ИНДОЕВРОПЕЙСКИЕ ИСТОКИ ОБРАЩЕНИЯ В ДРЕВНЕРУССКОМ И ДРЕВНЕАНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКАХ

Страница 3

Индоевропейское языковое состояние характеризовалось морфологически оформленным именем существительным в функции обращения. Имена в звательной форме отмечены на разных ступенях развития многих индоевропейских языков: в славянских, германских, балтийских, в древнеиндийском, авестийском и древнеперсидском, греческом, италийском. Обнаружены следы звательного форманта также в древнехеттском (анатолийская ветвь), древнеирландском (кельтская ветвь). Таким образом, из двенадцати известных ветвей индоевропейской семьи, в девяти отмечено морфологически маркированное существительное в функции обращения (См. диаграмму).

В современном языкознании существует мнение, что звательный формант совпадает с гласной основы, и в функции обращения используется чистая основа по аналогии с корневыми именами. Традиционная точка зрения не объясняет появление звательного форманта *-е не только у и.-е. основ на *-ǒ, но и у основ на *-ǐ в некоторых и.-е. языках: скр. áhe, авест. aze «о змея!», лит. naktië «о ночь!», а также у основ на *-ŭ, где отмечены звательные форманты *-ou, *-au,*-u,*-o (гот. sunau,лит. sūnaũ, ст-слав. сыноу, скр. sunō «о сын!»). Появление этих формантов из окончания *-eu обусловлено развитием системы аблаута в индоевропейском. По нашему мнению, представляется возможнымсчитать звательный формант *-е древнейшим морфологическим средством оформления слова в функции обращения.

На самых ранних этапах своего развития человек употреблял в апеллятивной функции корневые основы, неразложимые морфологически. Это был древнейший период в развитии обращения. В эпоху «дофлективного» строя, когда еще не было развитой системы вокализма, а аблаут отсутствовал, единственным видом словообразования было корнесложение. С усложнением социальных отношений все большее количество слов вовлекалось в функцию обращения. Возможно, в качестве обращений, наряду со старыми корневыми основами, стали использоваться сложные слова, состоящих из двух основ, одна из которых имела в своем лексическом значении указание на адресата. Действительно, для ранней эпохи ИЕЯО реконструируется корневая основа XyXw (Андреев 1986) со значением «Говорю! Слушай», которая могла присоединяться ко всем словам в функции обращения. Протосема корня относилась к сфере понятий, заданных коммуникацией, так как среди вторичных сем корня содержалось обозначение рта и уха — названия обоих органов, необходимых для речевого общения. Вероятно, этот корень использовался для привлечения внимания слушателя и имел значение апеллятивного «эй» (Иллич-Свитыч 1971: 268). Ср: лат. Ō-hē — «слушай, эй!»; греч. Ō-ē — «послушай, обращаюсь к тебе»; серб.-хорв. ê — междометие, выражающее подзывание; ирл. Ā — «Зову, эй!»; рус. эй — междометие, выражающее подзывание. Развитие апеллятивно-акцентирующей семантики этого корня, вероятно, повлекло за собой его участие в формировании особого звательного форманта *-е.

Мы отдаем себе отчет в том, что вышеперечисленные этапы развития обращения в столь отдаленный от нас период развития языка являются гипотетическими. Однако с учетом данных древних языков существование особого звательного форманта *-е в языках эпохи ИЕЯО вполне доказуемо. Во-первых, звательный формант *-е представлен на разных этапах развития почти во всех индоевропейских языках у и.-е. основ на *-ǒ, например, в санскрите, греческом, латинском, литовском, в языках славянской группы. Во-вторых, звательный формант *-е присутствует в основах на *-ǐ и *-ŭ. В-третьих, о первоначальном существовании единственного гласного е в полной ступени в любом индоевропейском корне было высказано еще Ф. де Соссюром в 1878. Можно предположить, что в чисто фонетическом отношении это был наиболее легкий звук. Таким образом, гласная евполне могла присутствовать в корне с апеллятивной семантикой и участвовать в генезисе звательного форманта *-е. В дальнейшем, в результате распределения слов по основообразующим гласным (суффиксам), звательный формант *-е закрепился за наиболее многочисленным классом имен, принадлежащим к *ǒ-основам. По аналогии со звательным формантом *-е *ǒ-основ у имен, относящихся к другим основам, стали формироваться свои звательные форманты.

Общеизвестно, что древнерусский и древнеанглийский языки относятся к двум ареалам: восточному (древнерусский) и западному (древнеанглийский) и находятся на периферии и.-е общности. Все языковые процессы, которые характеризуют эти ареалы, вызывают значительный интерес, т. к. на периферии могут удерживаться не только древние явления, но и появляться инновации.

Древнерусское обращение, выраженное именами существительными мужского и женского родов в единственном числе, имело несколько звательных формантов: -е, -о, -ю, -и, -оу. Распределялись звательные форманты без учета принадлежности имен к категории мужского или женского рода, категории одушевленности/неодушевленности, так как древнерусский язык унаследовал через праславянский язык и.-е. классификацию имен по основам. В древнеанглийском языке обращение не имело специальных маркеров и совпадало по форме с И.п. и В.п. Таким образом, морфологически маркированное обращение было характерным только для древнерусского языка, который сохранил не только старые и.-е. звательные форманты, но и более поздние праславянские форманты -ю у jŏ-основ, -е у jā-основ.

В традиционной лингвистике появление звательного форманта –ju (-ю) у jǒ-основ интерпретируется как результат взаимодействия основ на *-ŏ и *-ǔ. Не отрицая традиционных точек зрения на появление звательного форманта -ю у jŏ-основ, нами предлагается свое объяснение. На определенном этапе эволюции праславянского языка под влиянием как фонетических, так и морфонологических законов появилась твердая и мягкая разновидность ŏ-основ. Ср.: *vĭlkŏs (ŏ-основа), *kŏnjŏs (jǒ-основа). Слово*kŏnjŏs отличалось мягкостью сонорной фонемы, где гласный непереднего образования изменялся в звук передней зоны, т.е. [о] — в [е]. Отсюда для раннего праславянского реконструируется И. п. ед. ч.*kŏnjе: ср. *kŏnjŏs>*kŏnjеs> *kŏnjе. Когда в праславянском в результате действия морфологических законов окончание основ на *-ŭ в И.п. ед. ч. было перенесено в *ŏ-основы в И.п. ед. ч.: *vĭlkŭ и *sūnŭ, назрела необходимость в формальном различии между номинативом и звательной формой в ед. ч., так как такое противопоставление является одним из древнейших в системе словоизменения языка в эпоху ИЕЯО. Отсюда звательная форма на *-е отмечена не только у слова «волк» – *vĭlčе, но и у слова «сын» – *sūnе. Если же обратиться к слову *kŏnjе, то номинатив имел окончание -е, которое совпадало со звательным формантом *-е. Следовательно, для звательной формы слова *kŏnjе был необходим свой формант. Реконструируя для раннего праславянского языка номинатив *vĭlkŭ; *sūnŭ и звательную форму *vĭlčе; *sūnе, получаем противопоставление окончания номинатива -ŭ и звательной формы -е в объединенном классе слов, куда входили имена, ранее относившиеся к *ŏ- и *ŭ-основам. В свою очередь, для *kŏnjе такое противопоставление невозможно, т. к. окончание номинатива -е совпадает со звательным формантом -е. Можно предположить, что звательная форма*kŏnj-ŭ, появилась как результат переноса окончания -ŭ из номинатива *vĭlk-ŭ; *sūn-ŭ именно для противопоставления номинатива и звательной формы под действием законов аналогии. Позже, когда в номинативе ŭ >ъ (vĭlkŭ > др.-рус.вълkъ), а е>ь(*kŏnjе>*kŏn’е >др.-рус. koнь) формант звательной формы -u окончательно закрепился за jŏ-основами, где под воздействием последующего средненебного *j сонорные смягчились: ср *kŏn+j+u - kŏn’ u - кон-ю. Таким образом, звательный формант -ю у jŏ-основ вполне мог появиться как результат противопоставления номинатива и звательной формы имени в пределах одного класса слов. Более того, возможность такого развития может быть объяснена и очевидной семантической близостью значения номинатива и звательной формы имени, а именно, способностью к прямой номинации. Звательную форму имени от номинатива отличает лишь наличие дополнительного экспрессивно-эмоционального содержания.