Реформы Петра I и особенности формирования Российского абсолютизма

Страница 3

А теперь посмотрим значение изложенных выше перемен. Преобра­зование дворянского поместного ополчения в регулярную всесослов­ную армию произвело троянскую перемену в дворянской службе. Во-первых, разделились два6 прежде сливавшиеся ее вида, служба военная и гражданская. Во-вторых, та и другая осложнилась новой повинностью, обязательной учебной подготовкой. Третья перемена была, может быть, самая важная для судьбы России как госу­дарства. Регулярная армия Петра утратила территориальный состав своих частей. Прежде не только гарнизоны, но и части дальних по­ходов, отбывавшие "полковую службу", состояли из земляков, дво­рян одного уезда. Полки иноземного строя, набиравшиеся из разно­уездного служилого люда, начали разрушение этого территориально­го состава. Вербовка охотников и потом рекрутские наборы довер­шили это разрушение, дали полкам разносословный состав, отняв состав местный. Рязанский рекрут, надолго, обыкновенно навсегда, оторванный от своей Пехлецкой или Зимаровской Родины, забывал в себе рязанца и помнил только, что он драгун фузелерного полка полковника Фамендина; казарма гасила чувство землячества. То же случилось и гвардией. Прежнее столичное дворянство, оторванное от провинциальных дворянских миров, само сомкнулось в местный московский, столичный дворянский мир. Постоянная жизнь в Москве, ежедневные встречи в Кремле, соседство по подмосковным вотчинам и поместьям сделали Москву для этих "царедворцев" таким же уезд­ным гнездом, каким был город Козельск для дворян и детей бо­ярских козличей. Преобразованные в полки Преображенский и Семе­новский и перенесенные на невское финское болото, они стали за­бывать в себе москвичей и чувствовали себя только гвардейцами. С заменой местных связей полковыми казарменными, гвардия могла быть под сильной рукой только слепым орудием власти, под слабой преторианцами или янычарами. В 1611 г., в смутное время, в дворянском ополчении, собравшимся под Москвой под предводи­тельством князя Трубецкого, Заруцкого и Ляпунова, чтобы выручить столицу от засевших в ней ляхов, какой-то инстинктивной похотью сказалась мысль завоевать Россию под предлогом ее обороны от внешних врагов. Новая династия установлением крепостной неволи начала это дело; Петр созданием регулярной армии и особенно гвардии дал ему вооруженную опору, не подозревая, какое употреб­ление сделают из нее его преемники и преемницы, и какое употреб­ление она сделает из его преемников и преемниц.

А теперь обратимся к реформам в области промышленности и торговли. Одной из плодотворнейших идей, какие начинают шевелиться в московских умах 17 в., было сознание коренного недостатка, которым страдала фи­нансовая система Московского государства. Эта система, возвышая налоги по мере увеличения нужд казны, отягощала народный труд, не помогая ему стать более производительным. Мысль о предвари­тельном подъеме производительных сил страны, как о необходимом условии обогащения казны, и легла в основу экономической полити­ки Петра. Он поставил себе задачей вооружить народный труд луч­шими техническими приемами и орудиями производства и ввести в народнохозяйственный оборот новые промыслы, обратив народный труд на разработку не тронутых еще богатств страны. Задав себе это дело, он затронул все отрасли народного хозяйства; не оста­лось, кажется, ни одного производства, даже самого мелкого, на которое Петр не обратил бы зоркого внимания: земледелия во всех его отраслях, скотоводства, хмелевоства, виноделия, рыболовства и т.д. - всего коснулась его рука. Но более всего потратил он усилий на развитие обрабатывающей промышленности, мануфактур, особенно горного дела, как наиболее нужного для войска. Он не мог пройти мимо полезной работы, как бы скоромна она ни была, чтобы не остановиться, не войти в подробности.

Познакомившись с Западной Европой, Петр навсегда остался под обаянием ее промышленных успехов. Эта сторона западноевропейской культуры, кажется, более всего приковала к себе его внимание: фабрики и заводы главных промышленных центров Западной Европы ­Амстердама, Лондона, Парижа он изучил особенно тщательно, за­писывая свои наблюдения. Он познакомился с Западной Европой, когда там в государственном и народном хозяйстве господствовала меркантильная система, основная мысль которой, как известно, состояла в том, что каждый народ для того, чтобы не беднеть, должен сам производить все, им потребляемое, не нуждаясь в помо­щи чужестранного труда, а чтобы богатеть, должен ввозить как можно меньше, а вывозить как можно больше. Усвоив себе такой же взгляд по наблюдениям или самобытно, Петр старался завести дома всевозможные производства, не обращая внимания на то, во что обойдется их заведение. Его поклонник Посошков, кажется, верно истолковал его мысль, говоря, что хотя в первые годы новое до­машнее производство обойдется и дороже заморского, зато потом, упрочившись, окупится. Здесь Петр руководился двумя соображения­ми: 1) Россия не уступает другим странам, а превосходит их оби­лием разных природных богатств, еще не тронутых и даже не приве­денных в известность; 2) разработку этих богатств должно вести само государство принудительными мерами. Завести новое полезное производство, шелковицу, виноградарство, отыскать нетронутую до­ходную статью и разработать ее - это стало главным предметом на­родохозяйственных забот Петра.

Из наблюдений над порядками западноевропейской промышленности и из собственных соображений и опытов Петра вышел ряд мер, кото­рые он прилагал к развитию русской промышленности.

Вот краткий их перечень.

1. Вызов иностранных мастеров и фабрикантов. Вслед за Петром в 1698 г. в Россию приехала пестрая толпа всевозможных художни­ков, мастеров и ремесленников, которых Петр за границей приг­ласил на свою службу; в одном Амстердаме он нанял тысячу масте­ров и ремесленников. Одной из главных обязанностей русских рези­дентов при иностранных дворах также был набор иноземных мастеров на русскую службу. В 1702 г. по Германии был опубликован мани­фест Петра, приглашавших в Россию иноземных капиталистов, фабри­кантов, ремесленников на выгодных условиях. С тех пор начался усиленный прилив в Россию заграничного фабричного и ремесленного люда; иноземцы соблазнились выгодными условиями, какие им пред­лагались, и точным исполнением данных обещаний со стороны русского правительства. Ни за кем из своих Петр не ухаживал так, как за иностранными мастерами: по инструкции Мануфактур-коллегии в случае, если иноземный мастер захочет выехать за границу до контрактного срока, производилось строгое расследование, не было ли ему какого стеснения, не обидел ли его кто нибудь, и хотя бы он не выразил прямого недовольства, а только показал вид недо­вольного, предписывалось жестоко наказывать виновных. Такие вы­годы давалить иноземным мастерам и фабрикантам с одним непремен­ным условием: "учить русских людей без всякой скрытности и при­лежно".

2. Посылка русских людей за границу для обучения мастерством. В продолжение царствования Петра по всем главным промышленным городам Европы рассеяны были десятки русских учеников, за обучение которых Петр дорого платил иноземным мастерам. Особенно заботило Петра обуче­ние мануфактурам. Срочнонаемные иноземные мастера, обязавшиеся обучать русских, делали это неохотно и небрежно и, отложив сро­ки, уезжали, оставляя "учеников без совершенства их науки", воз­буждая подозрение, не дают ли они на то присяжного обязательства своим цехам на родине. Петр предписывал Мануфактур-коллегии посылать в чужие края склонных к мануфактурному обучению молодых людей, обещая им казенное содержание за границей и привилегии их фамилиям в меру их успехов.

3. Законодательная пропаганда. Государственное руководство и церковное пасторство воспитали в древнерусском человеке две совести: публичную - для показа согражданам и прив­ратную - для себя, для домашнего обихода. Первая требовала наб­людать честь и достоинство звания, в каком кому привелось состоять; Вторая все разрешала и только требовала периодической покаянной очистки духовником хотя бы раз в год. Эта двойствен­ность совести много затрудняла успехи промышленности в России.На посадских торговопромышленных людях лежало тяжелое тягло "по торгам и промыслам"; они оплачивали прямым налогом свои го­родские дворы и промысловые заведения, вносили пошлину в 5 про­центов с торгового оборота и несли ответственные безмездные службы по нарядам казны. По Уложению всякий, промышляющий в го­роде, обязан приписаться к городскому тягловому обществу или участвовать в городском тягле. Но привилегированные классы, слу­жилые люди и духовенство, особенно богатые монастыри, вели беспошлинную торговлю, стесняя купеческий рынок, и без того тесный при господстве натурального хозяйства и бедности сельско­го населения. При своей гражданской недобросовестности эти классы, не стыдясь промысла, не гнушаясь званием, свысока, с пренебрежением смотрели на торгашей, как на "подлое всена­родство", наклонное к обману, к обмеру и обвесу, порокам, с по­мощью которых изворачивались в своем трудном положении многие из торгового люда. В записках иностранных наблюдателей плутовство московского купечества стало общим на тему: не обманешь - не продашь. Между тем на земских соборах 17 в., например, в 1642 г., как и в сословных завещаниях с правительством, торгово-про­мышленные люди в лице своих выборных представителей являются единственным классом русского общества, в котором еще светился политический смысл, пробивалось гражданское чувство, понимание общего блага. У Посошкова, крестьянина-промышленника, успевшего подумать о многом, о чем не умели думать высшие классы, звучит заслуженное чувство профессиональной досады, когда он пишет, что торгуют дворяне, бояре и их дворовые, офицеры, церковные причет­ники, приказные люди, солдаты и крестьяне, и торгуют беспошлин­но, отбивая хлеб у тяглового торговца. Русским купцам приходи­лось вести тяжелую конкуренцию с опытным и сплоченным иноземным купечеством, покровительствуемым подкупными московскими властя­ми. Пора, желчно замечает Посошков об этих иноземных купцпах в Москве, пора им отложить свою прежнюю гордость; хорошо им было над нами ломаться, когда наши монархи сами в купеческие дела не вступались, а управляли бояре. Иноземцы, приехав, "засунут силь­ным персонам подарок рублев во сто - другое, то за сто рублев сделают они, иноземцы, прибыли себе полмиллиону, потому что боя­ре не ставили купечество ни в яичную скорлупу; бывало на грош все купечество променяют".