Дипломатический аспект объединения Германии в XIX веке

Содержание

Реферат 2

Введение 4

1 Объединение Германии . 5

1.1 Исторические предпосылки создания единого германского государства 5

1.2 Общественно-политическая ситуация в Германии . 6

в середине XIX века 6

1.3 Прусские войны и дипломатия Бисмарка . 15

2 Дипломатические решения германского вопроса в Европе . 27

Заключение 41

Литература 42

Введение

В Европе национальное самосознание, национальная идеология складывается в национальных движениях XIX в., т.е. значительно позже формирования основных наций. Эпоха 1789— 1871 гг. — это эпоха массовых национальных движений, борьбы с абсолютизмом и феодализмом, свержения национального гнета и создания государств на национальной основе.

Однако элементы нации, образования единого централизованного государства, его территории, культурной общности складывались исподволь, еще в докапиталистический период, и в различных странах далеко неодинаково. Так, если процесс ликвидации феодальной раздробленности и победы капиталистических общественных отношений завершился с победой Английской революции XVII в., во Франции — с победой Великой французской буржуазной революции 1789 г., то в Италии процесс национального объединения завершился только в 1870 г., а в Германии — еще позже, к 1871 г.

Начало образования единого германского государства приходится на 20—30-е годы XIX в., когда в Германии начался промышленный переворот и формирование национального самосознания. После поражения революции 1848—1849 гг. наступил новый период в истории Германии, когда О. Бисмарк, борясь с оппозиционностью либеральной буржуазии, стал проводить в жизнь курс на объединение Германии ”железом и кровью” под эгидой милитаристской Пруссии.

В данной работе ставится задачи проследить процесс образования единого централизованного национального германского государства, в особенности его дипломатический аспект.

1 Объединение Германии

1.1 Исторические предпосылки создания единого германского государства

В середине XIX века главным препятствием дальнейшего развития Германии оставалась ее политическая раздробленность. Германия по-прежнему была национально-раздробленной страной, состоявшей из политически разобщенных государств с феодальными и полуфеодальными монархиями.

К этому времени главнейшей объективной потребностью, вызванной предшествующим экономическим развитием германских государств, было уничтожение политической раздробленности и объединение всех германских государств в одно общенационально государство.

С начавшимся в 20—30-х годах XIX в. в Германии промышленным переворотом объединение страны стало экономической и культурной необходимостью. Появились силы, способные его осуществить. Все слои германского общества были заинтересованы в ликвидации раздробленности страны, хотя и со своими собственными интересами, отличающимися друг от друга.

Нарождавшаяся буржуазия была заинтересована прежде всего в создании общегерманского рынка, в свободе передвижения по стране. Крестьяне связывали объединение с наделением их землей. Радикальные левые слои германского общества связывали объединение Германии с достижением своих целей переустройства общественного строя в стране.

В 1848—1849 г. была сделана попытка объединить Германию в рамках германской революции, которая, однако, оказалась незавершенной. Используя благоприятную экономическую конъюнктуру, наступившую поле этого кризиса, буржуазия, удовлетворенная полученной конституцией, покончила с политическими притязаниями, устремилась в промышленному предпринимательству и во многом преуспела.

И все же на пути последовательного и беспрепятственного развития производительных сил Германии оставалась государственная раздробленность страны. Буржуазия требовала воссоединения Германии под главенством Пруссии. В сентябре 1859 г. собрание промышленников во Франкфурте-на-Майне заявило: ”Лучше самый строгий прусский военный режим, чем прозябание в мелком государстве” [1, 751]. Пруссии нечего было возражать против подобных стремлений, так как они полностью соответствовали ее стремлениям стать во главе Германии.

1.2 Общественно-политическая ситуация в Германии

в середине XIX века

В 1849 г. в середине мая в Берлине по приглашению прусского короля состоялось совещание представителей Пруссии, Австрии, Баварии, Саксонии и Ганновера по вопросу о новом устройстве и дальнейшем существовании Германского союза. Однако представители Австрии и Баварии, ознакомившись с прусским проектом ”реорганизации” Германского союза, в первые же дни покинули совещание и выехали из Берлина. В дальнейшем в совещании участвовали представители лишь Пруссии, Саксонии и Ганновера. Было принято решение, что союзный сейм как общегерманская государственная организация изжил себя, что представлять немецкое единство он больше никоим образом не может. Как вывод из этого положения совещание приняло решение о необходимости образования Союза немецких государств под руководством Пруссии.

Предложенный проект ”реорганизации” Германского союза состоял в том, что Пруссии должно было быть передано ведение внешних сношений и военных дел в Германском союзе, а для управления всеми остальными ведомствами должна была быть учреждена коллегия из государей наиболее крупных германских государств (Пруссии, Австрии, Баварии и др.). Далее проект предусматривал образование Совета из представителей правительств всех немецких государств как совещательного органа, и наконец проект предусматривал существование ”выборной” палаты от ”народа”, решения которой подлежали одобрению или отклонению прусского короля.

На этой прусской основе в мае 1849 года в Берлине была подписана так называемая ”прусская уния” (иначе ”Уния трех королей”) Пруссии, Саксонии и Ганновера. Вскоре с Готе не без инициативы Пруссии собрались крайне умеренные депутаты бывшего Национального собрания (всего около 150 человек) и вынесли одобрение принятой в Берлине тремя королями основе, на которой возможно национальное объединение Германии. К голосу депутатов стали прислушиваться мелкие германские государства и вскоре друг за другом к ”Прусской унии” присоединились 28 мелких и средних государств. Началась подготовка к выборам и созыву общесоюзного Германского учредительного парламента. Парламент мог собраться в Эрфурте только лишь в марте 1850 года. К этому времени австрийская монархия успела расправиться с революционным движением в итальянских областях и начала борьбу против прусской затеи объединения Германии. Под влиянием Австрии от Пруссии отошел ряд государств, в том числе и подписавшие в Берлине унию Саксония и Ганновер.

Таким образом, юнкерская Пруссия попыталась объединить под своей гегемонией государства северной Германии. Однако против этой попытки Пруссии выступила Австрия, поддержанная царской Россией. Правящие круги царской России не считали желательным образование единой Германии, тем более под главенством милитаристской Пруссии, которая могла стать опасным соседом России. Поэтому царское правительство Николая I пригрозило прусскому королю, что если ”Прусская уния” осуществится, то это вызовет ”гражданскую” войну в самой Германии (т.е. войну между Австрией и Пруссией), и что в этой войне помощь России будет на стороне Австрии, а не Пруссии.

Австрия, ободренная поддержкой царской России, в противовес Эрфуртскому парламенту в апреле 1850 года созвала представителей немецких государств во Франкфурте-на-Майне для реорганизации союзного сейма. Собравшиеся во Франкфурте государи наиболее крупных немецких государств под руководством Австрии приняли решение о восстановлении сейма, в котором впредь председательствовать будет не только одна Австрия, но и Пруссия, — поочередно. В решении была записана еще одна оговорка — уступка Пруссии, предоставлявшая право Пруссии сохранения созданного ею ”Союза” северных немецких государств, но без права вторжения последнего в компетенцию общегерманского союзного сейма. Но эти уступки не удовлетворяли Пруссию. Последняя решила отстаивать свою роль ”объединителя” Германии вооруженным путем. В сентябре 1850 года король прусский объявил мобилизацию прусской армии. Австрия и Пруссия стояли перед угрозой военного столкновения. Последовало грозное предостережение Николая I, который в октябре 1850 года приехал в Варшаву и вызвал к себе представителей Австрии и Пруссии — Шварценберга и Бранденбурга. Николай I решительно поддержал Австрию и указал на ”противозаконность” действий Пруссии. В конце ноября 1850 года в Ольмюце состоялось совещание нового прусского министра барона Мантейфеля с Шварценбергером. Последний от имени Австрии предложил Пруссии: 1) демобилизовать прусские войска; 2) распустить ”Прусскую унию”; 3) признать в качестве полномочного представителя общегерманского Союза союзный сейм. Пруссия капитулировала, отказавшись от своих притязаний на гегемонию в Германии и подписал Ольмюцкое соглашение с Австрией.

В марте 1851 года была созвана Дрезденская конференция немецких государств и на этой конференции старый союзный сейм был восстановлен в полном объеме. Пруссия оказалась изолированной.

Для того чтобы удержать в какой-то мере свое влияние в Германии, Пруссия направила всю свою энергии. Тогда на восстановление таможенного союза. Прусское правительство, сделав значительные уступки ганзейским городам, добилось с ними и со всеми мелкими северными государствами Германии заключения Таможенного соглашения. Таким образом, Пруссии в 1853 году удалось восстановить Таможенный союз, который экономически объединил под главенством Пруссии значительное количество государств Германского союза. Восстановлением Таможенного союза Пруссия фактически отомстила за Ольмюц и Дрезден и получила довольно большое экономическое влияние в Германии.

В 1853 году буржуазия воочию убедилась, что та сила, которая держат в своих руках Германию — это Пруссия, а не Австрия, и с этого момента буржуазия стала еще больше склоняться, хотя порой еще и фрондировала, к силе прусского юнкерства.

В 1853 году закончился первый этап движения в Германии за ее воссоединение. На этом этапе борьба между двумя путями династического объединения (”великогерманского” объединения под главенством Австрии и ”малогерманского” объединения без Австрии, но под главенством Пруссии) закончилась победой Австрии, которую в этот период усердно поддерживала царская Россия.

Для Австрии период с 1853 года представляет собой наглядную картину разложения австрийского режима, установившегося в результате контрреволюции. После Ольмюца и Дрездена Австрия терпит целый ряд экономических и политических неудач. В стране ощущались огромные финансовые затруднения. Вновь стало оживляться движение угнетенных народов.

В связи с Крымской войной и решениями парижского конгресса держав (1856 г.) произошли также изменения и во внешнеполитических отношениях Австрии. Во время Крымской войны Австрия ”забыла” о помощи царской России в деле удушения венгерской революции и о благожелательном для Австрии посредничестве России в борьбе Австрии с Пруссией. За это Австрия отплатила России ”черной неблагодарностью”, оказавшись в острый момент для царской России в лагере ее противников. Оказавшись во враждебных отношениях с Россией. Австрия не снискала себе дружбы и у Наполеона, последний остался недоволен Австрией за то, что она не произвела военной диверсии в сторону России в период Крымской войны. Но главным образом отношения между Пьемонтом и Австрией были далеко не дружественными из-за стремления последней удерживать за собой Верховную Италию. Таким образом, к концу 50-х годов Х2Х века Австрия оказалась изолированной на европейском континенте. Пруссия, хотя за спиной России и обещала поддержку Австрии в случае нападения на нее России, но, в общем, она (Пруссия) была довольна тем, что оба ее противника и виновника ее ”ольмюцкого позора” — Австрия и Россия теперь оказались враждующими государствами. На большее пока Пруссия была неспособна и выжидала обстановки, сообразно которой она собиралась действовать.

Начавшаяся в 1859 году итало-франко-австрийская война дала сильный толчок движению за национальное объединение Германии. Значительные круги немецкой буржуазии не только прусской, но и многих мелких германских государств являлись сторонниками объединения Германии баз Австрии под главенством Пруссии как экономически более сильным государством из числа всех немецких государств. В 1859 году во Франкфурте-на-Майне по инициативе и под руководством буржуазного деятеля Беннингсена немецкие либералы организовали так называемый ”Национальный союз”, который и выдвигал в качестве программы своей деятельности борьбу за объединение Германии во главе с Пруссией при исключении Австрии из немецкого союза.

Итало-франко-австрийская война вызвала огромное возбуждение во всей Германии в связи со спором о вмешательстве или невмешательстве в войну, которую вела Австрия — один из членов германского союза, с чужеземным государством. Разные круги немецкого общества — буржуазия, пролетариат по-разному относились к проблеме вмешательства или невмешательства в войну.

Буржуазия, объединенная в ”Национальный союз” (”малогерманцы”), решительно высказывались против вмешательства, мотивируя свою позицию тем, что Австрия не немецкое государство и, поскольку объединение Германии должно произойти вокруг Пруссии, пусть Австрия одна ведет войну со своими противниками. Буржуазные круги Германии — сторонники объединения Германии вместе с Австрией и под главенством Австрии (”великогерманцы”) высказывались и утверждали, что для защиты общегерманских интересов Австрии и другие немецкие государства должны участвовать в войне против чужеземных государств и они (немецкие государства) должны удерживать за собой Верховную Италию и что река Рейн и прирейнские немецкие области можно сохранить и удержать от посягательств чужеземных государств только лишь защищая ин на реке По.

В итало-франко-австрийской войне Пруссия так и не приняла участия. Выступить на стороне Франции, как предлагал Лассаль, прусское правительство не решилось, так как Вильгельм знал, что он не встретит поддержки у многих правительств мелких немецких государств; встать на сторону Австрии означало усилить своего противника по борьбе за объединение Германии. Кроме того, в Пруссии все еще не забыта была обида, нанесенная Австрией в Ольмюце.

После Виллафранкского мира Пруссия увидела, что Австрия сильно ослабела, что действие центробежных сил внутри Габсбургской империи значительно увеличилось. В прусских правящих кругах пришли к выводу, что наступило время, когда можно выкинуть Австрию из немецкого союза. Но так как Австрия сама выходить из германского союза не хотела, то этот вопрос прусское правительство нашло необходимым решить с помощью оружия. Для этого Пруссии необходимо было произвести реорганизацию армии. К активным действиям прусского правительства толкал пример Пьемонта, возглавившего объединительное движение в Италии. Начинавшее оживать демократическое движение за национальное объединение Германии угрожало пойти мимо влияния прусского правительства.

Вступивший в 1861 году на престол король Вильгельм I (после смерти больного Фридриха-Вильгельма IV) в обстановке создавшегося конфликта с ландтагом стал поговаривать даже об отречении от престола. В этот трудный момент для короны по настоянию военного министра Роона король Вильгельм I в конце сентября 1862 года пригласил на пост министра президента Пруссии министра иностранных дел, пользовавшегося репутацией сильного волей человека и отличавшегося крайней реакционностью, бранденбургского помещика Отто Бисмарка.

Бисмарк принял предложение короля и был окончательно утвержден в должности министра-президента 8 октября 1862 года. В своих мемуарах Бисмарк рассказывает, что, король Вильгельм пригласил его встать во главе прусского кабинета, но он (король) рассказывал ему о создавшемся тяжелом положении, о том конфликте, который ведет король с ландтагом, и что дело может закончиться тем, что в начале потеряет голову на плахе на площади Оперы Бисмарк, а в след за ним — король. ”Бешеный юнкер”, имевший за плечами уже большой политический опыт и опыт интриг, решил бороться.

Отто Бисмарк вступил на путь политической деятельности довольно рано. Уже в 1847 году он обратил на себя внимание как депутат соединенного ландтага с крайне правыми взглядами. Бисмарк отличался всеми типичными чертами юнкерской касты, ненавистью к демократии, абсолютной верой в силы своего класса — юнкерства. Во время революции 1848 года он примкнул к камарильи, которая боролась не только с пролетариатом, но и с правительством Кампгаузена. Словом, Бисмарк выявил себя как истый пруссак, реакционер еще в 1848 году. Он был воплощением всех отвратительных черт реакционного пруссачества. Не случайно Бисмарк любил часто повторять, что он ”прежде всего пруссак, и лишь во вторую очередь немец”. Прусский король по достоинству оценил монархическую преданность Бисмарка. После революции 1848 года Бисмарк выполнял важнейшие поручения короны от прусского уполномоченного в союзном сейме до посланника Пруссии при важнейших европейских дворах — Петербурге, в Париже. И вот в 1862 году, в трудную годину для прусской короны, Бисмарк был призван вести борьбу с либералами — прогрессистами 60-х годов. Он пошел на резкий конституционный конфликт. Бисмарк выступил против политических притязаний буржуазии. Он явился в ландтаг с проектом военной реформы и требовал его утверждения. Выступая в бюджетной комиссии ландтага а также требуя увеличения военных расходов, Бисмарк заявил: ”Пруссия носит слишком тяжелое вооружение для своего маленького тела, но это вооружение должно чему-то служить. Не на либерализм Пруссии взирает Германия, а на ее мощь. Бавария, Вюртемберг и Баден могут присягать либерализму, на основании этого им все же никто не станет присваивать роли Пруссии. Пруссия должна собрать свои силы для благоприятного момента, какой уже не раз был упущен. Созданные Венским трактатом границы Пруссии не благоприятны для ее тела. Не речами, не постановлениями большинства решаются великие вопросы времени — это было ошибкой 1848 и 1849 годов, — а железом и кровью” [2, 112].

Строптивая палата вновь отказалась удовлетворить требования правительства. В ландтаге происходили бурные сцены, Бисмарк стучал кулаком, громко восклицал, что он слуга короля, а не слуга народа, а поэтому он будет действовать по своему разумению. И Бисмарк действовал решительно. Не взирая на отказ ландтага, он явочным образом провел военную реформу и расходовал большие средства на реорганизацию армии и ее вооружение.

Таким образом, конфликт между правом и силой в данном случае закончился победой последней, ибо в руках Бисмарка было войско, полиция и, что самое главное, Бисмарк видел и имел перед собой такого трусливого и немощного противника, как немецкая либеральная буржуазия.

1.3 Прусские войны и дипломатия Бисмарка

В качестве первого внешнеполитического этапа на пути прусского милитаризма к воссоединению Германии Бисмарк выбрал решение шлезвиг-гольштинского вопроса. В этой войне он хотел испытать силу прусской армии, после того как она была реорганизована и увеличена.

С точки зрения соотношения сил на международной арене момент для удара по Дании был выбран очень удачно. Бонапартистская Франция увязла в своей мексиканской авантюре; английское правительство порывалось рычать, но без поддержки какой-либо континентальной державы ничего практически сделать не могло. Ключ находился в руках петербургского кабинета. Это признал и сам Бисмарк: ”С европейской же точки зрения, сказал он Горчакову, — все зависит от того, бросит ли Россия свою гирю на чашу весов великого герцога или же ограничится тем, что устранится из спора” [8, 14].

В конце концов, после некоторых колебаний, царское правительство решило устраниться от спора, возникшего между Пруссией и Данией по шлезвиг-гольштинскому вопросу. Заручившись также нейтралитетом Франции, Пруссия обрушилась на Данию. В этих условиях Австрия, опасаясь утратить свои позиции среди германских государств, была вынуждена выступить совместно со своим соперником — Пруссией. Дания была быстро разгромлена, прусский милитаризм продемонстрировал свою военную мощь, после чего бисмарковская дипломатия направила свои усилия на то, чтобы результаты победы пр5евратить в повод для нового военного конфликта — на сей раз со своим временным союзником и постоянным соперником в германских делах Австрией.

Большой штаб прусской армии, возглавляемый Мольтке, вели подготовку к этой войне в ускоренном режиме, но успех осуществления стратегических замыслов не в малой степени зависел от того, как сложится международная обстановка. Бисмарк приступил к делу и в дипломатическом отношении полностью обеспечил стратегические планы. Труднее всего было заручиться нейтралитетом Франции. Но Бисмарк не поскупился на обещания: действуя по старому прусскому обычаю расплачиваться германскими землями, он предложил Наполеону III куски рейнской Баварии и рейнского Гессена. Нейтралитет России был заранее обеспечен: — и притом без всяких компенсаций: Бисмарк понимал, что царское правительство, имея старые счеты и распри с Австрией, не двинет свою армию в ее защиту.

Большой штаб готовил концентрированный удар в одном направлении — против Австрии, и когда война была объявлена (1866) и удар нанесен, он оказался достаточно сильным: австрийская армия потерпела под Садовой поражение.

Поражение Австрии означало ликвидацию ее претензий на гегемонию среди германских государств. Гегемония явно переходила в руки Пруссии. Заключив мир с Австрией, не теряя времени, Пруссия приступила к подготовке третьего, заключительного акта на пути к объединению Германии. Позиция, занятая царской Россией в период датской, а затем и австрийской войн, являлась одним из важных факторов, определивших успех прусского милитаризма. Бисмарк это понимал, и, когда Пруссия начала готовиться к войне с Францией, свою главную дипломатическую цель он усматривал в том, чтобы и на сей раз обеспечить нейтралитет России. И тут снова, как в дни польского восстания, он стремился опереться на те круги русского самодержавия, которые исходили из необходимости союза с Пруссией.

С другой стороны, Франция не желала допустить, чтобы на ее восточных границах появилась сильная воссоединенная Германия. Начиная с 1867 г., когда под эгидой Пруссии был создан Северогерманский союз, такая опасность становилась реальной. В военном отношении образование этого союза означало, что входящие в него германские государства отдают свои войска в подчинение прусскому королю. Теперь борьба развернулась за четыре южногерманских государства, оставшиеся за рамками союза, — Баварию, Вюртемберг, Баден и Гессен. И хотя эти государства взяли на себя обязательства в случае войны выставить свои войска на стороне Северогерманского союза, наличие в них влиятельных партикуляристских сил не давало полной уверенности в том, что эти обязательства будут выполнены. Все это создавало почву для интриг со стороны Дании, Франции и даже реваншистских кругов Австрии, которые не оставили мысли свести счеты с Пруссией.

После поражения Австрии Наполеон III ждал, что Пруссия предоставит ему обещанные территориальные компенсации. Но Бисмарк не торопился. Опираясь на растущие силы прусского милитаризма, он возобновил дипломатическую торговлю с Луи-Наполеоном, который, стремясь выиграть время, необходимое для усиления французской армии, был вынужден пойти на переговоры.

Возникли, однако, новые осложнения. Бисмарк стал опасаться, что Австрия в лице ее тогдашнего канцлера Бейста активно использует существующие международно-политические противоречия и сможет господствовать над ситуацией, стать своего рода арбитром положения. В то время Бисмарк более всего опасался сближения между все еще враждебной Австрией и пока еще дружественной Францией, которую он уже собирался побить, чтобы окончательно завершить свою ”немецкую миссию”.

На пути выполнения этой ”миссии” стояли южногерманские государства и прежде всего Бавария, где партикуляристские круги не проявляли особенного энтузиазма при мысли о том, что несет с собою победа прусского сапога. Главные опасения Бисмарка сводились к тому, что Бавария может оказаться мостом, соединяющим еще сохранившихся в Австрии врагов Пруссии с ее сомнительными друзьями в бонапартистской Франции. Самый примитивный расчет толкал Пруссию к тому, чтобы бить своих соперников и врагов по одиночке. С этой целью, считал Бисмарк, на месте баварского моста нужно вырыть глубокий стратегический ров. Отсюда его удивительный проект создания из ”аварии подобия нейтральной страны, вроде Швейцарии или Бельгии” [8, 194] .

В конце концов, переговоры между Парижем и Веной не привели к заключению между ними военного союза. Учитывая, что после поражения, нанесенного ей Пруссией, австрийская армия еще не восстановила свои силы, и опасаясь угрозы со стороны России, венское правительство обещало Наполеоны III только выжидательный нейтралитет. Бисмарк мог быть доволен. Свои дипломатические усилия он обратил в сторону России, Англии и Италии, чтобы, используя все промахи наполеоновского правительства, скомпрометировать агрессивные замыслы Франции и тем самым ее изолировать.

В тоже время Бисмарк не прекращал переговоров и с Францией. Стремясь восстановить быстро падающий престиж наполеоновского режима, бездарное правительство Франции все еще добивалось от Пруссии территориальных компенсаций, то за счет прирейнских земель южногерманских государств, то за счет Бельгии или Люксембурга. Бисмарк ловко уклонялся от содействия Франции в выполнении ее претензий, но неизменно и терпеливо продолжал переговоры. Он стремился выиграть время и оттянуть конфликт до тех пор, пока прусский Большой штаб и военное министерство завершат подготовку к войне против Франции.

Бисмарк приступил к тщательной дипломатической подготовке этого удара. В частности, ставя перед собою задачу завершить в ходе войны с Францией объединение Германии, Бисмарк придавал большое значение предварительным дипломатическим переговорам с германскими государствами. Мольтке считал это излишним. Преследуя те же военно-политические цели, он полагал, что на сей раз можно обойтись и без дипломатии: если Пруссия начнет войну и нанесет сокрушительный удар по Франции, германские государства сами будут стремиться поскорее встать под эгиду и главенство Пруссии.

Но Бисмарк настаивал на своем. Не являясь противником превентивной войны, он считал, что нельзя начинать войну преждевременно и что для обеспечения конечного успеха необходима дипломатическая подготовка в международной области. Мольтке, не сбрасывая политический фактор со счетов стратегии, решающее значение придавал военной мощи прусской армии. В ответ на аргументацию Бисмарка он холодно заявил: ”Точка зрения Бисмарка безупречна, однако в свое время она будет стоить нам много человеческих жизней” [6, 70]. В конце концов, бисмарковская дипломатия обеспечила прусской стратегии возможность проведения войны на одном фронте — в условиях нейтралитета всех европейских государств.

В предстоящей войне с Францией, считал Бисмарк, важно было использовать такой повод, который, раскрыв агрессивные устремления правительства Наполеона III, закрепил бы нейтралитет держав в интересах прусского милитаризма. С этой целью летом 1870 г., когда военная подготовка Пруссии была завершена, Бисмарк решил использовать спор с Францией, возникший по вопросу об избрании на вакантный королевский престол в Испании принца Леопольда — одного из отпрысков династии Гогенцоллерн-Зигмаринген. Избрание этого захудалого немецкого принца вызвало решительный протест Наполеона III. Французское правительство дало довольно ясно понять, что при господстве династии Гогенцоллернов у восточной границы Франции оно не может допустить ее господства также и на южной границе [1, 77] .

Так возник дипломатический конфликт. Разжигаемый прессой, он вскоре принял острые формы: обе стороны — правительства Франции и Пруссии — явно стремились к тому, чтобы под предлогом защиты ”национальной чести” довести дело до столкновения. Но если прусское правительство действовало ловко и осторожно, то французское правительство в надежде поднять свой престиж громко и угрожающе рычало, предпринимая такие дипломатические шаги, которые неизменно приближали его к военной развязке.

Уверенная в том, что прусская армия хорошо подготовилась к столкновению с Францией, бисмарковская дипломатия тщательно следила за всеми шагами Второй империи в области внешней политики и при этом удачно расставляла не ее пути ловушки. Когда Бенедетти, французский посол в Берлине, осенью 1869 г. запросил Бисмарка, правда ли, что Пруссия настаивает на кандидатуре принца Леопольда, он получил ответ, что ни прусское правительство, ни сам король Вильгельм ни в какой степени не причастны к выдвижению этой кандидатуры [14, 137].

Старый прусский король действительно ничего не знал о дипломатических интригах, которые плелись у него за спиной, а когда узнал о них (только в феврале 1879 г.), поспешил заявить своему министру-президенту, что вовсе не собирается поддерживать гогенцоллернскую кандидатуру на испанский престол. Тогда Бисмарк призвал на помощь самые влиятельные фигуры прусского милитаризма — генералов Мольтке и Рона. Совместными усилиями им удалось убедить короля, что тот должен выполнить свой ”прусско-патриотической долг”.

Когда в результате закулисных интриг кандидатура Леопольда всплыла вторично, французское правительство устами Грамона, министра иностранных дел, громогласно заявило, что оно ”выполнит свой долг”, выполнит ”без колебаний и без слабости” [7, 763]. Это была открытая, недвусмысленная военная угроза по адресу Пруссии — угроза, которая могла только обрадовать Бисмарка и всю прусско-милитаристскую клику: правительство Второй империи как бы само устремлялось в подготовленную для него пропасть.

Вскоре, однако, стало известно, что ничтожный принц, испугавшись роли, которую он помимо своего желания стал занимать в делах большой европейской политики, готов отказаться от своих претензий на испанскую корону, а прусский король, испугавшись перспективы новой войны, ведет в Эмсе переговоры с французским послом Бенедетти о путях, которые могли бы привести к устранению спора. Окончательного ответа король не дал, ссылаясь на то, что еще не имеет формального заявления принца Леопольда. Французское правительство решило играть ва-банк. ”Мы должны начинать — телеграфировал Грамон Бенедетти.—Если король не прикажет принцу подать в отставку, это будет немедленная война”. Вскоре заявление принца было получено, и, стремясь избежать конфликта, король уведомил об этом Бенедетти. Правда, французский посол потребовал, чтобы прусский король дал обязательство ”на все времена никогда не давать согласия, если бы Гогенцоллерны вновь выдвинули свою кандидатуру”. Но Вильгельм уклонился от каких-либо обязательств, ссылаясь на то, что переговоры между правительствами могут быть продолжены в Берлине.

Узнав о ходе переговоров в Эмсе, Бисмарк пришел в ярость. 13 июля 1870 года он пригласил к себе начальника Большого штаба генерала Мольтке и военного министра генерала Роона, чтобы сообщить им о своем намерении уйти в отставку, в случае если ему не удастся заставить короля изменить свою позицию и включиться в его политику провоцирования Франции. Он явно рассчитывал, что Роон и Мольтке, которые давно стремились к войне с Францией, окажут ему полную поддержку. Милитаристский триумфат был полностью восстановлен.

Во время беседы из Эмса поступила депеша, в которой сообщалось о последних переговорах Вильгельма с Бенедетти. Ознакомившись с ее текстом, Бисмарк решил, что на французскую провокацию следует ответить провокацией, которая сделала бы войну неизбежной. Еще раз спросив Мольтке и Роона, готовы ли они к войне, и получив утвердительный ответ, Бисмарк, тут же сократив текст депеши, придал ей противоположный смысл, нарочито оскорбительный для французского правительства. Ознакомившись с бисмарковской манипуляцией, прусские генералы пришли в полный восторг. "Так-то звучит совсем иначе, — сказал Мольтке, — прежде она звучала сигналом к отступлению, теперь фанфарой, отвечающей на вызов”. А генерал Роон радостно воскликнул: ”Старый бог еще жив и не даст нам осрамиться”. Так прусский милитаризм и его дипломатия достигли своей цели: путем фальсификации эмской депеши Бисмарк спровоцировал Наполеона 111 на объявление Пруссии войны.

Война с Францией — давнишняя мечта прусского милитаризма — началась. Прусская армия устремилась на запад и вскоре нанесла противнику сильные удары. Седан пал, Наполеон 111 был взят в плен, его обанкротившийся режим рухнул под натиском народа. Мольтке решил, что нужно использовать успех и добиться полного триумфа прусского милитаризма — уничтожения французской армии. В эти дни он больше всего опасался, как бы политические и дипломатические мотивы не задержали дальнейшего продвижения прусской армии и не привели, как это уже было в 1866 году, к прекращению военных действий и к перемирию. ”Во время войны, — говорил он, — моя рука становится железной”. Он не хотел, чтобы какие-либо мотивы или обстоятельства размягчили ее. Поэтому-то он так пристально следил за деятельностью Бисмарка, опасаясь, как бы тот не вздумал искать путей к соглашению с французским правительством, пришедшим на смену Наполеону 111.

Если Бисмарк считал, что в интересах Германии скорейшее завершение победоносной войны и подписания перемирия, то Мольте решил, что нужно предложить Франции такие условия капитуляции, которые дали бы возможность открыть против нее новые военные действия. 14 января он представил на утверждение своему королю следующий проект капитуляции Франции: сдача в плен все вооруженных сил, находящихся в районе Парижа; отвод на территорию Германии всех французских линейных войск и мобильной гвардии; сдача Парижа , его укреплений со всем снаряжением, оружием и знаменами; оккупация Парижа германскими войсками и кроме того уплата им контрибуции в размере 500 миллионов марок и возмещение Пруссии военных расходов в размере 4 миллиардов франков.

Раньше Бисмарк считал, что разработка военных условий перемирия является пререгативой Большого генерального штаба. Но теперь, узнав, каковы эти условия, он поспешил представить королю меморандум, в котором решительно выступил против условий, выработанных Мольтке. Он выступил вовсе не потому, что собирался облегчить положение Франции, а потому, что понимал, в какую опасность эти условия ввергают складывающуюся при помощи ”крови и железа” Германскую империю. Мольтке был бы рад, если бы Франция не приняла навязываемых ей условий; в таком случае можно было бы продолжить войну, оккупировать всю Францию вплоть до ее южных границ и таким образом продиктовать ей безусловную капитуляцию. Это означало бы, что Франция повержена в прах, прекращает свое самостоятельное существование и надолго, если не навсегда, перестает быть фактором европейской политики.

После того, как прусская армия разгромила основные силы Франции, 18 января 1871 года в Версале, в парадном зале Людовика Х1У, король Пруссии был провозглашен германским императором. На торжественной церемонии присутствовали только германские государи и высший генералитет. По этому случаю и Бисмарк облачился в кирасирский мундир. Даже организованная полицией депутация от ”народа” не была допущена в Версаль и, таким образом, начальник тайной полиции Штибер, как он не без иронии говорил, оказался там ”единственным представителем штатской части германского населения”.

Так на территории Франции, на глазах у поверженного противника было завершено образование германской империи. То был триумф прусско-германского милитаризма. В последствии на фронтоне выстроенного здания рейхстага была выбита надпись ”Немецкому народу”, но ни рейхстаг, ни тем более эта надпись ничего не могли изменить в государственном механизме опруссаченной Германии: то был, по выражению К. Маркса, ”обшитый парламентскими формами, смешанный с феодальными придатками и в то же время уже находящийся под влиянием буржуазии, бюрократически сколоченный, полицейски охраняемый военный деспотизм”.

Во вновь созданной империи крупнейшую роль продолжал играть прусский генеральный штаб. Создавая имперские учреждения, Бисмарк не счел нужным его реорганизовать, наделив его общегерманскими чертами. Нет, Большой генеральный штаб оставался прусским учреждением, и это должно было придать в глазах современников особую, как бы мистическую силу прусско-милитаристскому духу Германской империи. Было что-то угрожающее и символическое в том, что напротив огромного серого здания юнкерско-буржуазного рейхстага, с трибуны которого раздавались и голоса представителей немецкого рабочего класса, голоса будущей демократической Германии, на Королевской площади, позади Бранденбургских ворот, было воздвигнуто большое новое здание прусского генерального штаба. Здесь был расположен мозг прусско-германского милитаризма, все клетки которого дисциплинированно и слаженно создавали многочисленные варианты стратегических планов войны.

Германская империя, воссоединенная под эгидой прусской династии Гогенцоллернов, с первого же дня своего существования предстала как милитаристская держава, претендующая играть большую роль в европейском концерте держав. Военный разгром во Франции сразу изменил соотношение сил в этом концерте, и вопрос заключался в том, в какой степени и на какой основе германский милитаризм утвердил свое превосходство и удастся ли низвести Францию до уровня германского вассала, сделать ее окончательно беспомощной в военном и политическом отношении?.

Именно этот вопрос оставался предметом борьбы в лагере прусско-германского милитаризма между Бисмарком и Мольке. Сначала начальник генерального штаба настаивал на своих крайних требованиях, заявляя, что он должен иметь такие же права и полномочия, как и рейхсканцлер, по крайней мере во время войны. Бисмарк был не из тех, кто поступался своими прерогативами. И раньше, и позднее он не раз бросал вызов политическим партиям, ландтагу и рейхстагу. Однако бросить вызов Мольтке и генералитету он не решился. Да в этом и не было нужды. Взяв в свои руки переговоры с представителями французского правительства, он предъявил им такие жестокие условия перемирия, которые не могли не удовлетворить и наиболее агрессивные круги прусско-германского милитаризма, однако он предъявил их в форме конвенции, а не условий полной капитуляции.

2 Дипломатические решения германского вопроса в Европе

После бурных событий 1848-1850 гг. в активной дипломатической деятельности Великобритании по отношению к Пруссии и другим германским государствам наступило затишье. Германская тематика значительно реже стала звучать в британских правительственных и общественных кругах, крупнейшие газеты и журналы ограничивались преимущественно информацией о положении дел в германии. Причина таких изменений заключалась в том, что в 50-е годы немецкое объединительное движение не проявляло себя активным образом.

С точки зрения европейской внешней политики германский национальный вопрос оказался заслоненным более важными и чрезвычайными делами, его острота в 50-е годы и влияние на международную явно уменьшилась. В 1853 г. вспыхнула Крымская война, показавшая всю глубину и неустранимость англо-русских и франко-русских противоречий на Балканах и в Турции. В конце 50-х годов произошло обострение итальянской проблемы, вызвавшее австро-итало-французскую войну.

И все же англо-германские отношения в этот период существовали. Английские кабинеты независимо от их партийности осуществляли дипломатическую деятельность с таким расчетом, чтобы обеспечить Великобритании благожелательную позицию германских государств, и прежде всего Пруссии, в сложных континентальных конфликтах, использовать их в интересах английской буржуазии при большой европейской игре. Таким образом, выполняя подсобную роль, взаимоотношения Англии и германских государств в 50-е и начале 60-х годов представляли собой, тем не менее, неотъемлемый элемент международной жизни континента, чаще косвенно и реже напрямую затрагивая вопросы немецкого объединения.

Крымская война, ее дипломатическая подготовка и активные усилия воюющих держав по привлечению на свою сторону союзников существенно отразилось на состоянии и характере англо-прусских отношений.

С первых дней обострения восточного вопроса британская дипломатия начала соответствующую обработку прусского правительства и Союзного сейма во Франкфурте-на-Майне. 16 января 1854 г. Пальмерстон, занимавший пост министра внутренних дел в коалиционном правительстве Г. Абердина, настаивал на том, что ”совершенно необходимо потребовать от Пруссии заявить о своей позиции и встать на ту или другую сторону” [15, 58]. В таком же духе высказывалась буржуазная печать Англии. Австрия и Пруссия ”не позволят остаться нейтральными, — писал лондонский еженедельник. — Они должны сделать выбор или понести наказание” [15, 58].

Создавшаяся ситуация была весьма тревожна для Пруссии и требовала от ее руководства особой осторожности. Нельзя было допустить втягивания страны во враждебные России действия и в то же время необходимо было сохранить нормальные отношения с Англией и Францией, памятуя о предстоящих задачах объединения под гегемонией Пруссии всех германских земель и о неизбежности поэтому новых осложнений с Австрией. Зимой 1853 года Пруссия старалась не отрываться от ”европейского концерта”, проявляя большую активность в попытках мирного урегулирования русско-турецкого конфликта. 5 декабря прусский представитель вместе с английским, французским и австрийским дипломатами подписал в Вене ноту о возможных условиях начала мирных переговоров Росси и Турции . Показательно в этой связи предписание министра-президента Пруссии фон Мантейфеля послу в Вене Т. Арниму ” Тщательно избегать всякой видимости поддержки России и не отклоняться формально от западных держав” [15, 59].

В самой прусской монархии не было единства в этом вопросе. В правящем лагере шла борьба между ”английской” и ”прусской” партиями. Первая во главе с наследником престола принцем Вильгельмом и послом в Лондоне Бунзеном ратовала за возможно более тесный союз с Англией в крымской войне с перспективой использования его впоследствии для обеспечения гегемонии Пруссии в Германии. Англофильские настроения членов этой партии критиковал будущий канцлер германской империи, а в то время представитель Пруссии в Союзном сейме Отто фон Бисмарк. ”никто не чувствовал, — а менее всего сторонники подобных экспериментов, — писал он, — потребность продумать до конца вопрос о том, захочет ли Пальмерстон или какой-нибудь другой английский министр…вызвать Европу на неравный бой и принести интересы Англии в жертву немецким объединительным стремлениям…” [2, 79].

”Русская партия” в лице Леопольда и Людвига Герлахов и редакции ”крестовой газеты” выказывала заинтересованность в России как главной опоре феодально-монархических устоев в Европе. Против вмешательства в войну последовательно выступал Бисмарк. Беседуя в конце марта 1854 г. с английским дипломатом А. Малетом, Бисмарк сформулировал свое кредо следующим образом: ”Ни в коем случае мы не станем союзниками России, но брать на себя риск и издержки по войне с российской империей — совсем иное дело, особенно если правильно взвесить возможные выгоды для Пруссии даже в случае успешного исхода подобной войны” [16, 502].

В других германских государствах также преобладало намерение сохранить нейтралитет. Об этом убедительно свидетельствовали итоги конференции представителей Баварии, Саксонии, Бадена, Гессена-Нассау, Кургессена и Вюртемберга, которая состоялась в мае 1854 г. в Бамберге. Все ее участники решительно выступили против участия в антирусских действиях. Ф.И. Бруннов, покинувший свой пост в Лондоне после вступления Англии в войну против России, писал канцлеру Нессельроде о ”решительно антианглийском духе конференции” [16, 294]. Результаты конференции вызвали недовольство в Лондоне, надежды на поддержку германских государств не оправдались. ”Как наивны в Бамберге! — сожалел принц Альберт. — Они хотят, чтобы Англия и Франция одни выдерживали борьбу, а плод победы, свободу Дуная, предоставили бы немцам” [Трачевский, 602].

Таким образом, перед британской дипломатией встала нелегкая задача склонить всеми имеющимися средствами германских руководителей на свою сторону.

Дипломатическое воздействие Англии на германские государства и в первую очередь на Пруссию началось с конца 1853 г. Именно тогда британская сторона попыталась при помощи своих сторонников в Берлине вступить в переговоры с правительством Фридриха-Вильгельма IV относительно условий вступления Пруссии в войну против России. В декабре 1853 г. в Лондон отправился один из лидеров ”английской партии” граф Пурталес. Он намеревался получить согласие британского кабинета, а в случае вступления Пруссии в войну, гарантировать неприкосновенность ее территории и территории членов Германского союза, а также невмешательство западных держав в дело объединения Германии. В беседах с Абердином и Кларендоном пурталес подчеркивал, что Пруссия будет сохранять нейтралитет до тех пор, пока ”не увидит достаточно причин, чтобы принять активное участие…” [15, 60]. Бруннов, озабоченно наблюдавший за ходом переговоров Пурталеса, в своих донесениях в Петербург выражал надежду, что миссию Пурталеса постигнет неудача, что британское правительство не откликнется на его предложение. Действительно, Пурталес не сумел добиться желаемого результата, однако переговоры об условиях присоединения Пруссии к военному союзу Англии и Франции на этом не закончились.

В начале марта 1854 г. Бунзен отправил Мантейфелю согласованные с Кларендоном предложения о военном сотрудничестве Пруссии с западными державами за территориальные приобретения на северо-востоке. Инициатива предложения исходила от Пальмерстона, который чувствовал себя не совсем уютно в роли министра внутренних дел и тяготел к внешнеполитической деятельности. 17 февраля о подсказал лорду Клардендону идею пообещать Пруссии за ее содействие в войне против России Прибалтику. Чуть позже, 6 апреля 1854 г. Пальмермстон вновь писал Кларендону о том, что ”Пруссия может получить Прибалтийские провинции…” [19, 108].

Предложения Бунзена были отклонены прусским правительством. Окружение короля, стоявшее на позициях ”русской партии”, крайне негативно отнеслись к действиям Пурталеса и Бунзена. Да и сам Фридрих-Вильгельм IV был явно недоволен своим послом в Лондоне. ”Наш добрый Бунзен,— писал он королеве Виктории, — совсем с ума сошел из-за ненависти своей к Николаю и моего миролюбия; он формально и торжественно отказал в повиновении и хотел доставить мне хороший бакшиш за войну” [17, 117]. Бунзен был отозван из Лондона и заменен другим дипломатом. В первой половине марта для нейтрализации его действий в Англию отправился граф Гребен с заданием убедить англичан в невыгодности для них военного выступления Пруссии. Гребен должен был также подтвердить стремление прусского руководства к тесным контактам с Англией и намекнуть на возможность антифранцузского союз в случае будущих осложнений между Англией и Францией. ”Англия должна понять и поймет, как для нее решающе важной может быть Пруссия, если она с незатронутыми, свежими силами своей казны, своих вспомогательных источников, своих солдат выступит на помощь” [16, 474].

Трудно судить, насколько серьезно в Берлине относились к поездке Гребена. Возможно, она была призвана выполнить функцию своеобразного дипломатического маневра. Одно совершенно очевидно, что у в условиях развертывания боевых операций англо-французских войск против России миссия Гребена не могла быть успешной и не вызвать дополнительных разочарований в Лондоне политикой Пруссии.

Нажим Великобритании на прусскую монархию осуществлялся не только по каналам форин офис. В течение февраля-марта 1854 г. Фридрих-Вильгельм IV, его министры, ведущие политические и общественные деятели страны испытывали усиленное внимание и обхождение с британской стороны. Активна была в этом отношении и королевская чета. 17 марта принц Альберт писал наследнику прусского престола: ”Пруссия и Германия не могут оставаться нейтральными, сколько бы королей и министров не желали этого! Борьба затрагивает европейские, а не только германские интересы. Пруссии нельзя оставаться сторонним наблюдателем, не подвергая себя опасности” [15, 62].

Нейтральная позиция прусской монархии, ее действия в поддержку требований ”русской партии”, мягко говоря, не встретили понимания королевы Виктории и ее мужа. В одном из мартовских писем королева подчеркивала, что для не лично ”очень огорчительно видеть Пруссию нерешительной в то время, как мы надеялись идти рука об руку” [19, 201]. Эти же чувства выразил принц Альберт в письме 31 мая 1854 г.: ”Отставка Бунзена вызвала здесь всеобщее недовольство. Нет оправдания такому отношению прусского двора к западным державам” [19, 204]. В другом месте он называл Пруссию несчастной страной, а Фридриха-Вильгельма IV— орудием русского диктата.

Вместе с тем важно отметить, что ни королева, ни принц-консорт не были сторонниками жесткого давления на Пруссию и выражали опасения насчет возможных нежелательных последствий такого давления. ”Было бы чрезвычайно полезно убедить Пруссию и Австрию встать в войне на нашу сторону,— писал принц 18 января. — Грубые попытки запугать их войной с нами могут вынудить их поставить свои армии на противоположной стороне…” [15, 62]. Королева, в свою очередь, предупреждала Кларендона и других членов кабинета о необходимости избегать открытого столкновения с Пруссией.

Особый интерес британского руководства весной 1854 г. сводился к тому, чтобы Пруссия вместе с Англией, Францией и Австрией подписала документ, определяющий невыгодные для России исходные условия урегулирования кризиса в восточных делах. Форин офис важно было обеспечить согласованное выступление всей четверки ведущих европейских стран и противопоставить Российской империи единый фронт. Во второй половине марта в Вене представители Англии, Франции и Австрии уже готовили такой документ, получивший название Венского протокола. Он предусматривал сохранение территориальной целостности Турции и эвакуацию русских войск из Дунайских княжеств, подтверждал прерогативы христианскому населению Османской империи. Венский протокол фактически был направлен на то, чтобы отбросить Россию от Балкан: присоединиться к протоколу — значило выступить против России.

В Берлине и в столицах других германских государств предпочитали избежать этого, какой бы сильный натиск не предстояло выдержать. А натиск на Германию в это время действительно чрезвычайно усилился. Королева Виктория писала Фридриху-Вильгельму ШМ, что он ”не может дать более убедительного подтверждения своей бескорыстности, чем подписав это протокол”. Давление Англии усиливало внутренние разногласия в прусском руководстве и укрепляло позиции ее сторонников в стране. Как сообщал лорд Блумфильд в это время, ”общественные настроения в Берлине быстро растут против короля” [9, 166].

9 апреля прусский представитель все же подписал Венский протокол. В этом можно видеть определенный успех британской дипломатии. Однако присоединение Пруссии к протоколу не означало решительного поворота ее властей от нейтральной политики в сторону военно-политического блокирования с Англией и Францией.

Сложные, отличающиеся взаимной недоверчивостью взаимоотношения Пруссии и Австрии в годы Крымской войны составляют самостоятельный объект исследования. Здесь же хочется подчеркнуть, что в ряде австро-прусских соглашений этой поры за спиной Австрии как бы незримо стояла Англия, чувствовалась ее опытная рука. Таковы гарантированный договор между Веной и Берлином 20 апреля 1854 г. и договор 24 ноября 1854 г. о военной помощи со стороны Пруссии в случае нападения России на Австрию. Эти соглашения постепенно подрывали прусский нейтралитет и грозили втягиванием в конфронтацию с Россией в интересах западных держав. С наибольшей очевидностью такая угроза проявилась после того, как 2 декабря 1854 г. Австрия подписала союзный договор с Англией и Францией. Его статьи предусматривали обязательство австрийской империи защищать Молдавию и Валахию, а в случае войны с Россией заключить оборонительный и наступательный союз с Англией и Францией. Кроме того, ст. 6 договора гласила, что ”Великобритания, Австрия и Франция совместно доведут настоящий договор до сведения прусского двора и с радостью согласятся на его присоединение…” [9, 167].

8 августа 1854 г. Великобритания, Франция, Австрия и Пруссия составили совместную ноту России о предварительных четырех условиях мирных переговоров. Через 10 дней Фридрих-Вильгельм IV в личном письме Николаю I убеждал его принять эти условия. Тем самым король продемонстрировал заинтересованность Пруссии в скорейшем окончании войны, поставившей прусское государство в трудное внешнеполитическое положение. С другой стороны, этот шаг был явно в пользу западной коалиции, так как Фридрих-Вильгельм IV призывал монарха России согласиться на серьезное ущемление имперских интересов в восточном вопросе. Можно согласиться с английским историком Г.Б. Гендерсоном, считавшим, что ”Пруссия, дружески расположенная к царю, в тот момент проводила политику в пользу западных держав” [17, 45].

С учетом изложенных выше фактов допустимо предположить, что характер англо-прусских отношений должен был измениться в лучшую сторону и что новые тенденции в политике Пруссии должны были смягчить критическое отношение англичан. На самом деле состояние англо-прусских отношений остались прежним; более того, в конце 1854 г. и в 1855 г они достигли, пожалуй, самой опасной точки. Одной из причин такого положения было негативное отношение Берлина к договору 2 декабря 1854 г. ”Пруссаки взбешены, потому что полностью обмануты, — сообщал в Лондон посол Блумфильд. — Пруссии ничего не остается, кроме вооруженного нейтралитета, который ударит по ее интересам и будет крайне непопулярные, или действий с нами на равных во всем…” [15, 65].

Тем временем после согласия России принять четыре пункта, выработанные 8 августа 1854 г., в Вене начались переговоры о перемирии между представителями воюющих держав и австрийской империи. По настоянию британского кабинета Пруссия не была приглашена на Венскую конференцию. Кларендон, Пальмерстон и другие члены кабинета считали нежелательным ее участие в переговорах из-за возможной поддержки требований России. Иного мнения придерживался, пожалуй, один лорд Рассел, назначенный руководителей английской делегации на венских переговорах.

Своеобразная дипломатическая блокада Пруссии была рассчитана еще на то, чтобы подорвать влияние Берлина на германские дела. Английские официальные круги и буржуазная общественность били по наиболее уязвимому месту монархии Гогенцоллернов, заявляя о несостоятельности ее претензий на руководство в Германии. Пруссия обвинялась в стремлении аннексировать Баварию, Саксонию, Вюртемберг, Ганновер и другие более мелкие государства. Много нелестного было сказано и написано в Англии о Фридрихе-Вильгельме IV, например о том, что он ”жаждет стать лидером Германии, но у него нет ни мастерства, ни мудрости, ни чести для того, чтобы добиться этого справедливым методами” [15, 68].

К концу 1855 г. военные действия прекратились, и в Вене возобновились переговоры о перемирии. Наконец, 25 февраля 1856 г. в Париже открылся мирный конгресс. Великобритания и на сей раз употребила все свое влияние, чтобы не допустить прусских делегатов к выработке мирного соглашения. Такая позиция кабинета была поддержана почти всеми партиями и группами в Англии. Даже принц Альберт считал, что Пруссия не должна участвовать в работе конгресса и не имеет права претендовать на это. 16 февраля 1856 г. он писал: ”не из мести мы возражаем против ее участия… мы убеждены, что это создало бы очень нежелательный прецедент на будущее, допускающий принцип участия государства в большой политической игре без того, чтобы она сделала в ней свою ставку”. Таков был своеобразный расчет Англии с Пруссией за ее курс в период Крымской войны. Прусский представитель был допущен только на заключительное заседание конференции, когда все вопросы были уже решены, и его роль фактически свелась лишь к подписанию подготовленного итогового документа. ”Теперь Пруссия может быть приглашена…— заметил принц Альберт, — поскольку не может нам повредить” [15, 72].

Оценивая состояние англо-германских отношений после окончания Крымской войны, можно признать их явно недоброжелательный характер с обеих сторон. Особенно много нападок пришлось на долю Пруссии. Лидеры ведущих буржуазных партий Великобритании были недовольны прусскими властями и отрицательно относились к их претензиям на руководство всей Германией.

В политическом плане роль прусской монархии в Германии стал заметнее. Мелкие государства поддерживали нейтральный курс Берлина. Многие из них подпали под сильное политическое влияние Пруссии. Все это увеличивало шанс Гогенцоллернов в противоборстве с Габсбургами, укрепляло плацдарм для перехода Пруссии к активным действиям по объединению Германии ”сверху” при условии возникновения благоприятной внешнеполитической конъюнктуры. Определенные сдвиги здесь уже произошли в связи с улучшением отношений между Берлином и Петербургом. Подтверждений этому было немало, вот только один пример: 3 сентября 1856 г. Морское министерство России отдало распоряжение, чтобы ”военные суда, не стесняясь существующими постановлениями Московского устава, салютовали прусскому королевскому флагу каждый раз по приходу и отходу в прусские порты” [20].

Период с 1857-1860 гг. для Германии был отмечен значительным оживлением объединительных процессов и тенденций. Прежде всего это касалось экономической жизни. 15 января 1857 года в Нюрнберге состоялась конференция членов Германского союза для обсуждения новых единых торговых законов. Конфедерация прошла успешно и способствовала дальнейшему складыванию единого германского внутреннего рынка. ”Таймс” не преминула заметить, что в Германии наблюдается ”что-то вроде согласия, если не союз, в области материальных интересов, таких, как торговля, навигация, денежная система и т.д.” Главным инициатором подобных мер выступила прусская буржуазия, не без основания надеявшаяся на установление своей гегемонии в экономике будущей единой Германии.

Наряду с оживлением интеграционных процессов в экономической жизни Германии в конце 50-х годов начали пробуждаться политические и общественные движения в пользу объединения. В немалой степени этому способствовала австро-итало-французская война. ”Ближайшая после Крымской войны благоприятная для нашей политики ситуация сложилась в следствие итальянской войны”, — сказал О. Бисмарк [2, 204]. Опять с полной отчетливостью обозначилось разделение между революционными и конституционно-монархическими силами, а среди последних вновь развернулось противоборство между малогерманцами и великогерманцами. Малогерманцы энергично выступали против военной помощи Австрии и вмешательства в войну на ее стороне. Их главная цель состояла в том, чтобы, воспользовавшись поражением Австрии, добиться опруссачивания Германии.

В 1850 и 1860 гг. инициатива в руководстве объединительным движением принадлежала буржуазным либералам, чьи экономические и политические интересы отождествлялись с интересами прусской монархии. 17 июля 1859 г. в Эйзенахе, а через три дня в Ганновере они приняли резолюции о необходимости осуществления малогерманской программы объединения.

В конце 1859 — начале 1860 гг. в Германии один за другим появились различные проекты объединения. В ноябре в Вюрцбурге состоялся съезд министров иностранных дел всех германских государств, за исключением Пруссии и Австрии; съезд принял резолюцию в пользу скорейшего создания единого германского государства. В середине января 1860 г. Стал известен компромиссный прусский проект раздела Германии на два большие военные округа: северный — под руководством Пруссии и южный — Австрии. В начале ноября 1859 г. свой план германского объединения составили немецкие либералы из Национального союза, образованного в сентябре 1859 г. План предусматривал исключение Австрии из будущей Германии и создание федеративного государства под управлением монархии Гогенцоллернов, ответственного министерства и двух палат представителей. Через английского дипломата Р. Мориера план был отправлен Дж. Расселу для одобрения и поддержки. От британских властей требовалось немного — ”придерживаться принципов невмешательства, как в случае с Италией”, а при необходимости ”убедить Австрию принять новый порядок и не возбуждать европейский мир протестами в защиту старой несостоятельной и слабой федеральной организации” [15, 84].

В начале 60-х годов ХIХ в. общее состояние дел в Германии и соотношение ролей Австрии и Пруссии претерпели существенные изменения по сравнению с 50-ми годами. Формирование немецкого пролетариата и возрастание его общественной активности приводило к укреплению демократического лагеря в объединительном движении. В условиях острого политического кризиса 1861-1862 гг. в Пруссии сложилась революционная ситуация, появилась реальная возможность объединения Германии ”снизу”. Опасность революции заставляла консервативно-монархические силы в Пруссии и Австрии ускорить воплощение своих замыслов, что не могло не вызвать усиления противоборства между ними. Опытный и хорошо осведомленный в германских делах лорд Лофтус в письме Расселу нарисовал такую картину: ”Пруссия стремится к приобретению лидирующей позиции в Германии и к централизации в своих руках военной и внешней политики. Австрия желает сохранить то положение, в котором она сейчас находится” [15, 88].

Таким образом, в начале 60-х годов дипломатия либералов в германском вопросе, как и в конце 40-х годов, руководствовалась идеей поддержания австро-прусского дуализма. Последующее развитие событий в Германии и изменения в европейской международной обстановке должны были многое прояснить в области австро-прусских отношений.

Заключение

С конца 40-х и до начала 70-х годов XIX в. на политической карте Европы произошли важные изменения. На Аппенинском полуострове появилось единое итальянское королевство, а в центре континента созданием империи завершилось объединение германских земель. В процессе образования новых государств шла ломка существовавшей с 1815 г. европейской международной системы, сталкивались внешнеполитические интересы Великобритании, Франции и России.

Особенно сильное влияние на дипломатию этих стран оказало национально-объединительное движение в Германии.

После поражения буржуазно-демократической революции 1848—1849 гг. оно пошло по пути военно-династического подчинения Пруссией других немецких государств, сопровождавшегося сложными дипломатическими маневрами и войнами с Данией, Австрией и Францией. Политика объединения ”сверху” определила консервативный и милитаристский характер образованной германской империи.

Важным рычагом в процессе объединения Германии в середине XIX нужно назвать дипломатию Отто Бисмарка, всесторонне поддерживавшую милитаристские орудия этого объединения. Бисмарк из раздробленной Германии ”железом и кровью” создал в центре Европы милитаристское государство.

Германской империи не была суждена долгая жизнь. Не прошло и полувека с момента ее появления на свет, как она после поражения в первой мировой войне была сметена Ноябрьской революцией 1918 года.

Литература

1. Zeutschrift fur Geschichtswissenschaft, 1963, N 5.

2. Бисмарк О. Мысли и воспоминания, т. I. М., 1940

3. Бисмарк О. Мысли и воспоминания, т. II. М., 1940

4. Галкин И.С. Объединение Германии. М., 1951.

5. Галкин И.С. Создание Германской империи 1815—1871 гг. М., Высшпая школа, 1986.

6. Ерусалимский А.С. Бисмарк: дипломатия и милитаризм. М., Наука, 1968.

7. История дипломатии, т.1.

8. ”Красный архив”, 1933, т. 6 (61).

9. Ключников Ю.В. Международная политика новейшего времени. ч. 1.

10. Ключников Ю.В., Сабанин А. Международная политика… ч. 1.

11. Нарочицкая Л.И. Россия и войны Пруссии в 60-х годах XIX в. за объединение Германии ”сверху”. М., 1960.

12. Роотс Л. Шлезвиг-Гольштинский вопрос. Таллин, 1957.

13. Ротштейн Ф.А. Две прусские войны: К созданию германской инперии. М.; Л., 1948.

14. Ротштейн Ф.А. Из истории Прусско-Германской империи.

15. Сергеев В.В. Англия и объединение Германии. Л., изд-во ЛГУ, 1986.

16. Тарле Е.В., Крымская война, т. 1.

17. Татищев С.С. Император Николай I и прусский двор // Исторический вестник, 1888, т. ХXXII.

18. Трачевский А.С. Пруссия в Крымскую войну // Исторический вестник, 1888, т. ХXXII.

19. Тэйлор Дж.П. Борьба за господство в Европе. 1936.

20. ЦГА ВМФ, ф. Канцелярия морского министерства, 1856 г., д. 1345, л. 3—3 об.

21. Чубинский В.В. Бисмарк. Политическая биография. М., Мысль, 1988.

22. Шнеерсон Л.М. В преддверии франко-прусской войны. Минск, Изд-во БГУ, 1969.