РУССКАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ: КОДЫ ОБРАЗНОЙ ВЕРБАЛИЗАЦИИ ТЕЗАУРУСА

Страница 9

В седьмой главе «Формы выражения языковой образности: структурная модель» дана типология русской языковой образности,рассмотрены основные модели лексической, семантической и фразеологической деривации в русском языке, системный характер образных номинативных средств русского языка — их парадигматика, синтагматика, эпидигматика, дана схема концептуализации фрагмента действительности с помощью образных средств.

Рождаясь в синт

Рождаясь в синттической цепи (паронимическое сближение), образ являет собой градации полного и частичного наложения, контактного и дистантного сближения, линейной и линеарной аранжировки знаков, распространяясь до метафорического текста и сворачивая затем текст в силу прегнантности информации в имя, аллюзию, структурный фрагмент (говорун с человеческим лицом, пухлощекий, холодноглазый мальчиш-плохиш) — номинативное средство усложненного порядка. Синтетически и аналитически (с рассеянием сем и несущих их строевых фрагментов) понимаемый образ, языковой и речевой, объемлет в этом случае статику и динамику, систему и функционирование, узус и творчество, обыденное и эстетическое — информацию и игру, синхронию и диахронию (обыгрывание внутренней формы).

С когнитивной точки зрения образ есть сближение форм имен фреймов или слотов при паронимическом сближении: Когда трава дождем сечется и у берез стволы сочатся, одна судьба у пугачевца — на виселице покачаться (Б. Чичибабин); частичное наложение слотов при инкорпорирующей метафоре (апофигей, катастройка, бредседатель); наложение фреймов в случае базовой метафорической модели (прекращение функционирования организма как уход); «омонимичных» имен слотов разных фреймов в случае языковой игры (Слушай, Гиви, вчера наш отец полез на яблоню и упал. В общем, Гиви, мы потеряли отца… — А под деревом искать не пробовали?); а также достраивание слота до фрейма в случае прецедентного теста: Каждый должен сжать свою полосу (В. Маканин).

С лингвистической точки зрения при паронимическом сближении имеет место «предобраз» — возбуждение апплицированных ассоциативных полей, кристаллизирующихся в выводное лингвокреативное знание — коннотирование облигаторных сем и потенциальных сем фоновых знаний в компонентном синтезе (А. Кузнецов): реплики леса окрепли — лес отвечает кратко, как следует из определения реплики ‘краткий лаконичный ответ, заметка по поводу обсуждения’, а не шумно и многословно, следовательно, деревья не гнутся под ветром, а чуть покачиваются, т. е. ‘оделись листвой, кронами’. При инкорпорирующей метафоре «наводимые» апплицированными морфемами все возможные семы вероятностного характера складываются в динамические семемы-блики: равнебен (В. Хлебников) — ‘равный небу молебен / молебен небесам о равенстве / равняющийся на небо молебен’. При наложении фреймов в базовой метафорической модели происходит повторное заполнение той же актантной рамки: субъект — перемещение — исходный локус — конечный локус (фрейм метафоры Смерть); субъект 1 — локус 1 — интенция субъекта 2 каузировать владение локусом 1 (фрейм Войны). О лексической метафоре можно говорить при наложении разноименных слотов фреймов: шакал, питающийся остатками и падалью, передвигающийся с поджатым хвостом, издающий повизгивающие звуки как обозначение самоуничижающегося, живущего подачками человека. О языковой игре — при апплицировании одноименных слотов разных фреймов: оставайтесь, вы и так уже подмочили и платье, и репутацию (Саша Соколов). В случае прецедентности текст, воспроизводящий фрейм, достраивается по узнаваемому слоту: породистый завиток на шее как слот «Анны Карениной». В лингвистическом отношении воспроизведение прецедентного текста по детали является объемным, «голограммным» достраиванием по уникальному имени актанта, атрибута или сирконстанта: топор как орудие убийства у Ф.Достоевского; тяжелые, нежные лапы — атрибут коллективного лирического героя «Скифов» А. Блока; встреча у фонтана как сирконстант трагедии А. Пушкина «Борис Годунов». Так когнитивно образ рождается как степень (градация) сближений и аппликации фреймов и их частей, лингвистически — как семный синтез при сближении и аттракции, семная переконфигурация тождественных сем разных имен при метафоре, семная переконфигурация разных сем тождественных имен при языковой игре (эффекте обманутого ожидания), номинативно заданный информационный поиск в структуре тезауруса языковой личности при цитировании прецедентного текста.

Понятийный тезаурус есть членение мира диадами свой/чужой, природа/культура, сакральный/светский по принципу неравномерной частоты сети со сгущениями и разряжениями. Языковая картина мира есть лишь часть тезауруса понятийного, переведенная в вербальную форму. Набор концептов современного русского сознания — «констант русской культуры» (Ю. Степанов) — представляет собой концепты универсальные, но этнически осмысленные (‘Вода’, ‘Огонь’, ‘Свобода-Воля-Вольность’, ‘Родная земля’, ‘Справедливость’, ‘Божий дар’) и концепты специфически русские (‘Русская вера’, ‘Почвенничество’, ‘Философия всеединства’, ‘Шапка Мономаха’), исторически давние, постоянные (‘Ярило’, ‘Купала’) и новые (‘Новые русские’, ‘Экология’). Концепт как поле ценностно осмысленного традиционного знания многослоен. Так, метафорическая вербализация концепта в отрывке: Премьер воспринимает себя как «последнего солдата империи»… (НГ. 29.1.99.3) представляет собой следующие виды информации. Метафорически употребленная лексема солдат ‘военнослужащий, принадлежащий к некомандному и неначальствующему составу’; перен. ‘военный человек, воин’ содержит реальную денотативную сему d1’служащий‘, коннотативную сему k1 ‘беззаветно, жертвуя всем, до последней капли крови, минут жизни’ и потенциальные семы p1 фонового знания об ‘особой значимости ратного труда в истории цивилизации’, p2 — о ‘значимости и прецедентах защиты русской территории’, p3 — о ‘воинах Дмитрия Донского, о солдатах А. Суворова’ как (коннотативная сема k2) ‘цепи предков, передающих эстафету по охране завещанной территории’. Генетическая метафора солдат империи с определением последний коннотирует семы k3 ‘отсутствие шансов, надежды’, k4 ‘критический рубеж’ и потенциальные семы p4, p5, p6 . ‘«Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва» политрука Клочкова’, ‘«Последний из могикан» Ф. Купера’, ‘«Последний из Удэге» Арсеньева’, ассоциирующие, в свою очередь, потенциальные семы pN .’вымирающего населения’, ‘захватываемой территории’. Так образное номинативное средство — сочетание последний солдат империи — является выразителем, как минимум, четырех концептов: мифологических концептов ‘Родная земля’, ‘Защита территории рода’, античного по происхождению концепта ‘Служение, гражданский долг’ и русского концепта ‘Российская империя’ (’Великая Россия’), ср. название знаменитого коллажа И. Глазунова — «Вечная Россия». Гипотетическая семема образного таксона последний солдат империи такова: ‘Могущество государства — благо для его народа; Россия исторически была великой страной; это величие создавалось, обеспечивалось и сохранялось ее гражданами; сейчас граждане перестали исполнять свой долг; следствием этого явилась утрата государством силы; X продолжает исполнять гражданский и предками завещанный исторический долг; X заслуживает восхищения, тем более что он один из последних оставшихся, которые продолжают так поступать; примеру X нужно следовать; его стойкость и мужество в исполнении гражданского долга — укор всем остальным; граждане должны вернуться к исполнению своих обязанностей’. В семеме образного номината выделяются, таким образом, информационная, историческая часть — транслируемая в процессе межпоколенной передачи опыта негенетическая память коллектива ‘взаимосвязь «государство и гражданин», его статус и обязанности’, ‘историческая судьба России’, оценочно-этическая часть — ‘не выполнять обязанности гражданина — плохо’, ‘продолжать исполнять их — пример для остальных‘ и образно-воздействующая (апеллятивная) часть (образ рядового с ружьем у стен замка со рвом, например). Эти части названы нами информатив, норматив и имажитив. Главный для говорящего и слушающего — норматив, императив к действию, затем информатив как поддержка и основание, причем ритуальное, завещанное предками и человечеством в целом. Особая роль имажитива — в упрощении и ускорении восприятия историко-нормативной части информации, перевода ее в зрительное, слуховое и иное сенситивное представление. Ритуальность информатива и норматива и сенситивность имажитива переводят информацию из ранга «ничьей», альтернативной (‘территорию можно защищать или не защищать’) в «свою», завещанную, обязательную, эмоционально переживаемую. Информативно-регулиру­ющее содержание концепта составляет формулу: солдат — это . и он должен .