Ономастический контекст в постмодернистской литературе (на материале произведений В. Пелевина)

Страница 5

В третьей главе «Семантические особенности имен собственных в мегаконтексте романов, повестей и рассказов В. Пелевина», состоящей из 4 параграфов, рассматриваются заглавия произведений писателя, анализируются аллюзивные ономастические единицы, которые выводят текст на уровень мегаконтекста, описывается языковая игра с именами собственными у В. Пелевина, а также исследуются виртуальные (имплицитные) ономастические единицы в текстах автора.

Особой разновидностью имени собственного в художественном тексте является заглавие (О.И. Фонякова, Ю.А. Карпенко). Без заглавия литературное произведение любого жанра теряет свою самостоятельность и узнаваемость в культурном контексте любой эпохи. Оно становится концентрированным воплощением идеи произведения, формирует концептуальность художественного текста. Для творчества В. Пелевина характерны аллюзивные заглавия: «Generation “П”», «Желтая стрела», «Жизнь насекомых», «Омон Ра», «Откровение Крегера», «Девятый сон Веры Павловны», «Происхождение видов».

Названием своего произведения писатель может предложить читателю загадку, игру с ономастической единицей. Примером такой игры–шарады может служить заглавие романа писателя «Generation “П”» (англ. «поколение») — парафраз романа Дугласа Коупленда о проблемах молодежной культуры США «Generation X». Американский писатель вкладывает в «Х» несколько значений (неизвестная в уравнении, «экс», т.е. «бывший» и т.д.). Название произведения В. Пелевина восходит к тексту рекламного ролика о поколении, выбирающем «Пепси».

Размышлениям об этом молодежном напитке, который стал символом бездумной эпохи, посвящено немало места в художественном пространстве романа. К концу произведения выясняется, что поколение “П” — это поколение пса с нецензурным именем (на ту же букву). Когда он просыпается, наступает конец всему. Кроме того, в английском языке слово generation обозначает не только «поколение», но и «генерирование», «производство», «порождение». В произведении В. Пелевина это сотворение поколения «Пепси», производство рекламных слоганов, генерирование думских трехмеров или «три–дэ моделей» (картонных депутатов), создание Пса, а также формирование значения буквы “П”.

В романе «Generation “П”» игра со звуком – буквой начинается в самом названии и может быть читателем развернута до таких масштабов, что “П” — это не только поколение «Пепси» и емкое русское слово, описывающее весь спектр катастрофических ощущений. Это еще и любое понятие с приставкой «пост»: Поколение Постмодернизма, Постструктурализма, Постиндустриального (информационного) общества, Повсеместно Протянутой Паутины (WWW) как символа виртуальной реальности, в которой мы живем, Просто Пустое Поколение, еще одно поколение «лишних людей». Это и поколение Пустоты из предыдущего романа «Чапаев и Пустота», мира грядущего, в котором после указания на него пальцем Будды останется Пустота. Не случайно же в книге появляется брэнд «No name» (нет имени). Или это Поколение автора романа, фамилия которого начинается на эту же букву, Поколение Писателя (профессия автора), Поколение Поэта и т.д. Автор играет с читателем, и эту игру можно продолжать до бесконечности и искать букву “П” в других произведениях В. Пелевина: Принц («Принц Госплана»), Петр Петрович из «Тарзанки», «ДПП (НН)».

Заглавие помогает автору создать у читателя эффект обманутого ожидания (рассказы «Бубен Нижнего Мира» и «Зеленая коробочка», которые у писателя отличаются только названием).

Одним из средств реализации интертекстуальности в постмодернистском художественном произведении является аллюзия. Аллюзией И.В. Арнольд называет «стилистический прием употребления какого–либо имени или названия, которое указывает на определенный литературный или историко–культурный факт или лицо» (Арнольд И.В. Импликация как прием построения текста и предмет филологического изучения / Вопросы языкознания. — 1982. № 4. — С. 89). Этот стилистический прием отсылает к тому, что уже укоренилось в культурной памяти читателя, к устойчивым понятиям или словосочетаниям литературного, исторического и мифологического характера. Но аллюзия не ограничивается только ссылкой на какое–либо событие или сюжет. Она выполняет в художественном тексте эстетическую, экспрессивную и познавательную функции. Причина широкого применения литературной аллюзии как стилистического приема в художественной литературе обусловлена ее способностью обогащать художественное восприятие текста, делая его более объемным, ярким, способствовать реализации интенсивных ассоциативных связей, соединяя, таким образом, данный текст с текстами других авторов.

Одной из отличительных черт аллюзии является ее направленность, которая обеспечивает предусмотренную автором связь данного приема с конкретным произведением. Таким образом, любая аллюзия предполагает выход за рамки текстового хронотопа. Очень часто роль этого стилистического приема на себя берут имена собственные. В качестве интертекстуальных аллюзий могут функционировать различные ономастические единицы, но чаще всего в этом качестве выступают антропонимы, вследствие их наибольшей распространенности, частотности употребления в речи и связи с историко–культурной традицией.

Аллюзивные антропопоэтонимы, которые встречаются в романах, повестях и рассказах автора, выводят текст на уровень мегаконтекста, обогащая литературные тексты ассоциациями и оказывая значительное влияние на создание художественных образов в произведениях В. Пелевина. Мы выделяем следующие аллюзивные антропопоэтонимы в текстах писателя:

1) имя собственное–аллюзия на известное историческое лицо. Один из героев романа «Чапаев и Пустота» — барон Юнгерн. В. Пелевин взял фамилию реально существовавшего человека, генерал-майора Романа Федоровича Унгерна фон Штернберга, и поменял первую букву фамилии. Ю и У — категории китайской философии, образующие категорию «бытие — небытие». Категория Ю в китайском буддизме была использована для определения чувственной реальности, противоположной «пустоте — шунье». Кроме того, писатель явно отсылает нас к швейцарскому психологу и психиатру, основателю аналитической психологии, К. Юнгу и немецкому мыслителю и философу Эрнсту Юнгеру, который утверждал индивидуальную свободу личности;

2) имя собственное–аллюзия на литературный (фольклорный) персонаж. В романе «Жизнь насекомых» червяка–личинку, мечтающего стать цикадой, писатель называет Сережей. Метаморфозы, происходящие с героями В. Пелевина, отсылают читателя к «Превращению» Ф. Кафки и «Носорогам» Э. Ионеско. У автора «Жизни насекомых» — Сережа, у Ионеско — Беранже. Аллюзия на литературный персонаж создается автором за счет схожести звукового комплекса, составляющего имена: Беранже – Сережа. «Маленький человек» Беранже не желает (подобно большинству) превращаться в носорога, т. е. отказывается стать частью «оскотинившегося» общества. «Маленький червяк» Сережа, мечтающий стать цикадой, роет ход в «другую жизнь», «на поверхность». Он верит, что не станет одним из многих, то есть не станет тараканом. Позже оба героя испытывают радость от превращения. Но у В. Пелевина вслед за этим следует бунт героя против тараканьего образа жизни. Сережа выбирается на поверхность и становится тем, кем он мечтал — цикадой;

3) имя собственное–аллюзия на мифологический образ или сюжет. Главный персонаж повести В. Пелевина «Омон Ра» — московский школьник Омон Кривомазов, который мечтает о полете на Луну. Амон — в египетской мифологии бог солнца. Омон, собираясь лететь в космос, выбирает себе позывной Ра (в египетской мифологии также бог солнца). Главный герой романа фактически стремится перейти от первого ко второму — из сына милиционера превратиться в космического бога;

4) имя собственное–аллюзия на библейский образ или сюжет. Имя главного героя романа В. Пелевина «Generation “П“» Вавилен — аллюзия на образ древнего города Вавилона, с его гигантоманией и Вавилонской башней, воплощающей стремление человека сравняться с Богом. Продвижение Татарского по служебной лестнице — этот его постепенное восхождение на Вавилонскую башню, для того чтобы стать правящим богом, мужем божества Иштар;