КОНЦЕПТЫ «СТЫД» И «ВИНА» В РУССКОЙ И НЕМЕЦКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ

Страница 3

Поскольку слово стыд многозначно, оно входит в два синонимических ряда с доминантами смущение (смущенность, замешательство, стеснение, стесненность, неловкость, неудобство, застенчивость, конфуз) и позор (бесславие, бесчестье, срам, срамота, сором, скандал, позорище, посрамление, стыдоба, стыдобушка). Анализ данных синонимических рядов методом ступенчатой дефиниции позволяет выявить дифференциальные признаки номинантов исследуемого концепта – «робость», «нерешительность», «отсутствие непринужденности в поведении, действиях человека, вызванное волнением, утратой самообладания, внутреннего равновесия». В немецком языке также присутствуют сходные характеристики, эксплицируемые синонимическим рядом с доминантой Scham (Schamhaftigkeit, Schamgefühl, Beschämung, Schüchternheit, Scheu, Befangenheit, Unsicherheit, Zurückhaltung, Prüderie). В отличие от русских синонимов к дифференциальным признакам, формирующим интерпретативный слой концепта «Scham», относятся: «понижение социального статуса человека (beschämen – Scham und Reue bereiten, demütigen)» (Duden 1986), «желание увеличить дистанцию общения при чрезмерной близости, откровенности (Scheu – aus einem bei zu großer Nähe sich einstellenden Unbehagen, von anderen, bes. von fremden Menschen sich fernhaltend)» (Duden 1986).

Поскольку слово стыд входит и в синонимический ряд с доминантой позор, мы можем говорить о существовании «морального» (термин Д. Осьюбела), или «деонтического» стыда (термин А.Д. Шмелева) и, следовательно, о существовании зоны плотного пересечении концептов «стыд», «позор», «честь/бесчестье», «совесть» в русском языке.

Анализ иллюстративной части словарных статей к лексемам стыд и Scham выявляет следующие базисные семантические группы – «способность к переживанию стыда», «интенсивность его протекания», «его психосоматические проявления», «противопоставление истинного стыда стыду ложному». В иллюстративной части так же, как и в дефиниционной части словарной статьи, четко прослеживаются ассоциативно-образные представления русских и немцев об эмоции стыда (стыд как некая субстанция, наполняющая тело человека, стыд как живое существо).

По общепринятому мнению, фразеологический и паремиологический фонды языка представляют собой его наиболее самобытное явление, фиксируя культурные установки и стереотипы, эталоны и архетипы. Соответственно исследование данных языковых единиц позволяет выделить наиболее ценностные установки лингвокультуры через призму исследуемых концептов.

В результате проведенного нами анализа словарей фразеологизмов, пословиц и поговорок мы выявили следующие базисные семантические группы, общие для обоих языков: 1) стыд как моральный ориентир для человека (в ком есть бог, в том есть и стыд; wo Furcht ist, da ist auch Ehre, wo Ehre ist, da ist auch Scham); 2) интенсивность переживания эмоции стыда, которая по силе своего морального воздействия превосходит материальные убытки (лучше понести на гривну убытку, нежели на алтын стыда), а по силе деструктивного влияния на человека приравнивается к смерти (стыд/ позор та же смерть; готов сквозь землю провалиться; sich zu Tode schämen); 3) отрицательное отношение в обеих лингвокультурах к несоблюдению нравственных норм общества, в частности нежеланию/неумению стыдиться (умри, коли стыда нет!, wer keine Scham hat, der hat auch keine Ehre); 4) стыд как фактор, мешающий человеку легко жить (первое счастье – коли стыда в глазах нет; wer sich nicht schämt, lebt desto besser); 5) экспликация ситуации стыда с указанием на: а) оппозицию «человек – социум» (врет, людей не стыдится и бога не боится; j-n zum Erröten bringen), б) вегетативные изменения в организме человека (стыдливый покраснеет, а бесстыжий побледнеет; das Blut stand ihm in den Ohren), в) субъективные ощущения (сгореть от стыда; sich (vor Scham) ins Mauseloch verkriechen); 6) зависимость понятия о постыдном от культурного или социального контекста, от ценностных установок человека (в чем деду стыд, в том бабе смех; wo es Brauch ist, trägt man den Kuhschwanz als Halsband).

Этноспецифику русского концепта, выраженного в паремиях и фразеологизмах, составляют следующие семантические группы: 1) стыд как обязательная норма поведения, неотъемлемое качество человека, непосредственно связанное с самоограничением и умением сдерживать животные инстинкты (стыдливый из-за стола голодный встает); 2) неизбежность переживания стыда (без греха веку не изживешь, без стыда рожи не износишь); 3) дуализм его переживания, т.е. слияние чувства-оценки Другого, олицетворяющего собой социум, и эмоциональной реакции того, кто отступил от нормы (людской стыд – смех, а свой – стыд; чужой сын дурак – смех, а свой сын дурак – стыд). Симптоматичен тот факт, что варьирование лексем стыд, позор, честь, бесчестье в русских пословицах и поговорках приближает значение стыда к энантиосемии: с одной стороны, «стыд как этическая способность человека сближается с честью» (пора и честь знать – пора и стыд знать; за честь голова погибает – за стыд голова погибает), с другой же стороны – «чувство стыда сближается с ощущением бесчестья, а стыд сближается с позором» (стыд та же смерть, бесчестье/ позор та же смерть) (см.: А.Д. Шмелев). Лексическое варьирование при построении паремий и фразеологизмов свидетельствует также и о наличии зон пересечения разных концептов.

Судя по паремиям, стыд в немецком обществе не является таким сильным регулятором поведения человека, как в русском социуме (ср., напр.: Man schämt sich öffentlich und tut´s heimlich и Besser geschämt als gegrämt).

Концепт, как известно, активно вербализуется вторичной номинацией, в частности, метафорой (В.П. Москвин, Н.Н. Панченко, В.Н. Телия, В.И. Шаховский и др.). Выполняя функции познания и вербализации мира, метафора становится экспонентом культурных знаков. Структурно-семантический анализ словосочетаний и предложений, одним из компонентов которых является номинант концепта стыда, дает нам право говорить о широкой распространенности в обоих языках преимущественно антропоморфной и натурморфной метафор, что, с нашей точки зрения, можно объяснить релевантностью для человека его собственных действий и поступков, а также традиционно непреходящей утилитарной ценностью окружающего человека мира вещей.

В структурном плане данные виды метафор чаще всего выражаются глаголом, частью речи, способной передавать динамизм эмоциональных состояний человека. Глагольная антропоморфная метафора выражается конструкциями с указанием на: а) движение эмоции (Страх и стыд вошли и в кровь, и в плоть [Б. Слуцкий]; Scham und Stärke eilten mit schmerzlichen Tritten durch mein Herz [Brentano]) или ее активное принудительное действие (Но не стыд, а совсем другое чувство, похожее даже на испуг, охватило его [Достоевский]; da fasste mich plötzlich eine Art Scham [A. Seghers]); б) место дислокации эмоции (Первый дар на роду, коли нет в глазах стыду [Пословица]; er hat keine Scham im Leibe); в) психосоматическое проявление переживания стыда (… задыхаясь от стыда и раскаяния, я стоял, как опозоренный [Тургенев]; Ich weinte vor Scham [Brentano]); г) результативность (вогнать в краску; j-m die Schamröte ins Gesicht treiben); д) ментальные действия человека (Гарун забыл свой долг и стыд [Лермонтов]; Schamgefühl kennen); е) преодоление переживания стыда (Nach diesen Worten hatte sich die Gräfin ihrer niederdrückenden Beschämung ermeistert [Arnim]). Отметим, что последняя подгруппа была обнаружена нами только в немецком языке.

Антропоморфная метафора может быть субстантивной, преимущественно выраженной генетивной конструкцией (Слезы стыда покатились из глаз ее [Достоевский]; sie schritten zu Fuß . mit gerötetem Antlitz und Tränen der Scham in den Augen [Freytag]) и адъективной (Девичий стыд до порога – а переступила, забыла [Пословица]; Er sprach wie die jungfräuliche Scham [Brentano]).

В основе глагольных натурморфных метафор лежит сравнение понятий «стыд» и «огонь» (На лестницу выбежал секретарь филиала и, видимо, сгорая от стыда и смущения, заговорил заикаясь [Булгаков]; sie glühte über und über vor Scham [Brentano]), «стыд» и «вода» (По нем текут и жар и хлад [Пушкин]), «стыд», «вода», «краска» (Он отчего-то смешался, щеки залились краской стыда [Акунин]). Данный подвид нами был обнаружен только среди русскоязычных примеров.