Страница 10
Гданьские фашисты использовали инциденты для усиления преследования польских граждан и нарушения прав Польши. 10 августа Ферстер, вернувшись из Берхтесгадена после совещания с Гитлером, выстудил на антипольском митинге гданьских фашистов с погромной речью, в которой сказал: “Решающий час наступил. Данцигские нацисты ждут только приказа Гитлера”. В заключение своей речи он заверил слушателей, что их следующее собрание состоится “после присоединения Данцига к Германии”. Вслед за тем и сам Гитлер сделал еще ряд угрожающих заявлении по адресу Польши. 11 августа в беседе с верховным комиссаром Лиги наций в Гданьске Буркхардтом Гитлер говорил: “Если подобный инцидент снова возникнет в Данциге, я со всей мощью механизированного оружия обрушусь на этих поляков, и в течение нескольких дней Польша перестанет существовать. Вы слышите меня?”
К середине августа 1939 г., когда все подготовительные мероприятия Германии к войне с Польшей были закопчены, гитлеровцы решили ознакомить с ними своего союзника — фашистскую Италию. 11 августа по приглашению германского правительства в Зальцбург прибыл итальянский министр иностранных дел Чиано. На вопрос Чиано: “Чего вы хотите: коридор или Данциг?” — Риббентроп ответил: “Теперь ни первого и ни второго, мы хотим войны”. Риббентроп, а на следующий день Гитлер убеждали Италию вступить в войну. Ее участие в войне, по мнению гитлеровцев, оказало бы большое влияние на позицию Англии, Франции и США. Итальянский министр выразил удивление в связи с тем, что Германия столь неожиданно для его правительства предъявила своп требования Польше и поставила Италию перед фактом вовлечения в войну с западными державами, к которой она еще не была подготовлена. Как рассказывает Чиано в своем дневнике, накануне поездки в Германию Муссолини, инструктируя его, высказался против вступления в войну в данное время и поручил ему убедить гитлеровцев не начинать войны до завершения Италией военных приготовлений.
Гитлер в беседе с итальянским министром неизменно подчеркивал военную мощь Германии и ее способность быстро выиграть войну. Из документа, содержащего запись этой беседы, видно, что уже в то время Германия определенно решила начать войну со своими конкурентами — Англией и Францией — спустя некоторое время после разгрома Польши. Фашистский диктатор подчеркивал военную слабость и неподготовленность Англии, Франции и Польши к войне. “Разрешение этой проблемы,— говорил Гитлер,— должно быть произведено немедленно. Нельзя терять времени”. На вопрос Чиано, когда можно рассчитывать на начало войны с Польшей, Гитлер ответил, что не позднее августа при первой же возможности он немедленно атакует Польшу. “Фюрер сказал,— отмечал Чиано,— что Польшу следует поразить с такой силой, чтобы она в течение пятидесяти лет не была бы в состоянии сражаться”.
Для того чтобы успокоить итальянское правительство, Гитлер убеждал Чиано, что западные державы не вмешаются в германо-польскую войну, а если это случится, то объявление войны с их стороны “будет иметь только формальное значение”.
В последующие дни в ходе германо-итальянских дипломатических переговоров правительство Италии продолжало выражать свое опасение, что Германии не удастся локализовать конфликт с Польшей и что западные державы вмешаются в него и нанесут свой первый удар по Италии в случае ее вступления в войну. В это время происходили также оживленные итало-английские переговоры, в ходе которых правительство Чемберлена пыталось расколоть фашистский военный блок и удержать Италию от вступления в войну. В конечном счете в обмен па предоставление Италии свободы действий в отношении Югославии и в бассейне Средиземного моря Муссолини согласился поддержать захват гитлеровцами Польши.
Правительство гитлеровской Германии сговаривалось и с другим членом “оси” — с фашистским правительством Венгрии. В конце августа Риббентроп вел переговоры с правительством Хорти о возможности прохода немецких войск через венгерскую территорию для нападения на Польшу. Правительство Венгрии занимало колеблющуюся позицию. Тогда в целях оказания давления на Венгрию Германия отозвала своих военных инструкторов и журналистов. В итоге нового германского нажима, как доносил в Варшаву польский посол в Лондоне Рачинский, Венгрия, которая прежде обещала оказать вооруженную поддержку Польше в случае нападения на нее какой-либо третьей стороны, теперь заявляла, что она “в случае объявления Германией войны Польше провозгласит нейтралитет”.
Во второй половине августа немецкие войска начали занимать исходные позиции для нападения на Польшу. В Гданьск была направлена германская военная миссия во главе с генералом Боденшатцом, который возглавил находившиеся там немецкие войска и вооруженные отряды местных фашистов. Германский консул в Гданьске Везенмейер 22 августа сообщал Вейцзекеру план серии провокаций против Польши: арест польских граждан, подготовка вооруженного нападения на польскую военно-морскую базу на полуострове Вестерплатт и т. д Под предлогом участия в так называемых тапненбергских празднествах в Восточную Прусспю был переброшен из Германии ряд воинских соединений. 22 августа 1939 г. по приглашению сената в Гданьский порт с “визитом вежливости” прибыл германский линкор “Шлезвиг-Голыптейн”. Германский военный корабль прибыл в Гданьск, не уведомив об этом предварительно польское правительство, что являлось нарушением статута “вольного города”. Еще накануне, 21 августа, командир корабля отдал приказ о задачах экипажа линкора в войне с Польшей. “Полное уничтожение польских вооруженных сил. Блокирование всех морских путей, ведущих к польским опорным пунктам, особенно к Гдыне”,— говорилось в приказе.
Воспользовавшись прибытием германского военного корабля, 23 августа гданьские фашисты совершили государственный переворот в городе. Фашистский сенат провозгласил гаулейтера Ферстера главой города. Это решение сената превращало Гданьск в одну из “гay” (провинций) фашистской Германии, хотя формально еще и не провозглашалось его включение в состав Германии. Ликвидировалась конституция “вольного города”, гарантированная Лигой наций, и все права Польши в Гданьске. Отныне вопросами внешних сношений города ведала не Польша, а Ферстер, который, как гаулейтер, подчинялся непосредственно Гитлеру. Польское правительство направило гданьскому сенату ноту протеста в связи с этими фактами. В ответ на это Ферстер заявил, что этот декрет санкционировал только положение, которое существовало в Гданьске с 1933 г., т. е. что главарь фашистской партии по типу Германии одновременно является и главой государства.
В связи с переворотом в Гданьске польское правительство поручило своему послу в Берлине сделать демарш правительству Германии. Но добиться встречи с Риббентропом или Вейцзекером Липский не смог.
После срыва Англией и Францией с помощью правительства панской Польши переговоров с Советским Союзом о заключении пакта против агрессии ничто уже больше не мешало фашистской Германии начать осуществление ее агрессивного плана. 18 августа Кулондр сообщал в Париж, что по его наблюдениям никто в Берлине не верит в вооруженное вмешательство Великобритании на стороне Польши. “Почему Англия будет бороться из-за какого-то Данцига, после того как она позволила Германии захватить Австрию, Судетскую область, всю Чехословакию и Мемель?” — спрашивал один из фашистских главарей у сотрудника французского посольства. 22 августа 1939 г. Гитлер созвал в Оберзальцберге своих высших офицеров, где сделал обзор политического и военного положения и отдал последние указания о подготовке к войне. Гитлер говорил, что “мы твердо решили с самого начала бороться против западных держав”, но обстановка сложилась так, что “прежде всего будет разгромлена Польша”. Фашистский диктатор признал, что англо-франко-советские переговоры вызывали у него большую тревогу. “Первоначально,— говорил он,— существовало опасение, что в связи с политическими комбинациями Англия, Россия и Франция будут бороться вместе”.
Затем он объяснил, почему было решено ускорить срок начала войны. Этому способствовали, по его словам, следующие обстоятельства: 1) наличие у власти в Италии и Испании дружественных Германии режимов; 2) крах немецкой экономической политики. Гитлер откровенно признавал, что четырехлетний план потерпел фиаско, и если в будущем году Германия не победит, “то мы кончены”; 3) политика сговора с агрессорами, проводившаяся правительствами Англии и Франции. “В Мюнхене,— продолжал Гитлер,— мы видели этих убогих червей — Чемберлена и Даладье”. Гитлер был твердо убежден, что западные державы не решатся напасть на Германию, “самое большое, на что они способны,— это блокада Германии”. Об этом свидетельствовали нежелание Англии и Франции конкретизировать свои обязательства о помощи Польше, их отказ от предоставления ей значительной финансовой и военной помощи и т. д. Отсюда Гитлер делал следующий практический вывод: “Будем охранять наши позиции на Западе, пока не разгромим Польшу”.
|