КОНЦЕПТ «ТРУД» КАК ОБЪЕКТ ИДЕОЛОГИЗАЦИИ

Страница 6

Экстралингвистическая ситуация обусловила появление новых номинаций, которые явились следствием переосмысления понятий, обозначенных «идеологемами-святынями» (Н. А. Купина), отражающими ценностные смысловые составляющие тоталитарной системы: трудовой героизм, социалистические обязательства, трудовой энтузиазм, темпы труда, стахановский труд, социалистическое соревнование. Формирование частных оппозиций, обнаруживающих кризис основных идей тоталитарной системы, обусловливает семантические преобразования идеологем. Идеологическая редукция проявляется прежде всего в изменении их семантики и коннотаций: Но пришло время задумываться не только над тем, чтобы выполнить, но и как это сделать. То ли будут преобладать штурмовщина, сопутствующие ей рваческие настроения, то ли инициатива самих рабочих, живое соревнование (МР, 1987, № 18); Откуда же тогда обязательства под копирку? Так ли уж случайна в ином трудовом коллективе равнодушная, а то и негативная реакция на передовика? Отчего это происходит? Кто несет ответственность за имитацию азарта работы, интереса к труду, живого состязания? (МР, 1987, № 18); Темп декады должен сохраниться до конца года. И это не стереотип минувших вахт. Необходимо новое содержание (МР, 1987, № 22). Появление у ключевых идеологем эффекта сниженности создает отрицательные прагматические смыслы, содержащие оценку тоталитарной системы, ‘консерватизм’, ‘экстенсивность развития’, ‘застойность’, ‘уравниловка’. Под их влиянием искажаются смысловые составляющие концепта «труд» доперестроечного периода:

- ‘душевный подъем’ (трудовой энтузиазм) ↔ ‘бесплановая работа’ (штурмовщина);

- ‘самопожертвование’ (трудовой героизм) ↔ ‘личная выгода’ (рваческие настроения);

- ‘официальное обязательство трудиться в соответствии с идеологическими требованиями’ (социалистическое обязательство) ↔ ‘формализм’ (обязательства под копирку);

- ‘интенсивность’ (стахановский труд, социалистическое соревнование) ↔ ‘псевдодеятельность’ (имитация азарта работы, высокие результаты «по случаю»);

- ‘непрерывные действия’ (темпы труда) ↔ ‘стандарт’ (стереотип минувших вахт).

Период идеологической редукции характеризуется деформацией идеологических констант, которая обусловлена частичным пересечением семантических зон членов оппозиции «свой - чужой», а также появлением вербальных сопроводителей, характеризующих кризис социалистической системы: без дела, безделье, безработица, бесконтрольный, безответственный, имитация азарта, косность, незаработанный, незаслуженный, нетрудовые доходы, нищета, нужда, подневольный, раб, рвачество, реальный вклад, собственные интересы, спустя рукава, трудоустройство, угнетенный, уравниловка, штурмовщина.

В контекстах 1980-1990 гг. сохраняются содержательные составляющие, появление которых обусловлено отрицательной идеологической оценкой сферы «чужого». Как и в предшествующие витки идеологизации концепта «труд» (1941-1945 гг.; 1960-1970 гг.) эти составляющие аналогичны периоду 1933-1940 гг.

- Квалификативная составляющая: ‘регрессивная деятельность’;

- этические составляющие: ‘антигуманный’, ‘принудительный’, ‘субъект несвободен’, ‘эксплуатация препятствует труду, направленному на общую пользу’.

Активная разработка концептуальных смыслов труда при капитализме наблюдается только в 1933-1940 гг. В последующие периоды (1941-1945, 1960-1970, 1980-1990) это понятие не обогащается какими-либо новыми признаками. Более того, в газетах периода 1990-2002 гг. труд при капитализме не получает репрезентации. Неразработанность сферы «чужого» обусловлена, вероятно, сменой приоритетов, произошедшей в обществе в период перестройки. В центре внимания российских граждан оказались политические процессы, которые вызвали снижение уровня жизни и рост массового недовольства. Желание осмыслить новую собственную действительность, по всей видимости, отодвинуло разработку идеологических составляющих области «чужого» на второй план.

Процесс деидеологизации сопровождается поиском новых концептуальных ориентиров. Контексты, в которых осуществляются попытки сформулировать новые ценностные элементы труда, отличаются большим объемом. Эта особенность свидетельствует о неструктурированности лексики, обслуживающей новые политические идеи (ср.: лаконичность тоталитарного языка, идеологемы которого характеризуются «терминологичностью, большим смысловым объемом, так как за каждой из них стоит миф (цепочка мифов)» (Н. А. Купина). Для выражения новой смысловой составляющей публицистическим контекстом анализируемого периода требуются многие лексические единицы. В контекстах идеологемы получают качественно новые номинации: трудовые свершения, передовой опыт, социалистическое соревнование ↔ показушные, часто надуманные атрибуты; братские народы ↔ бездельники; социалистическое соревнование ↔ откровенная липа. Демифологизируются демагогические утверждения о труде как источнике здоровья, морального и материального удовлетворения потребностей советского человека: Где же выход? Деньги обесценились, на наши пенсии не проживешь, а здоровье ушло на то, чтобы в течение сорока лет честно трудиться, растить детей (МР, 1992, № 39); Стремительно растет число обездоленных, разоренных, лишенных средств к существованию среди добросовестно работающих или отдавших всю свою жизнь на благо общества, а сегодня не имеющих возможности трудиться по возрастной немощи или болезням. И таких «бесправных» членов общества в нашем городе примерно половина (МР, 1992, № 116); Ни весны толком нет, и труд наш не в радость. Трудятся мои в последнюю силу, а в доме ой как не густо. Каждый день думаешь, чем бы накормить (МР, 1992, № 83). В данных примерах разрушаются, выделенные Н. Д. Арутюновой три формы гедонистической оценки, свойственные понятию труд в советскую эпоху. Это приводит к замене актуальных сем коммуникативного значения труда на прямо противоположные. Во-первых, пассивное удовольствие (приятное для чувств, для восприятия), отраженное семой ‘источник радости’, становится нерелевантным для субъекта труда в контексте труд не в радость. Актуализируется смысл ‘рутинный’. Во-вторых, активное удовольствие (удовольствие активного образа жизни), представленное в контекстах советского периода семой ‘источник здоровья’, превращается в свою противоположность посредством актуальных сем ‘источник болезней’, ‘источник страданий’ - здоровье ушло, возрастная немощь, болезни. Эти семы формируют смысловую составляющую ‘тяжелый, вредный для здоровья процесс’. В-третьих, довольство (радость удовлетворения желания), репрезентированное семой ‘источник материальных ценностей’, опровергается контекстами деньги обесценились; стремительно растет число… разоренных, лишенных средств к существованию среди работающих; в доме ой как не густо. Актуальные семы ‘потерять достаток’, ‘обнищать’ демонстрируют тенденцию к утрате субъектом труда всех основных завоеваний социалистического труда.

В качестве контекстных партнеров слова труд используются новые идеологемы: реформы, граждане России, Возрождение. Наблюдается тенденция нового витка идеологизации концепта «труд». Речевые формулы необходимо сделать самим хорошую жизнь; работать на себя; право свободно трудиться, продавать свой труд и результаты своего труда; с верой в светлое будущее, которое надо создать своими руками; работать, не жалея сил в новом политическом языке являются калькой с прежних формул советской системы. Различие состоит в переносе интересов субъекта в личностную сферу, о чем свидетельствуют местоимения самим, себя, своего, своими. Примечательно, что новая идеология ратует за поднятие престижа труда, поскольку для демократического общества, как и для тоталитарного, труд - ‘высшая ценность, способная вести вперед массы, творить и созидать’.

Демократическая система, характеризуя современный процесс распределения результатов труда, активно перенимает тоталитарную схему «несправедливого распределения продуктов труда в капиталистическом обществе». Это обусловлено тем, что распад тоталитарной идеологии «пока не затронул ее глубинной структуры. На данном этапе можно говорить в основном лишь о процессе переименования, создания новых текстов при сохранении прежнего культурного каркаса» (М. В. Китайгородская, Н. Н. Розанова): Как-то по ЦТ шла передача об Ирине Хакамаде, где показывали немыслимое количество комнат, ажурное стекло и хрусталь. Звучали слова: «Люблю все великолепное». А что, труженицы комбината не любят «все великолепное»? Безусловно, любят и тоже знают в этом толк, но зачем же «сыпать соль на раны», понимая, что простым труженицам все это не по карману? (МР, 2002, № 78); А регулярное повышение зарплаты на комбинате - от лукавого, ибо оно постоянно «съедается» инфляцией… И эта несправедливость касается всех металлургов, отмечающих в 2002 г. 70-летний юбилей. Исключая, конечно, «привилегированных акционеров» с их возведенными в ранг коммерческой тайны доходами (МР, 2002, № 118). Эксплицитные оппозиции Ирина Хакамада/труженицы, металлурги/«привилегированные акционеры» актуализируют статусные отношения, право на приоритеты. На базе внутрикультурной дихотомии «свои - чужие» выстраивается целая система устойчивых образов-противопоставлений: мы - нравственные, благородные; они - подлые, злобные, безнравственные; для нас характерна честность; для них - изворотливость, наглость, склонность к жульничеству. Хищническая деятельность последних всячески подчеркивается: немыслимое количество комнат, ажурное стекло, доходы. Сытая жизнь «нетрудящихся» по контрасту с собственной голодной, неустроенной выступает объектом зависти субъекта труда. Корни этой зависти в бедности, отсутствии среднего материального достатка, что является следствием ограничений на результаты деятельности у субъекта труда. Получает «вторую жизнь» устойчивая ментальная формула тоталитарной эпохи: те, кто организовывает труд… незаконно получает всю прибыль → эксплуататоры.