ПРОБЛЕМАТИКА И ПОЭТИКА АВТОБИОГРАФИЧЕСКИХ ПОВЕСТЕЙ О ДЕТСТВЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ Х1Х в.

Страница 10

Психологический интерес представляет переживание персонажем-ребёнком ухода из жизни своих родственников и знакомых. Ситуация «испытания смертью» не может быть полноценно воспринята без религиозной танатологии и философских учений, предпринимающих попытку осмысления самого феномена смерти. К сожалению, подобные размышления практически отсутствовали в философии советского периода. Обращение к религиозной танатологии считалось «дурным тоном» и резко диссонировало с предписанным сверху оптимизмом. В детской литературе рациональное и эмоциональное восприятие персонажем-ребёнком ситуации смерти приобретает особый характер: маленький человек не может критически переоценивать опыт собственного бытия, во-первых, по причине отсутствия его как такового, а во-вторых, в силу признания христианской традицией безгрешности существования дитяти до семилетнего возраста, хронологически совпадающего с границами детства.

В трудах отцов церкви и представителей русской религиозной танатологии (свт. Игн. Брянчанинов, св. Нил Сорский, Л. Толстой, Н. Фёдоров, Л. Шестов, С. Булгаков, Н. Бердяев, Л. Карсавин и др.) мы встречаем оригинальные попытки обосновать «этическую мифологию смерти», синтезирующую традицию веры и разума на основе личностного духовного опыта переживания смерти. Смерть трактуется в духе христианской традиции как разлучение души с телом вследствие нашего падения, от которого тело перестало быть нетленным, каким было первоначально создано Богом.

Раздумья о смерти неоднократно возникают на страницах произведений Толстого, в его публицистических статьях, религиозно-философских трактатах и эпистолярном наследии. Николенька, герой повести Л.Н. Толстого «Детство», с неизбывной нежностью хранит в своей памяти запах и голос maman, её грустную, очаровательную улыбку. Символично, что с первым упоминанием о матери в текст произведения входит мотив смерти (не зная, как объяснить свои слёзы, Николенька придумывает, что видел дурной сон, будто маменька умерла и её несут хоронить). Призрак смерти возникает не только в видении больной Натальи Николаевны, после которого она поняла, что «всё кончено», но задолго до роковой болезни – в несвязных словах юродивого Гриши, которому даровано откровение о смерти матушки («жалко! Улетела…улетит голубь в небо…ох, на могиле камень!»). Упоминание голубя не случайно возникает в речи странника. Эта, по закону Моисееву, чистая птица часто упоминается в Священном Писании. Голуби отличаются чистотою, незлобием и не противятся своим врагам, поэтому-то Спаситель и заповедал Своим последователям: будьте мудры, как змии, и просты, как голуби (Мф. Х, 16). Замечательна также их привязанность друг к другу. В Священном Писании немало указаний на голубиную нежность, чистоту и любовь. Дух Святый сошёл на Спасителя при крещении в виде голубином. Эта характеристика как нельзя лучше подходит к описанию поведения, мыслей и чувств матери Николеньки, недаром самые разные персонажи неоднократно именуют её «ангелом». Именно maman ярче всех персонажей воплощает соборную христианскую идею всеединства верующих перед лицом Всевышнего. Поэтому так истово молится Гриша о своей благодетельнице, прося Господа помиловать и простить её, но, не видя другого исхода, смиряется перед Божией волей. Страннику остаётся только горевать о грядущей потере, но его страдания неведомы окружающим. Только по прошествии времени слова Гриши приобретут сакральный смысл и будут переосмыслены взрослым Иртеньевым как благодатное приближение к Всевышнему. Предвестием смерти является и сам вид юродивого, сочетающий мертвенный свет луны и траурную черноту тени.

В предсмертном письме, прощаясь с мужем и детьми, Наталья Николаевна произносит слова любви, будучи уверена, что её душа и в ином мире будет молить Бога за оставшихся на грешной земле близких ей людей. В этом послании maman называет Николеньку «мой Веньямин». Что это означает? По семейным преданиям, Лев Толстой получил своё имя в память жениха матери, Льва Голицына, умершего незадолго до свадьбы. Мать часто называла маленького сына «мой любимый Вениамин». Однако эта автобиографическая деталь имеет ещё и скрытый сакральный смысл. Из библейских преданий об Иосифе известно, что Вениамином звали его младшего брата – любимого сына Иакова и Рахили (Бытие, ХХХV, 18). Мать умерла тотчас же после рождения Вениамина, следовательно, данное имя свидетельствует не только о сердечной привязанности, испытываемой родителями к младшему сыну, но и предвещает неминуемую смерть матери. Если учесть библейскую параллель Иосиф–Вениамин, то понятнее станут и отношения Володи и Николеньки Иртеньевых, переживания младшего брата по поводу красоты и ловкости старшего, сравнимого с «прекрасным Иосифом». В повести Толстого смерть maman знаменует собой не только значительные перемены в жизни главного героя повести, но и окончание детства как определённого этапа его жизни.

Ведущей эмоцией в ситуации переживания кончины человека является, несомненно, эмоция страха. У рёбенка существуют как инстинктивные, не имеющих опоры в его индивидуальном прошлом, так и приобретённые страхи. Анализируя процесс возникновения детских фобий, современный американский психолог К. Э. Изард отмечал, что страх складывается из определённых и вполне специфичных физиологических изменений, экспрессивного поведения и специфического переживания, проистекающего из ожидания угрозы или опасности. Это чувство может выступать как в чистом виде, так и в комплексе с эмоциями вины, печали и стыда в паттерне тревоги. Внимание создателей автобиографических произведений, прежде всего, привлекает эволюция эмоции страха.

Страх смерти начинает появляться у детей в возрасте 5–7 лет, когда малыш осознаёт, что человеческая жизнь не бесконечна. Смерть представляется ребёнку чем-то непонятным и противоестественным, её загадку невозможно постичь логическим путём. Рациональное осознание Серёжей Багровым (С.Т. Аксаков «Детские годы Багрова-внука») постулата о том, что «все люди умирают», неизменно сопровождается возникновением в сознании ребёнка эмоционально-образной картины, какого-то «страшилища и злого духа», о котором малыш боится и подумать. Стремление «не думать» обусловлено подсознательным желанием мальчика избежать столкновения с объектом смерти. Известие о смертельной болезни родного человека воспринимается ребёнком через призму отношения к нему взрослых. Происходит своеобразное «заражение» страхом смерти. По наблюдениям психологов, в этот момент возникает эффект «туннельного восприятия», что существенно ограничивает мышление и свободу выбора индивида. Человек движим одним желанием – избежать надвигающейся опасности. Немаловажную роль играет когнитивная оценка ситуации как потенциально опасной. Активизации страха способствуют и некоторые типологические свойства высшей нервной деятельности, например, эмоциональная чувствительность Серёжи и тесно связанная с ней впечатлительность, которая, подобно эмоциональной памяти, приводит к яркому, образному восприятию мальчиком тех или иных событий. Одним из активаторов страха является воспоминание Серёжи о «печальном житье» в Багрово. Да и облик самого дедушки прочно связан в сознании ребёнка с трепетом и испугом, который регулярно переживают взрослые при общении с главой семейства. В этом отношении интересное замечание мы встречаем в работах А.И. Захарова, на основании многолетних наблюдений пришедшего к выводу, что страхи являются клинико-психологическим выражением проблем трёх поколений: прародителей – родителей – детей. Ни в произведении Л.Н. Толстого, ни в семейной хронике Н.Г. Гарина-Михайловского не упоминается о подобной «эпидемии страха», поэтому не случайно подробнейший психологический анализ данной эмоции мы встречаем именно в повести С.Т. Аксакова.

Следует отметить, что в воссозданной Аксаковым картине символически сочетаются мотивы смерти и холода. Уходящая, «остывающая» жизнь (окоченевшие руки дедушки) как бы ассоциируется в восприятии мальчика с замеревшей в «мёртвом сне» природой. С.Т. Аксаков передаёт тончайшие оттенки эмоционального состояния «дитяти» не только при помощи внутренней речи, но и указывая на невербальное поведение Серёжи. По мнению автора, психологические источники страха смерти у взрослого и ребёнка различны: зрелого мужа при виде покойника волнует мысль-напоминание о конечности собственной жизни, ребёнка пугает воображаемая картина, представляющая собой угрозу существованию его «Я».