ОСКОРБЛЕНИЕ КАК ИЛЛОКУТИВНЫЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ КОНЦЕПТ

Страница 5

Оскорбление – это вербальная агрессия, осуществляемая с помощью обвинения оппонента в нарушении им норм национально-культурного поведения, пренебрежении определенными культурными ценностями. Но если инвективный узус определяется как когнитивная модель поведения человека, то оскорбление – это речевая номинация самого действия, обусловленного прагматическими задачами, имеющими целью изменить межличностные отношения обозначенным намерением. Иначе говоря, оскорбление – это речевой акт, при помощи которого достигается доминирующее положение личности.

Произнесение священного слова в мирской обстановке – это и есть оскорбление, оскорбление религиозных чувств социума. Хотя первоначально такой акт не имел персонально-оценочного оттенка, но тем не менее был окрашен антиродовыми, антирелигиозными, святотатственными чертами, так как общим смыслом был направлен против всех и, собственно говоря, произнесение в обыденной обстановке священного слова – это угроза всему социуму, так как частое упоминание священного слова может ослабить его силу и погубить весь род, племя: в критический момент оно не сможет более защитить. Поэтому изначально оскорбление – это обыкновенное использование в обиходной речи сакральных понятий религиозного мировоззрения.

Богохульство, брань – злоупотребление божественным, т. к. священное слово используется на «бытовом» уровне в сугубо личных, «корыстных» целях, причем в неотведенное ритуальным актом, обычаем время на упоминание священного имени. Брань-божба подкрепляется силой взламывания временного отрезка на уместность словоупотребления, и, кроме того, брань открыто эксплуатирует семасиологический смысл божественного, который был заложен или, точнее, установлен предшествующим религиозным опытом и который приобрел в сознании сверхсилу. Естественно, что отрицательный эффект бранного словоупотребления утраивается в случае его использования в общественном, публичном месте, т. к. в совокупности: 1) происходит собственно само злоупотребление верховным словом; 2) взламывается временной отрезок на уместность употребления; 3) взламывается пространство – слышат все или некоторая часть социума. Поэтому для некогда религиозного человека оскорблением стало использование в речи сакральных категорий религиозного мировоззрения, выражающих принижение божественной роли в жизни верующего человека.

Мифологическая традиция объединила под древнеевропейским понятием архетипа «оскорбление» этимон «м-т» (ср., тох. мат – обижать, оскорблять), который зафиксировал «телеономную» природу этого социального явления в следующих понятиях: 1) рыба (божество), обычай; 2) рука (палец), вещее слово; 3) сакральный акт (огонь), рубить (наказывать); 4) дом, могила; 5) земля, род; 6) плоть, профанные проявления.

В этнокультурной основе традиция «поругания» своим происхождением восходит к культу бога Огня индоевропейского языческого пантеона: ср., рус. Сварог – бог Огня славянского пантеона, белорус. сварыцца – ругаться, рус. ругаться и польск. uragania – ругаться, лат. rogus – огонь, погребальный костер; кельт. Белтан – обрядовый костер на горе, праздник огня; белорус. «Белобог», «Белун», кельт. «Belenus», нем. beleidigen – обижать, оскорблять, польск. obelga – оскорбление и др.-англ. bel – огонь, нем. диал. boli – огонь, костер; ит. diabolо (deus+bolе) – хулитель имени божества. Связь огня с солнцем и с духами умерших предков по индоевропейским представлениям осуществлялась ввиду мифических представлений об огне как переносчике умерших предков богам. Современный язык до сих пор в своей семантике не может преодолеть психологическое воздействие исторического архетипа «огня». Идея огня, заложенная в основу современного понимания концепта «оскорбление», отображает древнюю «идею пожирательства» (Нойманн 1998). Архетипы как психологические символы не только предшествовали появлению понятий, концептов, но и стали базой для их образования, отображая в вербальной форме динамику формирования культуры.

Инвокация божества и последующая инвектива способствовали публичному единению членов социума посредством повторения первоначального ритуала первого созидания, победы над демоническими силами. В ритуалах «инвективных песен» (Фрейнберг 1997) оскорбление конвенционально необходимо, т. к. оно является частью освященного богами мироустройства, в котором умерший регенерирует, земля дает хороший урожай, виновный изобличен, пороки осмеяны.

Двойственная природа оскорбления в языческом сознании определяется через игровое преподнесение архаического культа в виде отправления на «тот свет» субъекта («погружение» в скорбь) и инвокацией освященного знака предка, трансформированного со временем в вербализованную символизацию «умерщвления» личности посредством обыгрывания церемониальных действий архаического культа, который и стал этнокультурной мифологической формулой концепта «оскорбление».

Со временем религиозный опыт становится более заземленным, более связанным с жизнью, более светским. Поэтому оскорбление в таком понимании определяется как причинение вреда самолюбию личности, выраженное в ее сравнении с непристойными понятиями, которые вступают в противоречие с установившимися нормами светской морали. А с переходом к светскому образу жизни под оскорблением стали понимать нанесение обиды чувствам самокритичной личности, не допускающей определения ее социальной значимости ниже порога восприятия общепринятых форм приличия.

Возникнув в глубинах языческого сознания, «богохульство», т. е. оскорбление богов (ср., ит. diabolо) как речевое поведение противопоставлено нормативному, с христианской точки зрения, поведению, но подобное антиповедение, выражающееся в сознательном отказе от принятия новых норм, наоборот, является подтверждением того, что когда-то оно было единственно возможным ввиду существования деонтической мононормы (религиозной, социальной, этической и речевой) – обезопасить себя можно, упомянув вслух имя родового охранного божества. Широкое употребление в речи формул с табуированной лексикой, которая когда-то такой не являлась, свидетельствует лишь о существенной смене ценностной парадигмы, но не о забвении языкового наследия народа.

В главе 3 «Интерпретация концепта «оскорбление» в языковом сознании»описаны средства объективации ИК «оскорбление» в обыденном сознании.

В современном русском языке имя концепта «оскорбление» приобрело широкое узуальное толкование ввиду особой прагматичности своего семантического смысла и социальной ориентации речевой агрессии.

Для целей выделения слов и выражений, которые являются оскорбительными и/или клеветническими или которые могут быть квалифицированы как таковые в конфликтных ситуациях, в лингвистике был введен термин инвективная лексика и фразеология. Корпус инвективной лексики в русском языке составляют: 1) бранный тезаурус, входящий в состав литературного языка и относящийся к разговорной речи: например, девка, сволочь, скотина; 2) тезаурус разговорно-обиходной лексики, содержащей в семантическом значении констатирующую резко негативную оценку человека, его поведения, действий: негодяй, подлец, гад; 3) тезаурус общеупотребительной и книжной лексики: бандит, вор, мошенник, палач.

Критерии оскорбительности зависят от качества «лексических» оценок, содержащихся в высказывании, и от стилистических средств их доставки, т. к. стилистические характеристики слова тесно связаны с эмоциональными и входят в качестве особого компонента в структуру значения слова.

В русской лингвокультуре сформировалась модель негативной оценки языковой личности, которая в речи функционально отождествляется с иллокутивным содержанием оскорбления: 1) использование в качестве характеристики лица нецензурных, инвективных слов и выражений; 2) сравнение лица с отходами жизнедеятельности (дерьмо, мусор, падаль, гниль); 3) использование слов и выражений, обозначающих антиобщественную, социально вредную деятельность (вор, мошенник, проститутка, взяточник); 4) использование зоосемантических метафор, отсылающих к названиям животных и подчеркивающих какие-либо отрицательные свойства человека (свинья – нечистоплотность; неблагодарность, собака – злой, грубый человек; осел – глупость; корова – неповоротливость); 5) использование слов с ярко выраженной негативной оценкой, выражающих социально осуждаемое поведение (расист, предатель, трус); 6) номинация непрестижных или «жестоких», «грубых» профессий (палач, бракодел, сатрап, живодер); 7) использование слов, содержащих экспрессивную негативную оценку поведения человека, свойств его личности без указания на конкретную деятельность (хам, негодяй, изверг); 8) использование для характеристики лица эвфемизмов слов, обозначающих осуждаемую антиобщественную деятельность, имеющих негативно-оценочный характер (женщина легкого поведения, представительница самой древней профессии, да не отсохнет рука берущего); 9) использование негативно-оценочных каламбурных образований и негативных обыгрываний имен общественных деятелей или широко известных персонажей (коммуняки, дерьмократы, Е.Б.Н., Х.И.М. (Хакамада), телеПутин, Жирик или Жир, Грефон, БАБ, «Гриша-пустозвон», «из ворюг в греки» о Г. Попове, «мочильщик» страны, Блэрбуш и т. д.); 10) использование пренебрежительной лексики дискриминирующей человека по признаку принадлежности к определенной национальности или расе (чукча, пигмей, узкоглазый, чурка, турок); 11) использование пренебрежительной дискриминирующей лексики идентификации лица по профессиональному признаку (мент, мусор, легавый); 12) отождествление с одиозными личностями современности, литературными, сказочными и мифологическими героями, библейскими персонажами (Гитлер, Саддам; Яга, Цербер, Иуда; Собакевич, Хлестаков); 13) использование лексики, обозначающей грехопадение, аморальное поведение с христианской точки зрения (антихрист, сатана, черт, ренегат); 14) использование лексики, обозначающей предметы домашнего быта и обихода (чайник, швабра, тюфяк, шкаф); 15) негативная характеристика деятельности путем использования глаголов с осуждающим значением или прямой негативной оценкой (хапнуть, воровать, обмануть); 16) использование устойчивых выражений разговорного языка с негативной, неуважительной оценкой (в гробу я его видел, видел я его в белых тапочках, конь с яйцами, квазиморда); 17) использование медицинской терминологии (истеричка, дебил, психопат, заморыш, шизик); 18) использование лексики идеологического противостояния (валютчик, несун, спекулянт; воротила от бизнеса, «пионер» о Кириенко); 19) использование дискриминирующей лексики, определяющей личные деловые качества человека, его умственные способности, недостатки строения тела (делец, демагог, писака, деятель, мастак, дилетант); 20) использование негативно-оценочных прилагательных, адресованных конкретной личности (чокнутый, больной, ненормальный, отмороженный); 21) использование «приращенного смысла» к нейтральной лексике (узколобый ковбой со своим послушным островным пуделем – о руководителях США и Великобритании, где нейтральные «ковбой» и «пудель» приобретают негативный оттенок благодаря прилагательному «узколобый» и приращенному качеству к слову «пудель» – в смысле несамостоятельности при выборе важных решений; 22) использование суффиксов субъективной (негативной) оценки, сопровождающих сообщение особыми оттенками ироничности, пренебрежения, уничижения, грубости (работник – работничек; дитя – деточка, детина, например, пара сытых детинушек); 23) прямая негативная оценка (умом не пышут и не блещут, наглый, в приправе жуткого апломба, красно говорить не обучен); 24) выделение негативного оттенка на письме при помощи графических знаков оценки (не васнецовские «защитники земли русской»); 25) использование идиоматических выражений с негативной семантикой, преподносимые как народная мудрость (черного кобеля не отмоешь добела); 26) использование в качестве характеристики лица архаизмов, воспринимаемых в современном языке с определенной долей иронии (царь-батюшка, барин, глашатай, батрак).