Корреляция концептов «жизнь» и «смерть» в идиостиле Б.Л. Пастернака (на материале романа «Доктор Живаго»)

В связи с интеграционным подходом к изучению языка как развивающейся антропоцентричной системы особое внимание исследователей в последнее десятилетие обращено на проблемы когнитивной лингвистики. Процесс становления и развития картины мира как социума, так и отдельной личности, проявляющийся в семантической динамике лексических единиц, находится в точке пересечения интересов культурологии, психолингвистики, когнитологии, лингвостилистики.

Проблема описания концептов с точки зрения средств их языковой объективации, структуры, взаимодействия, типологии исследуется с привлечением разнообразных методик, на материале отдельных языков и (или) текстов различных функциональных стилей.

Экстраполяция лингвокогнитивной парадигмы на художественный текст позволяет выявить доминантные концепты в творчестве писателя, которые составляют его концептосферу (Д.С. Лихачев), и описать средства их языковой объективации. Понимание концептосферы как ментальной базы идиостиля художника слова является причиной повышенного внимания когнитивистов и лингвостилистов к этой категории художественной стилистики в когнитивном аспекте. Все это обусловило актуальность данной работы.

Предметом исследования являются художественные концепты «жизнь» и «смерть», объективированные в тексте романа Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго», с точки зрения их структуры и средств языковой экспликации в тексте произведения.

В качестве объекта исследования выступают лексические репрезентации концептов «жизнь» и «смерть» в романе Пастернака «Доктор Живаго».

Цель работы – выявить специфику индивидуально-авторского содержания концептов «жизнь» и «смерть» в романе Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго»; определить механизм их взаимодействия в идиостиле писателя.

В соответствии с целью и предметом диссертационного исследования предполагается решение следующих задач:

1. охарактеризовать различные направления в изучении концепта как основной единицы когнитивной лингвистики и рассмотреть специфические черты художественного концепта;

2. определить круг лексических единиц, вербализующих концепты «жизнь» и «смерть», путем анализа синтагматических и парадигматических связей ключевого слова-репрезентанта и родственных ему лексем;

3. выявить структурное содержание художественных концептов «жизнь» и «смерть»;

4. описать содержание символов крест, чаша, сад, свеча как средств объективации в произведении концептов «жизнь» и «смерть»;

5. установить вид отношений исследуемых концептов в идиостиле Пастернака.

В основе методологии диссертационного исследования лежит комплексный подход, в котором в качестве основного выступает метод концептуального анализа текста, предполагающий рассмотрение способов языковой манифестации концептов с последующим моделированием их структуры. Используются приемы семантико-стилистического, контекстуального и интертекстуального анализа текста.

Материалом для исследования послужил текст романа Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго» (1945 – 1955), являющийся вершиной творчества поэта и писателя и сочетающий прозаическое и лирическое начала.

Значимые для идиостиля Б.Л. Пастернака художественные концепты «жизнь» и «смерть» впервые становятся предметом анализа с точки зрения их объективации в прозаическом и лирических текстах романа «Доктор Живаго», хотя существуют исследования, преимущественно литературоведческие (В.Н. Альфонсов, В.С. Баевский, Д.П. Бак, С. Витт, А.С. Власов, А.А. Кретинин, Н.Б. Нехлюдова, О.В. Синева, И.П. Смирнов и др.), отдельные фрагменты которых посвящены проблеме соотношения данных философских категорий в творчестве писателя.

Научная новизна исследования заключается в дальнейшем развитии основных теоретических положений когнитивной лингвостилистики на основе анализа творчества Б.Л. Пастернака, не подвергавшегося до настоящего времени комплексному концептуальному анализу. Впервые предпринята попытка сопоставительного анализа структур антонимичных концептов «жизнь» и «смерть» в идиостиле отдельного писателя (на материале лирики и прозы).

Теоретическая значимость определяется развитием основных положений когнитивного подхода к изучению идиостиля, а также привлечением термина «модус концептуализации» для описания структурного состава художественного концепта.

Практическая значимость работы состоит в том, что результаты и методика исследования могут служить базой для дальнейшего изучения творчества Б.Л. Пастернака и других писателей, а также использоваться при разработке и чтении курсов когнитивной лингвистики, семантики и стилистики художественного текста.

Положения, выносимые на защиту:

1. Вербализация художественного концепта в тексте произведения отражает индивидуально-авторское мировосприятие; исследование способов языковой объективации позволяет установить эстетические связи компонентов текста с его концептуальной целостностью и определить особенности идиостиля художника слова.

2. Своеобразие экспликации концептов «жизнь» и «смерть» в тексте романа «Доктор Живаго» состоит в использовании тропеических оборотов и конструкций, в том числе имеющих интертекстуальную природу, а также амбивалентных символов сада, свечи, креста, чаши. Эти символы служат средством репрезентации обоих концептов, в тексте проявляют индивидуально-авторские ассоциации, возникающие на основе традиционных.

3. Специфика средств и способов эстетической репрезентации концептов «жизнь» и «смерть» в прозаическом корпусе романа и лирическом цикле «Стихотворения Юрия Живаго» дает возможность говорить о своеобразии жанровой экспликации художественного концепта (в прозе, например, - преимущественно в развернутых обобщениях, при помощи контекстных синонимов и антонимов; в лирике - в системе художественных тропов).

4. В структуру индивидуальных художественных концептов «жизнь» и «смерть» входят модусы концептуализации – смысловые единства, характеризующиеся семантической общностью и разным числом составных элементов, неоднородностью используемых образов и оценок. Анализ средств языкового представления художественных концептов «жизнь» и «смерть» показал, что концепт «жизнь» структурирован модусами процессуальность, духовное бытие, созидание, творчество, страдание, гармония (порядок), единение. Концепт «смерть» формируют, с одной стороны, модусы статичность и разрушение, а с другой стороны, духовное небытие и неспособность к творчеству.

5. Сопоставление модусов концептов «жизнь» и «смерть» позволяет заключить, что исследуемые художественные концепты находятся в отношениях корреляции, то есть взаимодействуют, дополняют и уточняют друг друга. Жизнь понимается как одухотворенная и одухотворяющая материя, находящаяся в вечном движении. Смерть рассматривается как временный этап на пути человека от жизни к бессмертию.

Апробация научных результатов. Основные положения диссертационного исследования были представлены на конференциях молодых ученых в Саратовском государственном университете (2000 г., 2001 г., 2002 г. и 2003 г.), на международных конференциях в Новосибирске (2000г.) и Санкт-Петербурге (2003 г.). По теме диссертации опубликовано 5 статей.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, примечания и библиографического списка, включающего 219 наименований. Общий объем исследования составляет 156 страниц.

Основное содержание диссертации

Во Введении обосновывается актуальность избранной темы, дается обзор исследований, посвященных описанию различных художественных концептов, определяются новизна, цели и задачи работы, формулируются основные положения, выносимые на защиту.

В главе первой «К проблеме интерпретации понятия «концепт»» рассматриваются существующие в современной лингвистической науке подходы к изучению концепта, которые позволяют обосновать понятие «художественный концепт», являющееся ключевым в разработке заявленной темы; определяются способы изучения структуры художественного концепта и средств его экспликации в тексте.

В первом параграфе содержится аналитический обзор исследований, посвященных изучению лингвистического концепта.

При определении специфики художественного концепта нами учитываются различные аспекты изучения и подходы к интерпретации термина «концепт» в русле когнитивистики (Н.Ф. Алефиренко, А.П. Бабушкин, Г.И. Берестнев, С.Г. Воркачев, В.В. Красных, Е.С. Кубрякова, В.А. Лукин, В.А. Пищальникова, Е.В. Сергеева, И.А. Стернин, З.Д. Попова), психолингвистики (Н.И. Жинкин, И.Н. Горелов, А.А. Залевская, К.Ф. Седов), лингвокультурологии (В.В. Колесов, В.И. Карасик, М.М. Маковский, Ю.С. Степанов, А.Д. Шмелев и др.). В работах, посвященных этому многоплановому понятию, в центре внимания лингвистов находятся проблемы изучения концепта путем описания средств языковой репрезентации и моделирования его структуры, а также проблемы исследования картины мира личности или нации через анализ составляющих ее концептов.

Нам наиболее близка методика изучения концепта, предложенная учеными воронежской лингвистической школы (З.Д. Попова, И.А. Стернин) и предполагающая описание средств языкового представления концептов путем анализа синтагматических и парадигматических отношений ключевого слова-репрезентанта концепта и однокоренных лексем. Однако это позволяет описать лишь часть концепта, поскольку его содержание дополняют и уточняют многочисленные синонимы и антонимы, дефиниции, тексты, а также невербальные средства его объективации.

Изучение средств и способов объективации концепта позволяет исследователям выделить его концептуальные признаки, смоделировать и описать структуру концепта, используя понятия слой концепта (Н.Ф. Алефиренко, И.А. Тарасова, Г.В. Токарев и др.), концептуальная модель (И.П. Михальчук), гештальт (Л.О. Чернейко, О.В. Беспалова), ядро и периферия (З.Д. Попова, И.А. Стернин и др.).

Подходя к изучению концепта с точки зрения современной когнитивистики и лингвостилистики, мы понимаем концепт как информационную целостность и рассматриваем его как ментально-лингвистический комплекс, который фиксирует, хранит и репрезентирует знания и представления народа о мире, об окружающей действительности — это позволяет делать выводы о языковой картине мира нации. В то же время концепт отражает индивидуальный чувственный опыт, личностное восприятие действительности, поэтому становится возможным говорить и о языковой картине мира писателя или поэта.

Во втором параграфе рассматривается специфика анализа способов языковой объективации и структуры художественного концепта.

Анализ художественных текстов позволяет выявить такие признаки, которые приобрели в составе концепта символический смысл (З.Д. Попова, И.А. Стернин) зафиксировать их, расширить и скорректировать набор подобных признаков в национальном концепте (Н.Ф. Истомина, Г.П. Корчевская, Н.А. Юшкова). Соотнесение содержания и средств языковой реализации одноименных концептов в национальной языковой картине мира и индивидуально-авторской, с одной стороны, обогащает наше знание о специфике первой, а с другой стороны, позволяет выявить отличия и сформулировать характерные особенности последней. Неповторимость художественного концепта, обусловленная миропониманием писателя, находит воплощение в трансформации общеязыкового концепта под влиянием языковой личности художника слова.

Нам близко понимание художественного концепта как единицы сознания поэта или писателя, которая получает свою репрезентацию в художественном произведении или совокупности произведений и выражает индивидуально-авторское осмысление предметов или явлений (О.В. Беспалова).

Принимая во внимание, что художественный текст «включает в себя» сознание автора и его персонажей, можно утверждать, что концепт в художественном тексте как в полисубъектной речевой структуре существует одновременно в двух измерениях: во-первых, как элемент картины мира функционирующей в произведении языковой личности, продуцирующего свои тексты персонажа, и, во-вторых, как базовый концепт текстового пространства (М. Р. Проскуряков), т. е. как элемент индивидуальной концептосферы затекстовой личности (автора), объективированной в отдельном тексте (Л.Н. Чурилина).

Соотнесенность авторского и множества персонажных концептов, их пересечение и взаимосвязь рождают художественный концепт, элемент ментальной базы идиостиля писателя. Подобное понимание художественного концепта соотносится с традиционными исследованиями, посвященными идиостилю писателя (С.В. Бекова, Ю.А. Бельчиков, М.Б. Борисова, Б.Н.Головин, А.И.Горшков, Г.А. Лилич, Д.М. Поцепня, Ю.С. Язикова), в которых идеологическое содержание слова рассматривается как соотношение в художественном целом авторского понимания и точек зрения персонажей (М.Б. Борисова, Д.М. Поцепня, Ю.С. Язикова и др.)

Следовательно, художественный концепт, получающий экспликацию в тексте (текстах) художественных произведений, может быть описан путем анализа лексических средств, отобранных из самых разнообразных контекстов, в которых отражено мироощущение автора и героев.

Исходным моментом в описании экспликации концепта является выбор ключевого слова-репрезентанта (З.Д. Попова, И.А. Стернин) и выявление его дериватов на основании «Словообразовательного словаря русского языка» А. Н. Тихонова и других лексикографических источников.

Анализ синтагматической сочетаемости ключевого слова и родственных с ним лексем (в сопоставлении с данными языка) дает возможность сделать выводы относительно особенностей вербализации художественного концепта, а следовательно, и о его своеобразии, значимости для идиостиля писателя.

Семантический потенциал художественного концепта выявляется путем построения и последующего анализа ассоциативно-смысловых полей (АСП) ключевых слов-репрезентантов концепта, в которые включается большое число языковых единиц, вербализующих концепт и ассоциативно соотнесенных с ключевым словом (методика Н.С. Болотновой). На наш взгляд, именно «объемность» ассоциативно-смыслового поля располагает к использованию данного термина в процессе анализа художественного концепта. «Объемность» АСП достигается посредством отбора лексем, приобретающих вторичное значение, а также за счет расширения ассоциативного потенциала слов и варьирования различных типов ассоциирования в идиостиле писателя.

Изучение контекстов произведений способствует установлению целого круга единиц, прямо семантически не соотносимых с ключевым словом-репрезентантом, но связанных с ним ассоциативно и, безусловно, эксплицирующих данный концепт. В лингвистике последних лет общеязыковые и художественные концепты раскрываются посредством анализа АСП ключевого слова.

В ядро АСП входит ключевое слово, его дериваты, антонимы и синонимы, которые могут иметь разную коннотацию. Все остальные единицы АСП составляют его периферию, располагаясь тем ближе к ядру, чем более прямая, явная (семантически близкая) ассоциация. Построение АСП ключевого слова концепта позволяет существенно расширить наше представление о содержании данного художественного концепта.

Образная природа художественного текста подразумевает анализ фразеосочетаний и тропов, компонентами которых являются единицы АСП ключевого слова концепта. Особое внимание обращается на их связи с предшествующей литературной (шире ¾ культурной) традицией. Установление интертекстуальных связей дает возможность сделать выводы о соотношении традиционного и индивидуально-авторского в образах, подвергшихся художественной трансформации в тексте произведений.

Особую роль среди образных средств, эксплицирующих художественный концепт, занимает символ, рассматриваемый нами с точки зрения функционально-стилистического подхода к тексту (А. А. Потебня, А, Ф. Лосев, В. В. Виноградов, Б. А. Ларин; М. Б. Борисова, Д. М. Поцепня, Л. В. Зубова и др.) как элемент, обладающий многозначностью, архетипичностью, структурной комплексностью и мотивированностью предметно-образного и отвлеченно-абстрактного планов (Н.А. Шабанова).

Художественный концепт, эксплицируясь в многоплановом символе, в пределах одного контекста может реализовать одновременно несколько своих когнитивных признаков, смысловых компонентов. Включение символа в ряд средств, репрезентирующих концепт, позволяет говорить о специфике художественного концепта, объективирующегося в единицах, имеющих образную природу и выполняющих эстетическую функцию в тексте произведения.

С учетом разнообразных подходов к исследованию структуры художественного концепта (Н.А. Афанасьева, О.В. Беспалова, И.А. Тарасова, Н.А. Юшкова) нам представляется возможным говорить о модусе концептуализации — компонентной составляющей концепта. В своем понимании термина «модус» мы ориентируемся на исследования Ю. М. Лотмана, М. В. Никитина, Е. О. Опариной и др.

При рассмотрении и систематизации языковых средств репрезентации художественного концепта в тексте произведения нами выделяются определенные «смысловые единства» - композиционные составляющие художественного концепта, характеризующиеся разным числом составляющих элементов, которые обладают семантической и ассоциативной общностью, неоднородностью в использовании образов, оценок. Сопоставление различных подходов к осмыслению одних и тех же явлений героями произведения также позволяет зафиксировать определенный модус концептуализации художественного концепта.

Во второй главе «Концепт “жизнь”» рассматриваются средства языковой репрезентации художественного концепта в тексте романа «Доктор Живаго» путем исследования синтагматических и парадигматических связей ключевого слова-репрезентанта концепта и однокоренных слов; моделируется структура данного концепта.

В первом параграфе объектом исследования являются средства языковой репрезентации концепта «жизнь». Анализ контекстов из прозаического корпуса романа (365) и поэтического цикла «Стихотворения Юрия Живаго» (14), в которых присутствовали ключевое слово-репрезентант и родственные слова (38), в сопоставлении с данными лексикографических источников, позволил установить первоначальный круг языковых единиц, объективирующих художественный концепт «жизнь» в романе.

Все однокоренные лексемы ключевого слова-репрезентанта жизнь являются членами словообразовательных гнезд «живой», «жить».

Исключения составляют устаревшие лексемы «живот», «животный», «живый», семантически близкие словам жизнь и живой (сюда же можно отнести и славянскую форму прилагательного «живаго», являющуюся фамилией главного героя и традиционно соотносимую с выражением из Священного Писания – «Бога Живаго»), а также авторское словообразование «живитель» (исходя из лексического значения древнерусского глагола «живить» - ‘давать жизнь’ - и деривационного значения словообразовательного форманта, можно предположить, что лексема имеет значение: ‘то, что оживляет, приносит жизнь’).

Анализ синтагматической сочетаемости слова жизнь и его однокоренных лексем позволяет выделить атрибутивные (в состав которых входят и местоимения-прилагательные), глагольные и субстантивные группы словосочетаний.

В атрибутивных сочетаниях со словом-именем концепта «жизнь» отражены следующие «признаки» жизни: 1) «принадлежность кому-либо/чему-либо»; 2) «протяженность во времени»; 3) «необходимая характеристика деятельности общества; 4) «творчество»; 5) «гармония и упорядоченность существования»; 6) «труд»; 7) «связность и общность существований».

Так, жизнь в сочетании с притяжательными прилагательными («Юрина жизнь», «собачья жизнь», «человеческая жизнь») указывает на то, что одним из признаков жизни является «принадлежность кому-либо, чему-либо».

В словосочетаниях («деловая жизнь», «святочная жизнь», «русская жизнь») актуализируется признак «необходимая характеристика деятельности общества». Это может касаться социально-экономической, религиозной, культурной сфер жизни общества.

В словосочетаниях «ускользающая жизнь», «восстановившаяся жизнь», «новая жизнь», «другая жизнь», «прежняя жизнь», «прерванная жизнь», «вторая жизнь», «детская жизнь», «загробная жизнь», «вечная жизнь», характеризующих жизнь с точки зрения протяженности во времени, воплощена авторская идея о жизни как об активной материи, способной избегать ситуаций, препятствующих ее движению, и принимать новые формы.

Для главных героев, Юрия Живаго и Лары, это явление может иметь положительную оценку, если оно связано с началом нового духовного бытия, осознания собственного места в мире, или негативную – если имеет место насильственное вторжение в чей-либо благоустроенный быт, разрушение гармонии и порядка.

Атрибутивные словосочетания «настоящая жизнь», «практическая жизнь», «семейная жизнь», «налаженная жизнь», «неведомая жизнь», «богатая жизнь», а также прономинальные словосочетания с тем же значением («эта жизнь», «та жизнь»), объединены признаком «гармония и упорядоченность существования» и получают положительную коннотацию в тексте. По мнению автора романа, неотъемлемой частью этого существования является труд.

Представленные в тексте атрибутивные словосочетания «вечная жизнь», «тождественная жизнь», «настоящая жизнь» иллюстрируют пастернаковскую идею о взаимосвязи всего живого на Земле, о близости и связности существований людей, животных и даже растений.

Глагольные словосочетания и синтагмы со словом жизнь можно разделить на две смысловые группы: в первую включены сочетания слов, в которых жизнь выступает в роли активного субъекта, совершающего то или иное действие; во вторую – словосочетания, в которых жизнь оказывается объектом, испытывающим на себе действие.

В группу S (субъект) + P (предикат) входят сочетания, характеризующие жизнь как некую активную материю, существующую по собственным, ею же продиктованным законам (напр., «жизнь существует», «жизнь оглушает», «жизнь жаждет обойтись», «жизнь (может) опротиветь», «жизнь балует», «жизнь подсовывает (что-л.)», «жизнь ставит в положение» и др.). Для Юрия Живаго жизнь – одухотворенное начало, она гармонично соединяет все сущее и способно противостоять тому, что противоречит нравственным ценностям, которые лежат в основе ее разумного бытия. В прозаических и лирических контекстах произведения подобное понимание жизни воплощено в антропоцентричных метафорах.

Идея вечного движения и развития жизни объективируется в словосочетаниях и сочетаниях слов с фазовыми глаголами «начинать(ся)», «продолжать(ся)» и с глаголами, в значении которых присутствует сема «движение». Отрицательную коннотацию получают словосочетания с глаголами, в которых есть сема «отсутствие движения». Приостановка развития, являющегося залогом существования жизни, связанная с войнами, революциями (событиями, нарушающими порядок и гармонию жизни), воспринимается негативно.

Словосочетания, построенные по модели P (предикат) + O (объект), отражают представление о жизни различных героев произведения (напр., «изменить жизнь», «дышать жизнью», «шествовать по жизни», «вернуться в жизнь», «сказать жизни (что-л.)», «любить жизнь», «обращаться к жизни», «начинать жизнь», «творить жизнь» и др., а также фразеосочетание «(не) оставлять в жизни камня на камне» и пословица «жизнь прожить – не поле перейти»).

Так, Юрий Живаго олицетворяет жизнь. Напр., это отражено в выражениях с глаголами, имеющими значение ‘словесно выражать мысли, сообщать’, – «сказать жизни», «обращаться к жизни». Ларе же она видится достаточно тяжелой и трудной, требующей готовности к лишениям (ср. «вынести жизнь», «добиваться в жизни», «жизнь страшна», «жизнь оглушает»); для нее жизнь всегда является преодолением чего-либо. В лирическом цикле емкое философское обобщение «жизнь прожить – не поле перейти», облеченное в форму пословицы, народной мудрости, становится своеобразным итогом и кульминацией интертекстуальных пересечений.

Глагольные словосочетания с лексемами, указывающими на насильственное вмешательство в нормальный ход жизни, нарушающее ее естественность и простоту, получают отрицательную оценку: «исковеркать жизнь», «считать жизнь (ристалищем)», «осложнять жизнь», «вносить в жизнь (искусственность)», «упрощать миропорядок». Чаще всего подобные выражения встречаются в речи Антипова-Стрельникова, которому не свойственно ощущение жизни как великой объединяющей силы, он не чувствует себя ее частью, а выступает как судья.

Понимание героями жизни как явления, имеющего эстетические и этические характеристики, отражено в имеющих положительную коннотацию субстантивных словосочетаниях: «восхищение жизнью», «дар жизни», «явление жизни», «красота жизни», «сила жизни», «любовь к жизни», «чудо жизни», «материк жизни», «сон о жизни».

Ассоциативная связь жизни и творчества проявляется, напр., в сочетаниях с глаголами, объединенными семой «созидание», – «устроить жизнь», «построить жизнь», «творить жизнь», «производить жизнь». В роли направляющей процесс строительства силы может выступать человек или искусство, которое призвано противостоять таким образом забвению и смерти (в духовном значении).

Выражения «идея жизни» (в составе сравнения «идея жизни как жертвы»), «жизнь в потомстве», «имя жизни» объединяет авторское восприятие жизни как духовного бытия, существования в истории, в понимании Н.Н. Веденяпина и Юрия Живаго начавшейся с рождения Христа, то есть с началом христианства.

Субстантивные метафорические словосочетания «при жизни мамы», «жизнь до революции», «прощание с жизнью», «возвращение жизни», «проводы жизни», «конец жизни», «промежутки жизни», «буря жизни», «разгон к жизни», «поток жизни», «жизнь в романах» (сюда же можно отнести сложносоставное слово «полжизни») отражают идею жизни как движения, протяженного во времени.

Отрицательные коннотации получают словосочетания «переделка жизни», «перерыв жизни», «приговоренность жизни», «поражение в жизни», «дело всей жизни», «жизнь как (военный) поход», «переустройство всех сторон жизни», «принуждение в жизни», «отступление в жизни», отражающие идею вмешательства в естественный ход вещей, так как это влечет с собой нарушение движения, основного закона развития жизни. Не случайно война рассматривается героями как иллюзорная приостановка жизни.

Словосочетания и сочетания с однокоренными лексемами слова-репрезентанта концепта - «жизнь» «каждый ожил», «ожить от обморока», «жить в истории», «жить в дни» (мои), «отживающий строй», «до страсти хочется ожить», «выживание приспособленных», «житейское ристалище», «жить (чужими) представлениями», «жить (своей) волей» - репрезентируют индивидуально-авторское представление о жизни как о духовном бытии, проникнутом духом Евангелия, предполагающем чувство духовной общности между людьми и дающее им надежду на бессмертие как на продолжение духовной жизни в памяти потомков.

Осмысление жизни как материи, присутствующей в различных сферах действительности, представлено в словосочетаниях с родственными лексемами ключевого слова-репрезентанта концепта «жизнь»: напр., «безотчетная живость», «доброжелательница жизнеспособного», «повышенное оживление», «Живые помощи», «выпиравшая живость» и др. В данных словосочетаниях жизнь предстает как созидающая и одухотворяющая сила, которой могут быть наделены люди, животные, растения, неодушевленные предметы и абстрактные понятия.

Авторская идея присутствия жизни в явлениях чувственного характера и ментального плана передана в выражениях «живо ощутить», «живая (форма) ответа», «живой ум», «мысли живы». Для Пастернака и героев его произведения духовное бытие человека и физиологическое существование – неразделимые понятия. Осознанность и осмысленность – чрезвычайно важные признаки жизни.

Семантическую группу словосочетаний, содержащих родственные лексемы ключевого слова-репрезентанта концепта «жизнь», составляют выражения, относящиеся к пониманию жизни как физиологического существования человека. Напр.: «живущие на ней (земле)», «прожить шесть лет», а также фразеосочетания «борьба не на живот, а на смерть», «остаться в живых», в которых данные лексемы реализуют значения, близкие данному: ‘физиологическое состояние человека, животного, растения от зарождения до смерти’ (МАС).

Понимание жизни как быта присутствует в отрывках, содержащих следующие словосочетания: «зажить умом», «беззаботное житье», «походное житье», «житейские мелочи», «место жительства», «жилой уют». Бытовой обиход, мелочи, составляющие ежедневное существование человека и обеспечивающие равновесие и упорядоченность жизни оказываются не менее важными.

Как уже отмечалось ранее, необходимым признаком жизни и ее составной частью является труд. Так, словосочетания «жить честно», «жить производительно», образованные однокоренными лексемами слова жизнь со словами, в которых присутствуют семы «созидание», «творение», имеют положительную оценку. Праздное же времяпрепровождение, являющееся следствием богатства, встречает негативную оценку.

Построение АСП, основанное на изучении парадигматических отношений ключевого слова-номинанта, позволяет сделать выводы относительно особенностей вербализации художественного концепта и расширить представление о его содержании.

В ядро АСП включены ключевое слово-репрезентант, однокоренные с ним слова, синонимы и антонимы. К синонимам, входящим в ядро АСП, мы относим слова, которые близки или тождественны по лексическому значению или семантическая близость которых обусловлена контекстом.

Философско-бытийное понимание жизни обнаруживает себя в следующих контекстуальных синонимах: «бытие», «бессмертие», «повесть», «страдание», «книга», «жертва», «путь», «сосуд». Идея жизни как бытия человека, наполненного светом Евангелия, воплощается в семантическом сближении слова жизнь и контекстного синонима «бессмертие».

Осмысление героями романа жизни как этического и эстетического понятия появляется в следующем синонимическом ряду: «жизнь» – «красота», «правда», «труд», «порядок», «быт», - обнаруживая сходство мира нравственного и физического. К числу синонимов относятся также лексемы «миг», «растворенье», «даренье», называющие процесс восстановления разорванных отношений между людьми и природой.

Помимо ключевого слова жизнь, родственных ему слов и синонимов, АСП составляют лексемы, находящиеся в антонимических отношениях со словом-именем концепта. Так, в тексте романа встречаются как основные общеязыковые антонимы слова жизнь (смерть, например), так и контекстуально обусловленные. Например, в приводимом уже прозаическом отрывке обнаруживаем антонимический ряд, параллельно сопоставленный с синонимическим рядом. Ср.: смерть – «ад», «распад», «разложение»; жизнь – «весна», «Магдалина». Употребление лексемы «конец» как антонима в следующих контекстах актуализирует сему «протяженность во времени», выделяемую в значении слова жизнь и усиливает семантическую близость лексем жизнь и «путь», являющихся в романе синонимами. В прозаических контекстах мы встречаем контекстно обусловленные антонимы слова жизнь: «доблесть», «материал», «вещество», имеющие негативную коннотацию.

Итак, ядро АСП слова жизнь, составляют следующие лексемы: «существование», «движение», «связность», «бытие», «бессмертие», «повесть», «страдание», «книга», «жертва», «путь», «сосуд», «искусство», «весна», «Магдалина», «красота», «правда», «труд», «порядок», «быт», «непорядок», «грязь», «миг», «растворенье», «даренье», «смерть», «ад», «распад», «разложение», «конец», «доблесть», «материал», «вещество».

В АСП жизнь можно выделить обширную периферию. Ближнюю периферию составляют слова разных частей речи, связанные семантическими отношениями с единицами, входящими в ядро или являющимися носителями индивидуально-авторских ассоциаций, но связанными с денотатом: существительные «дом», «гнездо», «работа, «обыденщина», «размеренность», «вода», «воздух», «потомство», «закон» (Божий), «предание», «поэт», «природа», «безумье», «боль», «мука», «история», «возобновление», «возвращение», «переделка», «разруха» и др.; глаголы «кончиться», «прерваться», «двигаться», «достигать», «порываться» и др.; прилагательное «насущный»; причастия «перерабатывающий», «тонущий», «обновляющий».

Пастернаковское понимание жизни как явления всеохватного, всеобъемлющего, представленное в тексте многочисленными контекстными синонимами слова жизнь, не связанными со словом напрямую семантическими отношениями, свидетельствует о том, что данное АСП чрезвычайно объемно. Дальнюю его периферию могут составлять различные лексемы, имеющие индивидуально-авторскую ассоциативную соотнесенность с ключевым словом, манифестирующим концепт. К числу средств экспликации художественного концепта «жизнь» в тексте романа «Доктор Живаго» относятся амбивалентные символы крест, чаша, свеча, сад.

Во втором параграфе исследуется структура концепта «жизнь». Мы строим анализ на основании используемого нами понятия модус концептуализации.

Модус процессуальность, выявляемый в структуре концепта, характеризует жизнь как явление, которому присуще движение и развитие. В тексте данный модус эксплицируется ключевым словом-репрезентантом в значении ‘особая форма движения материи, возникающая на определенном этапе ее развития’ и однокоренными лексемами слова-имени концепта, имеющими соотносимые значения. Анализ синтагматических связей лексемы жизнь показал, что данный модус формируют 1) атрибутивные словосочетания, актуализирующие признак «протяженность во времени» (напр., «ускользающая жизнь»); 2) сочетания с фазовыми глаголами («начинаться», «продолжаться»), с глаголами, в значении которых присутствует сема «движение» (или «отсутствие движения); 3) субстантивные словосочетания, отражающие идею жизни как движения, протяженного во времени («жизнь до революции», «возвращение жизни»). Модус выявляется в словосочетаниях со словами, имеющими потенциальную сему «движение» и положительную коннотацию, или в выражениях, содержащих лексемы с индивидуально-авторским значением «насильственное вмешательство в естественный ход вещей» (сема «отсутствие движения») и получающих в тексте, соответственно, негативную оценку. В некоторых контекстах это значение подкреплено и в морфологическом отношении, т.е. автор использует глаголы, причастия, отглагольные существительные.

Результаты анализа парадигматических связей слова жизнь показывают, что модус в тексте объективирован лексемой «движение», находящейся в ядре АСП жизнь, а также словами, имеющими сему «движение» и составляющими ближнюю периферию поля: «ход» (вещей / событий), «поток», «мысль», «миг», «растворенье», «даренье».

Модус духовное бытие формируется посредством различных языковых единиц, репрезентирующих представление о жизни как о духовном бытии, проникнутом духом Евангелия (напр., контекстуальными синонимами слова жизнь – «бытие», «бессмертие», «жертва», «история», «миропорядок», «потомство»; интертекстуальными метафорами и сравнениями, соотнесенными с евангельскими текстами).

Содержание модуса созидание отражает представление о жизни, как о существовании, предполагающем труд.

Модус творчество проецируется в тексте, напр., словосочетаниями «вступление к жизни», «дар жизни»; объективируется в метафорах «книга жизни», «Божья повесть», «книга слова животного», соотносимых с Евангелием.

Модус жертва (страдание) отражен в словосочетаниях «отдать жизнь за (кого-л.)», «жертвовать жизнью» и др.; преломляется в интертекстуальном сравнении жизни с алавастровым сосудом (образ из Священного Писания).

В содержании модуса гармония (порядок) отражено представление о жизни как о быте. Данный компонент структуры концепта «жизнь», напр., объективируется в прозаическом тексте и лирическом цикле лексемами, семантически близкими слову жизнь в значении ‘жизненный уклад, быт, житье’: «уют», «дом», «огонь», «тепло», «заботы», «хлопоты», «обиход» и т.п.

Модус близость (единение) в структуре концепта аккумулирует авторскую идею о взаимосвязи всего живого на Земле, о близости и связности существований людей, животных и даже растений. В частности, содержание модуса передается индивидуально-авторской метафорой «дымится жизнь» и подчеркивается узуальным «пышут здоровьем»; эксплицируется в словосочетаниях «безотчетная живость», «доброжелательница жизнеспособного», «повышенное оживление» и др.; проявляется в целом ряде единиц, составляющих ближнюю периферию поля.

Третья глава «Концепт “смерть”» посвящена анализу содержания данного концепта путем рассмотрения средств его языкового представления в романе «Доктор Живаго» и исследования структуры.

В первом параграфе описываются языковые средства репрезентации художественного концепта «смерть», ключевым словом-репрезентантом которого в тексте романа является лексема смерть, именующая концепт и выполняющая роль его смыслового центра.

Анализ 95 контекстов произведения, в которых присутствует ключевое слово-репрезентант и (или) однокоренные ему слова, позволяет установить первоначальное число лексических единиц, объективирующих художественный концепт в тексте. По данным Словаря А.Н. Тихонова, они являются членами словообразовательных гнезд «смерть», «мереть», «мертвый».

Словосочетания с ключевым словом-репрезентантом, составляющие атрибутивную группу, характеризуют смерть с точки зрения ее реальности/нереальности, времени ее наступления и последствий (ср.: «мнимая смерть», «реальная смерть», «ужасная смерть», «долгая смерть). Смерть при обстоятельствах, требующих от человека проявления лучших качеств его характера во имя сохранения чьих-либо жизней, озарена особым светом жертвенности (напр., «геройская смерть»).

Среди образных глагольных выражений с ключевым словом-репрезентантом концепта «смерть» можно выделить те, в которых смерть предстает некоей одушевленной материей (ср.: «смерть нависла», «смерть стоит»). В контекстах, содержащих подобные сочетания, используется олицетворения (напр., образ землемерши в лирическом цикле). Понимание жизни и смерти как активных материй, находящихся в вечном противоборстве, присуще Юрию Живаго, воспринимающему мир во всем многообразии его связей (ср.: «смерть была редкостью», «смерть возьмет верх», «смерть можно будет побороть» и др.).

Чаще всего явление смерти в тексте произведения получает негативную оценку, поскольку оно является причиной внутреннего опустошения человека, утраты им самого себя (напр., состояние Юрия Живаго автор сравнивает с чувствами человека, потерявшегося в лесу). Смерть для главного героя может быть неким стимулом к творчеству, хотя, в отличие от жизни, она всегда была лишена созидающего начала (напр., «размышлять о смерти»).

Субстантивные словосочетания с ключевым словом-репрезентантом концепта «смерть» позволяют выявить пространственные и временные характеристики явления смерти, значимость его для различных героев произведения, определить его с точки зрения содержательности или бессодержательности, таинственности или ее отсутствия.

Словосочетания «явление смерти», «тяжесть смерти», «под страхом смерти», «страх смерти», «преодоление смерти», а также фразеологизм «борьба не на живот, а на смерть» позволяют определить отношение героев романа к смерти. Оценка этого явления чаще отрицательная, хотя способность человека заглушить сильное чувство страха смерти является, по мнению автора-повествователя и героев, залогом движения и развития жизни (напр., «побеждать страх смерти», «преодоление смерти»).

Противопоставление жизни и смерти как «духовного бытия» и «духовного небытия» обнаруживается в номинативных словосочетаниях «тайна смерти», «разгадка смерти». Явление смерти имеет сакральный характер для Юрия Живаго и его дяди, размышляющих о смерти и понимающих ее как момент перехода от жизни к бессмертию.

В выражениях «море смерти», «царство смерти», «вечер смерти», «сцены смерти» смерть предстает как некое пространство, существующее в некоем временном отрезке.

Контексты, содержащие однокоренные лексемы ключевого слова-репрезентанта концепта «смерть», репрезентируют индивидуально-авторское представление о смерти как о полном отсутствии развития и движения (напр., «мертвый покой», «смертельно устать», «смертельная истома»); как об отсутствии индивидуальности («смертная бескрылость», «мертвящие силы»); как о душевном оцепенении; как о моменте перехода от жизни к смерти.

Ядро АСП смерть составляют лексема смерть и родственные ей слова смертоубийца, бессмертие, мертвец, умерщвление, смертельный, смертный, бессмертный, мертвый, мертвецкий, мертвенный, обмирать, обмереть, умирать, мертвящий, умерший, замертво, насмерть, замертво, смертельно, синонимы ад, распад, разложение, тление, гибель, послесловье, конец, столбняк, скончание, антонимы жизнь, весна, Магдалина, бессмертие.

В число единиц, составляющих ближнюю периферию АСП, входят глаголы «кончаться / кончиться» и их дериваты «покончить» (с собой), «кончать» (в значении «убивать»), отражающие осмысление автором и героями романа смерти как остановки или отсутствия движения; контекстные синонимы глагола «умирать / умереть»: «гибнуть», «погибать», «помертветь», «убить», «убивать» и т.п.; языковые единицы, входящие в состав устойчивых сочетаний, – «приказать кланяться», «вынуть далекий билет», «поехать отдыхать», употребляющихся в переносном значении «умереть», «прекратить существование».

На ближней периферии данного АСП располагаются лексемы, называющие отдельные элементы похоронного обряда, а также слова, с помощью которых описывается ритуал похорон: «похороны», «кладбище», «погребение», «заупокой», «заупокойный», «могила», «траур», «отпевать», «могильный», «погребальный», «креп».

Помимо ближней периферии, рассматриваемое нами поле имеет и обширную дальнюю периферию, которую составляют лексемы, имеющие индивидуально-авторскую ассоциативную соотнесенность с ключевым словом-репрезентантом, манифестирующим концепт. Пастернаковское понимание смерти как явления конкретного и в то же время присущего различным абстрактным понятиям ментально-чувственной сферы представлено в тексте многочисленными языковыми единицами, связанными прямыми и опосредованными ассоциациями, поэтому данное АСП чрезвычайно объемно.

Во втором параграфе рассматривается структура художественного концепта «смерть» путем описания модусов концептуализации.

Модус статичность, выявляемый в структуре концепта и характеризующий смерть как временную остановку или полное отсутствие движения, в тексте эксплицируется ключевым словом-репрезентантом, выступающем в контекстах в индивидуально-авторском значении «отсутствие развития, движения», и родственными ему словами, имеющими подобное значение (напр., в словосочетаниях «мертвая вечность», «вечер смерти» и «вымершие мостовые»).

В число единиц, манифестирующих данный модус, входят глаголы «кончаться / кончиться» и их дериваты «покончить» (с собой), «кончать» (в значении «убивать»); прилагательные «могильный» и «гибельный», выступающие в переносном значении; контекстный синоним «конец»; лексемы, называющие отдельные элементы похоронного обряда. К числу единиц, формирующих модус, можно отнести также лексемы «сон», «забытье», семантически и ассоциативно соотнесенные со словом смерть, а также слова «недвижность» и «упадок» в составе узуальных метафор «недвижность жил», «упадок сил».

Модус духовное (ментальное) небытие представлен в тексте лексемой смерть в индивидуально-авторских значениях «душевное оцепенение», «прекращение духовного совершенствования». В тексте модус объективируется атрибутивными словосочетаниями «страшная смерть», «ужасная смерть»; семантически избыточным сочетанием «смертью обмирать», а также контекстуальным синонимом «Воскресенье».

Философское осмысление героями романа смерти как явления, противоречащего христианской идее о вечной жизни, о вечном пребывании в истории и людской памяти, раскрывается в отрицательных предикативных конструкциях с ключевым словом-репрезентантом художественного концепта «смерть»: «смерти нет», «смерти не будет» и т.п.; в субстантивных словосочетаниях «явление смерти», «тяжесть смерти», «под страхом смерти», «страх смерти», «тайна смерти», «разгадка смерти», а также во фразеологизме «борьба не на живот, а на смерть». Модус объективируется в выражениях «преодоление смерти», «ответ на явление смерти», в них лексема смерть выступает в индивидуально-авторском значении «духовное небытие», «исчезновение из людской памяти и истории». Данный модус выявляется в выражениях, в которых передается замедление или полное прекращение мыслительных процессов, обеспечивающих духовное и душевное равновесие (напр., «смертельно устать»).

Модус разрушение, неспособность к творчеству фиксируется контекстуальными синонимами ключевого слова-репрезентанта концепта, содержащими сему «разрушение»,– «разрушение», «пустота». Понимание смерти как отсутствия творческой, созидательной силы репрезентируется словосочетаниями «дух смерти», «смерть в помощь» (в отрицательных онструкциях, где отрицается возможность этого явления); контекстным синонимом ключевого слова-репрезентанта «тление», в значении которого присутствует сема «разрушение». Индивидуально-авторское восприятие смерти как разрушения, как силы, препятствующей созиданию, то есть жизни, находит свое отражение в синонимически близких словах «смерть», «гибель», «распад», «разложение», «пустоцвет», «столбняк», «скончание (лет)». Эти слова объединены общей семой «бесплодность, неспособность к творчеству».

В третьем параграфе анализируются символы свечи, креста, чаши и сада, служащие средством экспликации концептов «жизнь» и «смерть» в тексте романа «Доктор Живаго».

В тексте романа традиционное осмысление символа сад-жизнь дополняется индивидуально-авторскими ассоциациями, и он служит средством раскрытия модуса гармония, порядок (этот аспект символического значения поддерживают семантические близкие в контексте слова «дом», «уют», «гомон», «счастье», «спокойствие», а также модуса близость, единение концепта «жизнь».

В лирическом цикле символ сада получает новое наполнение и способствует раскрытию модуса духовное бытие концепта «жизнь». Если нарушается мировая гармония, сад лишается привычного постоянства: сад здесь оказывается способным выполнять определенные действия («деревья смотрят, видят»; «березы должны посторониться»), лексема сочетается с глаголами («сады выходят из оград»).

В лирическом произведении «Гефсиманский сад» нашли отражение следующие традиционные символические ассоциации сад-жизнь, сад-вечность, бессмертие, но ими не исчерпывается многообразие символа. Сад здесь – необычный, единственный в своем роде пространственно-временной образ. Пространство сада обрывается и сразу переходит в Млечный Путь, дается образ исчезновения земного пространства. Вся вселенная перетекает в одну точку, сосредоточивается в Гефсиманском саду. Так традиционные ассоциации сад-жизнь, сад-вечность, аккумулируя дополнительные концептуальные смыслы, становятся базой для появления в тексте романа индивидуально-авторского смысла символа сад: сад – средоточие истории в определенный момент жизни всего человечества. Этот аспект символа рождается в результате противопоставления образов, сравнений, стилистически маркированных лексем.

В стихотворениях на евангельский сюжет «Магдалина», «На Страстной» традиционная ассоциация крест-страдание актуализируется в тексте романа при помощи семантически близких лексем «тоска», «жалость», «ужас», «тревога». Традиционное понимание символа переосмыслено и в прозаическом тексте романа: ассоциация крест - моральное бремя, испытание представлена в составе сочетаний «нести крест», «крестные муки», «крестовый поход».

Принимая во внимание значимость символа креста для христианской культуры, необходимо вспомнить все события и причины, приведшие к распятию Христа, призванного спасти род человеческий. Отсюда становится понятным актуализированная в тексте «Доктора Живаго» традиционная символическая ассоциация крест-самопожертвование. Орудие пытки становится в романе символом жертвенной любви, Воскресения и, как следствие, единения всех людей (ср.: «Слишком многим руки для объятья / Ты раскинешь по концам креста//» ).

В стихотворении «Зимняя ночь» традиционная символическая ассоциация крест – жертвенная любовь конкретизируется при помощи художественных тропов – метафор и сравнений. В этом стихотворении символ реализует и индивидуально-авторскую ассоциацию крест-судьба, которая напрямую связана с традиционным осмыслением символа крест-жертвенная любовь. Символ креста здесь дополняет многоплановый символ свечи.

Символ чаши в романе возникает в связи с евангельским сюжетом «Христова моления о чаше», который представлен в первом и последнем стихотворениях цикла «Стихотворения Юрия Живаго». В двух лирических произведениях – «Гамлет», «Гефсиманский сад» – традиционный символ чаша-судьба помогает воспроизвести Христову молитву в Гефсиманском саду, последнюю молитву перед Голгофой. Реализации описываемой традиционной символической ассоциации чаша-судьба помогают интертекстуальные включения из евангельских текстов – цитаты, аллюзии, реминисценции.

Примечательно, что почти дословная цитата из Евангелия от Марка из молитвы Христа в Гефсиманском саду присутствует не в одноименном произведении, а в стихотворении «Гамлет», обеспечивая тем самым единство лирического цикла и акцентируя смену исторических перспектив.

Роман «Доктор Живаго» отражает реализацию в тексте традиционной символической ассоциации чаша-судьба. Контекстуально сближаются сочетания «чаша смерти», «чаша горечи», «чаша страдания», которые семантически дополняют друг друга, сливаясь в единый образ-символ чаши-судьбы, служащий средством экспликации концепта «смерть».

В романе «Доктор Живаго» символ свечи служит дополнительным средством раскрытия концептов «жизнь» и «смерть», помогает понять их взаимосвязанность и взаимообусловленность в идиостиле Б. Л. Пастернака.

Ассоциация свеча-жизнь актуализируется в тексте «Доктор Живаго»: автор сравнивает отдельных персонажей со свечой, чтобы подчеркнуть такие черты характера, как чистоту души, страстность натуры, бескорыстность помыслов. На базе традиционного свеча-жизнь формируется авторское значение свеча-судьба. В данном ракурсе свеча предстает символом несокрушимости духа человеческой личности, которая противостоит хаосу времени и истории. В стихотворении «Зимняя ночь» это значение символа свеча актуализируется в оппозиции с образом вьюги, метели.

С описанными выше ассоциациями тесно связана трактовка символа свечи как вечности, бессмертия. Для мировоззрения автора романа и его героя это особенно важно, так как жизнь – не что иное, как преодоление загадок жизни и смерти на пути к бессмертию. Образы вечной жизни передаются проникновением вечности во время (напр., «И странным виденьем грядущей поры / Вставало вдали все пришедшее после . / Весь трепет затепленных свечек, все цепи, / Все великолепье цветной мишуры//»).

В стихотворении «Зимняя ночь» традиционные ассоциации свеча-жизнь, свеча-дар, свеча-творчество обрастают индивидуально-авторскими значениями символа свеча-судьба, свеча-любовь, свеча-бессмертие. Рефрен «Свеча горела на столе» от строфы к строфе являет новое значение символа, становится утверждением незыблемости самой человеческой жизни.

В Заключении делаются выводы и подводятся итоги диссертационного исследования. Анализ синтагматических и парадигматических отношений ключевых слов-репрезентантов концептов «жизнь» и «смерть» и однокоренных слов показал, что в тексте произведения рассматриваемые концепты эксплицируются лексемами, входящими в состав ассоциативно-смысловых полей жизнь и смерть. Данные языковые единицы осложнены авторскими коннотациями, в пределах контекста общеязыковые значения данных лексем претерпевают смысловую трансформацию, в результате которой возникают индивидуально-авторские значения.

Художественные концепты «жизнь» и «смерть» в прозаическом корпусе романа реализуются в прямых номинациях, которые в развернутых контекстах, носящих характер емких философских обобщений, обрастают многочисленными контекстными синонимами и антонимами, осложняющими семантику ключевого слова-репрезентанта. В лирическом цикле и прозаических контекстах данные концепты получают эстетическую экспликацию в системе художественных тропов, индивидуально-авторских и имеющих традицию бытования в мировой культуре, передаются при помощи аллюзий, цитат, реминисценций из евангельских текстов. Средством экспликации художественных концептов «жизнь» и «смерть» в тексте произведения являются амбивалентные символы крест, чаша, сад, свеча.

Сопоставление способов экспликации концептов «жизнь» и «смерть» и их структурных составляющих обнаруживает пары модусов концептуализации, формирующих рассматриваемые концепты: процессуальность – статичность, духовное бытие – духовное небытие, созидание – разрушение, творчество – неспособность к творчеству. Структурная соотнесенность художественных концептов «жизнь» и «смерть» дает возможность сделать вывод о том, что данные концепты в идиостиле Б.Л. Пастернака находятся в отношениях корреляции, под которой мы понимаем системность, соотнесенность, взаимозависимость и взаимообусловленность рассматриваемых ментальных структур в концептосфере писателя. Эта корреляция подтверждает системность смысловой организации художественного текста.

В системе мировосприятия автора романа «Доктор Живаго» явления жизни и смерти существуют как члены своеобразной триады жизнь – смерть – бессмертие. Жизнь как одухотворенная и одухотворяющая все сущее материя, находящаяся в вечном движении, противостоит смерти как бездуховному началу, исключающему движение, развитие.

Суммируя различные представления героев о жизни и смерти, мы пришли к выводу, что жизнь-процесс в романе противоположна смерти-событию так же, как одухотворенное бытие человека в соответствии с христианскими заповедями противостоит положению безразличного судьи жизни.

Идея Пастернака о вечном существовании в человеческой памяти, обусловленном праведностью земной жизни (то есть стремлением к труду, созиданию, гармонии, единству со всем сущим) предполагает необходимость смерти как физического явления. Человек на пути к бессмертию как к особой форме присутствия в памяти потомков воспринимает смерть как этап и своеобразное подведение итогов.

В идиостиле Б.Л. Пастернака жизнь – это явление более сложное и многообразное, чем смерть. Однако данные концепты существуют неотделимо друг от друга. Осмысление и интерпретация в тексте романа «Доктор Живаго» этих философских категорий отражает многоплановость концептосферы Б.Л. Пастернака как проявление специфики его идиостиля.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Чумак О.С. Концепты поэтических текстов романа «Доктор Живаго» (жизнь, смерть) как отражение нравственного идеала Б.Л. Пастернака // Труды XXXVIII Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс». Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 2000. С. 52 - 58.

2. Чумак О.С. Концепт «жизнь» в поэтических текстах романа «Доктор Живаго» как отражение нравственного идеала Б.Л. Пастернака // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. Вып. 4. С. 211- 214.

3. Чумак О.С. Символ как средство экспликации художественного концепта (на материале романа Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго») // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. Вып. 5. С. 205- 208.

4. Чумак О.С. Специфика реализации концепта в художественном произведении (на материале романа Б. Пастернака «Доктор Живаго») // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2003. Вып. 6. С. 316 - 319.

5. Чумак О.С. Концепты «жизнь» и «смерть» в идиостиле Б. Пастернака (на материале романа «Доктор Живаго») // Материалы XXXII Международной филологической конференции: Сб. ст. СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та, 2003. Вып. 21. Функциональные разновидности языка. С. 6 - 10.