ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЕ ПОЛЕ КОНЦЕПТА «ПУСТОТА»

Страница 5

Задача выявления вариативных признаков концепта решалась на основе анализа дефиниций толковых, фразеологических словарей, а также с помощью наблюдений контекстуальных употреблений единиц. Принцип отбора единиц определялся выделением прототипического представления, реализованного на языке дискретных семантических признаков. В результате обработки обнаруженных в поэтических текстах прямых и косвенных обращений к концепту «пустота», нами было выделено пять групп, обозначающих такие фрагменты лингвокультурологического пространства, как ‘отсутствие’, ‘деструкция’, ‘гармония’, ‘потенциальность’, ‘эмоция’.

Учитывая, что литературный текст с точки зрения лингвокультурологии является культурным контекстом употребления лексем, мы описываем лингвокультурологические парадигматические связи, делая упор на способности поэтов эксплицировать «человеческий опыт» переживаний, ощущений, ассоциаций.

Поэзия как искусство слова определяется возможностью говорить по-разному об одном и том же, или, точнее, приписывать одному денотату различные смыслы. Именно возможность говорить по-разному об одном определяет пространство линговукльтурологического поля.

Нами обнаружено, что представления о пустоте, ее свойствах, присущие русской лингвокультурной общности, объективируются также в форме архетипов и символов, эталонов и стереотипов поведения. Соотнесенность данных представлений с мифологическим мышлением, наследование черт архаического сознания, связь с базовыми (прототипическими) представлениями о мире служат основой восприятия, обозначения и описания многих видов, форм, признаков концепта «пустота».

Не только наблюдения над лексико-фразеологическими и поэтическими средствами, номинирующими и описывающими пустоту и ее модусы, но и анализ грамматических средств позволили подтвердить вывод А.Вежбицкой о такой черте русского национального характера, как склонность к пассивности и неконтролируемости, проявляемой в том, что человек мыслится невластным над ситуацией. Русской наивной логике свойственно воспринимать пустоту как самостоятельную сущность, нередко мистическую. Это подтверждается, например, формулой проклятия Чтоб пусто было (кому).

Таким образом, в ментальном представлении текста выделяются принципиально различные семиотические явления, которые соответствуют пустоте как объекту отражения и как способу отражения: первый тип пустоты относится к миру, описываемому в тексте, второй связан с характером интерпретации этого мира автором.

Пустота как феномен в некоторых случаях выступает в качестве средства выражения (отсутствие формы, неадекватность формы содержанию, умолчание, пауза, обрыв) и, будучи таковым, выражает целый спектр имплицитных значений:

- эмоциональная напряженность описываемой ситуации;

- невозможность выражения широкого смыслового поля вербальными средствами;

- увеличение смыслового объема поэтического высказывания.

Поэтические тексты московских концептуалистов относятся в исследовании к разряду эсхатологических благодаря мотиву пустоты, охватывающему все микрополя и тематические группы, описанные в работе. В рамках данного исследования важность приобретает выявление и описание языковых способов экспликаций мотива пустоты в поэтическом тексте. Будучи кросс-уровневым образованием, мотив объединяет интенцию автора, микрополе или тему, языковой прием экспликации и прагматический эффект знака пустоты. В таком рассмотрении мотив становится универсальной многослойной единицей ЛКП – лингвокультуремой. Основными приемами экспликации мотива пустоты в текстах московских концептуалистов являются: структурные (сбивание ритма, рифмовка одних и тех же слов, косноязычие); семантико-культурные (вневременность, внепространственность как позиция автора, профанация, симуляция); прагматические (квазириторика, банализация, недоговоренность, «дление»).

Далее в работе описываются три уровня формирования мотива пустоты в концептуальных текстах: (1) метафоризация лексем пустота, тишина, темнота и др.; (2) эксплицитное описание пустоты; (3) описание процессов опустошения или состояния пустоты в структурах времени, сознания, мышления, психики.

Теория Ж.Бодрийара, систематизирующая процессы симуляции или опустошения знаков явилась для нас схемой объяснения некоторых поэтических приемов в художественном пространстве концептуализма, самый показательный из них – создание жанра «Азбуки» Д.А.Приговым.

Социолингвистическими проблемами, включающимися в пространство ЛКП «пустота», являются процессы опустошения / симуляции языковых знаков. Показательно то, что кризисная ситуация современной лингвокультуры описывается часто с помощью характеристик и модусов пустоты: нехватка слов, болезнь, симуляция, призрачность.

Концептуальный анализ поэтических текстов обнаружил способность самого языка собственными средствами «реанимироваться». В работе моделируются ступени, по которым проходит языковой знак, приобретая новое или возвращая «стертое» значение. В поэтических текстах происходит следующий процесс: констатация – разрушение – возрождение – обновление языковых форм.

Итак, многообразные средства номинации и дескрипции пустоты, нулевая форма как средство отражения, а также социолингвистическое явление опустошения языковых форм (энтропия в языке) выстраивается в многослойное образование, называемое лингвокультурологическим полем «пустота».

В Заключении кратко излагаются итоги диссертационного исследования, в обобщенном виде формулируются основные положения моделирования лингвокультурологического пространства концепта “пустота”, вырисовывается общая схема: «поле в поле». Данная модель дает возможность рассматривать сложные многогранные феномены лингвокультуры в их целостности. Исследовательский путь, проделанный в работе (феномен ® понятие ® концепт ® лингвокультурологическое поле) позволил описать взаимосвязи и пересечения явлений различных уровней языка. Феноменологический анализ пустоты отразил связь структуры значения с образами реальности в сознании. Понятийный анализ позволил подойти к описанию первой характеристики концепта – признаково-понятийной. Выстраивание внутренней структуры концепта и внешнего окружения в виде смысловых полей производилось в свете проблемы соотношения лингвистических и экстралингвистических компонентов в структуре значения языковых единиц.

Здесь также обозначаются перспективы и направления дальнейших исследований проблемы.

Так, нами планируется предпринять детальный анализ понятия «лингвокультурема» и его структуры. В данном исследовании уже предприняты подходы к изучению соотношения понятия «лингвокультурема» с понятиями «реалема», «феномен», «понятие», «знак», «прагмема», «символ», «архетип», «концепт».

Поскольку полное распредмечивание концептов предполагает обращение ко всему культурному тезаурусу, зафиксировавшему в языковых знаках то или иное осмысление концепта носителями языка, то в дальнейшем перспективным видится обращение к языку русской поэзии всего ХХ столетия.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Два типа языковой личности в концептуальной поэзии // Языковая личность: проблемы обозначения и понимания: Тез. докл. науч. конф. Волгоград, 5 – 7 февр. 1997 г. / ВГПУ. Волгоград: Перемена, 1997. С. 119 – 120.

2. Литературное произведение как предмет феноменологического анализа // Социокультурные исследования: Сб. статей. Вып. 3. Волгоград: РПК «Политехник», 1997. С. 67 – 74. (В соавторстве с Л.В.Щегловой).

3. Симулякр: между именем и вещью в русском концептуализме // Философия в системе духовной культуры на рубеже ХХ1 века: тезисы докл. и выст. межд. научн. конф. (20 – 21 мая 1997 г.). Курск: Изд-во КГПУ, 1997. С. 87 – 88.

4. Метафизические идеи русской концептуальной поэзии // Человек – Философия – Гуманизм: Тезисы докладов и выступлений Первого Российского философского конгресса (4 – 7 июня 1997 г.). В 7 томах. Т.2. Философская мысль в России: Традиция и современность. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского государственного университета, 1997. С. 244 – 245.