Лингвокультурные концепты прецедентных текстов

Страница 4

Во второй главе “Генетические и функциональные характеристики концептов прецедентных текстов” рассматриваются факторы, влияющие на генезис концептов прецедентных текстов, и на их основе выстраиваются возможные классификации концептов прецедентных текстов. Далее проводится анализ основных функций концептов прецедентных текстов в дискурсе.

Среди внетекстовых факторов, влияющих на генезис концепта прецедентного текста, в работе выделяются два в качестве наиболее общих и значимых, а, следовательно, пригодных для того, чтобы служить основанием классификаций: инициатор усвоения текста и степень опосредованности усвоения текста.

В обществе потребление индивидами любого вида продуктов может быть либо добровольным, либо принудительным. Это касается и рецепции текстов. Исходя из способа усвоения, следует различать концепты добровольно и принудительно усвоенных прецедентных текстов. Субъектами, осуществляющими текстовое насилие (это словосочетание употребляется в работе как термин, означающий усвоение текста при отсутствии у адресата самостоятельно сформировавшейся интенции ознакомления с текстом, и не подразумевает отрицательной коннотации), могут быть как индивиды, так и общественные институты. Методы индивидуального текстового насилия (надпись на заборе, громко включенная песня и т.п.) не являются, как правило, эффективными настолько, чтобы способствовать обретению текстом статуса прецедентности для большой группы носителей языка.

Институциональное текстовое насилие осуществляется двумя основными способами: во-первых, директивным методом, во-вторых, методом паразитической дополнительности. Директивный способ заключается в том, что усвоение определенных текстов членами социума предписывается властными институтами. Директивный способ текстового насилия всегда вербализуется в форме легитимных для данного общества документов. Наиболее распространенной формой осуществления данного способа в современном обществе является школьная программа.

Вторым распространенным способом текстового насилия является способ паразитической дополнительности, который заключается в присоединении навязываемого текста к каким-либо значимым объектам человеческой деятельности. Наиболее ярким примером может служить телереклама: желая ознакомиться с каким-либо текстом (фильмом, передачей), зритель получает “в нагрузку” (это разговорное выражение эпохи социализма как нельзя более здесь подходит) рекламный текст. Репродуцируемые способом паразитической дополнительности тексты, как правило, достаточно лапидарны. Это либо рекламные, либо плакатно-лозунговые единицы.

С точки зрения степени опосредованности восприятия текста могут быть выделены три основные группы концептов прецедентных текстов. Культурная группа может строить свой текстовый концепт на основании:

1) непосредственного восприятия исходного текста;

2) заимствования уже существующего у какой-либо другой группы (реже — индивида) текстового концепта, репродуцируемого молвой;

3) восприятия реинтерпретации исходного текста в рамках иного жанра.

В ряде случаев концепты прецедентных текстов формируются в сознании культурной группы под воздействием всех трех рассмотренных факторов: текста-источника, молвы и реинтерпретаций, или двух из них. Соотношение между ними демонстрирует степень самостоятельности мышления членов группы, независимость их текстового вкуса. Преобладание в процессе генезиса концептов прецедентных текстов непосредственных впечатлений от текста-источника свидетельствует о том, что в обретении текстом статуса прецедентности в данной культурной группе играет ведущую роль получаемое реципиентами “удовольствие от текста” (Р.Барт). Если концепты строятся, главным образом, на основе вторичных источников (молвы и реинтерпретаций), то эстетическая ценность текста для носителей культуры не является наиболее существенным фактором. Более важна для них социальная роль прецедентного текста как средства общения и внутригрупповой интеграции.

Всякая единица культуры телеологична. Она создается для удовлетворения определенных человеческих потребностей. Порождение новой культурной единицы всегда вызвано наличием определенных лакун в системе единиц уже существующих. Помимо ценностной, понятийной и образной составляющих в структуру концепта входят также установки и стереотипизированные умения функционального использования концептов в процессе общения. При всем многообразии коммуникативного потенциала, свойственного каждому концепту, для любого концепта или тематической концептосферы можно выделить несколько основных функций, осуществлению которых служат апелляции к данному концепту или концептосфере в дискурсе.

Для концепта прецедентного текста в работе предлагается выделять четыре таких функции: номинативную, персуазивную, людическую и парольную.

Апелляция к концепту прецедентного текста в номинативной функции редко мотивируется неспособностью говорящего выразить свою мысль иначе. Для номинативного употребления текстовых реминисценций характерно наличие сопутствующих оттенков смысла и дополнительных коммуникативных целей. Чаще всего таковыми являются стремление к экспрессивности, к экономии языковых средств, к эвфемизации, к построению скрытого диалога с автором прецедентного текста.

Товарищ Цинципер потирал руки от удовольствия, получая Володины протоколы, и не мог оторваться от них, не дочитав до конца. Он не подозревал, что в Севериновке у него сидит не Шерлок Холмс, а Конан Дойль [Козачинский].

В данном случае концепт текста “Записки о Шерлоке Холмсе” реализован в двух прецедентных аспектах: во-первых, прецедентность персонажа (Шерлок Холмс), во-вторых, прецедентность автора (Конан Дойль).

Прецедентный текст, как правило, — текст, обладающий определенным культурным авторитетом и вызывающий к себе уважение (иногда поклонение) у носителей языка. Этим обусловливается возможность использования прецедентного текста с целью убеждения коммуникативного партнера в своей точке зрения, т.е. апелляция к текстовому концепту в персуазивной функции. Подобное использование прецедентного текста характерно для таких речевых жанров, как спор и дискуссия.

— Пусти, отче. Некогда мне. Служба .

— Пройди, служивый. Если сумеешь . Попробуй .

— На провокацию тянешь? Нехорошо . Я в богословском плане человек неподкованный, но помню, что Христос учил уважать всякую власть. Ты же, что себе позволяешь? [Крапивин].

Апелляции к концептам прецедентных текстов в людической (игровой) функции направлены на то, чтобы снизить напряженность разговора, сделать его менее серьезным. Используемые цитаты подбираются не по смысловым, а по формальным ассоциациям с предыдущим высказыванием:

Лариосик. Ты гений, Витенька.

Мышлаевский. Я гений — Игорь Северянин [Булгаков].

Людическое использование концепта прецедентного текста часто связано с применением скрытых, тщательно замаскированных реминисценций, представляющих собой загадки, разгадать которые предлагается адресату. Употребление текстовых загадок с целью развлечь адресата, т.е. в людической функции, следует отличать от их парольного употребления.

Всякая культурная группа стремится выработать свою систему идентифицирующих признаков, позволяющих отличать “своих” от “чужих”. Одним из таких признаков является знание/незнание определенных текстов. Парольная апелляция к концепту прецедентного текста направлена на доказательство или эмфатизацию принадлежности отправителя речи к той же группе (социальной, политической, возрастной и т. д.), что и адресат. Наличие своего уникального корпуса прецедентных текстов является признаком наличия у членов группы чувства групповой идентичности. Апелляции к этому корпусу служат дальнейшей интеграции внутри группы, поскольку, рефлектируя уместность/неуместность употребления реминисценции в процессе общения с определенным партнером, индивид бессознательно усваивает границу между “своими” и “чужими”. Наиболее эксплицитно проявляется парольный потенциал концепта прецедентного текста в ситуации межгруппового конфликта, когда вопрос об отделении “своих” от “чужих” наиболее актуален. Например, в повести А. Кабакова “Невозвращенец” члены русской националистической организации, захватив группу заложников, начинают сортировать их на русских и “инородцев”. Один из критериев отбора — способность воспроизвести наизусть отрывок из “Слова о полку Игореве”. В данном примере террористы исходят из пресуппозиции: “Русский — это тот, кто знает наизусть ценный для русской нации текст “Слово о полку Игореве”. Употребление в парольной функции не является исключительной прерогативой текстов-фетишей. Более или менее выраженный элемент парольности может наличествовать во многих апелляциях к концептам прецедентных текстов в бытовом дискурсе, причем он связан не только с актом отправления сообщения, непосредственно содержащего реминисценцию, но и с последующим актом его расшифровки и построения ответа. Парольность и отнесение партнера к классу “своих” базируется в таких случаях на чувстве удовлетворения, получаемого отправителем сообщения от того, что текстовая реминисценция, которой он украсил свою речь, была адекватно понята и оценена, а адресатом — от своей способности распознать реминисценцию.