железных дорог, таможенные тарифы и приоб­щение России к мировому хозяйству (Биржевые ведомости, 1915 г.). Либеральная кадетская пресса, высоко оценивая заслуги Витте, отмечала сложность, противоречивость его личности. Так, П. Б. Струве, признавая его одаренность как государственного деятеля, превосходившего талантом всех сановников царствования трех последних российских само­держцев, в то же время отмечал, что в отношении нравствен­ности «личность Витте . не стояла на уровне его исключительной государственной одаренности», что «он был но своей натуре беспринципен и безыдеен» (Русская мысль, 1915 г.). П. Н. Милюков писал о беспомощности Витте в 1905 году в тех государст­венных вопросах, которые на него обрушились как на главу правительства, о невозможности сотрудничества с ним общест­венности, на которую он смотрел лишь как на орудие достиже­ния своей цели—укрепление старого режима (Речь, 1915 г.). В леворадикальных кругах Витте оставил о себе память как беспощадный каратель революции, жестокий и циничный бю­рократ, строивший могущество империи на костях подданных. И все эти отзывы действительно в той или иной мере отражали какую-то грань этой сложной и противоречивой натуры, оста­вившей заметный след в российской истории конца XIX - нача­ла XX века.