РУССКАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ: КОДЫ ОБРАЗНОЙ ВЕРБАЛИЗАЦИИ ТЕЗАУРУСА

Страница 5

Во второй главе «Языковая образность в онтогенезе: Ассоциативная модель» рассматривается роль образных ассоциаций в представлении личности о мире. С целью определения характера и роли образности в структуре формирующейся русской языковой личности, возрастных и профессиональных особенностей отражения мира нами был проведен ассоциативный эксперимент в школах и вузах Волгограда. Целью эксперимента было выявление образа в структуре ассоциата: наличие ассоциаций образного характера; роль образа в воспроизведении слотов и целых фреймов; образ в филогенезе — особенности образных ассоциаций и возрастные преференции образного характера у языковой личности младшего и старшего школьного возраста, студентов и сформировавшихся специалистов; профессиональные предпочтения образного характера у гуманитариев и техников, представителей искусства и служителей закона. Было обработано 618 анкет информантов в возрасте от 8 до 40 лет. Участникам был предложен вопросник с 53 словами, охватывающими концептуально значимые точки тезауруса русской языковой личности.

Как свидетельствует массив материала, ассоциация со словом существует в виде: признака предмета — «сигнификативная» (капитализм — частная собственность (19 м)*); связи предметов по сходству, смежности, противоположности — «денотативная» и тематическая (безработный — обшарпанный костюм (20 ж); религия — храм грече­ский; земля, которую обрабатывают; колокол (20 ж); связи с типичной ситуацией — «фреймовая» (француз — человек в ресторане, который ест спаржу (21 ж)); связи именований по сочетаемости или созвучию — синтагматическая и фонетическая (образование — гранитные стены (20 ж); немец — швец (20 м)); связи с названием семиотически конвенционально оформленной ситуации — «символьная» (демократия — народ, оратор на трибуне, белые хитоны (20 ж); расчетливость — мелкие монеты, счеты, средневековая аптека (20 ж)); связи с индивидуализированными природными объектами, артефактами и социальными институтами — «онимическая» (США - Chicago bulls) (20 ж). При этом образ оформляет признак (бедность — заплатки (20 ж)); фрейм (радость — цветные воздушные шары, летящие к синему небу (19 ж)) и фонетические сближения: бескорыстие — береза, кора, Франциск (15 ж).

Образ-признак предмета входит в состав соответствующего фрейма в качестве его слота. Фреймы разного генезиса апплицированы одним слотом в составную ментальную конструкцию, обеспечивающую ассоциативную активизацию любого фрейма из нее (рис. 2):

Фрейм 1 Фрейм 2

Апплицированный слот

Рис. 2

При ассоциации образ-признак предмета извлекается из фрейма, например: немец как фашист (фрейм ‘Отечественная война’), немец как враг (фреймы ‘Первая мировая война’, ‘Отечественная война’, а может, и ‘Ледовое побоище’), входящие историческими напластованиями в концепт (К) ‘Война’; немец как Бах или Гегель (фрейм ‘Немецкая культура’ концепта ‘Германия’); немец как католический костел, лютеранский костел или кирха (фрейм ‘Католицизм’ или часть триады «Kirche, Kinder, Kьchen» концептов ‘Религия’ и ‘Женщина’). Являясь понятийным ядром концепта как ментального образования, центральный (для русского сознания) слот — носитель признака «немецкости» активизирует в сознании соответствующий фрейм-голо­грамму или его часть (овчарка, губная гармошка как атрибут фашистского солдата), превращаясь тем самым в образ, вербализуемый именем фрейма (Отечественная война) или слота (Kirche, белокурая бестия). Аппликация исторических вариантов заполнений слота одного фрейма, например, ‘Управление страной’ (К ‘Царь’) и дает модель ассоциативной структуры концепта в тезаурусе совокупной языковой личности. Так, ассоциативная структура концепта ‘Царь’ представлена в тезаурусе русской языковой личности ядерной понятийной(дефиниционной) частью (царь — правитель); конвенциональной сущностью (помазанник божий); атрибутами внешними (корона), внутренними (деспот), сирконстантами типичной ситуации (дворец), историческими напластованиями (Борис Годунов), оценочным фоном (царь-батюшка). Периферийная часть концепта представлена историко-социальной информацией (стрельцы), культурологическими сведениями, в том числе прецедентными текстами (Гвидон), пересечением с другими концептуальными зонами: К ‘Россия, родная земля’ (Кавказ), К ‘Жертва’ (Николай II), К ‘Война’ (За Бога, царя и Отечест­во), К ‘Власть’ (лжецарь).

Экспликация фреймов и их слотов носит селективный (вор — милиция, квартира, где все перевернуто с ног на голову (19 ж); кошелек, трамвай (19 м); маска, перчатки (20 ж); базар, маленький вор-ребенок (19 ж)) или исторический характер (религия — Рим (19 ж); средневековые монахи в рясах, звучание хоралов (19 ж); парламент — Англия, пэры, королева (20 ж)). Экспликация фреймов и их слотов имеет не только реальный, но и образно-символьный вид: капитализм — скала (21 ж); коммунизм — глыба льда (15 м); неудача — темная комната (15 ж). Характер символа варьируется по степени обобщенности (узуальный/индивидуальный), хронологической оси (синхронный/исторический), форме презентации (вербальный/графический). Итак, ассоциативная модель образа — апплицированный слот, активизирующий голограмму фрейма.

В третьей главе «Языковая образность в филогенезе: Генетиче­ская модель» рассматривается генезис образности как смена исторических форм архаического мировоззрения, отражающих экономические и культурные парадигмы развития человечества — период присваивающего хозяйства, раннеродовой период агротехнического производства, периоды промышленной революции и формирования крупного машинного производства.

С точки зрения генезисаязыковой образ как вариант экспликации, наряду с действенной формой — обрядом, коллективного ментального образа, является нерасчлененным архаичным мировоззрением, отражающим рефлексию древнего сознания относительно внешнего мира и выражающим праконцепт (с современной точки зрения, и метаконцепт) К ‘КОСМОС’, Универсум. Имея экономические и проистекающие из них социальные основания (присваивающая экономика — охота, интенсификация труда — появление излишков — социальная стратификация общества), концепт ‘Космос’ оформляется на эмпирической основе в форму генерализованного образа-символа самого способа существования: мир, жизнь как ЗВЕРЬ, которого необходимо поймать, чтобы выжить, и который в силу этого также есть сам Космос, ритуально расчленяемый и съедаемый; мир как ЗЛАК, который нужно вырастить и который сам есть диалектическое неразрывное умирание-воскресание; мир как ВЕЩЬ, искусственный вещный космос, воплощающий формально-символическую сторону бытия; мир как ОБЩИНА, СОЦИУМ, тождественный по своей иерархии и функциям всему космосу (глава социума как бог, жрец как транслятор божественной воли). Исторические формы архиконцепта (метаконцепта) ‘КОСМОС’ — ЗВЕРЬ, ЗЛАК, ВЕЩЬ, СОЦИУМ представляют собой, таким образом, преемственные формы культурной эволюции, вырастая одна из формы другой (алтарь — престол — президиум; ограда — фата), «просвечивая» одна сквозь другую и сохраняясь в силу преемственности в виде ментально классификационной и образно-языковой памяти-компетенции.

Осуществляя подобно любому образу как синкретичному образованию таксономирующую и предицирующую функции (ЗВЕРЬ как сила; ВЕЩЬ как хрупкость, как неизменность), генетически преемственные метафоры ЗВЕРЬ — ЗЛАК — СОЦИУМ представляют исторические формы мировосприятия и составляют универсальную метафорику языков, получившую в когнитивной лингвистике название базовых метафор (Basic metaphors) (Д.Лакофф, М.Джонсон). Являясь продуктом семиозиса, базовая метафора подчиняется большому закону семантизации — примату прежней формы при образовании нового смысла (Ю. Степанов): мировое дерево — крест — перекресток. Отражая первичную тавтологичность образа-мировоззрения и выражающего его образа-ритуала, символа, базовая метафорика иллюстрирует асимметричность языкового знака: вариативность форм выражения архиконцепта (КОСМОС = ЗВЕРЬ, ЗЛАК, СОЦИУМ); вариативность одной из исторических форм выражения архиконцепта (ЗВЕРЬ — волк, лиса, шакал, ястреб); выражение одного значения формальными вариациями разных базовых метафор (‘хрупкость’, ‘непрочность’, ‘недолговечность’ как бабочка или как лютик, ‘простота’, ‘несложность’ устройства как инфузория и как валенок, лопата, дверная ручка в жаргонной номинации). Являясь фактом изначально системного мировосприятия, базовая метафорика функционирует и эволюционирует в дальнейшем по линии формы, превращаясь в обозначение фрейма-ситуации, т. е. во фракционированный знак — СМЕРТЬ есть УХОД, ЛЮБОВЬ есть ПУТЕШЕСТВИЕ (встретить на жизненном пути преграды, подводные камни); по линии семантики, функционируя как гештальт — редуцированный образ, выделяющий и акцентирующий аспект нерасчлененного образа (облаять, пожухлый вид, отшлифовать проект) и по линии деривационной — тематической производности, порождая производную метафорику ЧЕЛОВЕК — ОДЕЖДА, ЧЕЛОВЕК — ЕДА; СОЦИУМ — МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ, СОЦИУМ — ВЛАСТЬ, СОЦИУМ — его ИНСТИТУТЫ (Европа в рубище Священного союза — О.Мандельштам, перекресток мнений, тирания рекламы, сталинские курорты). Для синхронного же языкового сознания исторически преемственные формы мировосприятия становятся палитрой метафорики, синхронной матрицей восприятия и описания мира.