ИДИОМАТИКА В КОГНИТИВНОМ И ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ

Страница 6

Показательно, что в русских ФЕ частотно не только указание на трудность противоборства течению (против воды тяжело плыть), но и восприятие плаванья в целом как безрассудства и неоправданного риска: видя волну на море, не езди; не ищи моря, в луже утонешь; хорошо по пруд быть и плотине; ты его на берег, а он в воду. В самом же плаванье (жизни) человек зависим от водного потока и высших сил. Его активность связана лишь с выбором водоема: по которой реке плыть, ту и воду пить; пущен корабль на воду – сдан Богу на руки. Высшей мудростью является умение пересечь водоем, не замочившись: дураку по пояс, а умный сух пройдет; он из воды сух выйдет.

В английском языке также возможно достаточно пессимистическое отношение к противоборству судьбе-течению: it is ill striving against the stream ‘напрасные старания’ (букв.: плыть против течения). Но достаточно регулярны ФЕ, в которых человек не только успешно противостоит потоку, волне, но и управляет ими: stem the flood (current, tide, torrent) ‘противодействовать’ (букв.: сдерживать поток); turn the tide ‘изменить ход событий’ (букв.: развернуть волну).

Различия в реализации данной модели и ее концептуальном наполнении связаны и с особенностями рельефа двух стран. Россия – во многом равнинное государство с большим числом рек, болот, окруженное морями. Поэтому жизнь-путешествие обычно проходит по суше, где реки и болота – только часть пути-бытия, преграда, которую надо преодолеть: ты от горя за реку, а оно уж стоит на берегу; пошел на охоту, засосало в болоте. Море же воспринимается как практически непреодолимая преграда, граница между «своим» и «чужим» миром: за морем веселье, да чужое, а у нас и горе, да свое; добро тому врать, кто за морем бывал). Поэтому морское путешествие (жизнь) – почти всегда трагично: в долгу, что в море: ни дна, ни берегов. Великобритания – островное государство. Поэтому жизнь-путешествие практически всегда является морским (from sea to shining sea; букв.: от моря до сияющего моря), а сам морской массив не только разъединяет, но и соединяет англичан с «другими» мирами. Способность противостоять волне, течению (активная жизненная позиция) воспринимается как доблесть и честь: he that is out at sea, must either sail or sink (букв.: тот, кто в море, должен либо плыть, либо тонуть).

Не менее значимыми для формирования идиоматических комплексов в русском и английском языках оказываются антонимические по сути концептуальные модели «Вода как источник жизни» и «Вода как наиболее доступная и малоценная субстанция». В целом для обоих языков свойственно двоякое отношение к воде: (а) как к чему-то ценному и важному для жизнедеятельности человека (не выливай помоев, не подготовив чистой воды; кайся, а вода ушла; покуда есть хлеб да вода, все не беда – never cast dirt into that fountain of which you have sometime drunk (букв.: никогда не бросай грязи в источник, из которого ты когда-либо пил); we never know the value of water till the well is dry ‘что имеем не храним, потерявши плачем’ (букв.: мы никогда не знаем цену воде, пока не высохнет колодец); (б) как к чему-то сверхдоступному и в силу этого – малоценному (быль – трава, небыль – вода; от воды навару не будет; и худой квас лучше хорошей воды; чужая слеза что вода – shed blood like water‘ проливать море крови (букв.: лить кровь как воду); water bewitched ‘вода (о пустословии)’; spend money like water ‘тратить деньги как воду’.

В то же время в русской идиоматике обе модели представлены более последовательно, чем в английской. Поскольку формирование и функционирование обеих моделей во многом обусловлено древнейшими мифологическими представлениями, а также последующим их переосмыслением (от божественного – к обыденному), то можно предположить, что такое оценочное восприятие основной составляющей гидросферы планеты в большей степени свойственно русскому этносу.

В модели «Вода как источник опасности для человека и среды его обитания» на первый план выходит представление о водных потоках, наводнениях, осадках как о стихии, губительной для человека и среды его обитания. Опасность соседства с водой усиливается тем, что данная стихия непредсказуема и неконтролируема. Наиболее полно такое представление отражено в русской паремии: где вода, тут и беда. Интересно, что в идиоматике получает отражение взаимосвязь двух, казалось бы, взаимоисключающих друг друга представлений о воде (благо и опасность): огонь беда, и вода беда, а без огня и воды – пуще беды. При этом в обоих исследуемых языках наибольшую опасность, по мнению их носителей, представляют большие водоемы (прежде всего, моря и реки), а также осадки (прежде всего, сильный дождь, гроза с громом и молнией, градом): от дождя да в воду; водой мельница стоит, от воды и погибает – come hell or high water ‘чтобы ни случилось, при любых обстоятельствах’ (букв.: приди ад или высокая вода); it never rains but it pours ‘беда не приходит одна’ (букв.: когда идет дождь, льет как из ведра).

В основе формирования данной модели лежит осмысление возможного отрицательного воздействия воды на живые и неживые объекты. Не случайно при включении во внутреннюю форму слов, называющих объекты, на которые вода в определенных условиях (по мнению языкового коллектива) не может оказать пагубного воздействия, ФЕ формируют антонимические значения: лейся беда, что с гуся вода; не глиняный, от дождя не размокнешь; солдатская голова, как под дождиком трава – like water off a duck’s back ‘как с гуся вода’ (букв.: как вода со спины утки). Дискомфорт может быть связан с конкретизацией температуры воды – слишком холодной или слишком горячей. Такого рода ФЕ преимущественно распространены в английском языке: the scalded cat fears cold water (букв.: ошпаренная кошка холодной воды боится); in hot water ‘в беде, трудной ситуации’ (букв.: в горячей воде). Примечательно в русских аналогичных по структуре ФЕ вода (нейтральная по воздействию) противопоставлена другим жидкостям, ср.: на ухе ожегся, так на воду подуешь; обжегшись на молоке, дуешь на воду.

В целом внутренняя форма английских ФЕ, сформированных на основе данной модели, более разнообразна по сравнению с русскими ФЕ и отмечена сугубо бытовой интерпретаций ситуации, ср.: as welcome as water in one's shoes ‘нужен, как собаке пятая нога’ (букв.: желанный, как вода в туфлях); cold shower ‘неожиданно холодный прием, реакция или ответ’ (букв.: холодный душ). Для русских ФЕ в большей степени свойственно сакральное осмысление воздействующей силы воды. В частности, гроза, гром и молния, наводнения и потопы воспринимаются как кара небесная, проявление Божественной воли: бог вымочит, бог и высушит; после дождика бог даст солнышко; огню да воде бог волю дал.

Цикличное изменение погодных условий (циклонов и антициклонов, дождливой и солнечной погоды), штормов и затишья в обоих языках осмысляется как фатальность человеческого бытия, как о постоянно сменяющие друг друга неудачи и удачи: отколе гроза, оттоле и вёдро; после грозы вёдро, после горя радость – after a storm comes a calm(букв.: после бури наступает затишье); after rain comes fair weather (букв. после дождя наступает хорошая погода). Вместе с тем и здесь обнаруживается бóльший фатализм и пассивность русского мировосприятия. Так, если активность россиянина может быть вызвана отчаянием (по принципу «хуже не бывает» – мокрый дождя не боится), то англичанину свойственно более рациональное и спокойно-активное поведение в «сложных погодных условиях» (житейских трудностях), ср.: don't have they cloak to make when it begins to rain (букв.: не заказывай себе плащ, когда дождь (уже) начинается); know enough to come in out of the rain ‘иметь здравый смысл; знать, как позаботиться о себе’ (букв.: знать достаточно, чтобы выходить в дождь).

Модель «Вода как воздействующая и преобразующая сила» также основана на признании особой силы данной стихии. Но в этом случае вода не средство, которое использует Бог или человек, а сама стихия, обладающая преобразующей силой и волей. Наиболее полно это проявляется в ФЕ, включающих во внутреннюю форму противопоставление двух стихий – воды и огня: обе эти силы обладают мощью и поэтому опасны: с водою, с ветром да с огнем не дружись – fire and water are good servants, but bad masters ‘огонь и вода – хорошие слуги, но плохие хозяева’. При этом вода (более слабое и неагрессивное начало) одерживает верх благодаря способности непрерывно течь – воздействовать на разрушительную силу огня. Тем самым в языковой картине мира отражено признание победы смирения, терпения над агрессией, гневом, трагическими обстоятельствами. Особенно отчетливо это отражено в русской идиоматике, ср.: огнем вода ключом кипит, а водою и огонь заливают; муж с огнем, жена с водою; милость над грехом – что вода над огнем (властна).