ДИНАМИКА ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ КОНЦЕПТОВ В НЕМЕЦКОЙ И РУССКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ

Страница 5

Эмоциональный тип коммуникации облигаторно сочетает в себе вербальные и невербальные знаки/символы. Активное применение последних вызвано спецификой указанного типа общения – а) стремлением отправителя речи к эффективному воздействию на её реципиента с целью достижения определённых прагматических целей; б) выражением собственных эмоций (функция катарсиса в терминологии В.И. Жельвиса).

Символы классифицируются на 1) вербальные, 2) предметные и акциональные (Н.И. Толстой, С.М. Толстая). Невербальное знаковое оформление эмоций как в немецкой, так и в русской лингвокультурах преимущественно акционально. Предметная символизация эмоции не является распространённой в отличие от акциональной (символы действий). Объективно трудно предметными символами передать разнообразные человеческие эмоции. Абстрактный и диффузный характер эмоций осложняют процесс их предметной символизации. Высокая же продуктивность акциональной символизации эмоций (многочисленные жесты, мимика, сигнализирующие о переживаемых/имитируемых эмоциональных состояниях, аффектах) обусловлена, главным образом, их физиогномическим происхождением. Так, напр., покраснение кожи лица – запрограммированный природой в человека признак стыда, расширенные зрачки – акциональный символ страха или удивления. Акциональная символизация эмоций подобно вербальным знакам нередко бывает полисемичной. Её полисемия «снимается» как и в случае с вербальным типом коммуникации контекстом.

Важным представляется вопрос о произвольности vs. непроизвольности символической записи эмоций. Общеизвестна многовековая полемика учёных о том, является ли вербальный знак произвольным, т.е. случайным обозначением того/иного фрагмента мира или же, наоборот, непроизвольным, закономерным и единственно возможным для его материализации. Акциональные символы непроизвольны. В своём онтогенезе они мотивированы конкретными реальными поступками человека (поднятие бровей – символ удивления, взмах руки – символ отчаяния и т.п.). В большинстве своём эти символы культурно универсальны в силу идентичности лежащих в их основе естественно-биологических, физиогномических реакций людей, относящихся к разным этносам. Идентичность акциональных символов эмоций, существующих в разных лингвокультурах, объяснятся онтологической общностью физиогномических реакций разноэтносных людей. Структура национальных акциональных символов по сравнению с предметными более ёмкая, развернутая, а значит, более понятная в межкультурной коммуникации и менее этнокультурно зависимая.

Предметные символы (напр., ива – символ грусти в русской лингвокультуре) менее мотивированы; как правило, они культурно маркированы. Один и тот же предмет в разных этнических обществах может обладать разными оценочными характеристиками, разными «валентностями» и коннотациями (ср. отношение к солнцу страдающих от холода и полярной ночи жителей крайнего Севера и изнывающих от постоянной жары жителей Африки и т.п.).

Существуют различные классификации вербальных символов, в основу которых положены те/иные признаки (Э. Сепир; S. Hayakawa и др.). Одним из важнейших при этом считается прагматический критерий, лёгший в основу классификации словесных символов на аффективные (affective) и эпистемологические (epistemological) (E. Ochs). Мир может кодироваться и, соответственно, декодироваться рациональными или эмоциональными (эмотивными) средствами языка (В.И. Шаховский).

Средства вербальной концептуализации эмоций разноуровневы. Как правило, в реальной речи они выступают в комплексе, придавая ей образность и экспрессию. Наиболее коммуникативными являются лексический и фразеологический уровни языка. Словная (лексемная) и сверхсловная (словосочетания, устойчивые словесные комплексы) номинации при лингвокогнитивном анализе той/иной концептосферы наиболее информативны, поскольку они служат способом порождения, развития, рецепции и хранения смыслов. Оба вида номинации, в особенности фразеологическая, значимы также и при лингвокультурологическом анализе понятийных систем языка, поскольку являются непосредственными «свидетелями» многочисленных смысловых трансформаций, происходящих в языке и в целом культуре. Данным обстоятельством, по нашему мнению, объясняется предпочтительность выбора учёными для когнитивного и, в особенности, лингвокультурологического анализа лексически и фразеологически оформленных концептов, в которых объективирован внешний и внутренний мир человека.

Любая концептосфера лингвистически объективирована различными языковыми техниками – прямыми, вторичными и косвенными типами номинаций. Эмоциональная концептосфера знаково оформлена преимущественно вторичной номинацией (метафора, метонимия). Этот лингвистический факт мы объясняем известной распространённостью и продуктивностью указанных типов обозначения в языках на их современном этапе развития (безграничность мира и смыслов и ограниченность прямых номинативных техник). Кроме того, следует помнить, что вторичные номинации есть процесс и результат оценочного переосмысления уже существующих языковых сущностей.

В главе III «Лингвокультурологический анализ эмоциональных концептов в немецкой и русской языковых культурах» исследуются вопросы этимологии слов, обозначающих эмоции в современном немецком и русском языках, их парадигматические и синтагматические отношения, коммуникативное поведение номинантов эмоций в разных типах текста, способы их лексикографического описания. Здесь же рассматриваются проблемы концептуализации эмоций в синхронно-диахронической плоскости сопоставляемых языков.

Обращение к этимологическим словарям и справочникам обнаруживает первичность появления в немецком и русском языках номинаций эмоций, квалифицируемых в психологии как базисные с точки зрения их онтогенеза (§ 1). Знаки, лингвистически оформляющие так называемые базисные эмоции (Angst, Freude, Trauer, Zorn), употребляются уже в древневерхненемецком языке (VIII-IX вв.). Так называемые небазисные номинанты эмоций, формирующие соответствующие синонимические ряды эмоциональной концептосферы, как правило, значительно позже появляются на семиотической карте немецкого языка (в ср.-верх.-нем., т.е. XII-XV вв. и, в особенности, в нововерх.-нем., т.е. с XVI в.). В русском языке базисные номинации эмоций, обычно также предшествовали появлению небазисных обозначений эмоций. Ряд небазисных номинантов эмоций в обоих языках является дериватами базисных (напр., Traurigkeit < Trauer, Jaehzorn < Zorn, отрада < радость).

Этимологические данные свидетельствуют о том, что слова, номинирующие эмоции в современном немецком и русском языках, первоначально обозначали либо физические предметы, их свойства (Angst, Truebsal, гнев, ярость и др.), либо совершение физических действий человека (Beklemmung, Entsetzen, Entruestung, Gefallen, Gram, Scheu, Schreck, Schrecken, Raserei, Grauen, Entzuecken, Kummer, страх, ужас и др.). Кроме того, данной лексикой обозначались также и физиолого-витальные процессы: а) состояние человека (Trauer, Ingrimm – «болезненное самочувствие», б) Genuss – «поглощение пищи», Behagen – «сытость», Wehmut, Koller – «боль в животе»). Их семантика отличается высокой степенью диффузности.

Этимологический материал позволяет утверждать, что часто реальные события, явления, предметы, вызывающие определённые эмоциональные реакции у древнего и нередко еще и у средневекового человека, на уровне его языкомышления семантически не дифференцированы. Они представляли собой некий единый комплекс общих представлений человека о самом реальном объекте физического мира и соответствующем эмоциональном отношении к нему (ср.: Grausen – «ужас», «ужасное событие», Vergnuegen – «удовольствие», «весёлое мероприятие, праздник», Behagen – «сытость», «хорошее самочувствие»). Эти факты подтверждают правомерность вывода исследователей (Х. Ортега-и-Гассет, В.Н. Телия) о скудности слов, обозначающих изначально феномены психики. В древности человек относился к переживаемым эмоциям как к чему-то вполне реальному, существующему в действительности. Эмоции, являющиеся в нашем современном понимании некими лингвокогнитивными абстракциями, отождествлялись в древности с объектами предметного мира.