ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РОСИИ НАЧАЛА XX В.

Страница 4

В этот день впервые вместо обычной уверенности, что войны не будет, царь открыто заговорил о необходимости скорее выяснить вопрос — «воевать т а т е воевать, мир так мир, а эта неизвестность становится томительною». В совещании под его председательством 26 января предстояло решить, что делать в случае высадки японского десанта в Корее. На предложение Ламз-дорфа прибегнуть к посредничеству, чтобы избежать войны, Николай II, ответил: «Поздно». Совещание постановило поручить наместнику атаковать японцев первому, если они перейдут в Корее за 38-ю параллель.

Захватническая с обеих сторон, вызревавшая из противоречий держав в течение предшествующего десятилетия война тем не менее застала царизм врасплох. Россия вступала в нее, находясь в дипломатической изоляции, без должной подготовки на суше и на море, с бездарным командованием, отсутствием четкого и обоснованного понимания своих национальных и государственных интересов, руководимая самодержцем, поразительное самообольщение которого до последней минуты поддерживало в нем уверенность, что воле и желанию одного человека можно подчинить объективный ход событий.

Как всегда, друг за другом следовали: шумиха («шапками-закидаем»), неразбериха (отсутствие единой идеи и руководства), поиски виновных (с взаимными обвинениями), наказание невиновных (отставка Ламздорфа для удовлетворения общественного мнения) и награждение успешно заваливших дело (уволенный после Цусимы Алексеев в утешение получил Георгия на шею).

Заключение Портсмутского мира

Царское правительство нуждалось в договоре внешне благопристойном, ибо унизительные условия ослабили бы'его позиции в борьбе с революцией. Между тем рассчитывать на умеренность японской стороны особенно не приходилось. Если Япония была более истощена схваткой, то тыл у нее оказался заведомо прочнее: победительница пользовалась куда большим международным финансовым кредитом, и сочувствие большинства держав, заинтересованных в дальневосточных делах, склонялось опять-таки на ее сторону. Все это позволило японской дипломатии отклонить прелиминарные условия — так называемые «четыре нет», сформулированные Петербургом (исключаются уступка русской территории, уплата военной контрибуции, изъятие железнодорожной линии к Владивостоку и ликвидация русского военного флота на Тихом океане). Таким образом, миссия, добровольно взятая насебя опальным сановником, была чрезвычайно трудной и неблагодарной. Мир после поражения едва ли мог снискать лавры политику, его подписавшему. Неудача миссии означала бы конец политической карьеры Витте

.

Прежде всего он рассчитывал уменьшить японские притязания, предложив Токио не только примирение, но и сближение с целью совместнрй охраны новых позиций двух держав на Дальнем Востоке. Витте надеялся также добиться перемены симпатий других держав, мирового, особенно американского, общественного мнения в пользу России, предав гласности действительные цели Японии. Кроме того, он ставил перед собой сверхзадачу — подготовить размещение международного займа, необходимого царизму как на случай продолжения войны, так и для ликвидации ее последствий. При неудаче мирных усилий успешное заключение займа могло бы подстраховать его личную карьеру.

Одной из особенностей поведения уполномоченного Витте явилось широкое общение с представителями зарубежной печати. Оно, очевидно, было связано с расчетами воздействовать на мировое общественное мнение. Еще в Петербурге он дал интервью корреспонденту американского агентства Ассошиэйтед Пресс Г. Томсону, на борту лайнера «Кайзер Вильгельм Великий» — петербургскому корреспонденту английской «Дейли телеграф» Э. Диллону. Во время прибытия в Нью-Йорк от его имени было зачитано заявление для представителей американской печати. В Нью-Йорке он провел беседу с корреспондентом газеты «Ивнингмейл». И так продолжалось постоянно вплоть до прощальной речи в Портсмуте после заключения мира, обращенной к представителям печати.

Основная тяжесть переговоров в Портсмуте легла на плечи Витте, так как второй уполномоченный русской стороны — бесцветный посол в Вашингтоне Р. Розен — предпочел стушеваться; экспертов же к участию в заседаниях не допускали. Витте провел состязание с японскими делегатами неординарно, вопреки принятым канонам, чем вызвал немало язвительных замечаний в свой адрес со стороны профессиональных дипломатов. Но, может быть, именно эта необычность послужила одной из причин его успеха.

Японские условия мира оказались чрезвычайно тяжелыми. В них вошли три (кроме КВЖД) из четырех требований, признававшихся в Петербурге заведомо неприемлемыми. Появилось также неожиданное, шедшее вразрез с международной практикой и ущемлявшее престиж России настояние о передаче Японии в качестве приза русских военных судов, интернированных в нейтральных портах. В ряде других вопросов, где царская дипломатия надеялась достичь компромисса, притязания формулировались в самом далеко идущем виде. Японская делегация настаивала на скорейшем письменном ответе по всем пунктам. Принимая эту жесткую ноту, Витте еще раз проявил выдержку, ограничившись замечанием, что условия прочного примирения не должны давать слишком больших выгод одной из сторон.

Ординарный дипломат на его месте либо воспользовался бы несовместимостью японских требований с официальной инструкцией и прервал переговоры, либо, что более вероятно, обратился за указаниями в Петербург. Витте не сделал ни того, ни другого, ибо, с одной стороны, был убежден в необходимости мира, а с другой — не ожидал от апелляции в столицу ничего, кроме потери времени и возможных дополнительных ограничений.

Дальнейшие события в основном подтвердили правоту первого уполномоченного. Отказ Витте от обращения в Петербург произвел на японцев впечатление, подтвердив представление об исключительной широте его полномочий.

После этого переговоры велись по схеме, которую русские профессиональные дипломаты опять-таки не одобряли. Вместо того чтобы выдвинуть сначала самые трудные вопросы, решив тем самым, быть или не быть миру, Витте согласился рассматривать японские притязания и русские контрпредложения пункт за пунктом. Между тем в японской ноте основная группа более трудных вопросов стояла в конце. Ключ к разгадке позиции русского уполномоченного лежит все в том же стремлении сделать все для заключения мира. Предварительное согласование менее важных статей все же делало разрыв переговоров более трудным, чем старт с лобового столкновения по принципиальным вопросам. Создавалась также возможность постепенно подготовить правительство и общественное мнение России к неизбежным уступкам.

Через несколько дней 16 августа японская делегация дала положительный ответ. Для большинства участников и наблюдателей это было совершенно неожиданно. Витте, конечно, тоже нервничал. Любопытно однако, что еще накануне он дал указание Мартенсу начать формулировать проект текста мирного договора. При этом выяснилось, что первый уполномоченный считал нужным зафиксировать лишь главные, принципиальные моменты, предоставив урегулирование частностей последующим переговорам. Такой подход понятен, если учесть, что Витте не покидала идея русско-японского сближения, в связи с реализацией которой он надеялся на смягчение позиции Токио.

Неделя между достижением принципиального соглашения и оформлением договоренности прошла в напряженной работе по редактированию статей трактата. В эти же дни было заключено, наконец, ранее тормозившееся японской стороной соглашение о перемирии. Из Петербурга время от времени поступали «глубокомысленные» указания не торопиться с подписанием, выяснить сначала размер вознаграждения за содержание военнопленных, постараться внести те или иные поправки. На это Витте твердо отвечал, чтЪ менять что-либо уже поздно, и неуклонно вел дело к завершению. Наконец, 23 августа 1905 г. мирный договор был подписан.

Что же представлял собой этот договор? Условия трактата можно подразделить по содержанию на несколько групп. Первая из них касалась перераспределения сфер влияния в третьих странах. Россия признавала преобладающие интересы Японии в Корее и обязалась не препятствовать мерам по утверждению японского господства в этой стране. Царское правительство уступало также Японии свои права на аренду Квантунского полуострова с военно-морской базой Порт-Артур (Люйшунь) и торговым портом Дальний (Далянь) со всеми концессиями и государственным имуществом, что являлось крупной потерей в политико-стратегическом и экономическом отношении.