ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ МИФОЛОГИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА «ЧЕЛОВЕК – ПРИРОДА» В РУССКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА

Страница 13

Период летнего солнцестояния репрезентировал Хорс - бог доброго, теплого (хорошего) солнца. Имя Хорс, или Хърсъ, неславянское и образовалось, скорее всего, из иранского и древнееврейского khoreš, khereś - «солнце». Учитывая семантику образа, исследователи возводят к имени Хорс слово хороший – буквально «солнечный» (Ф.И. Буслаев, С.П. Обнорский, П.Я. Черных и др.). По нашему мнению, с именем этого божества этимологически связано слово слово хоровод. В словарях современного русского языка хоровод толкуется как танец, сопровождаемый песнями и драматическим действием. Хороводом называют также цепь взявшихся за руки людей, которые с песнями ходят вокруг чего-либо. При этом движение направлено посолонь - по ходу движения Солнца.

Концептуальное решение солнца как живого существа детерминировало мифологические антропоморфные представления о природном объекте, что нашло отражение в области олицетворений (солнце восходит, стоит, заходит).

Результатом этого является также соотнесение персонифицированного противопоставления Солнце - Луна с оппозицией «мужское – женское», что репрезентируется, например, традиционной песенной символикой (персонифицированное противопоставление Солнце - Луна соотносилось с оппозицией «мужское – женское» (у южных славян, которые, как полагают, лучше сохранили таинственный жанр мифологических песен, солнце - всегда мужского пола [Смирнов 1976: 8]). Грамматическое оформление всех видовых номинаций Солнца (Сварог, Хорс и т.д.), которые являются именами мужского рода, свидетельствует о мужской персонификации светила у восточных славян.

Что касается имени солнце, то в его основе этимологически вычленяется уменьшительно-ласкательный суффикс *-ik-, следовательно, эта номинация означала «молодое (маленькое) солнце» и семантически была близка праславянскому заимствованию из латинского коляда - буквально «солнце-младенец», солнце самых коротких дней года. В результате существительное солнце оказалось среди имен среднего рода, объединявших названия детенышей, для которых признак пола не являлся дифференциальным. В то же время, как отмечает, в севернорусских говорах, консервирующих языковую архаику, существительные с суффиксом -ышк-, к которым относится ум.-ласкат. солнышко, распределяются следующим образом: существительные на –ышка – женского рода, на –ышко – мужского [Мошева 1988: 53], что, со своей стороны, подтверждает «мужское» решение образа солнца.

В то же время Луна и известные в различных мифологиях имена ее персонификаций входят в класс существительных женского рода. При этом Луна в сознании древних соотносилась с водой – устойчивой метафоризацией неуправляемых стихий (ср.: вызываемые этим светилом приливы и отливы) и смерти. Однако, в отличие от других народов славяне имеют не одно, а два наименования ночного светила: луна и месяц, причем символика месяца по большей части позитивна (в нашем материале 18 словоупотреблений с положительной коннотацией и 3 – с отрицательной). Полагаем, что сосуществование двух лексем и различие в их родовой оформленности обусловлено семантическими различиями на уровне архетипа.

Известно, что корень лун- имеет в ряде славянских языков и диалектов значение «смерть», ср.: смол. лунуть – «бухнуть, хлопнуть, выстрелить, умереть», белор. лунуць – «погибнуть», укр. лiвити – «слабеть, уменьшаться», чеш. leviti (<*leuiti) – «облегчить, умерить». В таком случае славянское луна родственно др.-инд. lunāti, lunōti – «режет, отрезает», исходя из чего можно реконструировать архетипическое значение лексемы – «слабеющая, уменьшающаяся». Взаимосвязь концептов «Луна» - «Смерть» нашла вербальное отражение не только в славянских языках. Так, греческое selhna - «луна» - родственно существительному lhnoV - «гроб». Следовательно, в основу славянской номинации изначально мог быть заложен негативный признак, связанный с восприятием убывающей луны (ср.: оппозицию «правый (добро) - левый (зло)», которая хорошо коррелирует с местоположением на небосводе данного светила в ту или иную фазу); и мы можем достаточно аргументированно говорить о связи концептуальной оппозиции «Солнце» – «Луна» с противопоставлением «благоприятное – неблагоприятное» и актуализации этой связи при символическом употреблении слов.

В то же время существительное месяц не содержит семы «неблагоприятное», что находит отражение в строении лексемы, которая образовалась от праславянской основы *mēs-, соотносимой с др.-прус. menins – «луна», нем. Mond, лат. mensis и подоб., при помощи уменьшительно-ласкательного суффикса *-ik- (ср.: рус. диал. месик) / *-˚n-k- ( мѣсяць, ст.-сл. мѣсѧць < mesęcъ < mesinkъ < mes˚nkъ), откуда месяц - неполная, растущая луна (вероятно, изначально – «Луна в фазе увеличения»), воспринимаемая позитивно, что запечатлено в словообразовательной и семантической структуре слова и в особенностях его символического употребления в фольклорном тексте. Народные говоры также отразили полярное восприятие растущего и убывающего месяца, ср.: месик, молодик, молодичок – «молодой, растущий месяц» (суффиксы эксплицируют положительное восприятие природного объекта) и полесск. гнилец – «месяц на ущербе», руший месяц (от рушить), гнилые дни – «дни, с которых начинается убывание месяца» и «несчастливые дни», падь (ср.: глаг. пасть в значении «умереть») – «время убывания месяца», последнее время, последние дни - «ущербный месяц, последние дни перед безлунием», чернец – «безлуние».

Таким образом, древнее бинарное противопоставление «Солнце» - «Луна» / «Месяц», вбирающее в себя комплекс мифологических представлений восточных славян, являет собою яркий пример мифологического символизма, развившегося в контексте антропоморфизма.

Антропоморфное восприятие природных объектов также послужило основой для проекционного совмещения двух «пространственных фигур» - «дерева» и «человека», что обусловило символизацию дендронимов. В частности, гипонимы посредством грамматического показателя рода соотносят мифологизированный концепт «Дерево» с оппозицией «мужское – женское» (дуб - рябина и т.д.). На дерево переносятся такие антропологические предикаты, как старый (ср. др.-исл. Storr –«большой, сильный, важный, мужественный»), морщинистый (ствол), плакучая (ива) и др. При этом концепт «Дерево» последовательно связывается с «миром мертвых» (ср.: дуб и и.-е. корень *dem(b)- с валл. dwfn – «загробный мир» [Маковский 1996: 134], дать дуба – «умереть»; частотный фольклорный эпитет слова дуб - сырой, указывающий на символизацию дуба как элемента «границы», причем с негативной окраской, ср.: сыра земля с той же символикой). То же наблюдаем и в отношении прочих частотных фольклорных символизаций деревьев, а также в параллелизме рус. диал. рай, райник «дерево», «густой лес» и общерус. рай «загробный мир».

При этом дерево в концептуальном комплексе «Человек – Природа» предстает не только как стержневой природный элемент мироздания, но и антропоморфный феномен, и в этом восточнославянская, а позже – русская МКМ следовала общеиндоевропейской традиции.

Традиции антропоморфизма определили культуроспецифическое решение восточными славянами образа смерти, души и локусов существования душ умерших как своеобразного антимира, обратного реально существующей действительности и в то же время тождественного ему в своих проявлениях. Так, русское существительное смерть вербализует, помимо прочего, МК2 «Смерть», синэйдос которого составляет мифологема, основанная на антропоморфном образе смерти: женщина (худая и костлявая или скелет, откуда ее вариантное народное название курносая) в белых одеждах (саван), с косой. Данная антропоморфизация на языковом уровне реализуется (безусловно, частично, поскольку языковой знак представляет только часть концепта) посредством существительного женского рода.

Концептуальная связь «Душа» - «Человек» детерминировала развитие в древнерусском у лексемы душа значения «жизнь», откуда душевный – «живой, имеющий душу», душный «имеющий душу, наделенный душой», результатом чего является развитие у слова душа (посредством метонимического переноса) значения «человек». Соответственно, душа умершего в контексте антропоморфных воззрений начинает восприниматься как зеркальное отражение человека, ср. тень, стень – мифонимы, обозначающие призрак, привидение (также репрезентируют возможность зрительного восприятия души в ее антропоморфном облике); царство теней.