ПРОБЛЕМАТИКА И ПОЭТИКА АВТОБИОГРАФИЧЕСКИХ ПОВЕСТЕЙ О ДЕТСТВЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ Х1Х в.

Страница 7

На генетическую связь художественной автобиографии с биографией указывал ещё М.М. Бахтин, считавший, что резкой границы между ними не существует. В эпоху классицизма автобиография почти совсем утрачивается, однако в это время буквально расцветает мемуаристика. При Петре Первом и его преемниках людей, пишущих дневники и записки, еще крайне мало. Их воспоминания похожи на «парадный», репрезентативный живописный портрет: в основном внимание повествователя уделяется внешней стороне его жизни, «автор почти не виден» (Г.Е. Гюбиева). Автобиографические жизнеописания практически отсутствуют, существующие же памятники документальной словесности построены в летописно-анналистической манере. В Екатерининскую эпоху складывается новый тип свободного, связного мемуарного жизнеописания с выдвижением на первый план индивидуальной биографии автора и его духовно-нравственного мира. «Звёздный час» русской мемуаристики наступает в XIX столетии. Частное начинает осознаваться авторами записок и воспоминаний как нечто общезначимое, а конкретная личность знаменует собой собирательный образ «сына эпохи». На первый план выдвигаются не столько факты, сколько их эмоциональное и рациональное осмысление. Побудительной причиной для создания мемуаров, как правило, становится желание поделиться со своими близкими пережитым, поэтому вначале записки и воспоминания адресуются детям и внукам и не предполагают открытой публикации. «Камерность» личной жизни неоднократно подчёркивается авторами мемуаров. Все они считают обязательной реконструкцию своего семейного древа.

Наряду с личностно-субъективным началом, как важнейший «видовой» признак мемуаристики выделяется ретроспективность, то есть обращенность в прошлое. Создатели автобиографических повестей свободны от этого явления: они могут совместить оценку происходящих событий с точки зрения персонажа-ребёнка и ретроспективный анализ тех же эпизодов взрослым повествователем, который подтверждает или опровергает картину мира, увиденную глазами «дитяти». Близость мемуаристики и художественной автобиографии отмечалась множеством исследователей, но где же та характерная черта, которая разделяет их? По мнению Д.Н. Овсянико-Куликовского, эту черту следует искать не в самих мемуарах, не в самих образах, в них воспроизведённых, а в личных намерениях авторов. Мемуарист не задаётся целью творить, обобщать действительность, создавать типичные образы: его задача – рассказать свою жизнь, передать свои впечатления, сфотографировать тот уголок действительности, который ему знаком. Но если у него есть дар художественного обобщения, то образы, которые он рисует, легко могут выйти художественными, даже без всякой с его стороны преднамеренности. С точки зрения Л.Я. Гинзбург, иногда лишь самая тонкая грань отделяет автобиографию от автобиографической повести или романа.

Вызывает споры не только проблема соотношения мемуаристики и художественной автобиографии, но и сам вопрос дефиниции автобиографических повестей. В современном литературоведении нет общепринятого понимания жанровой природы этой прозы, хотя и в «Краткой литературной энциклопедии», и в «Литературном энциклопедическом словаре» автобиография определяется как литературный жанр, но определение это не мотивируется. По мнению Н.А. Николиной, автобиографические произведения характеризуются рядом общих признаков: установкой на воссоздание истории индивидуальной жизни, позволяющей, создавая текст, создаваться самому и преодолевать время (и более того – смерть), принципиально ретроспективной организацией повествования, идентичностью автора и повествователя или повествователя и главного героя»1. Художественная автобиография в историческом развитии тяготеет более к повести, возникает некий синтез – автобиографическая повесть, автобиографическое повествование, – который даёт возможность предположить, что перед нами «жанрово-видовое образование» (Л.И. Бронская).

Нет единомыслия и в жанровом определении автобиографических повестей о детстве. Если Ю.И. Айхенвальд называет трилогию «Детство. Отрочество. Юность» повестью, то Орест Миллер считает это произведение «психологической трилогией» и отрицает его биографический характер. Л.Я. Гинзбург именует повести Толстого скорее автопсихологическими, нежели автобиографическими произведениями. В определении жанровой принадлежности произведений Аксакова чаще всего употребляется слово «роман»: Н.П. Гиляров-Платонов сравнивает повести с историческим романом, Ап. Григорьев также называет их «романом на старый лад». В отличие от них, В.И. Шенрок считает «Семейную хронику» и «Детские годы Багрова-внука» воспоминаниями, отказывая им в праве именоваться художественными произведениями; В.Ф. Саводник, по сути дела, даже не может найти точное жанровое определение, полагая, что Аксаков создал новый вид литературных произведений, до него не существовавший. Исследователи творчества Н.Г. Гарина-Михайловского чаще всего именуют «Детство Тёмы» автобиографической повестью, тем не менее отмечая, что всеведение автора, проникновение его взгляда в прошлое неавтобиографических героев разрушает традицию автобиографической прозы, сближает тетралогию с произведениями, полностью основанными на вымысле. Усиливает этот эффект выбор повествования от третьего лица. По мнению М.В. Крыловой, тетралогию Н.Г. Гарина-Михайловского можно назвать автопсихологическим произведением, основанным на тщательно отобранных и завуалированных фактах биографии автора. Не претендуя на окончательность и завершённость формулировок, можно констатировть: если «Детские годы Багрова-внука», в силу сходства текста повести с реальной жизнью семейства Аксаковых, близки жанру автобиографической повести, то «Детство» Толстого и «Детство Тёмы» Гарина-Михайловского можно классифицировать как автопсихологические произведения, поскольку автобиографическое начало проявилось здесь не столько в описании событий из прошлого писателей, сколько в изображении их ощущений, настроений, представлений, запомнившихся с детских лет или переживаемых в самый момент создания книг.

В рамках нашего исследования нуждается в уточнении вопрос о том, какое место занимает изображение ребёнка в автобиографической литературе. Для авторов документальных произведений, созданных в ХVIII–начале ХIХ столетия, детство не представляло самостоятельного интереса. Мемуаристка не пытается воссоздать «поток скрытых эмоций», её интересует не психология «дитяти», а те или иные случаи из жизни ребёнка, порой грустные, порой серьёзные. Выход в свет автобиографических произведений Л.Н. Толстого и С.Т. Аксакова стимулирует интерес мемуаристов к теме детства, побуждая их только к передаче фактов, но и к воспроизведению мыслей и чувств маленького героя (см., например, воспоминания С.В. Капнист-Скаллон, Т.П. Пассек, С.В. Ковалевской и др.). Как в художественной прозе второй половины XIX века, так и в мемуарной литературе меняются основные принципы изображения человека: обнажаются внутренние механизмы, движущие поведением людей, появляется возможность показать, как совмещаются в одном человеке самые противоречивые, как бы взаимоисключающие черты, не нарушая при этом ни его цельности, ни его «типичности».

Авторский замысел существенно влияет на формирование сюжетно-композиционной структуры произведения. На страницах автобиографических произведений действуют маленькие герои, но наравне с ними в текст входит взрослый повествователь, дающий аналитический комментарий описываемых событий и способный со всей глубиной осмыслить то, что впервые воспринимается персонажем-ребёнком. Как можно заметить, основное внимание писателей сосредоточено не на сюжете, т.е. на «интересе самих событий» (Л.Н. Толстой), а на изображаемых ими людях, на самой обстановке действия, на развитии человеческих характеров. В основе композиции повестей о детстве лежит не внешняя связь эпизодов, а внутреннее единство, обусловленное показом процесса социализации ребёнка. Особая роль в автобиографических произведениях отводится взаимодействию «дитяти» и общества, личности и среды. Вслед за Руссо Л.Н. Толстой утверждал, что ребёнок приходит в мир совершенным (независимо от Руссо к этому мнению склонялись и Аксаков, и Гарин-Михайловский), но дитя попадает в мир, где живут люди, утратившие задатки совершенства, и сразу же испытывает на себе их влияние. Поэтому светлые картины детства омрачаются сценами и эпизодами, отнюдь не идиллическими по своему характеру. Процесс социализации обусловлен двойственностью природы человека, вытекающей из осознания им своей индивидуальности и стремления установить связь со всем миром. Самосознание человека с первых лет его жизни складывается в результате идентификации (т.е. отождествления, соотнесения себя с чем-либо). На первый план в повестях о детстве выдвигаются половая и социальная идентификации. Мальчики воспитываются как будущие мужчины, но в то же время персонажи повестей осваивают и дворянский комплекс нормативного поведения.