ВЛАСТЬ И НАРОД: ПРЕДСТАВЛЕНИЯ НИЗОВ ОБЩЕСТВА О ГОСУДАРСТВЕННОМ И ОБЩЕСТВЕННОМ УСТРОЙСТВЕ В РОССИИ XVIII В. (НА ПРИМЕРЕ РУССКОГО КРЕСТЬЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СИБИРИ)

Страница 10

1. О непомерной тяжести налогов и повинностей, притеснениях и поборах со стороны духовных властей.

2. Прошение, осуждавшее «антихристовую» власть в стране, налогами и голодом подчинявшую людей сатане: «Нынешния власти во всех жестоки, гневливы, наглы, люты, яры, нестройны, страшны, ненавистны, мерзки, некротки, мучители, лукавы».

Здесь прослеживается явное указание на то, что крестьяне были знакомы со 105 словом весьма авторитетного у старообрядцев московского издания 1652 г. Ефрема Сирина, где написано, что Антихрист «яр, нагл, гневлив, раздражен, нестроен, страшен и злонравен, ненавидим, мерзок, неукрощен, лукав, оукольник и безстуден»1.

В 1756 г. эта цитата вновь будет пересказана в «Известии», поданном от имени 172 беглых крестьян Чаусского острога посланной за ними военной команде. Таким образом, слова Ефрема Сирина, характеризующие Антихриста, будут отнесены ко всем духовным и светским властям государства, которые теперь, «в последние времена», «не по избранию Святаго Духа поставляются, злата ради; того ради они нарицаются от бесов, а не от Бога»2.

В очередном самосожжении 15 июня 1756 г. сгорело 172 человека, не поверивших обещаниям властей в разрешении конфликта. Немаловажно, что посылка военных команд для предотвращения гарей обычно вызывала обратное действие. По всей видимости, увидев военную силу, восставшие крестьяне окончательно разуверивались в обещаниях власть имущих.

После Крестьянской войны вновь возрастает число антицерковных выступлений, связанных со старообрядческими лозунгами. В 1782—1784 гг. тысячи жителей исетских, ялуторовских, ишимских сел участвуют в движении за выход из православных духовных приходов с целью освобождения от поборов и притеснений духовенства. Крестьяне переставали посещать церковь, желали записаться и составляли двойной старообрядческий оклад, добивались признания многотысячных списков отказников от официального христианско-орто-доксального направления в религии, с целью чего писали многочисленные прошения и челобитные, выбирали и направляли в различные инстанции ходоков.

Здесь видны как социальные, так и духовные мотивы протеста. Дело в том, что на протяжении XVIII в. среди крестьян Урала и Сибири не раз получали широкое распространение слухи о милостивых императорских указах, разрешающих свободное исповедание старообрядчества или даже приказывающих всем записываться в раскол. Подобные слухи, несомненно, также можно отнести к очередному проявлению «наивного крестьянского монархизма». Почву для слухов дало и некоторое смягчение законодательства о расколе в начале 1780-х гг. Когда же крестьян «увещевали» в несостоятельности таких слухов и в заведомой подложности распространяемых в крестьянской среде сведений подобного характера, а также говорили им о неверных перетолкованиях действительно имевших место императорских указов, крестьяне всерьез начинали угрожать самосожжением3.

В крестьянском сознании запись в двойной подушный оклад означала немедленный выход из православного прихода; крестьянин видел в этом хотя и дорогой, но верный способ избавления от поборов господствующей феодальной церкви. Сразу после отмены двойного оклада широкое распространение получили слухи о том, что это мероприятие приведет к насильственному обращению в православие всех старообрядцев вообще1.

1 Александров В. А., Покровский Н. Н. Власть и общество. Сибирь в XVIII в. С. 340.

2 Там же.

3 Покровский Н. Н. Массовое антицерковное движение урало-сибирских крестьян и секретный указ от 9 марта 1783 г. С. 201.

208

Как бы то ни было, но отмена двойного подушного оклада в 1782 г., казалось бы, полностью ликвидировала возможность массовых выступлений с требованием записать в двойной подушный оклад. Однако этого не произошло. Напротив, движение приобрело еще более широкий размах, «второе дыхание».

Дело в том, что крестьянские представления по-прежнему лежали в русле наивного крестьянского монархизма, что порождало мнение о Том, что Синод и местные гражданские и церковные власти действуют здесь вопреки воле государыни2.

Движение это сопровождалось демонстрацией резкой враждебности крестьян к православным церковнослужителям, отказом подчиняться церковным властям, а подчас и острыми столкновениями крестьян с клириками, пытавшимися вернуть утраченные позиции.

После погрома Пугачева в течение двадцати лет появились еще по крайней мере тринадцать самозванцев, распространялись подложные указы, вспыхивали бунты. Крестьяне продолжали поиск пути в свое утопическое царство с народным царем, защищающим локальные миры от государства. Усиление враждебности к начальству, помещикам, которые как будто потеряли моральное право владеть крестьянами, общая дезорганизация от бунтов вызывали рост дискомфортного состояния3.

Таким образом, протест, берущий свои корни в старообрядческих представлениях, охватил и другие слои крестьян, к концу века он обретает новую форму и содержание, но также продолжает углубление конфликта между народным христианством и бюрократическим официальным православием.

Среди основных форм антифеодальной борьбы русского крестьянства, на наш взгляд, преобладали либо открытая политическая борьба (восстание), либо «уход», ,т. е. бегство в еще не освоенные государством районы.

При этом восстания не обязательно носили ярко выраженный религиозный характер, как это было у староверов. Зачастую в активную форму выливался социально-экономический протест приписных и монастырских крестьян.

Следует отметить, что для массовых вооруженных выступлений крестьянства были характерны стихийность и импульсивность. Нанося мощные удары по существовавшему строю, крестьянские восстания способствовали определенной трансформации последнего. Так, призыв социального протеста в России в конце XVIII в. стал той почвой, из которой выросла дворянская революционность первой четверти XIX в. Целью же крестьянских выступлений было обеспечение нормальных условий для ведения самостоятельного семейно-потребительского хозяйства. Борьба крестьян за землю и волю не означала стремления к абсолютной свободе и отказа от формируемых наивным крестьянским монархизмом обязанностей по отношению к властям4.

На конкретные формы выступления крестьянства — его цели, требования и действия, — бесспорно, влияют и тип социального целого, в которое включены крестьянские миры, и внешние исторические обстоятельства. При анализе крестьянского движения и вопросов формирования представлений социальных «низов» о власти и государственном устройстве эти факторы необходимо учитывать

1 Покровский Н. Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян - старообрядцев в XVIII веке. С. 366.

2 Там же. '

3 Ахиезер А. Россия: критика исторического опыта. С. 205.

4 Данилова Л. В. Крестьянство и государство в дореформенной России. С. 33-34.

.

Как бы то ни было, но, проанализировав сопротивление крестьянства, проистекающее из религиозного раскола, можно прийти к выводу, что напряженность в вопросе веры порождала со стороны крестьянства бурную реакцию, причем выражалась она не только в распространении из среды старообрядцев множества слухов и социально-утопических легенд, касающихся власти, но и способствовала активизации крестьянского протеста, обращению его в крайние формы. При этом немаловажно отметить влияние монархических иллюзий, находивших свое отражение как в социально-утопических легендах (например, о подмене «истинного» государя), так и в активных формах протеста, подкреплявшихся лозунгами, порождаемыми наивным крестьянским монархизмом. '

3.3. Побег как универсальная форма антифеодального протеста

Другой, и последней, рассматриваемой в рамках нашей работы, формой протеста, вне сомнения, во многом зависящей от старообрядческих представлений о власти, был «уход» или побег в еще не занятые государством земли.

Эта форма протеста была наиболее распространенной формой протеста в течение всего XVIII в. При этом к нему прибегали как по социально-экономическим причинам, так и в силу религиозных воззрений.