ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ РУССКОЙ И НЕМЕЦКОЙ АКСИОЛОГИЧЕСКИХ КАРТИН МИРА

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Одним из важных итогов разработки филологической проблематики в ХХ веке стало формирование новой научной парадигмы – лингвокультурологии. Несмотря на новизну данной дисциплины, в центре ее внимания оказались традиционные вопросы, имеющие непосредственное отношение к взаимодействию языка и культуры (В.В. Воробьев, Т.В. Евсюкова, Г.В. Елизарова, В.В. Красных, В.А. Маслова, В.И. Постовалова). Особое место в рамках лингвокультурологической проблематики занимает категория ценности, которая неоднократно привлекала внимание лингвистов (Н.Ф. Алефиренко, А.Н. Баранов, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин, Ю.С. Степанов). Разработка вопросов лингвоаксиологии имеет преимущественное значение для выявления и объяснения специфики языковых картин мира (Ю.Д. Апресян, Т.В. Булыгина, Е.В. Урысон, А.Д. Шмелев) и особенностей национального менталитета (М.К. Голованивская, И.Ю. Марковина, О.Г. Почепцов, Ю.А. Сорокин, Т.А. Фесенко, E. Werlen), предоставляет возможности для построения модели языковой личности (В.И. Карасик, Ю.Н Караулов, Е.В. Красильникова, К.Ф. Седов), соотносится с организацией речевого и неречевого воздействия (Ю.А. Сорокин, И.А. Стернин, Е.Ф. Тарасов), связывается с достижением необходимого уровня коммуникативной компетенции и оптимизацией процессов межкультурного общения (Д.Б. Гудков, Г.В. Елизарова, В.В. Кабакчи, В.В. Красных, О.А. Леонтович, С.Г. Тер-Минасова), позволяет точнее интерпретировать грамматические категории (В.Б. Кашкин, Н.Н. Болдырев).

При всей важности лингвоаксиологии многие вопросы еще не решены. В рамках лингвистики не выделены основные единицы аксиологической картины мира и их сущностные признаки, отсутствует однозначное определение ценностей, не установлены способы языковой репрезентации ценностей, не разработана методика их изучения, не освещены в достаточной мере преимущества сопоставительного анализа аксиологических картин мира. Ранее полученные результаты убеждают в своевременности постановки данных проблем и возможности их решения на современном этапе. Достаточно хорошо изучена в языкознании категория оценки (Н.Д. Арутюнова, Е.М. Вольф, Г.А. Золотова, Т.В. Маркелова, Н.Н. Миронова, Т.В. Писанова, Э. Рябцева, В.Н. Телия) и оценочные речевые акты (Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев, W. Zillig). Обозначены важнейшие аспекты языкового представления универсальных категорий, в частности: эмоций (Н.А. Красавский, Е.Ю. Мягкова, В.Н. Телия, З.Г. Фомина, В.И. Шаховский), времени и пространства (Е.С. Кубрякова, Н.Л. Шамне, Е.С. Яковлева), формы (В.М. Топорова), поведения (Л.И. Гришаева), гендера (А.В. Кирилина). Доказана эффективность использования концепта как единицы исследования при описании и сопоставлении лингвокультур (А.П. Бабушкин, С.Г. Воркачев, Т.В. Евсюкова, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин). Намечены перспективы дискурсивного подхода к выделению и описанию культурных ценностей (М.Л. Макаров, Е.И. Шейгал). Концептологическая и дискурсивная парадигмы развиваются сегодня наиболее активно, и представляется, что решение проблем лингвистического моделирования ценностей находится на их пересечении.

Указанными выше положениями обусловлен выбор темы нашего исследования. Его актуальность определяется: 1) детерминирующей ролью ценностей по отношению к другим явлениям с культурной составляющей, в том числе, языку; 2) тесной взаимосвязью ценностей с важнейшими регуляторами поведения, прежде всего, социальными нормами, и значимостью их характеристик для типологии лингвокультур; 3) недостаточной разработанностью теоретической базы сопоставительной лингвоаксиологии.

Объектом настоящего исследования является ценностно-нормативная сторона картины мира, представленная в сознании носителей русского и немецкого языков. Предметом изучения выступают ее лингвокультурологические характеристики, закрепленные в семантике языковых единиц и выражаемые в коммуникации.

Гипотеза настоящего исследования состоит в следующем: общие и специфические характеристики аксиологических картин мира находят выражение в языке и могут быть установлены при сочетании дискурсивного и концептологического подходов к анализу культурных ценностей и социальных норм.

Основная цель работы заключается в обосновании дискурсивно-концептологической модели культурных ценностей и социальных норм как основы комплексного сопоставительного лингвокультурологического изучения аксиологических картин мира.

Достижение цели предполагает решение следующих задач:

1) выявить конститутивные признаки ценности как базовой единицы аксиологической картины мира и определить их релевантность для лингвокультурологического исследования;

2) выделить языковые средства выражения ценности и разработать адекватную исследовательскую методику изучения аксиологической картины мира;

3) обосновать релевантность структурной трактовки дискурса для выявления лингвокультурологических характеристик аксиологической картины мира;

4) разработать параметры социолингвистического и прагмалингвистического измерения ценностей, представленных в дискурсе;

5) установить специфику дискурсивных характеристик ценностей в русской и немецкой лингвокультурах;

6) сопоставить лингвоконцептологические характеристики, связанные с категорией нормы и элементами ее морфологической структуры в русской и немецкой лингвокультурах;

7) выявить общие и специфические характеристики нормативно-поведенческой составляющей концепта отношения к собственности, отраженные в русской и немецкой аксиологических картинах мира.

Для решения поставленных задач использованы общенаучные методы наблюдения, сравнения, анализа, синтеза, индукции, дедукции и моделирования, а также специальные, частные лингвистические методы: 1) компонентный анализ, 2) интерпретативный анализ, 3) контекстуальный анализ, 4) этимологический анализ.

Научная новизна исследования состоит в разработке теоретико-методологических основ сопоставительной лингвоаксиологии. В работе впервые выделены сущностные признаки базовых единиц аксиологической картины мира, выявлены способы их вербализации, обоснованы принципы и методы лингвокультурологического изучения ценностей и норм, предложена многомерная дискурсивно-концептологическая модель аксиологической картины мира.

Теоретическая значимость диссертации заключается в дальнейшей разработке интегративного подхода к описанию и сопоставлению лингвокультур. Полученные результаты могут выступить основой при изучении концептосфер национальных языков, при характеристике социолингвистических и прагмалингвистических разновидностей коммуникации, а также при построении новой типологии дискурса. Предложенная методика исследования может быть использована при изучении других универсальных категорий картины мира как в синхронии, так и в диахронии.

Практическая ценность исследования состоит в том, что его результаты могут найти применение в практике вузовского преподавания таких теоретических дисциплин, как лингвокультурология, сопоставительная лексикология, теория и практика перевода, межкультурная коммуникация. Теоретические выводы и практический материал, представленные в диссертации, могут найти применение при составлении лексикографических справочников и словарей.

Теоретическую базу исследования составили:

· положение о взаимоотношениях культуры и ценностей, обоснованное в работах Ю.В. Бромлея, Й.Л. Вайсгербера, А. Вежбицкой, В. фон Гумбольдта, М.С. Кагана, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, Э.С. Маркаряна, А.А. Потебни, П.А. Сорокина, K. Beyer, E. Holl, D. Hymes, R. Lado, E. Oksaar, U. Quasthoff, S. Sager;

· концепции С.А. Аскольдова, А.П. Бабушкина, С.Г Воркачева, В.И. Карасика, В.В. Колесова, Д.С. Лихачева, З.Д. Поповой, Ю.С. Степанова, И.А. Стернина о сущности, структуре, функциях концепта и его соотношении с языковыми единицами;

· теории дискурс-анализа Н.Д. Арутюновой, Р. Водак, Т.А. Ван Дейка, В.З. Демьянкова, К.А. Долинина, В.И. Карасика, Н. Лумана, М.Л. Макарова, Н.Н. Мироновой, К.Ф. Седова, М. Фуко, Ю. Хабермаса, Е.И. Шейгал, M. Fleischer, R. Keller.

Материалом исследования послужили данные сплошной выборки из словарей русского и немецкого языков, паремиологических справочников, публицистических текстов, представленных в российской и германской прессе, а также публикации в Интернете. Количество единиц анализа составило по 2500 языковых (лексических и фразеологических) единиц русского и немецкого языков и по 7500 текстовых примеров на русском и немецком языках.

Апробация. По теме исследования опубликовано 45 работ. Основные итоги изложены в докладах на научных конференциях, в том числе, международных (Волгоград, 2000; Уфа, 2002; Самара, 2002; Тамбов, 2002; Владимир, 2003; Екатеринбург, 2003; Челябинск, 2003; Волгоград, 2003) и всероссийских (Пенза, 2002, 2003; Ижевск, 2003; Великий Новгород, 2003). Результаты исследования обсуждались на заседании кафедры английской филологии Волгоградского государственного педагогического университета.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, списка лексикографических источников и приложения.

ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ

1. Базовыми единицами аксиологической картины мира выступают ценности, рассматриваемые в качестве целей человеческой деятельности, и нормы, трактуемые как правила социального поведения, которые детерминированы ценностями.

2. Ценности и нормы находят прямое или опосредованное выражение в семантике языковых единиц и коммуникативной деятельности представителей культурно-языкового сообщества. Выделение лингвокультурологических характеристик аксиологической картины мира должно опираться на принципы комплексности, многомерности, вербально-концептологической репрезентативности и межкультурного сопоставления.

3. Выявление общих и специфических лингвокультурологических характеристик ценностно-нормативной картины мира должно базироваться на сочетании дискурсивного и концептологического подходов. Понимание дискурса как социально детерминированного типа связи между ценностным содержанием и регулярно воспроизводимыми и относительно устойчивыми (по своим целям, участникам, хронотопу) коммуникативными ситуациями ориентировано на установление структурных характеристик аксиологической картины мира. Совокупность концептологических характеристик позволяет раскрыть ее содержание.

4. Ценности и нормы могут выступать в роли жанрообразующего параметра коммуникации и должны учитываться при социолингвистической типологии дискурса. При данном подходе выделяются жанры дискурса, ориентированные на категорию нормы, и типы дискурса, ориентированные на категорию сверхнормы. Параметрами прагмалингвистического измерения аксиологической картины мира выступают такие феномены, как табуирование, ритуализация, ирония и критика.

5. Установление концептологических характеристик аксиологической картины мира включает анализ 1) концепта нормы, 2) концептов, отражающих элементы морфологической структуры социальной нормы, 3) нормативно-поведенческой составляющей специфичных концептов лингвокультуры. Различия обнаруживаются в составе и комбинаторике понятийно-содержательных признаков данных концептов, их динамике, совокупности нарушений социальных норм и степени их распространения, а также вариативном отношении представителей лингвокультуры к соблюдению норм и отклонению от нормативного поведения.

6. Специфика лингвокультурологических характеристик русской и немецкой аксиологических картин мира обнаружена:

а) в степени проявления характеристик персональности, внутрижанровой вариативности и жанровой комбинаторике; в немецкой лингвокультуре в институциональных типах коммуникации они выражены более интенсивно;

б) в степени устойчивости ценностей и норм, которая проявляется в прагмалингвистических разновидностях общения; более высокая степень ритуализации и табуирования коммуникации в немецком масс-медийном дискурсе, закрытость ряда сфер для ироничного и критического представления в немецком социуме указывают на большую стабильность немецкой аксиологической картины мира по сравнению с русской;

в) в генетических основаниях одного из базовых концептов аксиологической картины мира; концепт нормы в диахроническом плане связан с различными универсальными концептами: в немецкой лингвокультуре – с концептом времени, в русской лингвокультуре – с концептом пространства;

г) в преимущественной ориентации ценностно-значимого поведения на внешние и формальные нормы (основания, санкции), что имеет место в немецкой лингвокультуре, или на их субъективную интерпретацию, что характерно для представителей русской лингвокультуры;

д) в специфичном положении концепта отношения к собственности в русской и немецкой аксиологических картинах мира; собственность признается более важной ценностью в немецкой картине мира, что детерминирует большую поддержку индивидуальных усилий, направленных на ее увеличение и сохранение в немецкой лингвокультуре.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В главе 1 «Теоретико-методологические основы сопоставительной лингвоаксиологии» показывается значение категории ценности для культурно-сопоставительных исследований, выявляются характерные признаки аксиологической картины мира и ее основных единиц, определяются их связи с языком и поведением, устанавливаются принципы и методы лингвокультурологического изучения ценностей и норм.

Обзор культурологических концепций (Ю.М. Лотман, Ю.Н. Караулов, К. Клакхон, Н. Смелзер, П.А. Сорокин, J. Habermas, G. Hofstede, N. Luhmann, H. Spenser-Oatey) показал, что при понимании культурных различий ключевая роль отводится категории ценности, которая является одним из системообразующих факторов культуры, выступает критерием социальной дифференциации и групповой идентичности. Ценности сконцентрированы в ядерной части культуры и детерминируют смысл явлений общественной и индивидуальной жизни. Объяснение общих и специфичных культурных черт невозможно без характеристики аксиологической картины мира.

Актуальность проблемы ценностного измерения культуры заставляет вести поиск ее решения в тех областях, где пересекаются интересы и возможности антропологии, культурологии, лингвистики, социологии и других гуманитарных дисциплин. Разработка аксиологической проблематики на периферии лингвистики подготовила базу для формирования лингвокультурологии. Во-первых, обозначены основные ценностные параметры, способные играть роль дифференциальных признаков при типологии культур (индивидуализм / коллективизм, ориентация во времени, отношение человека к социальной иерархии и природе). Во-вторых, показана их индексальная сущность. Бинарные оппозиции выступают крайними полюсами ценностных шкал, когда речь идет о максимальной выраженности ценности. В-третьих, выявлены тенденции в сочетаемости ценностных параметров, которые могут взаимно притягиваться (универсализм, индивидуализм и низкая контекстуальность) или вступать в отношения конфликта (самоопределение и конформность). В-четвертых, продемонстрирована приоритетность сопоставления не отдельных ценностей или их типов, а ценностных систем; предложены интересные модели организации аксиологической системы социума. Сущность аксиологической картины мира определяют также следующие характеристики: неоднородность единиц (по степени яркости, конкретности – абстрактности), специфичная динамика их взаимоотношений, кластерный характер (наличие областей сгущения смыслов), возможность группировки ценностей в зависимости от близости мотивирующих целей и ценностных сфер.

Базовой единицей аксиологической картины мира признана ценность. Такие свойства, как имплицитность и абстрактность, определили способы установления дефиниции ценности, релевантной для лингвокультурологического исследования: указание близких категорий, выделение основных отличий от них, выявление главных функций ценностей в индивидуальной и социальной деятельности.

Конститутивные свойства ценности проявляются при сопоставлении со следующими феноменами: нормы, идеалы, идеи, цели, отношения, принципы, верования, убеждения, ориентиры, ожидания, потребности, представления, стандарты. Отличительными признаками ценности от смежных понятий выступают предпочтительность, императивность, долгосрочность целевой ориентации поведения, высокая степень генерализации, интериоризация, связь с когнитивными, эмоциональными и волевыми структурами личности, объективация в поведении (в том числе, коммуникативном) и системе социальных институтов. Для лингвистического анализа многие из них релевантны, главным образом, в плане подтверждения возможности и необходимости изучения ценностей при сопоставлении культур. Они убеждают, что культуры и отдельные индивидуумы могут быть охарактеризованы по системе ценностных приоритетов, что язык и коммуникативная деятельность выступают важной формой репрезентации ценностей, открывая доступ к ценностно-нормативной системе социума.

В рамках лингвокультурологии допустимо использование дефиниции с ограниченным числом ключевых характеристик, выбор которых детерминирован их местом в языковом сознании. Ценность определена как цель, ориентирующая человека в его деятельности и детерминирующая нормы поведения. Выделенные в данной дефиниции признаки присутствуют в большинстве аксиологических концепций, идущих от интенциональных структур личности, ее потребностей, мотивов и установок. Она предельно близка пониманию ценностей в лингвоконцептологии (В.И. Карасик).

Важнейшей единицей аксиологической картины мира является социальная норма. Сущность ее взаимоотношения с категорией ценности выражается в том, что ценности выступают детерминирующим фактором при образовании системы социальных норм, а смысл конкретных норм может быть понят только с опорой на доминантные ценности культуры. Социальная норма понимается в качестве правила, регулирующего поведение человека в обществе. К свойствам, позволяющим реконструировать ее содержание, отнесены связь с поведением, императивный характер, привязанность к конкретным регулярно повторяющимся ситуациям, общественное одобрение, поддержка системой санкций. Качества нормы, выделяемые с позиций философского, социологического, психологического, культурологического и этнографического подходов, представлены в виде антиномий:

1. Противоречие сущего и должного. С одной стороны, норма понимается как типичная, многократно и регулярно повторяющаяся модель поведения, характерная для членов социума. Это реальное поведение, которое имеет место в действительности. С другой стороны, норма является обязательным правилом, которое должно выполняться, образец поведения, которому необходимо следовать.

2. Ориентация на прошлое и на будущее. Нормой признается модель поведения, которая прошла отбор временем и выступает ориентиром будущих действий.

3. Объединение объективного и субъективного. Объективный характер подчеркивается реализацией нормы в конкретных действиях человека. Субъективность выражается в наличии представлений о социальной норме в индивидуальном и общественном сознании, которые переживаются людьми и выступают мотивами их поведения.

4. Нормы устанавливаются с обязательной опорой на ценности, но и сами рассматриваются в качестве ценностей. Соблюдение и нарушение норм получает различную оценку в социуме.

5. Оценки и нормы объективируют ценности. Повторяющиеся оценки способствуют формированию и установлению социальной нормы, которая в дальнейшем исполняет роль основания оценки.

6. Язык выступает частью нормативных систем и средством их описания.

Специфика ценностей (первый член пары) и норм выявляется на базе оппозиций: абстрактность – конкретность, возможность – неизбежность санкций, генерализация – спецификация, обязательность – возможность связи с чувствами, желательность – категоричность, долгосрочность – краткосрочность ориентации, проявление через признаки «хорошо – плохо» или «правильно – неправильно».

Взаимоотношения категорий ценности, нормы и оценки представлены следующим образом. Предметы и явления, с которыми взаимодействует человек, имеют разное значение для его жизни. Он стремится получить информацию об их свойствах, испытывая к ним субъективное оценочное отношение, в рамках которого устанавливается ценность. Результатом оценочного отношения к объекту является оценка – акт человеческого сознания и его результаты. Они закрепляются в сознании и языке в виде позитивного, негативного и нейтрального отношения. Объекты, получившие позитивную оценку, и абстрактные категории, сформировавшиеся на основании обобщения их свойств, обозначаются как ценности и выступают ориентирами ценностно-оценочной деятельности и поведения. На основе соотнесения с ценностями и в результате вынесенных оценок формируется норма как положение, одобряемое социумом и предписываемое объекту. Далее сама норма служит основанием оценки. Характер взаимодействия оценки с категориями ценности и нормы, последовательная фиксация результатов оценочной деятельности в семантике языковых единиц и коммуникативной деятельности указывают на возможность и необходимость использования характеристик данного феномена при анализе аксиологической картины мира.

Важной единицей аксиологической картины мира выступают стереотипы. Их основными качествами являются устойчивость, упрощенность, информативность, коллективность, факультативность мотивировки и личного опыта, оценочность, зависимость от ценностных установок этнокультурного сообщества. Поведенческие стереотипы признаются разновидностью социальных норм.

Представление в языке социальных норм носит системный характер и может рассматриваться как одна из сторон языковой картины мира. Особенности языковой картины социальных норм выявляются при сопоставлении с другими системами нормативной регуляции и концептологической характеристики социальных норм.

Наиболее важными системами нормативной регуляции поведения человека признаются мораль, право, традиции, обычаи, ритуал, этикет, политические, эстетические и религиозные нормы. Критериями выделения данных систем в работе признаны: механизм регуляции: внешний (право) или внутренний (мораль, эстетические нормы); объект регуляции – внешняя сторона поведения (этикет) или внутренний мир человека (мораль); тип ситуации, подлежащей регламентации: повседневная (обычай) или экстремальная (ритуал); коллективный (ритуал) или индивидуальный (мораль) характер регламентируемого поведения; наличие ограничений: территориальных (право – мораль) или временных (политические нормы – религия); преобладание объективного (право) или субъективного (эстетические нормы) компонентов, доля оценочного (большая у моральных норм) и эмоционального компонентов (минимальная в праве); однородность (право, ритуал) или неоднородность норм для всех членов социума (эстетические и политические взгляды); жесткость воспроизведения (наивысшая в ритуале); степень эксплицитности (высокая у правовых норм) и допустимость интерпретации (минимальная у правовых норм); использование знаковых средств (максимальное в ритуале); институциональность; наличие текстового закрепления.

По вышеобозначенным параметрам охарактеризована языковая система социальных норм. Она определена как неинституциональная система регуляции социального поведения человека и его эмоционально-чувственного отношения к действительности, которая возникает естественно-историческим путем и отражает ценностные ориентиры общества. Сопоставление вербального представления социальных норм с другими нормативными системами указывает на ее универсальность по охвату ситуаций, которые признаются нормативными, и по способам воздействия на человека. В плане содержания наиболее близкой к языковой системе нормативной регуляции признана система моральных норм. Специфика языковой картины социальных норм определяется тем, что язык: 1) обслуживает другие системы нормативной регуляции, выступая их частью, 2) фиксирует особенности данных систем в своей семантике, 3) обладает собственными внутрисистемными отличиями, 4) связан со спецификой поведения представителей лингвокультуры. Преимущества изучения языковой картины социальных норм состоят в том, что она в наименьшей степени подвержена преднамеренному воздействию социальных институтов и групп, обладающих властью, и максимально приближается к инварианту, фиксируя важнейшие нормы поведения, опирающиеся на доминантные ценности социума.

Обобщение типологии социальных норм позволило установить важнейшие элементы их морфологической структуры: основание и санкции. Они выступают основным критерием при описании языковой картины социальных норм в настоящем исследовании. Изучение категорий ценности и нормы в рамках лингвокультурологии имеет ряд преимуществ: появляется возможность преодолеть субъективизм социально-правовых наук, находящихся под влиянием идеологии, перейти от описательности культурологии к интерпретации, акцентировать внимание на современном состоянии картины мира, не ограничиваясь предыдущими этапами развития общества и человека. Привлечение экстралингвистических данных расширяет возможности традиционного языкознания. Результаты, полученные в смежных областях (этнолингвистике, когнитологии, лингвострановедении), при соответствующей интерпретации выступают необходимой частью лингвокультурологического описания. Для лингвокультурологии приобретают важность знания, которые стоят за языковым знаком и являются культурно обусловленными, вербализация понятийной сферы как показатель ценностных ориентаций социо-культурной общности, тексты культуры, формирующиеся на базе актуальных смыслов.

Разработка лингвоаксиологической трактовки термина «концепт» предоставляет возможность языкового моделирования ценностей через описание концептосферы и ее составляющих. Лингвокультурный концепт как структура сознания находит выражение в значениях языковых единиц, их внутренней форме, в универсальных высказываниях. Анализ языкового материала, в котором воплощается концепт, в качестве предварительного этапа предполагает выявление экстралингвистической информации, свидетельствующей о возможности применения ценностной квалификации по отношению к анализируемому понятию (в частности, древность происхождения, роль базовой категории разных наук, сопоставление с важнейшими ценностными смыслами в художественных произведениях). Дальнейшие этапы анализа включают: 1) определение содержательного минимума – необходимого и достаточного набора структурных элементов, выполняющих функцию замещения и обеспечивающих идентификацию концепта; 2) выявление дополнительных признаков, указывающих направления, в которых осуществляется конкретизация концепта; 3) описание ассоциативного поля концепта, включая образы, оценки, эталоны сравнения; 4) характеристика нормативно-ценностной составляющей.

Языковыми маркерами ценностей в работе признаются:

1. Существование языкового знака – идентификатора концепта. Данную роль, как правило, выполняет лексическая единица с абстрактным значением (собственность, приватность).

2. Наличие в языке разветвленной системы субкатегориальных признаков и средств их номинации.

3. Регулярная сочетаемость субкатегориальных признаков с оценочными семами в значении лексических и фразеологических единиц.

4. Множество норм, регулирующих взаимодействие представителей социума в ситуациях, соотносимых с анализируемой категорией.

5. Фиксация правил поведения разными системами нормативной регуляции (право, мораль, религия, обычаи, ритуалы, этикет).

6. Актуализация (в том числе, в манипулятивных целях) в разных типах дискурса через использование ключевых и тематических слов, импликаций, аллюзий.

Список языковых маркеров культурных ценностей указывает на основной материал анализа: 1) лексические и фразеологические единицы, связанные с одним понятийным признаком, 2) тексты, отражающие их функционирование в различных типах дискурса.

Важнейшими принципами лингвокультурологического изучения аксиологической картины мира предлагается считать:

1. Комплексность: учет важнейших результатов, полученных в гуманитарных науках, отказ от противопоставления экстралингвистической и интралингвистической информации.

2. Многомерность: сочетание концептологического и дискурсивного подходов, позволяющее установить доминантные ценности лингвокультуры, раскрыть их содержание, определить иерархию и взаимосвязи единиц аксиологической картины мира.

3. Вербально-концептологическая репрезентативность: основной исследовательской единицей выступает концепт, который понимается как ментальное образование, сформировавшееся на базе понятийно-ценностного признака и содержащее нормативно-поведенческую составляющую.

4. Межкультурное сопоставление: характеристика совокупности концептов, репрезентирующих определенную сторону картины мира в различных языках.

К лингвистическим методам, позволяющим выделить маркеры ценностного отношения, отнесены компонентный, контекстуальный, интерпретативный и этимологический анализ. Компонентный анализ позволяет установить семантическую структуру лексических и фразеологических единиц, содержащих ценностно-значимый признак, совокупность сем и их комбинаторику, сочетаемость с оценочным компонентом. Контекстуальный анализнаправлен на выявление тех элементов содержательной стороны языкового знака, которые не относятся к ядру значения и не зафиксированы в дефиниционной части словарной статьи. Преимущества интерпретативного анализа связаны с тем, что он не ограничивается рамками вербально представленного окружения и учитывает как ситуационный контекст, так и функционирование языковой единицы во всей совокупности текстов лингвокультуры. Применение этимологического анализа позволяет раскрыть внутреннюю форму языковых единиц, фиксирующих различные стороны концепта, установить момент осознания тех или иных понятийных признаков в качестве ценностно-значимых, определить динамику их взаимосвязей. Верификация результатов, полученных при использовании перечисленных методов, возможна при их соотнесении с данными гуманитарных наук, при помощи социолингвистического эксперимента (в частности, анкетирования).

В главе 2 «Дискурсивные характеристики культурных ценностей и норм» раскрывается сущность структурной трактовки дискурса, показывается ее значимость для лингвоаксиологического моделирования, устанавливаются параметры социолингвистического и прагмалингвистического анализа дискурса, релевантные для характеристики ценностно-нормативной системы.

Сопоставление трактовок термина «дискурс» (Р. Водак, Т. Ван Дейк, Ю.Н. Караулов, М.Л. Макаров, Н.Н. Миронова, Е.И. Шейгал, R. Keller) показало, что для характеристики аксиологической картины мира наибольший интерес представляют те случаи, когда к нему обращаются для обозначения структурных элементов коммуникации, связывающих определенный смысловой комплекс с формами социальной деятельности людей. Ценности играют роль ориентиров при оформлении дискурсивных типов и жанров. При повышении значимости смысловых образований активизируется связанная с ними коммуникация, происходит уплотнение коммуникативного процесса вокруг доминантных ценностных смыслов, оформление повторяющихся форм в конкретные типы коммуникативного взаимодействия. На базе сформировавшихся инвариантов образуются вариативные способы коммуникации.

Дискурс определен как социально детерминированный тип связи между ценностным содержанием и регулярно воспроизводимыми и относительно устойчивыми (по своим целям, участникам, хронотопу) коммуникативными ситуациями. При подходе к дискурсу со стороны материального объекта, в котором закрепляются результаты коммуникативной деятельности, говорится о тексте в ситуации общения (В.И. Карасик) или речи, погруженной в жизнь (Н.Д. Арутюнова). Характеристика аксиологической картины мира опирается на концепцию дискурса, предложенную В.И. Карасиком, а именно, на противопоставление социолингвистических и прагмалингвистических разновидностей коммуникации.

В рамках социолингвистической типологии, которая связывается со сферой применения языка, первостепенное значение для выявления ценностей и норм имеет институциональный дискурс – общение в рамках социального института, при исполнении коммуникантами социальных ролей. Цель институционального дискурса заключается в утверждении ключевой ценности, коммуникативные стратегии представляют способы ее достижения. Агент социального института выступает носителем ценностей, к которым должен приобщить клиента. Ценности сконцентрированы в ключевых концептах дискурса, анализ которых выступает обязательной частью описания любого его типа. По базовым концептам институционального дискурса можно судить о совокупности ценностных доминант лингвокультуры. Жанровое многообразие и конкретизация институционального дискурса свидетельствуют о высоком ранге ключевой ценности, что сопоставимо с понятием семантической плотности.

С позиции дискурса противопоставляются ценности (концепты) дискурсообразующие, ради утверждения которых формируется дискурс, и периферийные, реализация которых происходит попутно. С позиции ценностей выделяются типы институционального дискурса с ограниченным набором ценностей, который легко установить (юридический дискурс), и типы с обширным и трудно исчислимым списком ценностей (педагогический дискурс). В одних случаях истинные ценности вуалируются (политический дискурс), в других – провозглашаются открыто (религиозный дискурс).

Ценности и нормы могут играть роль дифференциального признака при изучении социолингвистических типов коммуникации. В институциональном общении выделяются жанры дискурса, ориентированные на норму, и типы, ориентированные на сверхнорму. Ценности и нормы выполняют жанрообразующую функцию в таких разновидностях коммуникации, как программа политической партии и правила поведения учащихся. Данные жанры функционируют на пересечении нескольких типов институционального общения и в полной мере отражают ценностные ориентиры социума. Экспликация ценностей и норм выступает в них базовой интенцией коммуникантов.

Политический дискурс представляет важный параметр культурно-аксиологического измерения – отношение к власти, и трактуется как текст, обусловленный ситуацией политического общения (Е.И. Шейгал). Сопоставление текстов партийных программ, функционирующих в русской и немецкой лингвокультурах, показало, что большинство компонентов их содержания совпадает: полное наименование политической партии, краткое самоопределение, характеристика актуального положения в стране, описание причин кризиса, выделение основной ценности и главной цели, трактовка ценностей и целей, определение способов решения главных проблем, выделение отличий партии от остальных, заключение. Специфика обнаруживается при конкретизации элементов. Так, при описании актуального положения в немецких текстах ведущей стратегией выступает показ отличий от предыдущих этапов, доказательство необходимости альтернативной политики. Уникальным является компонент, представляющий теоретическую базу партийной деятельности и именуемый как «Philosophie».

Определение ценностей является обязательным компонентом текста программ и достигается вариативной комбинаторикой с факультативными компонентами, разнообразием коммуникативных стратегий (констатирование, объяснение, оценка, призыв), использованием символики.

Отличие немецких программ состоит в более четкой структуре отдельных текстов при большей вариативности жанра в целом. Четкость построения выражается в наличии плана текста, в выделении, нумерации и именовании смысловых частей. Так, программа партии Bündnis für die Zukunft состоит из преамбулы (характеристика политической ситуации в Германии, базовые отличия собственной политики) и целей деятельности. Каждая цель конкретизируется через указание на три важнейшие задачи. Вариативность немецких текстов проявляется в наименовании, объеме, содержании, разнообразии тональностей, выборе языковых средств, наличии текстов, противоречащих канонам жанра. Partei Politisch Korrekter Menschen отказывается от составления программы, это ограничивает ее деятельность, оказывает давление. Предлагаемый текст написан с целью оправдать ожидания людей, удовлетворить их любознательность.

Жанр партийной программы функционирует на пересечении нескольких институциональных дискурсов: политического, масс-медийного, делового и рекламного. Его основными функциями выступают информативная и оценочная, что предоставляет широкие возможности для манипуляций. В манипулятивных целях применяются обращение к позитивным (любовь к Родине, равенство, патриотизм, Gerechtigkeit, Verantwortung) и негативным ценностям (катастрофа, кризис, деградация, массовое обнищание, вымирание населения, угроза национальной безопасности, Korruption, Ellenbogengesellschaft, Ämtermissbrauch und Postenschacherei, Hyperinflation), опора на различные типы социальных норм (традиционные морально-нравственные устои, справедливое общество, где правят закон и порядок, die Pflege eigener Traditionen, nach Artikel 1 des Grundgesetzes), намеренное выделение оппозиций (соотечественники и иностранцы, закон и его исполнители, das Volk und die Parteien, Ökologie und Ökonomie), акцентирование социо-групповой идентичности (Права инвалидов – наши права, Женщины – представительство во власти, Призывник – свободный гражданин свободной страны, Защита защитников – обязанность россиян, Малый и средний бизнес – будущее страны), использование языковых единиц, соотносимых с категорией нормы и допускающих неоднозначность интерпретации (нормальная зарплата, достойная жизнь, достаточное материальное благосостояние, цивилизованный образ жизни, соответствующая помощь, entsprechende Werte, geeignete Gesetze, ein optimales Gesundheits- und Sozialsystem, die normalen Verkehrswege, ein angemessener Wohlstand). Определяющим при выборе языковых единиц, построении содержания и оформлении текста программы выступает баланс между информативностью и оценочностью, групповыми и этнокультурными ценностями, эксплицитностью и имплицитностью их представления.

Педагогический дискурс играет ведущую роль в процессе социализации, фиксируя наиболее важные ценности и нормы, которые усвоены большинством представителей социума и передаются последующим поколениям. Правила поведения учащихся представляют особый учебно-организационный жанр, в котором конститутивные признаки педагогического дискурса комбинируются с признаками делового дискурса. Они представляют нормы школы как социального института в рамках педагогического общения.

Целью данного жанра является не социализация в целом, а приобщение к нормам поведения в конкретных жизненных ситуациях, наиболее актуальных для учащегося (приход в школу, поведение на уроке и перемене, общение с одноклассниками и администрацией), исполнение ряда социальных ролей (дежурный, больной). Правила распространяются на формы поведения (внешний вид, оформление тетрадей, использование средств связи) и на внутренний мир. Они регламентируют поведение участника институционального общения на территории школы и за ее пределами. Это подготовка домашних заданий, режим дня, посещение кружков, участие в домашних делах, а также ситуации, косвенно связанные с базовой функцией института – учебным процессом (поведение в столовой, гардеробе). При функционировании организационных норм в педагогическом дискурсе происходит размывание хронотопа, статусно-ролевые характеристики участников педагогического общения корректируются. Оппозиция «агент – клиент» сглаживается при преломлении через деловой дискурс. По отношению к администрации школы и учитель, и ученик выступают клиентами социального института.

Структура русскоязычных и немецкоязычных текстов правил является предельно близкой, в ней выделяются следующие компоненты: наименование, вводная часть, общие и частные правила, санкции, заключение. Наиболее существенные отличия выявляются при использовании коммуникативных стратегий, реализующих базовую интенцию жанра – воздействие на поведение учащихся. В силу промежуточного характера жанра, их диапазон очень широк: описательная, мотивирующе-объясняющая, интерпретативная, оценочно-характеризующая, аргументативная, демонстративная, комментирующая, инструктирующая, рекомендующая, конструктивно-убеждающая, превентивно-убеждающая, контролирующая. Для немецких текстов свойственно большее разнообразие стратегий, их вариативное сочетание для достижения одной цели. Так, для обеспечения безопасности вначале выражается коллективное пожелание: Wir möchten, dass jeder ohne Angst in die Schule kommen kann. Далее дается отрицательная оценка возможных действий: Wir dulden nicht, dass gefährliche Gegenstände zur Schule mitgebracht werden. За ней следует запрет и апелляция к санкции: Wer diese Regeln nicht einhält, muss mit Konsequenzen rechnen. В немецких правилах преобладает описание обязанностей, нормативного поведения, которого необходимо придерживаться, чтобы каждый мог реализовать свои права. В русских текстах большее внимание уделяется запретам и негативным санкциям. В немецких правилах мотивируется большинство запретов, для русских текстов мотивировка является исключением.

Содержание большинства правил, предлагаемых учащимся в русских и немецких школах, является сходным.Правила ограничивают время нахождения в школе, пространство, где могут находиться учащиеся, наличие объектов в собственности, возможность их использования, форму проявления эмоций. Отличия выражаются в частотности правил, их конкретизации, наличии специфичных требований. В русских текстах чаще регламентируется поведение, косвенно относящееся к учебной деятельности: Учись ведению домашнего хозяйства. Для русскоязычных текстов специфичны запреты на подсказки и списывание. Особенностью русских правил является точная регламентация внешнего вида, немецкие правила предлагают общее правило чистоты и аккуратности. Большинство немецких правил направлено на формирование таких ценностей, как порядок, чистота, безопасность, уважение к чужой собственности: Fremdes Eigentum ist zu achten und nicht zu beschädigen. Из содержания правил на русском языке следует, что важнейшими ценностями должны стать дисциплина и уважение к старшим.

Правила немецких школ регламентируют поведение всех участников педагогического процесса. Рекомендации и запреты обращены к ученикам, родителям и учителям, что позволяет предложить модели личности идеального ученика, учителя и родителя, которые характерны для немецкой лингвокультуры. От родителей ожидается, что они будут принимать активное участие в школьной жизни: интересоваться успехами детей, поддерживать их при выполнении заданий, регулярно посещать школьные мероприятия. Хорошие родители сотрудничают с учителями, помогают обнаружить причину неуспеваемости. Хороший учитель должен быть справедливым, терпеливым, понимать детей, приходить им на помощь. Учителя заботятся о детях, информируют родителей об их успехах и проблемах, готовятся к занятиям, дают разумные задания и вовремя проверяют их. Немецкий школьник должен ответственно относиться к учебе, тщательно готовиться к занятиям, он внимателен и активен на уроке, уважает окружающих, вежлив в общении, никому не мешает на уроке. Ученик обязан следовать указаниям учителей, администрации и дежурных. От него требуется пунктуальность, ответственность, самостоятельность, активность, уважение к другим людям и чужой собственности, честность, такт.

Специфика немецких текстов указывает на большую адаптацию жанра правил поведения учащихся к педагогическому дискурсу по сравнению с аналогичными текстами русской лингвокультуры. Это выражается в том, что немецким правилам свойственны: 1. Большая индивидуальность, соответствующая возрасту учащихся. 2. Меньшая формальность стиля (использование разговорных единиц, обращений, интерпретация сложных для понимания выражений). 3. Меньшая директивность. 4. Коллективность автора и адресата, осуществление совместного контроля. 5. Большая активность учащихся, широкий диапазон ролей (Tafeldienst, Blumendienst, Bücherdienst), возможность выразить отношение к правилам. 6. Меньшая абстрактность, наличие инструкций, дифференцированный подход к обстоятельствам школьной жизни, определяемый конкретной ситуацией (Wechselpause, Mittagspause, trockenes Wetter). 7. Широкий диапазон мягких наказаний и позитивных санкций. 8. Преобладание рекомендаций и обязательств над запретами, которые различаются по степени строгости. 9. Направленность на формирование личностных качеств (ответственность, пунктуальность), а не только формы поведения.

Основные итоги сопоставления дискурсивных жанров, ориентированных на категории ценности и нормы, заключаются в том, что на шкале «персональности – институциональности» немецкие тексты располагаются ближе к полюсу персональности. Они отличаются большей вариативностью и индивидуализацией, в них сильнее проявляются личностные качества участников общения. Русские тексты более формальны, личностные особенности коммуникантов в них сглаживаются, а признаки делового общения проявляются сильнее. На указанной шкале русские тексты расположены ближе к полюсу институциональности. В немецких текстах слабее выражены директивность и противоположная позиция клиента и агента социального института по отношению к ценностям. В русских текстах имеет место более открытое и авторитарное навязывание ценностей.

Жанры дискурса, ориентированные на сверхнорму, демонстрируют вариативность анализируемых категорий и объясняют причины противоречивости оценок, связанных с ценностями и нормами. В рекламном и магическом дискурсах норма противопоставляется сверхнорме и оценивается отрицательно, ценности реализуются в скрытой форме, открывая возможность для манипуляций. Тексты рекламы и гороскопов отражают существующие нормы и выступают средством формирования востребованных моделей поведения.

Категория нормы выражена в рекламных объявлениях, являющихся прототипным жанром рекламного дискурса, концептом «традиция». К нему обращаются, подчеркивая долговременность и закономерность успеха фирмы, качество товара: Meisterwerke der Zeit in vollendeter Form – Unsere Tradition seit 1860. Сверхнорма выражается концептами «индивидуальность», «новизна», «чудо», «праздник». Обращение к концепту «индивидуальность» дает человеку возможность почувствовать свою значимость, его актуализируют понятия исключительности и таланта: Sein sportliches Talent zeigt der neue Corsa Steffi Special in allen Disziplinen. Новые товары предлагают установление новых норм: Der neue Rover 400 setzt neue Masstäbe in puncto Fahrkomfort und Fahrvergnügen. К «чуду» отсылают образы сказочных персонажей, волшебных превращений, чарующего воздействия и экзотики: Под музыку волн к волшебным странам! Концепт «праздник» позволяет представить товары и услуги как чрезвычайно привлекательные, делает их предметом желания: Любое изделие AQUA TOUCH доставит вам удовольствие.

Анализ содержания рекламных текстов выявляет противоречия, связанные с сущностью нормы. Соответствие норме заслуживает одобрения, но не привлекает внимания. Отклонение от нормы вызывает интерес, но не может иметь однозначно позитивной оценки. При сопоставлении со сверхнормой соответствие оценивается отрицательно. Индивидуальность и новизна связаны с увеличением цены. Потребителю внушается, что он имеет право на дорогую вещь, изобретаются наименования для цен: Freundschaftspreis, Sonderpreis, wohlerzogene Preise. Преодоление данного противоречия особо значимо для немецкой лингвокультуры, где доминантными ценностями выступают бережливость и экономность. Одобрение сверхнормы реализуется в рекламных текстах через противопоставления: индивидуальность – массовость, новое – старое, традиция – кратковременный успех, чудо – обыденность, праздник – повседневность.

Тексты гороскопов представляют магический дискурс, цель которого состоит в воздействии на происходящее, а в качестве участников выступают клиент (лицо, обращающееся за помощью) и агент (носитель тайного знания, осуществляющий общение между клиентом и сверхъестественными силами). Ключевыми концептами магического дискурса выступают «чудо» и «тайна», основные стратегии коммуникации направлены на выявление проблемы клиента, определение ее причины, выбор способа устранения. Тематика общения связана с вопросами о характере человека, его здоровье, финансовом положении, родственниках, продолжительности жизни.

Астрологический прогноз как жанр магического дискурса выступает эффективным средством формирования поведенческих норм. С одной стороны, объектом воздействия выступает большая группа людей, объективно выделяемая по ряду параметров. С другой стороны, создается впечатление обращенности к конкретному индивиду. Тексты гороскопов появляются с известной периодичностью и ориентированы на актуальный временной период. Составными частями текста гороскопа выступают описание карты неба, интерпретация расположения планет и рекомендации. Обязательным компонентом являются только советы астролога относительно поведения. Анализа гороскопов, предназначенных для немецких и русских женщин, выявил наиболее важные жизненные сферы, положительно и отрицательно оцениваемые жизненные ситуации, актуальные концепты и частотные рекомендации применительно к данной социальной группе.

В немецкоязычном материале обнаруживается четкая оппозиция личной сферы (ее описание всегда предшествует) и профессиональной (описание может отсутствовать). Личная сфера преимущественно определяется взаимоотношениями с партнером и получает наименование Privatleben, Partnerschaft, Liebesleben, Beziehungen mit dem Liebsten. В немецких гороскопах нет рекомендаций относительно общения с родственниками. В текстах на русском языке обнаружено наличие двух противопоставлений, которое не является взаимоисключающим: приватная – общественная сфера, приватная сфера – служебные отношения.

Отличительной чертой русских гороскопов выступает повышенное внимание к межличностным отношениям, что выражается в указании на многообразие 1) лиц, с которыми возможно общение (друзья, начальство, подчиненные, сослуживцы, супруги, дети, пожилые родственники, соседи), 2) функций, которые выполняет данный тип общения (поддержка, помощь, содействие, решение кризисных ситуаций, создание благоприятного фона жизни, продвижение дел, карьерный рост, упрочение социального статуса, покровительство), 3) оценочной квалификации отношений (гармоничные, прекрасные, трудные, напряженные, достойные, нужные, перспективные) и их конкретных форм (мелкие неурядицы, конфликт, разлад, разногласия, осложнения, взаимопонимание, противоречия, раздоры, соперничество), 4) рекомендаций по построению межличностных отношений и их мотивировок (Не забывайте уделять достаточно внимания и заботы близким. Они всегда помогут в трудную минуту). Специально обозначаются периоды, успешные и неблагоприятные для контакта с определенными людьми.

Составляющими благополучия немецких и русских женщин выступают здоровье, привлекательная внешность, взаимопонимание с партнером, предрасположенность к творчеству. Для немецких женщин важны активность, душевное равновесие, встречи с друзьями, знакомство с новыми людьми. Важнейшие ценности репрезентируют концепты «Kreativität» и «Neues».

Наиболее актуальным концептом русских гороскопов выступает «собственность». К финансовому положению апеллирует практически каждый текст, типичны выражения финансовая деятельность, доход, заработки, увеличение благосостояния, успех в коммерческих предприятиях, стабильные денежные поступления. В текстах фигурируют рекомендации экономить и проявлять осторожность при обращении с деньгами, представлены предупреждения об угрозе требований заимодавцев вернуть долги, советы не давать в долг и не брать взаймы крупных сумм. В русских текстах отрицательную оценку получает тяжелая работа. Специфичным для русских гороскопов является отношение к закону. В текстах обнаружены случаи предупреждения о неприятностях, которые могут возникнуть из-за нарушения юридических и административных норм. Цель рекомендации – указать действия, которые помогут избежать санкции. Составители гороскопов демонстрируют поддержку нарушителям закона: Проверьте, чтобы все документы, связанные с финансами, были в порядке, возможны проверки налоговой службы.

Наиболее часто советы в гороскопах направлены на преодоление стресса и поддержание стабильности в обществе. Немецким женщинам рекомендуется проявлять готовность к компромиссу, опираться на интуицию, открыто обсуждать возникающие проблемы, больше отдыхать, планировать будущее. Русским женщинам предлагается проявлять тактичность, обдумывать свои поступки, избегать повышенной эмоциональности, не опаздывать, быть осмотрительнее, терпимее и лояльнее к окружающим.

При обобщении итогов анализа текстов рекламы и гороскопов подчеркивается, что конкретные ценностные смыслы допускают взаимодействие с категорией сверхнормы в разной степени. Это позволяет выявить наиболее устойчивую часть системы ценностей и норм, установив единицы, не допускающие негативных оценок даже в случае позитивного отношения к сверхнормативной позиции (как бережливость и экономность в немецкой лингвокультуре). При достаточной сформированности дискурса, ориентированного на сверхнорму, представляющие его тексты отражают внутрикультурную вариативность аксиологической картины мира применительно к возрастным, профессиональным, гендерным и другим группам.

Прагмалингвистический подход к дискурсу акцентирует внимание на факторах, оказывающих максимальное воздействие на состояние аксиологической картины мира, на способах организации общения, ведущих к ее стабилизации или изменению. Ритуализация, табуирование, ирония и критика выражают отношение коммуникантов к ценностям и нормам социума. Выявление особенностей соотносимых с ними типов дискурса и моментов их пересечения с социолингвистическими характеристиками способствует объективности аксиологического моделирования.

В максимальной степени на стабилизацию ценностно-нормативной системы направлено действие табуирования. Применительно к современному дискурсу табу понимается как запрет, распространяемый на появление в коммуникации единиц, соотносимых с ценностно-значимой информацией, и функционирующий в рамках определенной лингвокультуры. Конститутивными признаками табу выступают чрезвычайная категоричность, имплицитность,аксиоматичность, слабая мотивированность, неформальность. Табу выступает маркером тех сфер, в которых концентрируются сверхценные смыслы. Интенсивность табуирования, занимающая различное место в институциональных типах дискурса, свидетельствует о ранге формируемых ими ценностей.

В коммуникации табу проявляется через умалчивание, которое соответствует интенции коммуникантов и является кодом, понятным участникам общения. Средствами табуирования, позволяющими его идентифицировать, выступают эвфемизмы, заимствования, местоимения, профессионализмы. Важную роль играет стратегия дистанцирования, проявляющаяся через увеличение пространства между коммуникантами, исполнение социальной роли, принятие на себя функций представителя социального института, воспроизведение чужой речи.

В работе предлагается различать табуируемые объекты и коммуникацию в связи с ними. Табуирование объекта часто сопровождается запретом на коммуникацию, тематически связанную с ним. Так, в большинстве современных социумов не обсуждаются интимные действия, выполнение которых считается естественным (Jeder macht es, keiner spricht darüber). При табуировании объекта запрет в отношении описания может отсутствовать (крик, ряд жестов). В зависимости от вербальных средств предлагается выделять: 1) языковые табу, у которых данная стилистическая окраска выступает компонентом значения; 2) речевые табу, когда появление нейтральной языковой единицы является недопустимым в конкретном контексте; 3) коммуникативные табу, проявляющиеся как ограничения на тематику и на использование коммуникативных стратегий.

Абсолютные (универсальные) табу, распространяющиеся на все ситуации общения, противопоставляются относительным табу, зависящим от места, времени и участников коммуникации. К числу универсалий в современных обществах относится табуирование таких областей, как религия, сексуальность, смерть, физические недостатки и физиологические функции организма. Относительные табу определяются ситуацией (ситуативно-специфичные) и культурой (культурно-специфичные). К ситуативным табу относится запрет на анекдоты сексуальной тематики в присутствии и мужчин, и женщин. Культурно-специфичным табу признается неодобрение англичанами вопросов о работе в приватных беседах и противоположное отношение к этому в Америке.

Контексты употребления лексем табу и Tabu в дискурсе масс-медиа выявляют, что в русской лингвокультуре языковая единица в большей мере распространяется на сферу деятельности, обозначая строгий запрет: В программе табу на лица, попавшие в трагедию (АиФ, 21.03.2002). В немецкой лингвокультуре значение лексемы чаще понимается как запрет на коммуникативные действия: Zwei Stars der Bundesliega haben ein Tabu gebrochen, indem sie ihre seelische Erkrankung öffentlich machten (Spiegel, № 49, 2003).

Различны представления о распространении табуирования в Германии и России. Российское общество характеризуется как общество вседозволенности, где нет запретов ни в какой сфере: Даже нарушить табу теперь невозможно, потому что их нет (Я молодой, № 25–26, 2002). К числу немногих табу современной России относятся репрессии, теракты, ирония над лицами, обладающими властью. Германия именуется как «Land voller Tabus» (Die Zeit, № 49, 2001). Многие темы требуют здесь осторожности при обсуждении, к числу щекотливых относятся вопросы войны и мира, деятельности других стран, образования и воспитания. Нарушение табу расценивается как экстремизм, объясняется стремлением привлечь к себе внимание.

Области табуирования в немецком масс-медийном дискурсе охватывают: 1) экономическую сферу (понижение налога на прибыль, безработица, последствия объединения Германии); 2) школьное образование (контроль деятельности школ, сопоставление форм обучения, успеваемости в школах, ответственность учителя за уровень образования); 3) внешнеполитическую сферу (критика Израиля, вступление в Евросоюз); 4) внутреннюю политику (оплата обучения в высшей школе). К наиболее важным табу принадлежит тема собственности. В Германии считается неприличным спрашивать человека о том, сколько он зарабатывает, каким состоянием владеет, откуда берет деньги (Über Geld spricht man nicht, Geld hat man). Степень закрытости данной темы в немецком социуме приравнивается к табуированию наготы: Sinnbild gesamtdeutscher Unaufrichtigkeit ist das Tabu um Eigentum, Besitz und Einkommen. <…> Das Tabu ist genauso stark wie das Verbot der Nacktheit (Die Zeit, № 43, 1996). Закрыты для обсуждения темы, связанные со сверхценными для немецкой культуры смыслами: жизнь и смерть (самоубийство, использование человеческих эмбрионов в исследованиях, клонирование); прошлое (исторические факты, получившие негативную оценку, допущенные ошибки, жертвы); частная жизнь (первых лиц государства, членов их семей, повседневная жизнь женщин).

На стабилизацию ценностных смыслов направлено ритуальное общение, которому соответствует модальность «обязательно». В современной коммуникации ритуал, который отличает жесткость воспроизведения, редко выступает самостоятельным типом действий. Чаще о ритуализации говорится, когда от ритуала как системы норм берется наиболее яркий признак – стереотипность и формальность действий. Мы понимаем ритуализацию общения как повторение формы и последовательности коммуникативных действий, которое происходит при узнавании коммуникативной ситуации как социально значимой и соотносимой с важными ценностными смыслами.

Ритуал как этнокультурное явление и современная ритуальная коммуникация различаются по ряду признаков: 1. Ритуал отмечает ситуации, противопоставляемые обычной жизни. Ритуальность общения имеет место в повседневности, где она соответствует норме. 2. Сфера действия ритуала ограничена. Ритуальность распространяется на неограниченное число ситуаций. 3. В ритуальном общении менее выражен трансформативный характер ритуала. 4. Символичность, присущая ритуалу, в ритуальной коммуникации может снижаться и утрачиваться. Интерпретация содержания коммуникативных действий не обязательно связана с мифом. 5. Диалогичность выступает неотъемлемым свойством ритуала. Ритуальность характеризует диалогическое и монологическое общение. 6. Оппозиция сакрального и профанного в ритуальном общении сглаживается.

Употребление лексемы ритуал в современном масс-медийном дискурсе показывает, что участниками ритуальной коммуникации в русской лингвокультуре выступают дети и родители, гости и хозяева, супруги, деловые партнеры. Лексема ритуал относится преимущественно к ситуациям межличностного взаимодействия. Ритуальность общения предполагает в русской лингвокультуре душевность и теплоту: Я чай могу пить часами. Для меня это некий ритуал. Мы с моей подругой любим налить себе по большой чашке чая, <…> и вести разговоры по душам (АиФ, 18.12.2000). В немецкой лингвокультуре единица Ritual чаще относится к ситуациям, когда их участники (учитель и ученик, партии и их лидеры) представляют социальный институт. К ритуальной коммуникации прибегают для регуляции отношений между людьми, она направлена на предотвращение излишнего проявления человеческой индивидуальности и нарушений норм межличностного взаимодействия.

В сопоставляемых лингвокультурах единицы ритуал и Ritual используются по отношению к действиям, связанным с религиозными действиями, с магией и культом, с повторением каких-либо действий в повседневной жизни, с праздниками, с этикетными нормами, с недоступными для понимания действиями, для которых трудно найти рациональное объяснение. Контексты выявляют важнейшие признаки ритуального общения: регулярную повторяемость, связь с эмоциональной сферой, зависимость от желаний человека, необходимость продолжительного периода времени для становления, невозможность выделения главных и второстепенных действий.

Основными сферами, в которых представлены ритуальные коммуникативные действия, выступают педагогический, спортивный, искусствоведческий дискурс. В русской лингвокультуре к ритуальным действиям обращаются в дипломатической сфере и военном дискурсе: Командовал ритуалом командующий Ленинградским военным округом генерал Борышев (Коммерсант, 23.06.2003). В немецкой лингвокультуре аналогичными сферами являются организация трудовой деятельности, экономика и политика: Im Repertoire des Welttheaters gibt es aber nur wenige Rituale (Die Zeit, № 10, 2001). Отличия немецкой лингвокультуры проявляются в тесной связи ритуальной коммуникации с концептами «Macht» и «Kampf».

На обеспечение подвижности ценностно-нормативной системы направлено действие иронии. Понятия «комический», «смешной», «юмористический» и «ироничный» не разграничиваются. При противопоставлении серьезному общению их различия нерелевантны. Значение придается общим свойствам: имплицитное выражение смысла, связь с нарушением границ нормативного поведения, контролирующая функция, опора на контраст представлений, карнавальное снижение актуальных ценностных смыслов, диалогичность, дистанцирование, связь с игровой сферой, этнокультурная специфика. Базовой выступает концепция немецкого исследователя Р. Лозе (R. Lohse), который представляет комическое как пространство, свободное от санкций, где границы в мир запретного могут безнаказанно пересекаться. Комический дискурс позволяет трактовать нарушения как нечто кажущееся, что не имеет отношения к действительным намерениям, и проверить действенность существующей системы поведенческих норм.

Шутливые пословицы и поговорки демонстрируют вариативное отношение к нарушению правил поведения, указывая основные направления изменения аксиологической картины мира. В немецком языке они чаще всего обращены к правилам здорового образа жизни и нормам взаимодействия с людьми (каждая группа по 25 % единиц). Шутливые паремии ставят под сомнение необходимость категоричного осуждения нарушений, оправдывают склонность человека к чрезмерному употреблению пищи, пристрастие к курению и спиртным напиткам, желание поспать: Lieber sich den Magen verrenken, als dem Wirte etwas schenken. В них высмеиваются гордость, хвастовство, содержатся рекомендации сохранять спокойствие, не спорить, быть тактичным: Es gibt ein schönes Wort auf Erden: Du musst bedeutend ruhiger werden! Актуальными концептами выступают отношение к браку, умственным способностям, собственности и труду.

Отличительные черты русских шутливых пословиц и поговорок – диалогичность, рефлексивность, многофункциональность – показывают, что они направлены на регуляцию межличностного взаимодействия. Актуальными ценностными смыслами в них выступают отношение к умственным способностям, собственности, труду, времени, чужой речи: Сила есть – ума не надо. Воробьи торопились, да маленькими уродились. Работа дураков любит. Русские паремии нацелены на развитие положительных качеств: ум, смекалка, рассудительность, терпение, непритязательность. В них осуждается зависть, чрезмерные усердие, инициатива, спешка, доверчивость, любопытство, словоохотливость, робость. В них закрепились следующие поведенческие нормы: 1. Не следует проявлять чрезмерного усердия в работе, начинать сразу что-либо выполнять. Необходимо выбрать правильный способ решения проблемы. 2. Не следует слишком доверять чужим словам, которые могут не соответствовать действительности. Выполнение обещаний не всегда зависит от самого человека, но и определяется случайными обстоятельствами. 3. Не следует обращать внимание на возникающие трудности, необходимо терпеливо переносить испытания судьбы. 4. Не следует задавать неуместных вопросов, при ответе проявлять робость. Необходимо выражать мысли кратко, быть немногословным.

Конститутивными свойствами критики признаны оценочность, дистанцированность и противоречивость. Рассмотрение критического дискурса включает характеристику критического мышления как основы критического дискурса, а также анализ представлений о критике, закрепленных в семантике языковых единиц.

Критическое мышление выступает основным способом обращения с имеющимся знанием. Цель критики состоит в достижении истины и объяснении мира. Критическое мышление предполагает активность личности, его важнейшими характеристиками выступают глубинный уровень анализа, преобладание рациональной составляющей, системность, комплексность. Компонентами критического мышления признаются информативный, оценочный, метакогнитивный и практический. Максимальная дистанцированность ведет к тому, что контролирующая функция по отношению к ценностно-нормативной системе проявляется в критическом дискурсе в наиболее эксплицитной форме.

В языковой семантике закрепилось представление о критике как негативном явлении, которое связано с поиском недостатков. У слова критика выделяется три значения: 1. Анализ, разбор чего-либо с целью вынести оценку, выявить недо­статки. 2. Разбор и оценка литера­турных, музыкальных и других художествен­ных произведений, а также особый жанр лите­ратурного творчества, посвященный анализу таких произведений. 3. Отрицательное суждение о чем-либо, указание недостатков (Л.П. Крысин). Преобладание отрицательных оценок в критическом дискурсе позволяет установить типичные нарушения норм и идентифицировать «антиценности» (негативно оцениваемые смыслы). Критика получает положительную оценку в составе оппозиций: критика – догматизм, критика – скептицизм, критика – неискренность (ложь), критика – безразличие, критика – лесть. В языке закрепились нормы критического дискурса: критика должна быть конструктивной, по существу, не должна переходить на личность, ее необходимо высказывать открыто.

Анализ афоризмов по теме «Критика» показал, что наиболее многочисленны две группы, охватывающие около 80 % материала: 1. Критик – это несостоявшийся писатель: Бездарные люди — обыкновенно самые требова­тельные критики: не будучи в состоянии сделать про­стейшее из возможного и не зная, что и как делать, они требуют от других совсем невозможного. (В. Ключевский); 2. Советы по поводу того, как относиться к критике. С одной стороны, подчеркивается ее неизбежность, с другой стороны, рекомендуется равнодушие: От критики нельзя ни спастись, ни оборониться, нужно поступать ей назло, и мало-помалу она с этим свыкнется. (И.В. Гете).

Критичность коммуникации показана на материале акции «Unwort des Jahres», которая проводится в Германии с 1991 года. Из числа поступающих от граждан предложений отбирается слово или словосочетание, фигурировавшее в общественном дискурсе и привлекшее внимание своей грубостью и некорректностью. Основными группами явлений, получившими отрицательную оценку немецкого социума, выступают: 1. Ироничное описание фактов политической и экономической жизни, соотносимых с высокими ценностями, что расценивается как цинизм (обозначение понятий, соотносимых с безработицей как Personalentsorgung, überkapazitäre Mitarbeiter, sozialverträglicher Arbeitsplatzabbau). 2. Табуирование истинных наименований, маскировка при помощи эвфемизмов негативных явлений жизни, политических решений, военных действий (Luftschlägen вместо Bombardements, Kosovo-«Konflikt» вместо Krieg, Völkerverschiebung вместо Vertreibung der Kosovo-Serben). 3. Обозначение ритуального аспекта коммуникативных событий без должного уважения, например, участия в траурных демонстрациях по поводу убийств в городе Мельн как Beleidstourismus. 4. Отсутствие указаний на цитатный характер языковых формулировок, следствием чего является недостаточная критическая дистанция по отношению к обозначаемым явлениям (Gotteskrieger как наименование террористических группировок).

Итогом анализа прагмалингвистических параметров дискурса стало установление их общих и специфичных качеств. Табуированию, ритуализации, иронии и критике свойственны эмоциональная насыщенность, контекстуальная обусловленность, невозможность полного исчисления смыслов, встроенность в культуру. Они выступают средствами социального контроля, маркерами групповой идентичности. Все факторы детерминированы ценностно-нормативной системой, но оказывают на нее специфичное влияние. Действие табуирования и ритуализации нацелено на стабилизацию ценностных смыслов, критика и ирония оказывают противоположное влияние.

Табуирование, ритуализация и ирония демонстрируют разные способы представления ценностей. Они ориентированы на разные виды императивной модальности: при табуировании акцентируется запрет, при ритуализации – обязанность, при осмеянии – разрешение. Механизм критики действует, когда актуализируется категория несоответствия. Ритуал и табу противостоят комическому общению и критике по такому признаку, как степень дистанцированности коммуникантов по отношению к представляемым ценностям. Табуирование и ритуализация коммуникации направлены на передачу в неизменном виде установившейся аксиологической картины мира. Комический и критический дискурс ориентированы на будущее, на переоценку ценностей и норм и введение инноваций.

Табу, ритуал, ирония и критика связаны с разными типами ценностей: табу – сверхценным и низким, ритуал – сверхценным и ценным, ирония – ценным и антиценным, критика – с антиценным и низким. Это дает основание предложить проекцию прагмалингвистических факторов на ценностную шкалу. Параметры прагмалингвистического и социолингвистического измерения пересекаются в точках ценностных доминант культуры.

Основные отличия дискурсивных характеристик русской и немецкой аксиологических картин мира, выявленные при социолингвистическом подходе, могут быть сведены к более интенсивному проявлению характеристик персональности, внутрижанровой вариативности и сочетаемости с другими типами общения в немецкой лингвокультуре. Более высокая степень ритуализации и табуирования коммуникации в немецком масс-медийном дискурсе, закрытость ряда сфер для ироничного и критического представления в немецком социуме указывают на большую устойчивость немецкой аксиологической картины мира по сравнению с русской.

В главе 3 «Концептологические характеристики социальных норм в русской и немецкой лингвокультурах» анализируется концепт нормы, концепты, соотносимые с понятием основания и санкции нормативного поведения, рассматривается возможность комплексного отражения морфологической структуры социальной нормы, выявляются универсальные и специфические характеристики нормативно-поведенческой составляющей концепта отношения к собственности в русской и немецкой лингвокультурах.

Обобщение случаев обращения к понятию нормы в рамках лингвистических исследований выявило, что оно применимо к характеристике параметров объектов, социальных явлений, индивидуального и социального поведения человека. В языке фиксируется соответствие норме, ее нарушение, отношение социума к соблюдению и нарушению норм. В каждом случае обнаруживается национально-культурная специфика. В семантике языковых единиц, соотносимых с понятием нормы, отражены ее характерные признаки: связь с культурными ценностями, частотность и повторяемость, широкое распространение, функция ориентира деятельности, отсутствие интереса к норме.

Концепт нормы выполняет организационную роль, принимая участие в моделировании концептосферы и ее единиц. В немецкой и русской языковых картинах мира его главными характеристиками выступают устойчивость и интенсивность воздействия на поведение. Лингвокультурная специфика концепта устанавливается при рассмотрении лексических синонимов со значением «норма», фразеологизмов, паремий и афоризмов, содержащих их в своем составе, а также этимологического анализа синонимичных лексем.

К синонимам со значением «норма» отнесены единицы русского языка: норма, правило, образец, пример, обычай, обыкновение, привычка, граница, грань, предел, мера, рубеж, черта, линия, трафарет, стандарт, штамп, клише, шаблон, эталон, идеал, закон, рамки, стереотип. В немецком языке синонимический ряд составляют лексемы: Norm, Regel, Regulatität, Regelmässigkeit, Richtschnur, Richtlinie, Richtmass, Richtsatz, Leitsatz, Leitschnur, Leitlinie, Prinzip, Gesetz, Gesetzmässigkeit, Grundsatz, Satz, Satzung, Standard, Statut, Kanon, Muster, Vorbild, Beispiel, Mass, Masstab, Üblichkeit, Gewohnheit, Grenzen, Schranken, Rahmen, Weisung, Direktive, Instruktion, Vorschrift, Faustregel, Spielregel, Lebensregel.

Сопоставление синонимов выявило различную актуальность содержательных признаков концепта нормы, их своеобразное расположение в структуре концепта. Наличие общих и специфичных признаков в семантике лексем позволило выделить в рамках каждого синонимического ряда несколько подгрупп, акцентирующих внимание на различных аспектах концепта нормы. В русском и немецком языках обнаружены подгруппы на основании признаков: распространенность и привычность для восприятия (обычай, обыкновение, привычка, Üblichkeit, Gewohnheit), ориентир для подражания (идеал, образец, эталон, пример, Muster, Vorbild, Beispiel), дифференцирующая роль, разграничение нормативного и ненормативного поведения (границы, грани, рамки, пределы, Grenzen, Schranken, Rahmen). Наличие специфичных подгрупп объясняется структурой языка (выделение разновидностей норм в немецком языке: Faustregel, Spielregel, Lebensregel), степенью важности конкретных характеристик нормы (императивности для немецкого языка: Weisung, Direktive, Instruktion, Vorschrift), отношением к соблюдению норм (отрицательная оценка бездумного следования нормам в русском языке: трафарет, штамп, шаблон, стандарт, стереотип, клише).

С точки зрения актуальности для фразеологии, паремиологии и афористики выделены: 1. Единицы с низкой употребительностью, которые не используются в составе фразеологизмов и пословиц, не привлекают внимание авторов афоризмов (эталон, трафарет, штамп, шаблон, стандарт, стереотип, клише, Statut, Standard, Direktive, Instruktion, Richtlinie, Richtmass, Leitsatz, Leitschnur, Leitlinie, Faustregel, Spielregel, Lebensregel). 2. Единицы со средней употребительностью, которые используются в составе двух-трех фразеологизмов и пословиц, в отдельных случаях анализируются в афоризмах (норма, правило, обыкновение, мера, образец, пределы, Regel, Richtschnur, Prinzip, Grundsatz). 3. Единицы с высокой употребительностью, содержащиеся в составе более десятка фразеологизмов, пословиц, афоризмов (закон, обычай, Gesetz, Gewohnheit), обозначая самостоятельные концепты.

Этимологический анализ показал специфику взаимосвязи концепта нормы с другими концептами в момент зарождения и становления. Выводы относительно исходной семантики существительных со значением «норма» и причинах их заимствования опираются на анализ единиц норма, правило, образец, обычай, обыкновение, привычка, граница, грань, мера, рубеж, черта, линия, трафарет, стандарт, штамп, клише, шаблон, эталон, идеал, закон, рамки, стереотип и Norm, Regel, Regelung, Richtschnur, Prinzip, Gesetz, Grundsatz, Satz, Satzung, Standard, Statut, Kanon, Muster, Beispiel, Mass, Masstab, Gewohnheit, Grenzen, Schranken, Rahmen, Direktive, Instruktion, Faustregel.

Происхождение единиц русского языка указывает на связь «нормы» с концептом пространства. Так, существительные черта, рубеж, образец, грань, граница соотносимы с глаголами, обозначающими действия, направленные на объект с целью его преобразования и дальнейшего использования как знака пространственных пределов (В.И. Даль, М. Фасмер, П.Я. Черных). Развитие их семантики представлено таким образом: физическое восприятие пространства и выделение границ, знаковый характер установленных границ, перенос качественной квалификации в сферу социальных отношений, подкрепление со стороны власти, негативное отношение, если правилам поведения следуют, не испытывая внутренней потребности.

Для становления концепта нормы в немецкой лингвокультуре важную роль сыграла связь «нормы» с концептом времени, понятия фактуальности, прочности и устойчивости (fest): Satz – «то, что установлено», Gesetz – «то, что установилось, совокупность установлений», Gewohnheit – «то, что прижилось», Beispiel – «жизненный факт». Функцией заимствованных единиц в немецком языке выступило обозначение разновидностей норм, для которых релевантны различные аспекты: Muster – внешняя сторона, Instruktion – письменная форма, Prinzip – высокий статус, Standard – качество жизненного уровня.

В семантической мотивировке немецких и русских существительных обнаруживается как общая часть, например, ориентация на создание меры в социальном устройстве, так и специфика: в русской лингвокультуре ориентиром служат знаки пространственного ограничения, а в немецкой – факт существования, его древность.

Сопоставление содержательных характеристик концептов, соотносимых с элементами морфологической структуры нормы, основано на результатах исследования русских концептов (представленных в работах Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, В.Г. Гака, М.К. Голованивской, И.Б. Левонтиной, Ю.С. Степанова, Е.В. Урысон) и характеристике концептов немецкой лингвокультуры, которая включает: 1) описание семантики и этимологии лексемы, номинирующей концепт; 2) установление понятийного содержания концепта и моделирование соотносимой с ним внеязыковой ситуации; 3) анализ сочетаемости лексемы на базе предложенных словарями контекстов; 4) описание ценностных смыслов по данным паремиологии и афористики.

В русской лингвокультуре с основанием нормы соотносятся концепты «закон», «правда», «истина», «справедливость», «долг», в немецкой лингвокультуре им соответствуют «Gesetz», «Wahrheit», «Gerechtigkeit», «Recht», «Pflicht». При их формировании ведущую роль сыграли такие системы нормативной регуляции, как мораль, право и религия. Сопоставление концептов обнаруживает противопоставление общественно признанных норм (внешних) и личностно значимых норм (внутренних). В немецкой лингвокультуре отмечается внешняя ориентация социальной нормы – на формальные законы и факты. Особенностью русского языкового сознания признается большая значимость внутренних ориентиров. В русской аксиологической картины мира понятие «основание социальной нормы» менее актуально, более выражены характеристики субъективности, важнее случайные факторы для интерпретации поведения человека. В немецком концепте «Recht» сглаживаются важные для русского языкового сознания противопоставления субъективности и объективности, поддержка государства или общественного мнения. Отличия концептов «долг» и «Pflicht» затрагивают сферу основания долга (не только моральные нормы, но и разные виды институциональных норм) и характер отношения к нему человека. Выполнение долга в немецкой культуре основывается как на внутреннем убеждении, так может быть вынужденным в силу договора и контракта.

Большим своеобразием отличается концептуальное представление санкции как элемента морфологической структуры нормы. На это указывают отсутствие однозначных соответствий в словарях, крайняя непоследовательность выбора эквивалентов при переводе языковых единиц, соотносимых с концептами «вина», «грех», «позор», «стыд», «Sünde», «Schmach», «Schande», «Scham».

Объединяющим признаком немецких концептов выступает социализированность. За лексемами стоит ситуация, свидетелями которой выступают представители социума, санкция заключается в понижении социального статуса индивида. Она выступает причиной тяжелых переживаний человека, который осознает вред, нанесенный репутации. Основные отличия немецких концептов состоят в следующем. Концепт «Schande» указывает на санкцию социума, которая следует за тем, как стало известно о нарушении норм. Действия, производимые в отношении нарушителя, не обязательно доставляют ему физическую боль, наносят непосредственный ущерб жизни, здоровью и материальному благополучию. Они имеют символический характер, свидетельствуя о социальном унижении (Schandmantel, Schandlaken, Schandkleid). Человек понимает, что сам стал причиной позора, но интенсивные отрицательные эмоции связаны с отношением социума, а не с нарушением. Концепт «Scham» указывает на мучительное чувство (смущения, затруднения), которое основывается на субъективной оценке собственных действий. Человек понимает, что совершил нечто, порочащее его и заслуживающее наказания. Концепт «Schmach» фиксирует представление о необоснованной санкции. Нарушения социальных норм не происходит, человек считает осуждение социума незаслуженным и несправедливым.

Сопоставление русских и немецких концептов, соотносимых с понятием санкции, показало, что в русской лингвокультуре различия по признаку социальной регламентации реже фиксируются в отдельном концепте. В немецкой лингвокультуре с ситуацией понижения социального статуса связаны не только концепт «Scham» (соответствующий концепту «стыд»), но «Schande» и «Schmach». Оценка социума имеет для представителя немецкой лингвокультуры более важное значение, чем для члена русскоязычного общества.

Выделение концептов в зависимости от связи с конкретным элементом структуры нормы является условным. В сопоставляемых лингвокультурах обнаружены концепты, передающие целый комплекс смыслов («совесть», «Gewissen»). Немецкий концепт «Schuld» объединяет представление о нарушении социальных норм с обязанностью возмещения вины. С одной стороны, он обозначает санкцию, которая следует за нарушением, с другой стороны, выступает ориентиром будущего поведения. «Schuld» имеет двойную временную направленность: на прошлое и будущее. Он связан с нормами нравственности, правопорядка, религиозными заповедями (sittliche Werke, Normen, die rechtliche Ordnung), выполнение которых признается долгом человека (Pflicht). Нарушение подобных норм расценивается как несправедливость (begangenes Unrecht), злодеяние (Missetat), является причиной неприятностей и несчастья (Ursache von etwas Unangenehmem, Bösem oder eines Unglücks). Концепт «Schuld» выступает внутренним регулятором деятельности, с ним связаны глубокие переживания, что выступает и санкцией, и основанием последующего соблюдения норм.

Итогом сопоставления нормативных концептов русской и немецкой лингвокультур стали следующие выводы. Как универсальная, так и культурно-специфичная составляющая обнаруживается у всех концептов, связанных с представлением нормативной стороны языковой картины мира. Специфика проявляется в степени освоенности обыденным сознанием, степени динамичности, различном представлении о нарушении социальных норм, сущности и функциях санкций, вариативном отношении к нарушениям поведенческих норм (в том числе, степени осуждения), направленности санкций (на наказание или предотвращение нарушений), интенсивности сопровождаемых санкцию эмоций и их мотивировке. При вербальной репрезентации поведения человека важными оказываются оппозиции: внешний – внутренний характер воздействия («стыд» – «позор», «Scham» – «Schande»), положительное – отрицательное отношение человека к регулятору поведения («Gewissen» – «Schuld»), высокая – низкая интенсивность воздействия (наибольшая – «Scham», наименьшая – «Blamage»), обоснованность («Schande») – необоснованность санкции («Schmach»).

Сопоставление нормативно-поведенческой составляющей концепта отношения к собственности в немецкой и русской лингвокультурах основано на его комплексной лингвокультурологической характеристике. Содержание концепта определено как оценочная квалификация отношения имущественного обладания со стороны одушевленного субъекта к отчуждаемому объекту. В структуре концепта наряду с местом собственности в системе ценностей, видами отношения субъекта к собственности и видами квалифицируемой собственности, в качестве отдельного элемента выделяется отношение социума к нормам собственности. Основные отличия в отношении к собственности выявлены в признании большей важности собственности и соответственно в большей поддержке индивидуальных усилий по увеличению и сохранению собственности в немецкой аксиологической картине мира.

В русской и немецкой лингвокультурах нормы собственности регламентируют способы и обстоятельства передачи собственности, возможность уменьшения, увеличения и сохранения собственности, размер собственности, отношение человека к собственности и возможность его проявления. Нормы формулируются следующим образом (их нарушение фиксируется в языковых единицах, содержащих отрицательную оценку): При переходе собственности должны соблюдаться принципы законности, добровольности, открытости (подсунуть, навязать, andrehen, mopsen). Принудительный способ получения собственности возможен в ситуации институционального общения, когда субъект имеет официальный статус, является представителем закона. Увеличение собственности должно происходить постепенно, с приложением усилий субъекта, согласно закону (хватать, сколотить, нажива, ramschen, raffen, wuchern). Объем собственности должен быть достаточным для удовлетворения потребностей человека (толстосум, голодранец, protzig, vegetieren). Запрещается проявлять чрезмерный интерес к увеличению и сохранению собственности (стяжать, скопидом, knausern, gierig). Любые действия и интерес по отношению к чужой собственности запрещены. Ее следует возвращать, нельзя наносить ей ущерб, стремиться к приобретению (замотать, зариться, schinden, veruntreuen).

Рекомендуемые модели поведения в лингвокультурах различаются: 1. Русскому человеку не следует стремиться к увеличению собственности, а представителю немецкого социума рекомендуется проявлять активность для ее приобретения. 2. Представителю немецкого социума следует четко представлять, на что истрачены материальные средства. 3. Носителю русского языка не следует обращать большое внимание на уменьшение собственности, так как это часто происходит без его вины. 4. В русской языковой картине мира торговля выступает источником обогащения, связывается с обманом и отрицательной оценкой. В немецком языке торговля оценивается положительно. 5. Большой размер собственности в немецком языковом сознании вызывает уважение, является материальным уровнем, к которому следует стремиться. В русском языковом сознании он вызывает сомнение в законности способа приобретения.

Специфика нормативно-поведенческой составляющей анализируемого концепта выражается в наличии специфичных нарушений норм собственности (калымить, левачить), в большем распространении конкретных нарушений норм собственности (количество лексических единиц, составляющих тематическую группу «Воровство», в русском языке в пять раз больше, чем в немецком), в наличии противоположных оценочных норм, связанных с одной ситуацией (Ищи не сказывай, нашел – не показывай! Finden und verhehlen ist so gut wie stehlen), в более категоричном осуждении нарушений норм собственности (скупости, взяточничества, воровства) в немецкой языковой картине мира (Скупость не глупость, себя бережет. Geiz ist die Wurzel allen Übels).

Ряд характеристик концепта, полученных в результате анализа языковых единиц, в ходе социолингвистического эксперимента были сопоставлены с отношением к собственности, существующим у представителей современных русской и немецкой лингвокультур. Данные анкетирования показали, что с одобрением такого материального источника, как использование служебного положения, согласились 71 % русских и только 7 % немцев. Большинство русских (69 %) связывают огромное богатство с негативным способом его получения, что не типично для немцев (2 %). Большинство русских одобряют помощь неимущим (57 %), а немцы относят материальную поддержку нищенства к другой культуре (31 %) или признают ее неверной (30 %) и смешной (13 %). Некоторые нормы собственности, зафиксированные средствами языка, не соответствуют характеристикам концепта в сознании реальных носителей языка, например, менее категоричное осуждение воровства представителями немецкого социума (9 % по отношению к 31 %).

Анализ нормативно-поведенческой составляющей концепта отношения к собственности показал, что наиболее существенные отличия в отношении к собственности применительно к русской и немецкой аксиологическим картинам мира сводятся к следующим положениям: 1) в немецкой ценностной картине мира отношение к собственности занимает более важное место, чем в русской; 2) в немецкой ценностной картине мира более поощряются активные индивидуальные усилия по увеличению и сохранению собственности, чем в русской; 3) в немецкой ценностной картине мира более поощряется учет собственности, чем в русской; 4) в немецкой ценностной картине мира обнаруживается более тесная зависимость между моральной оценкой человека и размером его собственности, чем в русской ценностной картине мира; 5) в немецкой ценностной картине мира более категорично осуждаются нарушения норм, связанных с отношением к собственности, чем в русской картине мира.

Перспективы исследования, обозначенные в Заключении, видятся в поиске дополнительных параметров измерения аксиологической картины мира, установлении закономерностей их комбинаторики и правил взаимовыводимости, типологии лингвокультур.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографические издания

1. Концептологические характеристики социальных норм в немецкой и русской лингвокультурах: Монография. – Волгоград: Перемена, 2003. – 171 с. (10 п. л.)

2. Дискурсивное измерение ценностей: Монография. – Волжский: Филиал ГОУВПО «МЭИ (ТУ)» в г. Волжском, 2003. – 102 с. (6,5 п. л.)

Учебно-методические издания

3. Категория социальной нормы в контексте гуманитарного знания: Учебное пособие. – Волжский: Филиал ГОУВПО «МЭИ (ТУ)» в г. Волжском, 2003. – 104 с. (6,5 п. л.)

4. Лингвистический анализ культурных концептов: Научно-методические рекомендации и дидактические материалы к спецкурсу. – Волжский: Филиал ГОУВПО «МЭИ (ТУ)» в г. Волжском, 2003. – 24 с. (1,5 п. л.)

Статьи

5. Дискурсивное измерение ценностей // Вестник НГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. Т. 1. Вып. 1. – Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2003.– С. 11–15. (0,6 п. л.)

6. Дискурсивное измерение ценностей: прагмалингвистический аспект // Изв. Самарского научного центра РАН. (0,7 п. л.)

7. Лексическое значение слова как способ выражения культурно-языкового концепта // Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. – Волгоград – Архангельск: Перемена, 1996. – С. 25–33. (0,5 п. л.)

8. Отношение к собственности как культурно-языковой концепт (на материале универсальных высказываний) // Языковая личность: проблемы семантики и прагматики: Сб. науч. тр. – Волгоград: РИО, 1997. – С. 154–164. (0,6 п. л.)

9. Внутренняя форма слова и концептологический подход к языку // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты: Сб. науч. тр. – Волгоград: Перемена, 1998. – С. 126–134. (0,6 п. л.)

10. Нормы и их отражение в языке // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности: Сб. науч. тр. – Волгоград: Перемена, 2001. – С. 17–24. (0,4 п. л.)

11. Ассоциативное поле признакового комплекса отношения к собственности // Вопросы филологии и лингводидактики: Сб. науч. ст. – Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2001. – С. 145–150. (0,3 п. л.)

12. Язык как система норм // Языковая личность: проблемы когниции и коммуникации: Сб. науч. тр. – Волгоград: «Колледж», 2001. – С. 159–165. (0,4 п. л.)

13. Специфика языкового представления социальных норм // Аксиологическая лингвистика: проблемы изучения культурных концептов и этносознания. Сб. науч. тр. – Волгоград: «Колледж», 2002. – С. 167–174. (0,4 п. л.)

14. Понятие нормы в системе культурно-языковых концептов // Основное высшее и дополнительное образование: проблемы дидактики и лингвистики. Сб. науч. тр. Вып. 2. – Волгоград: Волгоград. гос. техн. ун-т, 2002. – С. 98–102. (0,3 п. л.)

15. Этимология русских существительных со значением «норма» // Актуальные проблемы современной филологии: Сб. науч. работ. – Волгоград: «КОЛЛЕДЖ», 2002. – С. 3–7. (0,3 п. л.)

16. Нормативно-оценочные концепты немецкой и русской лингвокультур // Реальность, язык и сознание: Междунар. межвуз. сб. науч. тр. Вып. 2. – Тамбов: Изд-во ТГУ, 2002. – С. 379–387. (0,5 п. л.)

17. Отражение ценностей культуры в языке // Язык, коммуникация и социальная среда. Вып. 2. – Воронеж: ВГТУ, 2002. – С. 25–34. (0,6 п. л.)

18. Лингвокультурологическое описание картины социальных норм // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Сер. «Филологические науки». 2002. – №1. – С. 53–60. (1 п. л.)

19. Ироничное представление социальных норм в немецких пословицах и поговорках // Аксиологическая лингвистика: игровое и комическое в общении: Сб. науч. тр. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 14–22. (0,5 п. л.)

20. Социальные нормы и их роль в формировании языковой картины мира // Эколингвистика: теория, проблемы, методы. Межвуз. сб. науч. тр. – Саратов: Научная книга, 2003. – С. 59–64. (0,4 п. л.)

21. Семантика и прагматика немецких существительных со значением «норма» // Единицы языка и их функционирование: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 9. – Саратов: Научная книга, 2003. – С. 58–64. (0,4 п. л.)

22. Тексты гороскопов как отражение социальных ценностей и норм // Массовая культура на рубеже ХХ-ХХI веков: Человек и его дискурс. Сб. науч. тр. ИЯ РАН. – М.: «Азбуковник», 2003. – C. 212–220. (0,6 п. л.)

23. Функционирование концепта нормы в немецком рекламном дискурсе // Аксиологическая лингвистика: проблемы коммуникативного поведения: Сб. науч. тр. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 113–119. (0,4 п. л.)

24. Особенности функционирования социо-оценочных концептов в немецкой лингвокультуре // Антропологическая лингвистика: изучение культурных концептов и гендера. Вып. 1. Сб. науч. тр. – Волгоград: «Колледж», 2003. – С. 25–33. (0,5 п. л.)

25. Лингвокультурологический анализ текстов партийных программ // Лингвистика: Бюллетень Уральского лингвистического общества. Т. 11. – Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2003.– С. 10–20. (0,6 п. л.)

26. Профессиональная коммуникация и ее роль в формировании языковой картины социальных норм // Языки профессиональной коммуникации: Материалы междунар. науч. конф. – Челябинск: ЧГУ, 2003. – С. 10–15. (0,3 п. л.)

Тезисы

27. О культурно-типологическом описании языка (на материале признаков старшинства и отношения к собственности) // Языковая личность и семантика: Тез. докл. науч. конф. – Волгоград: Перемена, 1994. – С. 25–26. (В соавторстве) (0,1 п. л.)

28. Признак отношения к собственности в функциональном аспекте (на материале пословиц и поговорок) // Функционирование языковых единиц в разных речевых сферах: факторы, тенденции, модели: Тез. докл. межвуз. науч. конф. – Волгоград: Перемена, 1995. – С. 31–33. (0,1 п. л.)

29. Структура и комбинаторика признака отношения к собственности // Языковая личность: актуальные проблемы лингвистики: Тез. докл. науч. конф. – Волгоград: Перемена, 1996. – С. 4–5. (0,1 п. л.)

30. Признак отношения к собственности в переносных значениях слов // Языковая личность: проблемы обозначения и понимания: Тез. докл. науч. конф. – Волгоград: Перемена, 1997. – С. 13–15. (0,1 п. л.)

31. Нормы собственности, отраженные в языке // Языковая личность: система, нормы, стиль: Тез. докл. науч. конф. – Волгоград: Перемена, 1998. – С. 11–12. (0,1 п. л.)

32. Характеристики речевого жанра с позиций концептологического подхода // Языковая личность: жанровая речевая деятельность: Тез. докл. науч. конф. – Волгоград: Перемена, 1998. – С. 9–10. (0,1 п. л.)

33. Нормативно-ценностный подход к изучению культурно-языковой специфики // Человек, культура, цивилизация на рубеже II и III тысячелетий: Труды Междунар. науч. конф.: в 2-х т. Т. 1. – Волгоград: Волгоград. гос. техн. ун-т, 2000. – С. 130–132.

34. Специфика норм поведения и ее отражение в языке // Язык и межкультурные коммуникации: Мат-лы междунар. конф. – Уфа: Изд-во БГПУ, 2002. – С. 19–21. (0,1 п. л.)

35. Время и пространство в языковой картине социальных норм // Язык в пространстве и времени: Тез. и мат-лы междунар. науч. конф. Часть 1. Самара: Изд-во СамГПУ, 2002. – С. 85–89. (0,2 п. л.)

36. Языковое отражение культурных ценностей // Язык и мышление: Психологический и лингвистический аспекты: Мат-лы Всеросс. науч. конф. – Москва – Пенза: Институт языкознания РАН; ПГПУ; Пензенский ИПКиПРО, 2002. – С. 79–80. (0,1 п. л.)

37. Социо-оценочные концепты немецкой лингвокультуры (в лингводидактическом аспекте) // Лингвистические / психолингвистические проблемы усвоения второго языка: Мат-лы межвуз. науч. конф. – Пермь: Перм. гос. пед. ун-т, 2003. – С. 82–84. (0,1 п. л.)

38. Перевод как проблема лингвоконцептологии // Проблемы современного языкового образования: Доклады и тез. докладов на междунар. науч. конф. В 2-х т. Т. I. – Владимир: ВГПУ, 2003. – С. 249–250. (0,1 п. л.)

39. Социально-оценочные концепты немецкой лингвокультуры // Культура общения и ее формирование. Вып. 10. – Воронеж: Истоки, 2003. – С. 28–30. (0,1 п. л.)

40. Реализация концепта нормы в рекламном дискурсе // Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста: Мат-лы междунар. симпозиума. В 2-х ч. Ч. 2. Тез. докладов. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 265–267. (0,1 п. л.)

41. Модель ассоциативного поля как часть лингвокультурологического описания концепта // Язык и мышление: Психологические и лингвистические аспекты. Материалы 3-ей Всеросс. науч. конф. – Москва – Пенза: Институт языкознания РАН; ПГПУ; Администрация г. Пензы, 2003. – С. 32–33. (0,1 п. л.)

42. Категория социальной нормы в грамматике языка // Теория и типология грамматических систем: Мат-лы всеросс. науч.-прак. конф. – Ижевск: Изд. дом “Удмуртский университет”, 2003. – С. 12–15. (0,1 п. л.)

43. Культурные нормы и особенности их функционирования в педагогическом дискурсе // Язык образования и образование языка. Мат-лы III Всеросс. науч.-практ. конф. – Великий Новгород: НовГУ, 2003. – С. 9. (0,1 п. л.)

44. Партийная программа как объект лингвокультурного анализа // Современная политическая лингвистика: Мат-лы междунар. науч. конф. – Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2003. – С. 14–16. (0,1 п. л.)

45. Национальный стереотип и культурный концепт: соотношение терминов // Современные проблемы взаимодействия языков и культур: Дополнения к мат-лам науч.-практ. конф. – Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2003. – С. 2–3. (0,1 п. л.)