КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА: СТРУКТУРА И СПОСОБЫ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

Страница 4

«Отцы и дети»: 1. «Стихия»: «И у ней, как у Ситникова, вечно скребло на душе» [63]. «Слышал, стало быть ничего», – успело мелькнуть в его голове» [145]. 2. «Воля»: «И в самом деле, имение-то все сестрино!» – пришло ему в голову; эта мысль ему не была неприятна» [157]. 3. «Состояние среды»: «Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица» [68]. «… Всюду пахло каким-то приличным запахом, точно в министерских приемных» [76].

В романе Ф.М. Достоевского при отсутствии признака неконтролируемости – «воля» демонстрируется высокая степень безличности в тексте, выраженная признаками «стихия» и «состояние среды» со слабым проявлением «псевдо-агентивности».

«Бесы»: 1. «Стихия»: «Выходило таким образом, что Липутин раньше всех догадался» [64]. 2. «Состояние среды»: «На дворе моросило…» [82].

– Безличные конструкции с предикатами состояния (52 /117).

Безличные конструкции с предикатами состояния также являются собственно лингвистическими ключевыми знаками с общим языковым значением семантической неконтролируемости. Оттенком этого значения, единого для всех безличных конструкций, будет являться «состояние субъекта».

В романе И.С. Тургенева представлены конструкции, отражающие весь спектр чувств, ощущений, испытываемых субъектом (псевдо-агенсом) вне зависимости от собственной воли или внутренних усилий: «Базаров сам почувствовал, что сконфузился, и ему стало досадно» [72]. « – Думайте что хотите, но мне будет скучно, когда вы уедете» [90]. «Ему не стало ни больно, ни совестно…» [56]. «Одинцовой стало и страшно и жалко его» [98]. «… И страшно ему (Аркадию) было, и весело, нетерпение его душило» [132].

В романе «Бесы» парадигма безличных конструкций с предикатами состояния не столь обширна, видимо, в связи с индивидуальной неразработанностью системы личностных смыслов, оценивающих внутреннее состояние героя, что обусловлено позицией автора в тексте. Но данные конструкции также соотносятся с концептом «Судьба», поскольку состояние овладевает субъектом помимо его воли, указывая на его пассивность и зависимость от внетекстового «истинного» субъекта: «Ясное дело, что при благородстве и бескорыстии Степана Трофимовича ему стало совестно пред ce cher enfant…» [86].

Собственно лингвистический ключевой знак (в данном случае конструкция) несет в себе общекультурную концептуализацию, имеющую не авторский, а национальный или наднациональный (универсальный) характер. В исследовании безличные конструкции важны как показатели особого способа действия, его описания, а следовательно, и представления о нем как о явлении, не подверженном контролю и протекающем без участия субъекта и каких-либо действий с его стороны. В конструкциях наглядно демонстрируется трансформация представлений о действии как активном начале в сознании носителей русского языка.

Процесс концептуализации предусматривает активизацию имплицитного: на первый план выходит не содержание ключевого знака, а его смысл. Концепт «Судьба» является примером общекультурной концептуализации, поскольку концептуализация заключена в форме самого знака. Концепт «Судьба» возникает на базе безлично-инфинитивных конструкций, развивая свое основное лексическое значение: «стечение обстоятельств, не зависящих от воли человека, ход жизненных событий» (С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова).

Частотность конструкций в творчестве писателей различных идейных и художественных пристрастий свидетельствует о том, что они значимы для всей системы языка, и именно в ней, а не в писательской лаборатории концептуализируются данные единицы. Они являются результатом общекультурной концептуализации и образуют концептуальный фон произведения – часть концептуального пространства текста, идеальную сторону материально представленных ключевых собственно лингвистических знаков.

Проанализированные собственно лингвистические знаки (безлично-инфинитивные конструкции) указывают на особенности выражения субъекта: псевдо-агенсом в структуре предложения и «истинным» агенсом – за его пределами. Кроме данных конструкций, ведущих к концепту «Судьба», существуют другие собственно лингвистические ключевые знаки, подвергнувшиеся общекультурной концептуализации. Выводимый концепт «Судьба» не является омонимичным ключевым знакам текста, как и другие («Душа», «Тоска»), создающие концептуальный фон, на котором располагается другая часть концептуального пространства текста – концептосфера.

Сходство авторских систем на стабильном грамматическом уровне обусловлено общим языковым строем, отражающим национальную картину мира и создающим фон концептуального пространства текста.

Третья глава «Несобственно лингвистический знак в концептуальном пространстве текста» освещает систему авторских (общих и индивидуальных) концептов и их оппозиций, входящих в концептуальные поля концептосфер рассматриваемых романов.

В процессе анализа выделены общие компоненты концептосфер романов (в скобках указано количество ключевых знаков):

«Польза» (17 – И.С. Тургенев / 24 – Ф.М. Достоевский) – «Пустяк» (13 / 21), «Пустота» (11 / 25), «Красота» (31 / 31) – «Безобразие» (5 / 10), «Старый» (75 / 201) – «Новый» (23 / 139) – «Молодой» (91 / 117), «Отцы» (74 / 14) – «Дети» (15 / 5), «Учитель» (4 / 19) – «Ученик» (8 / 5), а также индивидуальные компоненты: «Отцы и дети»: «Молчание» (50), «Дом» (53) – «Дорога» (27), «Нигилизм» (16); «Бесы»: «Идея» (243), «Наши» (197), «Бог» (266) – «Бесы» (21), «Россия» (86).

Часть концептуального пространства художественного текста, состоящая из системы концептов (оппозиций), носит несобственно лингвистический характер, так как ключевые знаки текста имеют не только языковой, но и лингвокультурологический статус. Организация концептуального пространства диктует не изолированное, а системное рассмотрение, с учетом их взаимосвязей и, прежде всего, бинарных оппозиций. Дихотомия проявляется на уровне ключевых знаков, которые образуют оппозиции, вступая в отношения антонимии (например, «Красота» – «Безобразие») и комплементарности («Учитель» – «Ученик»). Концептуализация не разрушает установившиеся отношения между ключевыми знаками, поэтому наряду с одиночными концептами существуют дихотомии и трихотомия («Старый» – «Новый» – «Молодой»).

Внутренняя сторона несобственно лингвистического ключевого знака – его содержание – несет информацию о языковом значении, выражаемом набором признаков. В результате из содержания каждого ключевого знака вычленяется смысл, который раскладывается на более «мелкие», конкретные авторские смыслы, присутствующие в тексте. Различаются фактические (объективные) и оценочные (субъективные) смысловые признаки. Фактические признаки нейтральны и, следовательно, не концептуализированы. Оценочные признаки, наротив, свидетельствуют о наличии авторской концептуализации. Представим процесс концептуализации знака данного типа графически:

Концептуализация несобственно лингвистического

ключевого знака

Смысловая иерархия отражена в структуре концепта. Его ядро составляют наиболее активные, регулярные оценочные признаки (+), нерегулярные оценочные признаки – периферию (+). Фактические признаки вне зависимости от регулярности не входят в структуру концепта.

Приведем в качестве примера анализ несобственно лингвистического ключевого знака «Красота». Так, языковое значение ключевого знака «Красота» – семантика привлекательности конкретизируется фактическим, или объективным признаком (эффектность) и оценочными, или субъективными признаками (бессодержательность, естественность, гармоничность, молодость).

В соответствии с данной классификацией рассмотрим систему реализаций ключевого текстового знака (31) и его репрезентантов, вычленяемых из контекстов романа И.С. Тургенева «Отцы и дети»:

1. «Эффектность»: «Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий» [68].