Екатерина II

Екатерина II

Введение.

Вторая половина XVIII столетия в России связана с имен императрицы, чье правление составило эпоху в истории страны. Хотя Екатерина II взошла на престол в 1762 г., уже с 1744 г, с момента своего появления в российской столице, она оказывал влияние на ход событий в огромной империи. Правда, в первые годы жизни в Санкт-Петербурге юная немецкая принцесса Софья-Фредерика Августа Ангальт-Цербстская (родилась 21 апреля (2 мая) 1729 г.), обвенчанная с наследником престола (будущим императором Петром III) под именем Екатерины, казалась не более чем игруш­кой в чужих руках. Таковой она впрочем какое-то время и была, существуя между молотом и наковальней — себялюбивой и деспотичной императрицей Елизаветой Петровной, с одной стороны, и не скрывавшим неприязни к супруге мужем-недорослем — с другой. Но в суете и склоках придворной жизни Екатерина ни на минуту не теряла из виду своей главной цели, ради которой она приехала в Россию, ради которой терпеливо сносила обиды, насмешки, а иногда и оскорбления. Целью этой была корона Российской империи. Екатерина быстро поняла, что ее супруг дает ей много шансов к тому, чтобы предстать в глазах окружающих едва ли не единствен­ной надеждой на спасение от его диких выходок и сумасбродства. Во всяком случае, она настойчиво и сознательно стремилась к тому, чтобы быть в хороших, если не в приятельских, отношениях как с влиятельнейшими вельможами елизаветинского двора, так и с иерар­хами православной церкви, как с иностранными дипломатами, так и с объектами многочисленных амурных увлечений собственного мужа. При этом будущая императрица еще и много занималась самообразованием, читала труды французских просветителей и упорно осваи­вала русский язык. Таким образом, дворцовым переворотом 28 июня 1762 г. на рос­сийский престол была возведена не случайная женщина, как бывало не раз в истории России XVIII в., а человек, долго и целеустре­мленно готовившийся к принятой на себя роли.

I.Внутренняя политика Екатерины II. 1.Первые годы царствования.

Первые два-три года царствования Екатерины II заслуживают специального рассмотрения по двум причинам: в эти годы импе­ратрица разбирала «завалы», оставленные предшествующими цар­ствованиями, а с другой стороны, в эти же годы выявились зачатки новой политики, получившей название просвещенного абсолютизма.

Спустя семь лет после переворота, когда положение Екатерины на троне стало достаточно прочным и, казалось, ничто ей не грозило, она мрачными красками обрисовала положение страны в год, когда заняла престол: финансы находились в запущенном состоянии, отсутствовали даже сметы доходов и расходов, армия не получала жалованье, флот гнил, крепости разрушались, повсюду народ стонал от произвола и лихоимства приказных служителей, повсюду царил неправый суд, тюрьмы были переполнены ко­лодниками, в неповиновении находились 49 тыс. приписных к уральским заводам крестьян, а помещичьих и монастырских кресть­ян в Европейской России —150 тыс.

Рисуя столь безотрадную картину, императрица, конечно же, сгустила краски, но во многом она соответствовала действитель­ности. Более того, Екатерина умолчала о двух главных своих бедах, несколько лет лишавших ее покоя: первая состояла в насильствен­ном овладении престолом, права на который у нее отсутствовали совершенно; вторая беда —это наличие трех законных претенден­тов на престол в лице двух свергнутых императоров и наследника — сына Павла Петровича.

От свергнутого супруга удалось избавиться — через восемь дней после переворота его лишили жизни гвардейцы, приставленные для охраны. Сын Павел серьезной угрозы не представлял, поскольку он не имел опоры ни в гвардии, ни при дворе, ни среди вельмож. Самым опасным претендентом Екатерина справедливо считала томившегося в Шлиссельбургской крепости 22-летнего Иоанна Антоновича. Не случайно императрица вскоре после воцарения пожелала на него взглянуть. Он выглядел физически здоровым, но многолетняя жизнь в полной изоляции нанесла невосполнимый урон — он оказался умственно неразвитым и косноязычным моло­дым человеком. Екатерина несколько успокоилась, но полной уверенности, что ' имя Иоанна Антоновича не станет знаменем борьбы против нее, не обрела и, как показали последующие события, была совершенно права.

Екатерина, кроме того, не упомянула о внешнеполитическом наследии, полученном от супруга: разрыв с союзниками по Семилетней войне, заключение союза со вчерашним неприятелем Фридрихом II, передача в его распоряжение корпуса Чернышева и подготовка к войне с Данией.

Проще и выгоднее всего для Екатерины было дезавуировать внешнеполитические акции Петра III — они были крайне непопу­лярны как в обществе, так и в действующей армии и особенно в гвардейских полках, по повелению императора готовившихся к походу против Дании. Однако отказ от внешнеполитического курса супруга был неполным: Екатерина не пожелала пребывать в лагере союзников, чтобы продолжать Семилетнюю войну, но к радости изнеженных гвардейцев отменила датский поход и отозвала корпус Захара Чернышева. Не разорвала она и союза с Фридрихом II, поскольку имела виды на благожелательное отношение прусского короля к судьбам трона Речи Посполитой, где ожидали скорой смерти Августа III, а также Курляндии, где императрица намерева­лась вернуть герцогскую корону Бирону.

Сложнее обстояло дело с решением внутриполитических задач. Именно в этой сфере от императрицы требовалось проявить максимум осторожности, предусмотрительности, умения лави­ровать и даже действовать вопреки своим убеждениям. Этими качествами она обладала в полной мере.

Преемственность политики в отношении дворян императрица подтвердила указом 3 июля 1762 г., повелевавшим крестьянам находиться в таком же беспрекословном повиновении помещикам, как и прежде. Заметим, личные воззрения Екатерины на крепостное право вступали в вопиющее противоречие с ее законодательством, т. е. практическими мерами, не ослаблявшими, а усиливавшими крепостной гнет. Преемственность политики проявилась и в под­тверждении Екатериной нормативных актов предшествующего цар­ствования: она оставила в силе указ Петра III о запрещении владельцам мануфактур покупать крестьян и его же указ об упраз­днении Тайной розыскных дел канцелярии.

Оба указа затрагивали интересы немногочисленной прослойки населения. Первый указ ущемлял мануфактуристов, но их в стране насчитывалось несколько сотен и их протест можно было игнорировать. Что касается Тайной розыскных дел канцелярии то ни Петр III, ни Екатерина не уничтожали орган политическое сыска, а всего лишь изменили его наименование —отныне политическими преступлениями стали ведать Тайные экспедиции при Сенате и при Сенатской конторе в Москве. Полная преемственность карательных учреждений подтверждается тем, что штат Тайной экспедиции был укомплектован сотрудниками Тайной розыскных дел канцелярии во главе с кнутобойцем Шешковским.

Зачитываемый крестьянам манифест убеждал их беспрекословно повиноваться властям, поскольку «собственное сопротивление, хотя бы и правильными причинами понуждаемо было, есть грех, не­ простительный противу Божьей заповеди». Если крестьяне будут продолжать сопротивляться, то их надлежало усмирять «огнем и мечом и всем тем, что только от вооруженной руки произойти может».

Наконец, Екатерине II довелось «расчищать» еще один завал, оставленный ей в наследие Елизаветой Петровной, опубликовавшей в 1752 г. манифест о проведении в стране межевания земель. Манифестом 1765 г. Екатерина отказалась от проверки владельческих прав на землю и руководствовалась принципом оставления за помещиками земель, которыми они владели к 1765 г. Таким образом, все земли, ранее захваченные у казны, однодворцев и соседей, передавались помещикам в безвозмездное пользование. Мемуарист А.Т. Болотов назвал его «славным манифестом», вы­звавшим «великое потрясение умов». Только в XVIII в. в руках помещиков оказалось около 50 млн. десятин земли, на владение которой они юридических прав не имели. Манифест 1765 г. положил новый этап межеванию, значительно ускорив его проведение.