РОЛЬ СИМВОЛА В ОСВОЕНИИ СМЫСЛОВОЙ СТРУКТУРЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА

Страница 3

Символ следует отличать от реминисценции или цитаты, поскольку в них "внешний" план содержания-выражения не самостоятелен, а является своего рода знаком-индексом, указывающим на некоторый более обширный текст, к которому он находится в метонимическом отношении. Реминисценция, отсылка, цитата являются частями нового текста и функционируют только в его синхронии. Они идут из текста в глубь памяти, а символ – из глубин памяти в текст.

В герменевтике многозначность задает понятие символа. Для Рикера символом является всякая структура значения, где один смысл, прямой и первичный, буквальный, означает одновременно и другой – косвенный, вторичный, иносказательный, который может быть понят лишь через первый [Рикер 1990; 1995]. Сфера таких символов, данных в тексте в формате прямой/непрямой номинации составляет определенное герменевтическое поле. В соответствии с его содержанием модифицируется и интерпретативная деятельность реципиента. Интерпретация, в данном контексте, – это работа мышления, которая состоит в освоении через рефлексию смысла/смыслов, стоящих за символом.

Символ и символическое в художественном тексте выступает в качестве «замещения» внутреннего, скрытого, свернутого в контексте смысла. Распредмечивание заложенных в символе смыслов, прочитывание их (в том числе и как интертекстов) запускает разнонаправленные дискурсивные процессы между автором, культурой и читателем. Поскольку в основе символического лежит аналогия явлений, символическое в художественном тексте является средоточием чрезвычайно сложных отношений: это отношения образности, структуры, взаимосвязи, традиции, формального (языкового) воплощения, смыслового содержания, деятельности. С этим связана сложность определения границ символического.

В самом общем виде символ можно рассматривать как совокупность множества смыслов и культурных характеристик, реализующихся в соответствующем контексте в форме вербального знака. В этом качестве символ носит интертекстуальный характер и представляет собой систему текстовых связей, раскрывающихся в вертикальном контексте. На такой связи основана, например, интерпретация так называемых словарных символов, представленных в соответствующих словарях, и представляющих собой набор закрепленных интерпретаций в одной или нескольких культурах. Природа символа идеальна, комплексна и уникальна, и поэтому не всегда интерпретация символа в художественном тексте согласуется с трактовкой значения данного символа вне текста.

Понимание символа как своего рода свернутого текстового формата, позволяющего в концентрированном виде, сжатом подчас до вербального знака, представить в новом тексте смыслы, возникшие в культуре в разные периоды и сохранившиеся в ней, создает основания для взаимодействия, диалога автора и читателя в рамках культурной традиции.

Основу интертекстуального потенциала символа и символического составляет его диахроничность, которая может рассматриваться как важный механизм памяти культуры, позволяющий переносить тексты, сюжетные схемы и другие семиотические образования из одного пласта культуры в другой. Символ, таким образом, осуществляет еще одну функцию – сохраняет единство культуры во временном пространстве. Интерпретативное прочитывание символов как текстов культуры запускает механизм интертекстуальности, поскольку единство основного набора доминирующих символов и длительность их культурной жизни в значительной мере определяют национальные и ареальные границы культур. Лотман отмечает, что «смысловые потенции символа всегда шире их реализации в данном контексте: связи, в которые вступает символ с помощью своего выражения с тем или иным семиотическим окружением, не исчерпывают всех его смысловых валентностей. Это и образует тот смысловой резерв, с помощью которого символ может вступать в неожиданные связи, меняя свою сущность и деформируя непредвиденным образом текстовое окружение» [Лотман 1992].

Присущая символу диахроничность обеспечивает сохранение культурной традиции во времени и пространстве. Символическое ядро культуры состоит из простых символов, обладающих наибольшей культурно-смысловой емкостью. Символы представляют собой некоторые тексты как в плане выражения, так и в плане содержания, способные интертекстуально взаимодействовать между собой, порождая новые смыслы через отношения с текстами других авторов.

Вторая глава посвящена описанию методологических основ исследования проблемы понимания, смысла и смыслообразования, рассматриваемых с позиций герменевтического подхода. Раскрывается сущность герменевтического метода как способа усмотрения неявно данного в тексте. Возможности и опыт системного подхода к пониманию текста освещаются с точки зрения представления о художественном тексте как о взаимопроникновении и взаимодействии трех пространств: содержания, смысла и метасмысла. Перечисляются техники усмотрения смыслов в тексте, а также рассматривается вопрос о совместимости и взаимодействии различных техник понимания. Дается определение внутритекстового механизма смыслоформирования и выделяются основные функции художественного текста и критерии, регулирующие процесс интерпретации текста. Установление связей в тексте и реализация принципа диалогичности смыслов рассматриваются как необходимые условия смыслообразования. Герменевтические указатели определяются как факторы, определяющие границы интерпретации.

Системность в изучении текста как некоего механизма, совокупности, целостности, которая обеспечивает выход читателя к смыслам, имеет определенную лингвистическую традицию. Она состоитвсуществовании представления о художественном тексте как о взаимопроникновении и взаимодействии трех пространств: содержания ("объектной" реальности, реальности предметных представлений); смысла и метасмысла ("субъект­ной" реальности); средств выражения и метасредств выражения как содержания, так и смысла.

Символ не просто соотносится с содержательностью сознания, это та конкретная вещь, которая конкретно и вещественно соотносится с чем-то определенным в содержательности сознания [Лосев 1991], и одновременно принадлежит и содержанию сознания, и психической экзистенции, в которой прорабатываются содержательности сознания. Соответственно, символ не может создавать художественного образа, а может лишь трактовать парадигмы невербального мышления. Символ способствует реализации художественной идеи как руководящей динамической схемы действования реципиента при понимании текста [Богин 1989:44-47]. Символы существуют как символы (а не как вещи, способные нечто символизировать) только внутри интерпретаций. И эти интерпретации всегда являются сознательными, то есть такими, в которых сознание «читает само себя» [Лосев 1991]. Чаще всего это и те интерпретации, в которых культура читает саму себя, придавая разным вещам, образам, словам и формулировкам определенное символическое значение и «надеясь», что эти вещи, образы, слова и формулировки вдруг «заработают», вдруг окажутся сопричастными бытию сознания. Интерпретация обеспечивает системность при освоении смыслов текста, выраженных различными способами, в том числе, символически.

При понимании текста восстанавливается (и создается) множество частных элементарных смыслов, которые поддаются усмотрению благодаря анализу средств текстопостроения. Схемы действования читателя при понимании текста можно определить как упорядоченные наборы метасмыслов и метасредств, то есть метаединиц действования с текстом. Проблема интертекстуальности также важна для формирования полноценного понимания текста и символа, рассматриваемого нами как выход в интерпретацию прецедентных текстов культуры, представленных в новом тексте в свернутом виде и передающих определенные смыслы, которые при распознании вступают во взаимодействие с исходным текстом и создают в нем новые смыслы. Взаимосвязь формальных и идеальных компонентов текстопостроения является основой внутритекстового механизма смыслообразования: лучи рефлексии реципиента направляются на идеальные и формальные герменевтические указатели (маркеры), которые, в свою очередь, перенаправляют рефлексию, задавая основы понимания и интерпретации при распредмечивании смыслов текста. Одним из таких текстовых герменевтических указателей мы полагаем символ как один из форматов, который может быть подвергнут интерпретации в пределах текста. Эта точка зрения вполне согласуется с идеей установления связей как условием смыслообразования, которая доминирует в работах таких крупнейших теоретиков и философов языка как Соссюр, Якобсон и Умберто Эко [Соссюр 1977; Якобсон 1985; Эко 1988, 1992]. Они полагают, что минимально необходимым условием для смыслообразования является налаживание связи между двумя вещами, «будь то означающее и означаемое, знак и его объект, выражение и содержание или два знака» [Александров 2002:83]. Художественный текст, как правило, насыщен герменевтическими указателями, иначе говоря, текстуальными моментами, являющимися версиями якобсоновской «металингвистической функции». Носителем этой функции, в частности, является и символ. Символические структуры герменевтичны, ибо соотнесены с общими условиями формирования смысла; а «указателями» их можно назвать потому, что они определяют те направления, на которых этот смысл складывается. Образно говоря, герменевтические указатели являются знаками текстового самосознания. Такие герменевтические указатели как символы в любом сложном повествовании не дают, как правило, единственных ответов на все вопросы, порождаемые текстом. Они скорее очерчивают его смысловые зоны и, в совокупности, устанавливают границы возможных интерпретаций. Их можно уподобить векторам, указывающим возможные прочтения текста. Хотя функция герменевтических указателей – облегчить понимание внутреннего смысла произведения, сам этот смысл всегда останется частичным, ибо он есть результат взаимосвязи между четкими и туманными сторонами содержания, а возникающие зазоры может «заполнить» только конкретный читатель [Ингарден 1973; Водичка 1976; Изер 1978]. В любом случае герменевтический указатель может рассматриваться лишь как обязательное дополнение к текстуальным «разрывам», в которых Изер видит первоначальный импульс читательской работы по восстановлению смысла [Изер 1989].