ЯЗЫЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ СЛАВЯН

Страница 7

Связь купальских обрядов с аграрной магией «макушки лета» несомненна. Анализ русской вышивки показал, что к этому сезону относятся ритуальные полотенца с изображением Макоши-Купалы, где богиня окружена солнечными знаками и всегда показана с опущенными к плодоносящей земле руками; голова Купалы нередко увита колосьями, колосья изображались и у ног богини. Если в весеннем цикле по сторонам богини изображались женщины-всадницы с сохами за спиной, то на полотенцах купальского цикла вышивали всадников-мужчин.

Макошь, богиня земного плодородия, была посредницей между нёбом и землей (в весеннем цикле она всегда Изображалась с воздетыми к небу

руками). С.этой двойственностью можно сопоставить любопытную деталь купальской одежды женщин: «В убранстве празднующих главное внимание обращено на женскую голову и обувь». Девушки, кроме венков и зелени, надевали на голову «войник» из ткани обязательно голубого, небесного цвета; на ногах разукрашивались чулки и подвязки. Налицо внимание к символике неба (голубой войник) и земли (обувь, чулки), ритуальная архаичная песня о нечистой Купале-Макоши очень полно соотносится с данными раскопок. И там и здесь святилище расположено «сяред сяла»; и там и здесь культовое место представляло собой подобие небольшой постройки с навесом.

Сяред сяла Воучковского

То-то! (припев с пристукиванием и притопом)

Ту-ту стояла лзня дубовая (сени с навесом, открытая часовня)

Ту-ту-ту!

А ходили детющки (парни, молодцы) богу помолиться:

То-то!

Столб обнимали, печь цаловали

Ту-ту-ту!

Перяд Сопухой (Купалой) крыжом ляжали

То-то!

Яны думали — прячистая,

Ту-ту-ту!

А нож Сопуха (Купала) — нячистая!

То-то!

Главным объектом культа по фольклорным данным был столб, которые молящиеся обнимали, и печь, которую они целовали, И печь, и столб в центре постройки обнаружены при раскопках. Вышивки передают образ Макоши как центр трехфигурной композиции с тремя предстоящими божествами. Раскопки позволяют говорить тоже о трехфигурной композиции: в центре столб у печи (Макошь-Купало), а по сторонам — предстоящие в боковых нишах.

В сочетании с посудой, помеченной магическими знаками плодородия, найденной в соседнем со святилищем доме, весь ритуальный комплекс за-рубинецкого поселка «Грудка» (Почепское селище) может быть истолкован как капище Макоши, называемой к купальской обрядности 23—29 июня Ку-палой, что является обычной в фольклоре персонификацией праздника. Так, от зимних колядок оформился к XVII в. бог колядок, а от летнего праздника Купалы произошло божество Купалы.

Также найдено сельское святилище, предназначенное для зимних новогодних гаданий о судьбе в предстоящем году. В нем найдены места для жертвоприношений и общесельских пиров — братчин, опять-таки три каменных идола. Особый интерес представляет первый идол четырехгранный, он оформлен в верхней части в виде круглой головы с четырьмя лицами в каждой грани. В этом отношении он напоминает збручского Святовита-Рода. Лики, смотрящие «на все четыре стороны», — апотропей, оберегающий от зла, находящегося впереди и сзади, справа и слева. Недаром так укоренилось в русском языке выражение «со всех четырех сторон». «Все» — это четыре указанных направления, которые иногда могли обозначать и географические координаты: с севера и юга, с запада и востока. Поскольку носителями зла считались «злые ветры», то географическое понятие вполне уместно в представлении о повсеместности. Исход зла расценивался не только по отношению к индивидууму (сзади, слева), но и по отношению к природе в целом — по странам света или, говоря современными терми-18

нами, по географическим координатам. Такие идолы, не раз найденные в раскопках, должны были охранять село со всех четырех сторон.

Из многообразного годового цикла языческих обрядов, зафиксированного этнографами, лишь небольшая часть проводилась внутри села и в домах. Это зимние святки с их колядой, Новым годом и «велесовым днем».

Но уже масленица с ее катанием огненного колеса, ездой с бубенцами, сожжением чучела зимы, ряжеными, заклинанием весны, кулачными боями и т. п., она выходила за рамки поселка и превращалась в «игрища межю се-лы». Весь весенний цикл и летний, купальский, связаны с природой, с полями, с «красными горками», берегами рек, березовыми рощами.

Календарное приурочив обрядов, сохраненное как деревянными резными календарями русской деревни, так и сельскохозяйственными приметами, приуроченными впоследствии к святцам, возникли задолго до крещения Руси, о чем свидетельствуют интереснейшие календари нашей эры.

Подавляющее большинство древнеславянских языческих празднеств и молений проводилось общественно, являлось «событием», совместным заклинанием природы и проводилось не в доме или в поселке, а за пределами житейского бытового круга. Древнему земледельцу нужно было прежде всего воздействовать на природу, воззвать к ее вегетационной мощи, обратиться к различным «рощениям», священным деревьям, к водным источникам — родникам, кладезям, студеницам, к полям в процессе вспашки, сева и во время вызревания драгоценного урожая. Помимо этих вполне конкретных разделов природы, где семимильная магия просматривается очень легко, существовало еще почитание гор и холмов, связанное с обобщением природы, с теми рожаницами и Родом, которые управляли природой в целом, управляли ею с неба, на котором находились. Общечеловеческим является почитание гор и проведение на них молений особых, обращенных к тому или иному верховному божеству.

2.4. Жрецы и их роль

Для того чтобы воссоздать общую картину славянского первобытного язычества, нам мало одних только деревенских волхвов. Ведь мы знаем, что еще в I тысячелетии до н. э. существовали «события», «соборы», «толпы» — многолюдные общеплеменные сборища со сложным сценарием языческого ритуала, с разработанным комплексом обрядов, сопровождающихся заранее изготовленным реквизитом.

В составе племенной знати должны были быть люди, разрабатывающие систему обрядов, знавшие (или создавшие вновь) тексты молений и песнопений, мелодии напевов, формулы обращения к богам. Вековая традиция неизбежно должна была переплетаться с творчеством и расширением репертуара. Жрецы были неотъемлемой частью любого первобытного общества, и чем больше усложнялась его социальная структура, чем ближе оно было к верхней грани доклассовой первобытности, тем яснее и многообразнее выступала роль общеплеменных жрецов, жриц и князей, выполнявших часть жреческих функций.

Для воспроизведения состава жреческого сословия древних славян, кроме универсальных волхвов, — «облакоганителей», руководителей языческих обрядов и жертвоприношений, мы непременно должны включить в общий перечень волшебников также и кузнецов, изготавливавших не только орудия труда и оружие (что уже придавало им значительный вес), но и «женскую кузнь», «кузнь многоценную», проявляя «хытрость» и «художество кузньческб».

От древнего глагола «ковать», изготавливать нечто из металла, происходит слово «коварство», которое нами употребляется только в переносном

смысле, а в свое время означало: мудрость, умение, замысловатость. «Корень премудрости, кому открылся, и коварство (премудрости), кто уразуме».

Эти «коварные» здатокузнецы в совершенстве знали языческую символику и широко применяли свои знания как для изготовления деревенских амулетов и украшений с оберегами, так и для «гривной утвари» самых знатных женщин страны вплоть до великих княгинь.

Из сведений XI—XIV вв. имеются данные о следующем разряде людей, причастных к языческому культу: мужчины; женщины; волхвы; харанильни-ки; волхвы (волхва); волшебники; потворники; ведьмы; облакопрогонители; кощунники; чародейки; жрецы; баяны; чаровницы; ведуны; кудесники; обав-ницы; чародеи; кобники; наузницы; чаровники; патворы; патворницы. Прямых сведений о волхвах и их роли в общественной жизни молодого государства Руси в IX—X вв. очень мало. Лишь к XI столетию относятся записи о действиях волхвов в медвежьих углах северо-восточной окраины — в Суздале и в Пошехонье, Быть может, поэтому такая исторически интересная тема, как жреческое сословие, и не ставилась в нашей литературе даже как проблема, подлежащая рассмотрению. Не редок взгляд на волхвов лишь как на деревенских колдунов, знахарей мелкого масштаба. Такими стали далекие потомки древних волхвов в XVI—XVII вв., по традиции все еще называвшиеся волхвами. Но даже отрывочные сведения о волхвах XI в., действующих на самом краю подвластных Руси земле, рисуют их нам как могущественных деятелей, поднимавших руку и на местную знать («старую чадь»), и на знатного киевского боярина, прибывшего с целой дружиной. В момент введения христианства волхвы возглавляли народ и в открытую вели бои с правительственными войсками. Спустя столетие в том же Новгороде «вълхв въстал при Глебе (Святославе, внуке Ярослава Мудрого) . Глаголашёть бо людьм, творяся акы бог и мъного прельсти — мало не вьсего града . И басть мятежь в граде и вьси яша ему веру и хотяху побити епископа . И раздели-шася надъвое: кънязь бо Глеб и дружина его сташа у епископа, а людие вьси идоша за вълхва, ».