ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЕ ПОЛЕ КОНЦЕПТА «ПУСТОТА»

Страница 3

В сфере языка и культуры пустота подвергается опредмечиванию или заполнению смыслами, что, в конце концов, и дает возможность переводить понятие «пустота» в статус феномена. Дальнейшее появление смысловых и функциональных культурных связей пустоты со стереотипами, архетипами, образами и другими лингвокультурными феноменами является начальным процессом концептуализации пустоты.

В главе прослеживается становление концепта «пустота» в русской лингвокультуре ХХ века. В процессе описания концептуализации понятия «пустота» выделяются три характеристики. Признаково-понятийная характеристика различает в себе содержание и объем понятия. Содержанием понятия «пустота» является ситуация отсутствия чего-либо в чем-либо. Объемом считается принципиально открытый перечень объектов, обладающих признаком ‘отсутствие’, что позволяет считать понятие «пустота» «предельным» (Снитко, 1999) для русской лингвокультуры. Образно-предметная характеристика выявляется в работе в процессе анализа мифопоэтического, религиозного и философского векторов концептуализации пустоты, который позволяет засвидетельствовать принцип сознания и языка – передавать общее через отдельное, а также континуальное через дискреты. Именно анализ мифических представлений выявил первичные структуры и объяснил причину объективации абстрактного понятия в различных модусах и конкретных образах пустоты (Хаос, бездна, океан, мгла, вода, зияние и т.д.). Ценностная / оценочная характеристика понятия «пустота» относится к становлению концепта в обыденной речи (в широком смысле, включая паремии и фразеологические единицы), но в большей мере – в поэтическом языке.

Описание становления концепта «пустота» в современной русской лингвокультуре проводится на материале поэтического языка московских концептуалистов. Основными чертами видения пустоты этих поэтов, выявленными с помощью анализа текстов, явились:

- мир как пространство Хаоса, которое имеет во многом мифические смыслы бездны, хляби (Только б хватило нам сил удержаться на этом плацдарме, // на пятачке этом крохотном твердом средь хлябей дурацких .(Т.Кибиров));

- преодоление деления мира на субъект и объект, следствием чего явились символы внутреннего опустошения и актуализация понятия отрицательной антропологии (Через прозрачное меня // Уходит жизнь из этой сферы // Иные, страшные размеры // Ночами ломятся в меня . (Д.А.Пригов));

- разрыв, остановка, застывание времени, выражаемое в текстах приемом «дления» (Тишина, тишина // Темнота, темнота. // Ничего, ничего. // Ни фига, ни черта. (Т.Кибиров)).

Знаки пустоты, которыми изобилуют тексты московоских концептуалистов, включаются в границы концептуального поля «пустота» и иллюстрируют мифологизированные структуры современной русской лингвокультуры.

Модусный анализ феномена пустоты позволил определить его многоаспектный характер, установить и описать уровни проявления пустоты для человеческого сознания: свобода, молчание, сон, время, «иная» реальность и, наконец, язык.

Набор основных характеристик и способы проявления в языке и культуре определили возможность описывать различные виды пустоты: «осязаемая» (тишина, темнота, глубина, высота), «пустота в сознании» (эпохе, забывание), эмоциональная (чувство внутренней опустошенности, «вспышка» сильной эмоции (гнева, ужаса), тоска, хандра), семиотическая (отсутствие означаемого / отсутствие означающего). Это говорит о бивалентном характере феномена пустоты (одновременное моделирование сознания и реальности).

Проанализированный материал подтверждает положения когнитивной лингвистики о том, что массовому языковому сознанию чужды лежащие в основе научной картины мира жестко определенные аристотелевские категории, принадлежность к которым элемента задается через набор необходимых и достаточных признаков.

Феноменом пустоты, по сложившимся в наивной логике представлениям, считается некое пространство, как правило, ограниченное чем-либо / внутри чего-либо, ничем не заполненное. В структуре концепта «пустота» такое ассоциативно-обыденное представление соответствует прямому значению лексемы пустота . Характер русского мировидения вносит особенную черту в феноменологическое рассмотрение пустоты – безграничность (так называемое «русское пустое пространство»), что является ассоциативно-поэтическим представлением в структуре концепта. Здесь прослеживается явная зависимость русского мировидения от характера русской природы и ландшафта (Страна большая. От Москвы отъедешь - // Так сразу по стране и едешъ // Бодрствованием едешь и ночлегом // И вся она покрыта снегом… (Д.А.Пригов)) .

В русском поэтическом метафоризированном языке, как и в обыденной речи, происходит отождествление понятий «пустота» и «пространство» (Опасности и беды мня // Он сверху посмотрел на мя // Но я стоял среди пространства // Высокомерно и бесстрастно (Д.А.Пригов)). Данный феномен русского языкового сознания рассматривается нами в семиотическом ключе, в результате чего выписывается вариативный знаковый ряд «русского пустого пространства»: симуляция, мистификация, «зеркальность», «женскость», номинативность русской лингвокультуры. Причем и в обыденном сознании, и в поэтической системе в рамках понимания пустоты отмечается противопоставленность:

- русской ментальности западной (греческой) (Там, где эллинам сияла // нагота и красота, // без конца и без начала // нам зияет пустота (Кибиров));

- русского пространства – нерусскому (Западу, Востоку) (Где ж нет Москвы – там просто пустота (Пригов); На Запад и Восток глядит Милицанер // И пустота за ними открывается (Пригов)).

Культурный феномен «пустое пространство», таким образом, является одновременно членом двух концептуальных полей: «пространство» и «пустота», что и определяет его двусторонний характер (онтологический – реальные географические пустые пространства; семиотический – пустынность и отражательность русского характера).

В главе выявлен и системно описан перлокутивный эффект знака пустоты в поэтическом тексте: расширение информативности интерпретатора, изменения в эмоциональном состоянии, а также эстетический эффект.

Мысль о фундаментальности пустоты, о способности данного феномена опредмечиваться, кодироваться знаковыми средствами, воспроизводиться в текстах и адекватно восприниматься реципиентами, выявленная феноменологией, оказалась плодотворной для лингвистики. Концепт «пустота» как феномен поэтического текста в числе других своих статусных характеристик объективирует множественность семантических интерпретаций пустоты.

Сила воздействия пустоты как знака прежде всего кроется в многоаспектности данного феномена, сложности и многослойности его характера. Основными прагмемами (компонентами прагматического эффекта, либо прагматической стратегии) знаков пустоты в поэтических текстах являются ‘власть’, ‘потенциальность’, ‘гармония’, ‘энтропия’; они объединены эмоциональным аспектом воздействия знаков пустоты.

Пустота в тексте может быть представлена разными способами: с одной стороны, она в виде тем может входить в когнитивное содержание текста, с другой – составлять часть прагматических стратегий автора текста.

В качестве иллюстрации данной мысли в работе подробно рассматриваются поэтические тексты, объединенные темой пустоты:

- подтема «власть пустоты» (Тянет, тянет метастазы, // Гложет вечности жерлом. // И практически ни разу // Не ушел никто живьем (Кибиров))

- подтема «потенциальность пустоты» (Когда из тьмы небытия // Росток взрастает бытия (Пригов))

- подтема «пустота - энтропия» (Энтропия, ускоренье, // разложение основ, // не движенье, а гниенье, // обнажение мослов (Кибиров)).

Помимо присутствия в тексте прямого описания модусов пустоты или мотива пустоты текст может производить скрытое воздействие, результатом которого и является перлокутивный эффект. Таким примером могут быть пропуски, пустые строки в карточках Л.С.Рубинштейна (20. Подумаешь: «Разбуженный могучим взмахом // неосторожного крыла, // Внимаешь с трепетом и страхом // . . . . . . . . . . . . . . . . дела. // Пока с душой играешь в прятки, // Протоколируя судьбу, // . . . . . . . . . . . . без оглядки // . . . . . . . . . в гробу.), недоговоренность, обрыв многих стихотворений Д.А.Пригова, повтор речевых штампов, пустых фраз в текстах Т.Кибирова (Мрак да здак, да футы-нуты, // флаг-бардак, верстак-кабак, // елки-палки, нетто-брутто…).