РУССКАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ: КОДЫ ОБРАЗНОЙ ВЕРБАЛИЗАЦИИ ТЕЗАУРУСА

Страница 7

Образ-инвариант как ментальный конструкт и матрица языковой образности (базовые метафоры ЗВЕРЬ, РАСТЕНИЕ, ВЕЩЬ, МЕХАНИЗМ, ЕДА, ПОКРОВ, СОЦИУМ, РЕЛИГИЯ, КУЛЬТУРА) функционирует в качестве языковых вариантов в трех формах: нерасчлененно метафорической, аспектно-гештальтной и фракционированно-ситуативной. Базовая метафора как ячейка матрицы является при этом инвариантом, конкретный реализованный образ — вариантом инварианта (так, понятие ‘хищность’ выражается базовой метафорой-инвариантом ЗВЕРЬ в виде таких вариантов, как волк, ястреб, акула). Базовая метафорика функционирует в форме собственно метафоры (плоды демократии, Ватикан — это государство в государстве; stonka «колорадский жук» ‘все уничтожающие группы туристов’, польск.; mrowiskowiec «муравейник» ‘многоэтажный жилой дом’, польск.). В форме гештальта — редуцированного образа (В. Телия, Ф. Перлз), образа-отражения предметов в их свойствах и действиях (зарычать ‘ответить резко, грубо’, берлога ‘неухоженное жилище’, щелкать задачки ‘понимать сразу, без особых усилий’, выпустить когти ‘продемонстрировать готовность нападать или защищаться’). Наконец, базовая метафорика функционирует в форме сконструированной метафорической ситуации — фракционированного образного знака: Тайга стоит уже в зарепо грудь(Р. Рождественский).Реализуя функционально-специализированный набор сем (‘агрессивность’ или ‘кротость’ у базовой метафоры ЗВЕРЬ; ‘защита’, ‘необходимое’ / ’избыточное’ у базовой метафоры ПОКРОВ, ОДЕЖДА; ‘свои’ / ’чужие’, ‘правитель’ / ’народ’ у базовой метафоры СОЦИУМ), образная матрица является аккумулятором исторической памяти, инструментом таксономизации явлений мира и средством самовыражения языковой личности.

Национально-культурное видение мира заключается в вербализации, закреплении в языковом опыте эталонов материального и идеального мира (Мы видели этот дистиллированный список — ТВ. 1999. 17 окт.); прецедентов собственной истории (как Мамай прошел; они шли и ложились, как фрицы под Сталинградом); своеобразной трактовке событий мировой истории (гибель Помпеи, ледниковый период в отношениях, современный этнический ренессанс). Базовая метафорика — не просто «магический кристалл» видения мира личностью в силу ее языковой компетентности, но и голограмма стилей и эпох, позволяющая этносу видеть себя не только в историческую минуту, но глазами всех предыдущих поколений: семеро по лавкам; один с сошкой — семеро с ложкой; язык до Киева доведет; незваный гость хуже татарина; допотопный вид; при царе Горохе; tatar ‘бутерброд из сырого мяса’, польск. Итак, национальный образ — ответ на вызов природы и истории.

В пятой главе «Художественная картина мира: Поэтическая модель» рассмотрены формы и типология текстовой образности, введено понятие монокодовой и поликодовой образной вербализации, констатируется оксюморонный характер русских культурных концептов, выражающих менталитет культуры.

Художественный текст представляет собой изложение новой идеи — видение истории как заблудившегося трамвая (Н. Гумилев); России как золотой бревенчатой избы (С. Есенин) — крестьянского большинства; как «Степи» (А. Чехов) — богатства природного и человеческого; как «морозной Эллады» (Б. Чичибабин) — «диониссийского» характера русского человека и традиций византийского православия. Индивидуальное интеллектуальное открытие нуждается в соответствующей словесной оболочке. Таковой является микротекст-сравнение (Лиловой гроздью виснет сумрак. — Б. Ахмадулина), текст (Бардак в любой стране грозит обвалом хотя бы тем, что в чреве бардака порой и мягкотелым либералам с приятцей снится сильная рука. Потом, как будто мыслящую кильку, за мягкотелость отблагодаря, она берет их, тепленьких, за шкирку, и набивает ими лагеря. — Е. Евтушенко) или макротекст: цикл рассказов — «Царь-рыба» В. Астафь­ева, романы с продолжением, образующие текстовую синтагматику и парадигматику (В. Кухаренко, З. Хованская).

В силу закономерностей семиозиса объемная, линеарная текст-идея оформляется в качестве линейной партитуры именования и характеристики авторского идеального конструкта. Данная общо (Жизни мышья беготня — А. Пушкин) или расчлененно («Бесы» Ф. М. Достоевского), концептуальная информация — идея оформляется фактуальной логикой, подтекстным наращиванием, акцентированием смыслов («Человек в футляре»), открыто провоглашаемой авторской позицией, в том числе в лирических отступлениях («Мертвые души») или устами героя («Дом с мезонином» Чехова). При этом главная информация текста — текстовый концепт и поддерживающий или формирующий его подтекст оформляются именно образными средствами: символикой («Вишневый сад», «Бесы»), деталью (чехол — футляр — верх фаэтона — крышка гроба), логикой поступков (Татьяна Ларина), природы (обмороки Раскольникова), судьбы («Судьба человека») и истории (Григорий Мелехов).

С точки зрения основания метафорики, вербализация идеи текста образными средствами осуществляется как монокодовая и поликодовая. Использование для выражения художественного смысла метафор одной тематической области является монокодовым выражением смыслов: Озеро отдыха возле Орехова. Гордо уставлена водная гладь. В гипсовых бюстах — кто только приехал, В бронзовых бюстах — кому уезжать (А. Вознесенский) — предметное сравнение. В случае использования для выражения художественного смысла метафор двух и более тематических областей имеет место поликодовое выражение смысла. Два метафорических образных кода: Вокзал, несгораемый ящик Разлук моих, встреч и разлук, Испытанный друг и указчик, Начать — не исчислить заслуг…(Б. Пастернак) — артефактное плюс антропоморфное сравнение; Но время шло и старилось. И рыхлый, Как лед трещал и таял кресел шелк…(Б. Пастернак) — антропометафора и натурметафора. Три метафорических образных кода: Как флот в трехъярусном полете, Деревьев паруса кипят…(Б. Пастернак) — три артефактных сравнение, зоометафора и гастрометафора; Тогда-то, сбившись с перспективы, Мрачатся улиц выхода, И бритве ветра тучи гриву Подбрасывает духота… (Б. Пастернак) — антропометафора, зоометафора и артефактное сравнение. Наконец, четыре и более образных номинативных кода: Стих падает пчелой на стебли и на ветви, Чтобы цветочный мед названий целовать. Уже не знаю я: где слово, где соцветье? Но весь цветник земной — не гуще, чем словарь… (Б. Ахмадулина) — предметная метафора (падает), зоометафора (пчелой), фитометафоры (стебли, ветви, цветочный), гастрометафора (мед) и антропометафора (целовать); Коптивший рассвет был снотворным. Не иначе: Он им был подсыпан — заводам и горам — Лесным печником, злоязычным Горынычем, Как опий попутчику опытным вором… (Б. Пастернак) — несколько артефактных (коптивший, снотворным, подсыпан, опий), антропометафора (подсыпан, печником), зооморфно-мифологическое (Горынычем), два социоморфных (попутчику; опытным вором). Монокодовая и поликодовая вербализации художественного смысла образуют два основных типа аранжировки образных средств в тексте: образный контрапункт и образный резонанс. Образным контрапунктом является аранжировка образно выраженного смысла, представляющая собой синтаксическое развертывание средств одного образного номинативного кода: Мертвецкая мгла, И с тумбами вровень В каналах — тела Утопленниц-кровель (Б. Пастернак). Резонансом смыслов является использование нескольких образных номинативных кодов, аргументирующих заявленный смысл. С когнитивной точки зрения образный контрапункт есть описание одного фрейма — ‘Мертвецкая — это место, где на столах хранятся трупы’, а образный резонанс, если пользоваться музыкальным термином «гомофония», есть семантиче­ское представление вариативности фрейма, т. е. дополнительно его слотов, а не только узлов фрейма. Так, в примере Коптивший рассвет был снотворным…(Б. Пастернак) образными средствами компактно свернута объемная семантическая аргументация: ‘Рассвет усыплял подобно снотворному. Казалось, засыпала и окружающая действительность — как природа, горы, так и созданный человеком мир — заводы. Усыпляющий эффект производил лес. Он был подобен печнику, способному отравить угарным газом. По своим действиям лес схож с мифологическим персонажем Горынычем, так же парализующим противника огнем и дымом. В этом усыплении должна быть злонамеренная цель. Такой целью может быть овладение чужим добром. Для этого можно использовать медицинские средства. Поезд удобен для использования медицинского препарата при угощении попутчика. После ограбления можно выйти, и проснувшийся человек не сможет найти грабителя’.