ГЕНДЕРНАЯ АГОНАЛЬНОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА

Страница 5

Из представленных в диссертации таблицы и диаграмм видно, что лингвокогнитивный механизм гендерной агональности весьма сложен и противоречив, что, однако, не противоречит выдвинутым нами гепотезам. Женщина-политик, добившись реализации почти всех своих гражданских прав, начинает активно теснить мужчин и на политическом небосклоне. Применяя аналогичные с мужчинами коммуникативные стратегии и тактики, они стараются не только не подчеркивать свою половую принадлежность, а скорее наоборот, – идентифицировать себя как мужчину, то есть полностью уподобиться ему.

Тем не менее, при ближайшем рассмотрении количественных показателей легко заметить следующее:

1. И мужчины, и женщины в рамках парламентских чтений употребляют в среднем одинаковое количество метафор (1219 женщины и 1310 мужчины). Это обстоятельство свидетельствует о том, что степень мотивированности политической деятельности у женщин ничуть не меньше, чем у мужчин.

2. С наибольшей частотой в рамках парламентского дискурса употреблялась метафорическая модель «война» (1189 случаев), с наименьшей – «криминал» (73 случая). Здесь как нельзя лучше находит свое выражение мысль о том, что жизнь – это борьба, и всего приходится добиваться силовым способом. Низкое количество метафор модели «криминал» свидетельствует, на наш взгляд, о нескольких моментах: во-первых, частое употребление слов и выражений, так или иначе принадлежащих к семантическому полю «преступный мир» могло бы спровоцировать ответные нападки со стороны политических противников, в результате чего инициатор мог бы быть сам скомпрометирован; во-вторых, это противоречило бы тенденции к соблюдению парламентской этики; в-третьих, большее количество метафорических моделей «война» в речи депутатов-женщин (623 против 566) можно расценить как недовольство женщин в целом доминирующими позициями мужчин в парламенте (см. таблицу).

3. Доминирование метафорической модели «механизм» в речи депутатов-мужчин (283 случая против 127) говорит о том, что техническое мышление и техническая культура больше свойственна мужчинам, в результате чего последним чаще приходят на ум техногенные формативы.

4. Почти равное соотношение модели «природная стихия» (286 у мужчин и 278 у женщин) говорит о гармоничном включении себя в мир природы и бушующих в нем страстей.

5. «Предметы быта» выставляют фаворитами женщин (66 женщины и 15 мужчины), поскольку они в большей степени знакомы с ведением домашнего хозяйства.

6. Некоторое преобладание в речи депутатов-женщин моделей «зодчество» (41 против 33) можно истолковать как преобладание у женщин мотивов созидания, в отличие от мужчин, стремящихся к власти ради удовлетворения личностных амбиций.

7. Почти двукратное превышение частотности употребления модели «медицина» (72 у женщин и 43 у мужчин) утверждают преобладание у женщин мотивов, схожими с указанными в п. 7.

8. Низкий уровень употребления модели «криминал» свидетельствует, на наш взгляд, о неприятии субкультуры преступного мира.

Парламентская коммуникация, равно как и другие сферы общественно-политической, экономической, религиозной, социокультурной деятельности осуществляется по модели: интенция адресанта (депутата, президента бундестага, министра) порождающего и направляющего сообщение адресату вербально или невербально, и реакция адресата на воспринятое и интерпретированное им сообщение.

Выделяются следующие элементы сообщения:

1) содержание – мысли, идеи, аргументы, доводы, факты;

2) способ передачи – вербально / невербально;

3) адресант;

4) адресат.

Обычно адресант прогнозирует результат интерпретации его сообщения адресатом, кодирует информацию, т.е. представляет идею в кодах (знаках, символах), переводящих ее на язык адресата, декодирующего сообщение.

Например, „Frau Kollegin Widmann-Mauz, ich glaube, dass Ihr Beitrag mit dem Thema Zahnersatz wenig zu tun hat“ (Horst Schmidbauer, SPD).

Депутат от СДПГ в данном случае хотел выразить свое недовольство политическим противником от оппозиции из ХДС/ХСС, облекая его в расплывчатую формулировку.

Для описания лингвопрагматического механизма воздействия в политическом дискурсе нами вводятся понятия «агональный речевой акт», «агональная интенция» и «агональная реакция», которое коррелирует с понятием «воздейственный или суггестивный речевой акт».

В реальном общении речевой акт предстает в виде трехуровневого образования, включающего в себя локутивный акт или акт произнесения (речевое произведение в отношении к используемым речевым средствам), иллокутивный акт (реализация целеустановки) и перлокутивный акт (посткоммуникативный эффект, последствия речевой каузации в отношении к своим поставленным целям) (Романов, 1984; Серль, 1987). Вслед за А.А. Романовым (Романов, 1984) мы полагаем, что особенно важным для теории речевого воздействия стало понятие иллокуции (иллокутивного акта, иллокутивного потенциала, иллокутивной силы), фиксирующее те аспекты речевого акта, которые имеют отношение к целям, намерениям (интенциям) участников коммуникации.

Принимая во внимание разработанную в прагмалингвистике типологию речевых актов по функциональному критерию, включающую репрезентативы, директивы, комиссивы, экспрессивы, декларативы и информативы (Searle, 1970), можно было бы отнести агональный речевой акт к экспрессивам (эмотивам), так как речевое воздействие, манипуляция, внушение происходят преимущественно в чувственной сфере при выражении оценок и эмоций. В политическом дискурсе, однако, воздейственные (или суггестивные) речевые акты характеризуются разнообразными целеустановками и выполняют роль не только экспрессивов, но и директивов, комиссивов, декларативов и др. Таким образом, агональный речевой акт является особым типом речевых актов, поскольку пересекается с традиционной классификацией речевых актов по иллокутивной силе. Он представляет собой метакоммуникативный, точнее регулятивный комплексный речевой акт, который обладает полииллокутивной направленностью и сложным механизмом вербального воздействия.

Агональным может быть речевой акт любой иллокутивной силы, если он сопровождается агональной интенцией: воздействовать на психику, чувства, волю и разум человека и снизить степень сознательности, аналитичности и критичности при восприятии внушаемой информации; ввести в состояние транса и внушить что-либо, побудить к определенным действиям.

Под агональной интенцией понимается сознательное целенаправленное стремление адресанта вызвать адресата на конфликт. На метаязыке комическую интенцию можно выразить следующим образом: Знай, что Х (объект) – плохой или хороший, считай (мнение), что это плохо или хорошо, вообрази, что Х – плохой или хороший, возжелай власть и борись за нее.

Агональная интенция в политическом дискурсе может быть сформулирована так: вызвать конфликт, столкновение, чтобы

- идеологически воздействовать на адресата (слушателя, зрителя, читателя, Интернет-пользователя) (внушать идеологические принципы, манипулировать сознанием;

- дискредитировать адресата (объекта) в глазах наблюдателя (слушателя, зрителя, читателя, Интернет-пользователя) (обличать, критиковать);

- осуществить агитационное или пропагандистское действие по отношению к адресату (слушателю, зрителю, читателю, Интернет-пользователю) (призывать, убеждать, внушать, вызывать какие-либо чувства, побуждать к действиям;

- прийти к власти и осуществлять ее.

На наш взгляд, данная формулировка агональной интенции в политическом дискурсе правомерна, поскольку при таком понимании на первый план выходит универсальная агональная интенция, а именно: спровоцировать конфликт с кем-либо. Следовательно, с этой точки зрения, агональная интенция будет определяющей, а интенция политического дискурса – сопутствующей.

Под агональной реакцией понимается вербальная или невербальная реакция адресата на агональную интенцию, например: Horst Schmidbauer (Nürnberg), SPD: „Wir werden in der Frage des Zahnersatzes das vereinbarte Ziel beibehalten und mit dem von uns angestrebten Gesetz bis 2007 eine Senkung der Lohnnebenkosten um 9 Milliarden Euro erreichen“ – (Lachen bei CDU/CSU) – Wolfgang Zöller, CDU/CSU: „Ihnen glaubt doch niemand mehr!“ – Dr. Dieter Thomae, FDP: „Märchenstunde!“