ВЛАСТЬ И НАРОД: ПРЕДСТАВЛЕНИЯ НИЗОВ ОБЩЕСТВА О ГОСУДАРСТВЕННОМ И ОБЩЕСТВЕННОМ УСТРОЙСТВЕ В РОССИИ XVIII В. (НА ПРИМЕРЕ РУССКОГО КРЕСТЬЯНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СИБИРИ)
Страница 4
2 Копанев А. И. Крестьяне русского Севера в XVII в . С. 17.
3 Русские старожилы Сибири. М., 1993. С. 30.
4
Копанев А. И. Крестьяне русского Севера в
XVII в . С. 41.
Борясь за свой черносошный статус, северный крестьянин отстаивал и требования возвращения захваченных феодалами земель в черные земли. Как указывают исследователи, нигде в России крестьяне не добились большего успеха, чем в Поморье, где крестьянам удалось отстоять не только границы своих земель, но и свой незакрепощенный статус1.
Черносошный крестьянин был гражданином государства, в пользу которого платил налоги и нес повинности, т.е. крепостные отношения, основой которых было право собственности крепостника на личность крестьянина, к статусу черносошного крестьянина не могли иметь прямого отношения.
С ростом феодального гнета, отстаивая собственную личностную свободу, крестьяне были все же вынуждены покидать свои вотчины.
Несмотря на имевшие место колебания и попытки воспрепятствовать стихийному переселенческому потоку из Поморья в Сибирь, правительство в итоге убедилось в собственной неспособности преодолеть крестьянское сопротивление. Интересно отметить, что тем самым правительство отнюдь не пренебрегло закрепостительными установлениями Соборного уложения 1649 г. По закону сыску и возвращению подлежали только те
черносошные крестьяне, которые бежали во владения вотчинников и по-мещиков2.
В условиях Сибири это требование становилось бессмысленным.
А. А. Преображенский, приведя множество данных из исследованных
им документов (отпускных писем, проезжих или подорожных памятей),
пришел к выводу, что, кроме нелегальных, существовала и значительная
по численности группа крестьян, легально отпущенных «мирскими» вла-стями3.
Одной из основных причин ухода черносошных крестьян из Поморья в Сибирь независимо от того, был он легальным или нет, А. А. Преображенский называет, помимо прочих, и высокую степень социального расслоения поморской деревни, сложившуюся на протяжении XVII в. По его мнению, в результате этого процесса «мирские» власти не препятствовали выходу разорившихся крестьян из общины, справедливо находя в этом выгоду и облегчение для всех остальных ее членов4.
Поморские уезды в силу почти полного отсутствия в них вотчинного (кроме церковного и дворцового) землевладения развивались в экономическом отношении быстрее сопредельных территорий.
В любом случае поморские крестьяне, составляя абсолютное большинство среди переселенцев, принесли в Сибирь обширный комплекс представлений о государственном и общественном устройстве, сложившийся в течение многих десятилетий на основе осознанной крестьянской борьбы за собственные права.
Во многом на процесс формирования сибирского крестьянства повлиял и приток беглых рация практически не прилагала усилий по содействию в их возвращении к владельцам, предлагая самим владельцам организовывать сыск своих крестьян на бескрайних сибирских территориях.из других регионов страны. При этом центральная админист-1 Копанев А. И. Крестьяне русского Севера в XVII в . С. 227. г Крестьянство Сибири в эпоху феодализма . С. 45.
' Преображенский А. А. Урал и
Западная Сибирь в конце XVI—начале XVIII века. С. 58. 4 Там же. С. 57.
Так, например, когда в 1699 г. правительство Петра I пожаловало Г. Д. Строганову новые владения в Соликамском уезде, местное население отнеслось к переходу в крепостное состояние резко отрицательно. В начале 1700 г. с Урала в Сибирь двинулись «семей з двести и болши ис пермских чюсовских ево вотчин, отбиваясь от людей ево боем и стреляя из ружья и из луков в те ж сибирские городы по подговору прежних беглых ево крестьян».1
Деятельность по сыску встречала не только активное сопротивление со стороны самих беглых, но и определенное противодействие со стороны сибирской администрации, заинтересованной в притоке населения. И если ценой больших усилий и значительных финансовых затрат Строганову все же удалось «сыскать» значительную часть ушедших от него в Сибирь крестьян (на что, кстати, было потрачено не одно десятилетие), то сыски черносошных крестьян были заведомо безрезультатными и велись в гораздо меньшем масштабе, превращаясь в мероприятия по учету пришлого населения.
Формирование в Сибири крестьянства завершается к началу XVIII столетия, и ведущая роль в этом процессе в итоге принадлежала именно государственным крестьянам, непосредственным эксплуататором которых являлось феодальное государство.
Специфическую категорию феодально-зависимого населения составили приписные крестьяне уральских, нерчинских и алтайских заводов. По характеру основной феодальной повинности (заводская «барщина») приписная деревня напоминала крепостную. Однако приписной крестьянин в отличие от помещичьего признавался субъектом гражданского и публичного права. Верховная власть рассматривала приписное крестьянство как особую категорию в составе государственного крестьянства2.
Отсутствие в Сибири сколько-нибудь развитого помещичьего землевладения, отдаленность ее от центра страны, огромные пространства обусловили как особую специфику сознания местного крестьянства, так и характер взаимоотношения крестьянской общины с органами власти. Правительство и сибирская администрация были не в состоянии держать деятельность общины под постоянным контролем, что было возможно в густозаселенном центре России3.
К концу XVIII в. сибирское крестьянство было представлено тремя группами. Группа «государевых» — пашенных и оброчных — крестьян (96% от общего числа), группа монастырских крестьян (3,5%) и лично зависимые (абсолютное меньшинство — 0,5%)4.
Общеизвестно, что в Сибири так и не возникло помещичьего хозяйства, не появились четко оформленные слои поместных и крепостных крестьян. Тем не менее, и это легко проследить в лозунгах антифеодального движения, антикрепостнические настроения были сибирскому крестьянству весьма близки и активно поддерживались. В то же время на всю Сибирь к концу XVIII в. приходилось лишь несколько десятков незначительных по своей величине поместий, а число крепостных крестьян было мизерным.
' Преображенский А. А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI—начале XVIII века. С. 42.
2 Миненко Н. А. Живая старина: будни и праздники сибирской деревни в XVIII—первой половине XIX в. Новосибирск: Наука, 1989. С З.
3 Там же. С. 8.
4 Крестьянство
Сибири в эпоху феодализма. С. 225.
В XVIII—начале XIX вв. на востоке страны вольноколонизационный поток шел по-прежнему из Поморья.
Таким образом, в Сибири сформировалось крестьянство, феодально зависимое от государства, а не от частных владельцев. Исследователи отмечают, что типологически сибирское крестьянство находится ближе к государственному (черносошному) крестьянству Европейского Севера России, что в силу описанных особенностей его формирования и неудивительно. Как и черносошные крестьяне Поморья, они реально пользуются значительными владельческими правами на свои земли, степень их личной зависимости гораздо слабее, чем в помещичьей деревне. Отмечается и значительная близость материальной и духовной культуры крестьян по обе стороны Уральского хребта. Общерусские социально-утопические легенды имеют широкое хождение в Сибири, а поиски русскими сказочного Беловодья связаны с реальной историей алтайских крестьян1.
В то же время XVIII век ознаменовался окончательным формированием региональных черт народной культуры, которые определили в дальнейшем этнографический и культурный облик сибирской деревни.
Тем не менее, несмотря на некоторые имевшиеся особенности развития, характер существования, бытовой уклад и социально-политические представления крестьянского населения Сибири в основном не отличались от общероссийских. Объясняется это тем, что они были привнесены на сибирскую территорию русскими же земледельцами, а не формировались на рассматриваемых территориях на протяжении многих столетий, как это было в центральной части страны.