ФОРМИРОВАНИЕ ФОНДОВ КРЫЛАТЫХ ЕДИНИЦ РУССКОГО И НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКОВ (СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ)

Последнее десятилетие XX и начало XXI вв. ознаменовано и в русистике, и в германистике небывалой активизацией в словарном деле и особенно в крылатологии, насчитывающей более чем столетнюю историю, начиная с книги Г. Бюхмана (1864), родоначальника жанра словарей крылатых единиц (КЕ). Переизданные в 1980–2000-е гг. крупнейшие в этой области лексикографические справочники (Ашукины 1987; Максимов 1989 и 2000; Büchmann 1998; Михельсон 1994; Вартаньян 1996 и 2001) и новейшие словари, содержащие богатый материал, в том числе фиксируемый впервые (Küpper 1990; Горбачев 1991; Шулежкова 1993-1994; Белянин, Бутенко 1994; Познины 1998; Елистратов 1999; Мокиенко, Сидоренко 1999; Раков 1999; БСКС 2000; Грушко, Медведев 2000; КС 2001; Дядечко 2001-2003; Duden, Bd. 12 2002; Шулежкова 2003 и др.), свидетельствуют о наличии в значительных пластов КЕ, прочно вошедших в активный запас носителей русского и немецкого языков.

Настоящее диссертационное исследование посвящено основным проблемам формирования фондов крылатых единиц в русском и немецком языках. Оно представляет собой первый опыт системного сопоставительного описания фондов КЕ русского и немецкого языков с точки зрения истории их формирования и современного состояния.

КЕ, ставшие объектом анализа в данной работе, являются непосредственными или косвенными свидетелями той или иной эпохи, социальных изменений в жизни русско- и немецкоязычного обществ. Они отражают социальное самосознание членов языкового коллектива, особенности национального мироощущения и самоидентификации, а также наднациональные взгляды и представления носителей языка. Исследование этой части лексико-фразеологического состава русского и немецкого языков, сложившейся в период от Средневековья по первое десятилетие XXI в., представляется актуальным, ибо все языковые процессы, сопутствующие кардинальным изменениям в политической, экономической и культурной жизни России и Германии, нуждаются в лингвистическом осмыслении, сопоставительном изучении и подробном описании.

Работа выполнена в синхронно-диахронном плане, так как границы использующихся в конкретное время фондов КЕ размыты. Кодификация новых КЕ соответствующими лексикографическими справочниками отстает от реального движения КЕ во времени. Процесс сменяемости одних КЕ другими в репертуаре носителей языка носит постоянный и универсальный характер.

Объектом исследования являются КЕ, широко употребляющиеся в Различных сферах современного русского и немецкого языков, которые представляют собой слова и относительно устойчивые по составу воспроизводимые сверхсловные образования, чья семантика отягощена «генетической памятью» о породившем их авторе или произведении-источнике.

Предмет анализа - время, условия, причины и пути формирования русского и немецкого фондов КЕ, восходящих к различным источникам с учетом фактора синхронии/диахронии и специфики этнического (национального) менталитета носителей сопоставляемых языков.

КЕ как часть лексико-фразеологического фонда русского и немецкого языков стали объектом лексикографического описания многих славистов и германистов (Büchmann 1864; Редников 1883; Тимошенко 1897; Займовский 1930; Овсянников 1933; Ашукины 1955; Булатов 1958; Küpper 1970; Фелицина, Прохоров 1980; Берков 1980; Böttcher 1981; Уолш, Берков 1984; Афонькин 1985; Scholze-Stubenrecht 1993, Chiaro 2002 и др.)[1]. Однако до 90-х гг. XX в. существовала огромная диспропорция между лексикографическим описанием КЕ и их теоретическим осмыслением. Лишь в последнее десятилетие ХХ – начале XXI вв. появляются первые фундаментальные монографии по теории русских КЕ, авторами которых являются С. Г. Шулежкова (1995; 2002) и Л. П. Дядечко (2002). Диссертационное исследование Т. Г. Варченко (2001) посвящено корпусу КЕ, сложившемуся в немецком языке во второй половине XX в. благодаря «массовой культуре» и средствам массовой коммуникации (СМК). Других теоретических исследований, посвященных немецким крылатым единицам, их функционированию, а также проблемам их сопоставительного изучения, опубликованных в Германии или в других странах мира, на данный период времени нами не выявлено[2].

Назрела задача теоретического осмысления процесса формирования фондов крылатых единиц в русском и немецком языках, анализа их состава и семантической структуры.

В качестве рабочих терминов, вслед за С. Г. Шулежковой, в диссертации используются обороты крылатая единица (КЕ), крылатое слово (КС) и крылатое выражение (КВ) (Шулежкова 1995:15). КС – это однословная КЕ, КВ – сверхсловная КЕ.

Цель данного исследования - установление важнейших источников КЕ на различных этапах развития русского и немецкого языков и выявление основных закономерностей формирования фондов КЕ в сопоставляемых языках.

Для достижения сформулированной цели ставятся следующие задачи:

1) описать современные фонды КЕ русского и немецкого языков;

2) установить основные источники происхождения КЕ в русском и немецком языках;

3) вскрыть важнейшие закономерности формирования фондов КЕ в сопоставляемых языках;

4) представить исторический фон, на котором происходило формирование фондов КЕ, вычленив важнейшие его этапы;

5) установить лингвистические и экстралингвистические факторы, вызвавшие расхождения в составе КЕ сопоставляемых языков и их семантике;

6) с помощью лексикографического скрининга выявить особенности национальной специфики каждого из сопоставляемых фондов КЕ и вычленить интернациональный пласт КЕ.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем впервые описывается формирование фондов КЕ в сопоставляемых языках, анализируется фонд КЕ русского языка в сопоставлении с фондом КЕ немецкого языка, делается попытка решить проблему соотношения национального и интернационального в данном пласте русского и немецкого языков, а также определить основные движущие силы, приводящие к обновлению состава исследуемых фондов КЕ.

Теоретическая значимость исследования связана с дальнейшей разработкой методов сопоставительного анализа различных языков на материале КЕ. Работа также вносит определенный вклад в решение проблем межъязыковой эквивалентности, влияния СМК на формирование и обновление фондов КЕ национальных языков, в установление закономерностей процесса возникновения и архаизации КЕ различного происхождения.

Практическая ценность обусловлена тем, что как материал, так и результаты проведенного исследования могут быть использованы в процессе разработки лекционных курсов по лексикологии, лексикографии и фразеологии русского и немецкого языков, в специальном курсе по русско-немецкой сопоставительной крылатологии, а также в теории перевода и переводческой практике. Приложение может рассматриваться как материал для создания двуязычного словаря КЕ.

Материалом для анализа послужили 4142 КЕ современного русского языка и 4046 КЕ современного немецкого языка, которые извлечены путем сплошной выборки из наиболее авторитетных лексикографических источников: «Большого словаря крылатых слов русского языка» В. П. Беркова, В. М. Мокиенко, С. Г. Шулежковой (БСКС 2000), словаря Н. С. и М. Г. Ашукиных «Крылатые слова» (1955, 1986 и 1987), «Словаря крылатых слов и выражений» Э. А. Вартаньяна (2001), справочника «Современные крылатые слова и выражения» Е. А. Грушко и Ю. М. Медведева (2000), «Словаря крылатых выражений из области искусства» С. Г. Шулежковой (2003), словарей «Geflügelte Worte» Г. Бюхмана (Büchmann 1874, 1964 и 1998), словаря Duden, том 12 «Zitate und Aussprüche» (Duden, Bd. 12 1993 и 2002), «Словаря немецкого разговорного языка» Г. Кюппера (Küpper 1970 и 1990) и словаря «Geflügelte Worte» под ред. К. Бёттхера, изданного в 1981 году в Лейпциге (GW 1981).

Методологической основой диссертационного исследования является полипарадигмальный подход к крылатым языковым единицам, учитывающий их системную значимость, структурные, семантические и функциональные особенности, коммуникативно-прагматическую заданность.

Для решения поставленных задач в работе были использованы общие и частные лингвистические методы исследования: метод лингвистического описания и наблюдения, сравнительно-сопоставительный метод, метод идентификации, метод компонентного анализа, метод структурно-семантического моделирования и метод контекстуального анализа. Последовательно применяются приемы статистических подсчетов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Изначальными источниками формирования фондов КЕ в русском и немецком языках являются фольклор, тексты Священного Писания и культура античности. Вместе с КЕ из мировой художественной литературы они сформировали интернациональное ядро фондов КЕ в сопоставляемых языках.

2. При примерно равном количестве русских и немецких библеизмов, число интернационализмов среди них составляет приблизительно одну треть. 3. Античные КЕ, вошедшие в «золотой» фонд русского и немецкого литературных языков, национальная языковая среда подчинила своей фонетической и грамматической системе, однако сохранила за ними те значения, которые были закреплены за ними в языках-источниках.

4. Мировая художественная литература запечатлелась в каждом из сопоставляемых языков по преимуществу в интернациональных КЕ, переведенные на русский и немецкий языки и обживающихся в них по мере знакомства носителей языка с произведениями-источниками.

5. Пути перехода литературной цитаты в КЕ являются общими для русского и немецкого языков. Деятельность известных общественных лидеров, композиторов, режиссеров, кинематографистов, певцов, поэтов и писателей дала многим литературным цитатам «путевку в жизнь». На I этапе цитата используется с ремаркой, указывающей на источник; в ней начинаются определенные семантические изменения. На II этапе цитата употребляется без ссылки на источник, ее новизна в речи подчеркивается интонационно, а на письме – графическими средствами. На заключительном этапе цитата преобретает новое обобщенно-абстрактное значение, устойчивость компонентного состава и грамматической структуры. Часто в основе этого процесса лежит сброс ненужного словесного балласта, физическое сокращение первичных авторских фраз с целью их приспособления к «несущим возможностям» общественной памяти.

6. В XX в. происходит смена ведущих поставщиков КЕ, которыми становятся синтетические виды и жанры искусства (кино и телевидение, реклама, шлягеры, современный театр и пр.). Большинство современных видов искусства тесно связано с СМК, что обеспечивает им значительное преимущество перед художественной литературой в одновременности и широте охвата аудитории и ведет к массовому ускоренному освоению порождаемых ими КЕ. Процессы «крылатизации», таким образом, «отражают смену литературоцентристского типа культуры зрелищецентристским» (Бояджиева 1987).

7. Отличия между современным состоянием КЕ различных корпусов в русском и немецком языках обусловлены как внутрилингвистическими, так и экстралингвистическими факторами. Среди первых - национально-языковое (лексическое, грамматическое, фразеологическое, семантическое, стилистическое) своеобразие и особенности развития немецкого и русского языков. Ко второму типу факторов отличия относятся конфессиональные отличия (православие - для русских, католицизм и протестантизм - для немцев); отличия в употреблении КЕ, обусловленные временем, историческими и национально-культурными особенностями развития Германии и России, а также национальными языковыми картинами мира.

Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на аспирантских семинарах и заседаниях кафедры общего языкознания и истории языка и на заседании кафедры немецкого языка Магнитогорского гос. ун-та (2000-2003 гг.). Основные положения диссертации нашли отражение в докладах на международной научно-практической конференции памяти проф. Г. А. Турбина в Челябинском гос. пед. ун-те (октябрь 2002 г.); на всероссийской научной конференции «Вторые Лазаревские чтения» в Челябинской гос. академии культуры и искусств (21-23 февраля 2003 г.); на международной научной конференции «Социальные варианты языка - II» в Нижегородском гос. лингвистическом ун-те им. Н. А. Добролюбова (24-25 апреля 2003 г.); на международном симпозиуме «Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста» в Волгоградском гос. пед. ун-те (25-26 июня 2003 г.); на международной конференции «Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе» в Магнитогорском гос. ун-те (12-13 ноября 2003 г.). По теме диссертации опубликованы статьи и тезисы (6 наименований).

Композиция работы обусловлена характером поставленных задач и состоит из введения, двух глав, заключения. В заключении обобщаются основные теоретические и практические результаты работы. Библиография содержит цитированную и косвенно используемую в диссертации научную и справочную литературу (174 наименования). Приложение включает таблицы, список сокращений и индексы КЕ различных лингвосфер.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, научная новизна; определяются объект и предмет изучения; формулируются цели и задачи исследования; указываются методы и приемы анализа; перечисляются положения, выносимые на защиту; отмечаются теоретическая и практическая значимость работы и виды ее апробации; характеризуется структура диссертации. Здесь же дается общий обзор фондов КЕ русского и немецкого языков, формирование которых происходило в течение восьми столетий на фоне изменяющихся канонов культуры у обеих языковых общностей. В каноне современной культуры России и Германии можно выделить следующие основные пласты, включающие в свой состав КЕ, организованные для удобства описания в виде лингвосфер (термин В. Г. Костомарова): 1) фольклорный канон, который отчетливо делится на традиционный и современный; 2) «классический» книжный канон, включающий в свой состав четыре лингвосферы – «христианские сакральные тексты», «античная культура», «художественная, научная и публицистическая литература»; 3) канон массовой культуры, представленный в виде пяти лингвосфер – «синтетические виды и жанры театрального искусства (опера, оперетта, драма, мюзикл и пр.)», «кинематограф и телевидение», «реклама», «романс и песня», и «политика».

В I главе «Формирование фондов крылатых единиц в русском и немецком языках от Средневековья до начала ХХ в.» устанавливаются закономерности формирования фондов крылатых единиц в сопоставляемых языках за счет фольклорного и классического книжного канонов в период от эпохи раннего Средневековья до начала ХХ в. Она состоит из четырех параграфов.

В первом параграфе речь идет о складывании в русском и немецком языках корпусов КЕ, восходящих к фольклору, предпосылкой которого стал упадок мифологического мировоззрения. Произошла десакрализация «слова». Религиозно-магическое содержание обрядов и мифов эволюционировало при этом в поэтическую форму различных фольклорных жанров. Весь корпус КЕ данной лингвосферы в сопоставляемых языках можно разделить на две большие группы: 1) КЕ, восходящие к вербальным фольклорным источникам (славянским языческим преданиям и германским сагам; к русским и немецким народным сказкам и легендам; а также к немецким народным книгам и шванкам); 2) КЕ, восходящие к синтетическим жанрам фольклора (в основном к народным песням). Промежуточное положение между этими двумя группами занимают единицы, восходящие к героическому эпосу (русский эпос представлен былинами, немецкий – «Песнью о Нибелунгах»).

В XI-XIV вв. фонды КЕ сопоставляемых языков обогатились за счет единиц, пришедших из сказок и легенд (Баба-Яга, жили-были; по усам текло, а в рот не попало; Bruder Lustig; Und wenn sie nicht gestorben sind, so leben sie noch heute; als das Wünschen noch geholfen hat и др.), героического эпоса (Соловей-разбойник; Илья Муромец; Nibelungentreue, Winterstürme weichen dem Wonnemond и др.), славянских языческих преданий и германских саг (заколдованный круг, три кита; auf der Bärenhaut liegen, an die grobe Glocke hängen и др.). Позднее в сопоставляемых языках сложился значительный пласт КЕ, пришедших из лирических народных песен (Вниз по матушке по Волге, Жена найдет себе другого, / А мать сыночка никогда; Ach wie bald / Schwindet Schönheit und Gestalt; alle Jahre wieder; Siehste woll, da kimmt er и др.). Запись фольклорных произведений, начавшаяся с конца XVIII – начала XIX вв. и в России, и в Германии, в значительной мере способствовала оформлению и «кристаллизации» состава фольклорных КЕ в сопоставляемых языках.

Корпус фольклорного канона состоит из 151 КЕ русского языка и 206 КЕ немецкого языка, имеющих в словарях помету об их фольклорном происхождении. Доля фольклорных КЕ в русском и немецком фондах крылатых единиц примерно одинакова и составляет приблизительно 5 % от общего числа КЕ, функционирующих в сопоставляемых языках. Наиболее продуктивным и в русском, и в немецком языках является песенный источник (приблизительно 60 % корпуса фольклорных КЕ в каждом из сопоставляемых языков). Далее по количественным показателям следуют КЕ, восходящие к сказкам и легендам (25 % русских и 30 % немецких). Героический эпос представлен разными жанрами: русский – былинами, немецкий – «Песнью о Нибелунгах». Доля КЕ, восходящих к этому источнику, составляет около 5 % и 7 % соответственно в фольклорной лингвосфере. И, наконец, самая малочисленная группа – это КЕ, восходящие к древнейшим языческим преданиям и ритуалам; их доля среди фольклорных КЕ составляет 3 % и 5 % соответственно. Особым источником, неизвестным русскому языку, являются немецкие народные книги и шванки; к ним восходят в современном немецком языке 12 КЕ, что составляет 5 % всего корпуса немецких фольклорных КЕ.

Хотя в общей массе КЕ доля фольклорных единиц невелика, их значимость для национальной самоидентификации русских людей и немцев трудно переоценить.

Второй параграф отражает процесс складывания корпусов библейских КЕ в русском и немецком языках, который начался в эпоху раннего Средневековья и продолжается до настоящего времени. Данная лингвосфера представлена 1174 русскими и 1163 немецкими библеизмами, извлеченными методом сплошной выборки из наиболее авторитетных словарей КЕ. Вслед за К. В. Яцевич (2000: 6-7) мы выделяем следующие разряды библейских выражений: 1) выражения, выступающие в качестве КЕ уже в тексте Библии (рус. соль земли, гробы повапленные; Врачу, исцелися сам!; нем. Alles ist eitel, der Stein des Anstobes, Ihre Zahl ist Legion и др.); 2) выражения, возникшие в результате переосмысления свободных словосочетаний Библии (рус. хлеб наш насущный, злачное место; нем. unser täglich Brot; sich an die Brust schlagen и др.); 3) выражения, не представленные в Библии данным лексическим составом, а возникшие на основе библейского образа или сюжета (рус. аредовы веки, ноев ковчег, каинова печать; нем. ungläubiger Thomas, Arche Noah, aus einem Saulus ein Paulus werden и пр.); 4) выражения, вошедшие в образный фонд народной речи и нередко представляющие собой фразеологическую серию, возникшую на базе библеизмов, принадлежащих к одной из вышеперечисленных трех групп (ср. рус. адамовы слезы, По бороде Авраам, а по делам хам, выводить вавилоны; нем. Als Adam hack’s (grub) und Eva spann, wo war damals der Edelmann?, von Adam und Eva her verwandt, Das ist so sicher wie das Amen in der Kirche и др.).

Если в выделении первых трех групп ученые, практически, единодушны, то последняя выделяется далеко не всеми. Спорность причисления выражений четвертой группы к библеизмам вызвана тем, что их связь с Библией нередко скорее формальная и «чаще всего реализуется посредством имен собственных; по содержанию они, в лучшем случае, лишь навеяны библейскими образами и событиями», – пишет В. Хлебда и аргументированно обосновывает право на выделение данной группы библеизмов: «<…> именно здесь, <…> общечеловеческое преломляется в национальном. Исключить их <…> означало бы создать искусственную лакуну в документировании влияния Библии на язык и языковую картину мира: ведь эти единицы показывают радиус действия Библии, глубину ее проникновения в ткань языка и мышления данного этноса…» (Chlebda 1977: 134).

Наиболее продуктивными источниками библейских КЕ в русском языке являются Четвероевангелие (217 КЕ), Пятикнижие Моисея (107 КЕ), Псалтирь (34 КЕ) и Апокалипсис (21 КЕ); в немецком языке – Четвероевангелие (152 КЕ), Тора (55 КЕ), Псалтирь (33 КЕ) и апостольские послания (18 КЕ).

Пополнение корпуса библеизмов происходит двумя путями. С одной стороны, от уже существующих библеизмов образуются новые единицы в результате действия собственно лингвистических законов. С другой стороны, сам текст Библии продолжает порождать новые библеизмы. Интенсивность, с которой пополняется корпус библейских КЕ, может зависеть от различных экстралингвистических факторов, влияющих на языковые процессы. В X – XIII вв. в Германии этот процесс осложнялся соперничеством германских королей с папством за верховенство в Священной Римской империи, частью которой она являлась, и соответственно ведущей ролью латыни во всех сферах духовной и общественной жизни страны. Большую роль в освоении библейских КЕ сыграли произведения изобразительного искусства, музыки и литературы, использовавшие сюжеты из Ветхого и Нового Заветов. Вплоть до XXI в. они дают творческий импульс художникам, композиторам, писателям и кинематографистам.

При примерно равном количестве русских и немецких библеизмов, вошедших в данное исследование, число интернационализмов среди них составляет приблизительно одну треть – 360 единиц, то есть примерно 31 % от общего количества единиц данной лингвосферы в каждом из сопоставляемых языков. Значительная их доля приходится на частичные интернационализмы (270 КЕ). Такие факторы, как конфессиональные различия (православие для русских, католицизм и протестантизм для немцев) не оказали серьезного влияния на количественное соотношение эквивалентных библеизмов в сопоставляемых языках, но нашли свое отражение в формальных и лексико-семантических отличиях библеизмов. Наличие же значительного пласта эквивалентных КЕ – результат длительного взаимодействия языков (засилие немцев в России в эпоху Петра Великого и Екатерины II), а также отношения отдаленного генетического родства (русский и немецкий языки относятся к индоевропейской семье языков).

В основе широких эквивалентных связей той или иной русской КЕ с КЕ из других языков лежат два противоположных по своей сути диахронических процесса: 1) независимое параллельное возникновение КЕ, тождественных по семантике, образу, стилистической окраске и сопоставимых по лексическому составу и грамматической структуре в самых разных языках христианского мира; 2) калькирование КЕ одного языка другим или рядом других языков, что имеет место при культурно-исторических контактах народов-носителей этих языков. Оба процесса приводят к одному результату – определенной унификации, интернационализации какой-то части фондов КЕ. Об этом писали М. Д. Степанова и И. И. Чернышева (1962), А. В. Кунин (1966), А. Г. Назарян (1976), Э. М. Солодухо (1982), Ю. П. Солодуб (1985) и др. В данной работе под КЕ-интернационализмами понимаются слова (КС), совпадающие по своей внешней форме с учетом закономерных соответствий звуков и графических единиц в сопоставляемых языках, или сверхсловные образования (КВ), представляющие собой кальки или полукальки КВ языков-источников, с полностью или частично совпадающим смыслом, представленные различными лингвосферами и функционирующие в разных (не менее, чем в трех; см. БЭС 1998: 197), прежде всего неродственных языках.

Большую роль в освоении библейских КЕ как в России, так и в Германии на протяжении многих веков играла церковная служба (проповедь, чтение отрывков из текстов Священного Писания, пение молитв, псалмов, а также созерцание икон и других произведений изобразительного искусства на библейские сюжеты). С конца XVII в. композиторами создавались законченные циклы песнопений. Свою роль в процессе освоения библейских КЕ сыграло и традиционное школьное образование. Для всех стран христианского мира уроки Закона Божьего были обязательны (в России вплоть до 1917 г., в Германии они обязательны и по сей день). Со второй половины 1980-х годов отношение к религии и к каноническим книгам христианства в СССР резко изменилось. Вновь открылись церковно-приходские школы, тексты Священного Писания стали звучать в средствах массовой информации. Поэтому многие КЕ библейского происхождения в России переживают сейчас период второго рождения.

В третьем параграфе первой главы отражается процесс складывания корпусов КЕ, восходящих к античной культуре, в сопоставляемых языках. В современном русском языке используется около 240 КЕ, восходящих к античной культуре, и половина из них сформировалась на базе мифов и легенд, которые в течение многих веков питали греческую, а затем римскую и, наконец, вообще европейскую литературу. В современном немецком языке функционирует около 500 КЕ, восходящих к античной культуре, что более чем в два раза превышает объем корпуса этих единиц в русском языке[3]. По данным словарей КЕ русского и немецкого языков, корпус КЕ, восходящих к античной культуре, составляет приблизительно 6 % от общего числа КЕ русского языка и 11, 6 % от общего числа КЕ немецкого языка.

Русская языковая среда, как и немецкая, подчинив античные КЕ своей фонетической и грамматической системе, обычно сохраняла за те значения, которые уже были закреплены за ними в языках-источниках. Причем сам факт их заимствования не был связан «с восполнением пробелов в понятийной картине мира» (Солодухо 1997: 100). Для носителей заимствующего языка эти выражения были привлекательны своей образностью, необычной символикой, опирающейся на оригинальную мифологию. Так, например, в европейских языках широко известны КЕ Геркулес на распутье - Herkules am Scheidewege ‘человек, затрудняющийся в выборе между двумя решениями’; ахиллесова пята - Achillesferse ‘уязвимое место’; дамоклов меч - Damoklesschwert ‘угрожающая опасность’ и др. Анализ состава корпусов КЕ, восходящих к античной культуре, в сопоставляемых языках позволил выявить из 13 источников наиболее приоритетные для их формирования. В русском языке это 1) древнегреческая проза – 53 КЕ (21, 1 %); 2) римское ораторское искусство – 39 КЕ (16 %); 3) язык древнегреческого героического эпоса – 30 КЕ (12, 3 %); 4) римская поэзия 29 КЕ (11, 9 %); 5) римская проза – 21 КЕ (8, 6 %). В немецком языке таковыми являются 1) древнегреческая проза – 57 КЕ (19, 5 %); 2) римская поэзия – 49 КЕ (16, 7 %); 3) римская проза – 32 КЕ (10, 9 %); 4) язык древнегреческого героического эпоса и римское ораторское искусство – по 29 КЕ (9, 9 %) соответственно; 5) римская комедия – 25 КЕ (8, 5 %). Анализ состава корпуса КЕ-интернационализмов, восходящих к античной культуре обнаружил, что наибольшее количество их дали 1) древнегреческая проза – 26 КЕ (24, 1 %); 2) римское ораторское искусство – 16 КЕ (14, 8 %); 3) древнегреческий героический эпос – 15 КЕ (13, 9 %); 4) римская поэзия – 14 КЕ (13 %); 5) римская проза – 13 КЕ (12, 8 %); 6) римская мифология – 12 КЕ (11, 1 %). В современном русском языке 44, 3 %, а в немецком – 36, 9 % корпуса КЕ античного происхождения являются интернационализмами (всего 108 единиц).

В конце XVIII - начале XIX вв. и в России, и в Германии классическая гимназия превращается в ведущую структуру школьного образования. Древние языки, мифология, античная литература и искусство изучаются не только в гимназиях, но становятся обязательными для изучения дисциплинами гуманитарного цикла в университетах - и Россия, и Германия приобщаются к европейской образованности. Такое положение вещей сохранялось вплоть до 1918 г. в России и до 1945 г. в Восточной Германии, бывшей ГДР, когда классическая гимназия была упразднена и заменена единой общеобразовательной школой (в ГДР - Allgemeinbildende polytechnische Oberschule), где не нашлось места древним языкам[4].

Крылатизации многих единиц способствовали произведения искусства, использовавшие античные сюжеты. В европейском изобразительном искусстве XI-XIX вв. трудно найти художника, который бы не обращался к сюжетам и образам античности. Известны полотна Рафаэля, С. Ботичелли, Тициана, П. П. Рубенса и др. В пластике к античным образам обращались Э. М. Фальконе, Торвальдсен, М. И. Козловский, Э. Бурдель и др. Многие сюжеты мифов использовались в музыкально-драматическом искусстве. Известны оперы Р. Кайзера, А. Вивальди, П. Коласа, кантата И. С. Баха, оратория Г. Ф. Генделя, симфонические поэмы К. Сен-Санса, а также балетные постановки Дж. Уивера, Ж. Ж. Новера и др. В европейской поэзии и драматургии к этим темам обращались Дж. Боккаччо, И. В. Гете, Дж. Г. Байрон, в литературе – П. Кальдерон, Вольтер, И. Г. Гердер, Вяч. Иванов, А. Жид, Ф. Кафка и др.

Поэтический язык литературы Древней Греции и Рима зачастую был более выразителен, подвижен и богат, чем язык прозаических жанров, и обеспечивал поэзии бóльшую эффективность восприятия и значимость в процессе порождения КЕ уже в античное время. К факторам, способствовавшим переходу поэтических цитат в КЕ относятся: 1) союз поэзии с музыкой, 2) относительная самостоятельность поэтических жанров, 3) тесная связь с риторикой.

Существенную роль в складывании корпуса КЕ, имеющих античное происхождение, играют причины, которые носят внутрилингвистический характер. Потребность дать общее родовое понятие однотипным событиям, явлениям, вещам, понятиям, то есть «стремление к обобщению» (Шулежкова 2002: 234), проявляется в законе абстрагирования, «согласно которому на основе одних, более конкретных элементов языковой структуры развиваются другие, менее конкретные» (Волков, Сенько 1983: 52). Так, рус. КВ между Сциллой и Харибдой ‘находиться в трудном, опасном положении, когда опасность грозит с двух сторон’ (БСКС 2000: 265) является синонимом ФЕ между молотом и наковальней, между двух огней (ФСРЯ 2001: 434). В немецком языке КВ Skylla und Charybdis имеет значение ‘zwei gleich groβe Gefahren, von denen man nicht entrinnen kann’ (GW 1981: 27), досл. ‘две равновеликие опасности, которых нельзя избежать’. КВ Diogenes in der Tonne (досл. «Диоген в бочке») имеет значение ‘die kynische Bedürfnislosigkeit’, досл. ‘киническая нетребовательность, непритязательность’ (Duden, Bd. 12 2002: 134; GW 1981: 39), а русское КВ бочка Диогена имеет семантический множитель ‘место, где человек скрывается от излишнего любопытства окружающих; о чьей-либо скрытности, замкнутости’ (БСКС 2000: 53). Впервом случае форма КВ вносит различные оттенки в его значение, а во втором частично изменяет семантическую структуру единицы в каждом из сопоставляемых языков.

Другой, самой важной внутриязыковой причиной появления КЕ данного корпуса является потребность в новых эмоционально-экспрессивных обозначениях известных явлений и процессов. Ср. КЕ сизифов труд - Sisyphusarbeit ‘тяжелая, бесконечная и бесплодная работа’; работа Пенелопы ‘нескончаемая работа’; пиррова победа - Pyrrhussieg ‘победа, не оправдывающая понесенных утрат’; панический страх - panischer Schrecken ‘безотчетный, внезапно охватывающий сильный страх’ и др.

Данный пласт КЕ обладает высокой семантической устойчивостью. Э. М. Солодухо называет этот феномен «малой семантической мобильностью» или «семантической инертностью» (1977: 126), которая объясняется общностью культурно-исторического наследия, послужившего почвой для образования античных КЕ. Значительная часть КЕ, восходящих к античной культуре, уже прочно освоена сопоставляемыми языками, а некоторые из них утратили связь со своим древним источником и ведут себя, как обычные безымянные фразеологизмы: из двух зол выбирать меньшее - von zwei Übeln die kleinere wählen, плясать под чужую дудку - nach jemandes Pfeife tanzen и др.

Художественная, научная и публицистическая литература начинает поставлять КЕ в сопоставляемые языки в период позднего Средневековья. С конца XVIII и до начала XX вв. и русская, и немецкая художественная, научная и публицистическая литературастановятся мощными источниками формирования КЕ в сопоставляемых языках. Истории формирования этих пластов КЕ посвящен четвертый параграф реферируемой диссертации. Несмотря на то, что этот процесс уходит корнями в глубокую древность[5], именно в этот период, совпавший со становлением общенациональных норм большинства современных западноевропейских литературных языков, сформировались основные фонды их КЕ, в том числе, и в сопоставляемых языках.

Крылатология вплоть до недавнего времени была настолько проникнута «литературоцентризмом», что собиратели, составители справочников зачастую игнорировали приток крылатых-единиц неологизмов из других источников. КЕ литературного происхождения издавна являются предметом пристального внимания как зарубежных, так и отечественных филологов, и начало этой традиции было положено Г. Бюхманом в 1864 г. В справочнике Н. С. и М. Г. Ашукиных насчитывается 739 КЕ (издание 1966 г.), 560 из них связано с дореволюционной русской литературой. В издание 1988 г. было добавлено еще 214 КЕ этого пласта и он, таким образом, по объему сравнялся с тем, что в свое время был представлен М. И. Михельсоном[6]. С. А. Коваленко в книге «Крылатые строки русской поэзии» (1989) описывает 1339 крылатых поэтических цитат. Примерно половина КЕ (около 2000 единиц) «Большого словаря крылатых слов русского языка», изданного в 2000 г., также сформировалась на базе художественной литературы.

В справочнике “Geflügelte Worte” Г. Бюхман зафиксировал 1645 КЕ, функционировавших во второй половине XIX в. в литературном немецком языке, из них 1024 КЕ восходят к художественным, публицистическим и научным текстам (Büchmann 1874). В словаре под ред. К. Беттхера “Geflügelte Worte”, изданном в Лейпциге, на 4308 КЕ приходится 2903 КЕ литературного происхождения (GW 1981). И наконец, один из самых авторитетных словарей немецкого языка Duden «Zitate und Aussprüche», словник которого содержит около 5500 КЕ, приблизительно две трети своего состава (около 3000 КЕ) связывает с определенным литературным или публицистическим произведением (Duden, Bd. 12 1993, 2002).

Анализируя источники и процесс складывания корпуса КВ в русском языке, С. Г. Шулежкова выявляет закономерности, которые вполне актуальны и для фонда КЕ немецкого языка: «Лидирующее положение среди авторов крылатых единиц XVIII-XX вв. занимают поэты, что вполне объяснимо: у поэзии как источника крылатых выражений есть изначально заложенное в ней преимущество: при прочих качествах, которые равно могут быть характерны и для стихотворного, и для прозаического текста (афористичность, лаконизм, глубина мысли, изящество формы, соответствие народным чаяниям, новизна образов и т. д.), поэтические отрывки легче усваиваются, запоминаются благодаря ритмическому построению и рифме; к тому же, именно поэтические произведения часто кладутся на музыку…» (Шулежкова 2002: 91-92).

XIX столетие, начавшееся в европейской литературе с высокой романтической ноты, закончилось торжеством трезвого, безыдеального натурализма и реализма, что нашло отражение в составе корпуса КЕ данного периода. Эта закономерность актуальна для обоих сопоставляемых языков, так как КЕ – подвижный, динамический разряд языковых единиц, который «чутко реагирует на изменения в социально-политической и культурной жизни общества, отражает его эстетические вкусы и пристрастия» (Шулежкова 1994: 53). Практически три четверти (около 75 %) корпуса КЕ литературного происхождения первой половины XIX в. в немецком языке и половина (около 50 %) КЕ в русском языке пришли из поэтических текстов. Расцветает лирика, которую романтики (почти все они были поэтами), обогатили новыми ритмами и стихотворными формами. Не случайно именно на романтическую эпоху приходится расцвет вокальных жанров[7].

Реалистическая литература Германии, возникшая в 50-х гг. XIX в., в отличие от романтической, дала сравнительно немного КЕ (около 25%); в России же прозаические тексты этого периода стали источниками 50% КЕ от общего состава всех литературных КЕ, возникших во второй половине XIX в.

Как справедливо отметила С. Г. Шулежкова: «Возникновение КВ из художественной литературы зависит от масштаба таланта писателя, от близости его языка к народному языку, от вкусов читающей публики, от степени актуальности произведения, от его тиражей и т. д.»[8] (Шулежкова, 2000: 235). При этом слово или относительно устойчивое по составу сверхсловное образование детерминируются текстом лексически и семантически, то есть крылатой становится цитата (в том числе точечная: оним, понятие, термин и т. д.) или название произведения, в котором развивается новое значение на основании исходного, связанного с содержанием текста. Большое количество КЕ пришло в сопоставляемые языки из художественных текстов.

КЕ лексически и структурно может оформляться вне текста, хотя заложенный в ней образ и закрепляющееся в языковом узусе значение – результат компрессии[9] содержания произведения (рус. медвежья услуга, непротивление злу насилием; гражданская слеза; нем. Gretchenfrage; Revolutionäre in Schlafrock und Pantoffeln, Münchhaus[en]iade. Крылатыми часто становятся нравоучительная часть произведения (например, мораль басни), фрагмент поучения, проповеди, морально-этических установок, принадлежащих автору или вложенные в уста персонажей произведения-источника (рус. Живи и жить давай другим; Сильнее кошки зверя нет; нем. Leben und leben lassen; Die Tat ist alles, nichts der Ruhm и др.

Путь превращения обычной цитаты в КЕ довольно сложен. На первом этапе цитата воспроизводится обычно с указанием на источник, на автора (реального или вымышленного). Ее «инородность», необычность подчеркивается дополнительно особой интонацией в устной речи, кавычками или иными графическими средствами – на письме. На этом этапе в цитате уже начинаются семантические изменения, позволяющие применять ее как «предикат» к ряду однородных «субъектов» – явлений, ситуаций. Многие цитаты, актуализируясь, проходят этот этап, но не каждая из них становится крылатой. На втором этапе ссылка на источник отсутствует, но, все же очевидная для говорящего новизна конструкции сопровождается выделительной интонацией в живом общении, кавычками или сохранением графических правил передачи стихотворного текста в письменной речи. Третий этап сигнализирует о начавшейся крылатизации. Фрагмент произведения, отрываясь от источника, используется в качестве газетно-журнальных заголовков, названий художественных произведений, научно-популярных изданий. На четвертом (заключительном) этапе цитата вступает в системные связи (предметно-логические, синонимические, антонимические) с другими языковыми единицами (см. Шулежкова 2002: 98-99, 239-241).

Проходя через все указанные этапы крылатизации цитата испытывает самые разнообразные семантические и структурные преобразования, подчиненные двум тенденциям. Во-первых, с самого начала содержание цитаты развивается в сторону обобщения, абстракции или «семантического обогащения» (Ларин 1956). Во-вторых, происходит постепенное сокращение компонентного состава цитаты. Развернутая мысль стремится быть выраженной сжато и лаконично.

Во II главе «Закономерности пополнения фондов крылатых единиц русского и немецкого языков в эпоху научно-технической революции (XX-XXI вв.)» анализируется процесс появления новых крылатых единиц в XX – XXI вв. и их связь с «массовой культурой», средствами массовой коммуникации; формулируются критерии новизны КЕ; рассматриваются закономерности обновления, а также тенденции дальнейшего развития фондов КЕ в сопоставляемых языках. Глава состоит из шести параграфов.

В первом и втором параграфах реферируемой диссертации речь идет о том, что в конце XIX – начале ХХ вв. самым активным поставщиком КЕ в сопоставляемых языках становится профессиональное искусство (опера, оперетта, романс). В начале ХХ в. к ним присоединяется кинематограф, а в 1950-х гг. и телевидение, которое также способствует проникновению в русский и немецкий литературные языки КЕ из оригинальных телепередач и телесериалов. «Научно-техническая революция внесла существенные коррективы в расстановку сил: новые виды и жанры искусства, поддержанные средствами массовой коммуникации, потеснили художественную литературу и стали ведущими источниками пополнения фондов КЕ», – пишет С. Г. Шулежкова (2002: 39) в отношении современного русского языка. Однако это вполне справедливо и для немецкого языка.

Условия и пути формирования новых КЕ далеко не универсальны, «путь» каждой единицы в современный вокабуляр своеобразен. Слишком отличаются друг от друга сами источники новых КЕ, временные, социальные, политические и другие факторы, создающие фон, на котором они возникают. Раньше вхождение в литературный язык какого-либо изречения, высказывания зависело не только от того, насколько глубокая и оригинальная мысль заложена в нем и насколько удачно она выражена, но и от того, кому она принадлежит, авторитетен ли автор высказывания, достаточно ли высокое место занимает он в социальной иерархии и попало ли это изречение в известное, читаемое, часто цитируемое произведение. В ХХ в. в процессы крылатизации «вмешиваются» технические средства, и многое меняется.

Материалом для анализа во второй главе послужили 986 КЕ русского языка и 894 КЕ немецкого языка, с пометами в словарях, свидетельствующими о новизне КЕ, о новых источниках их происхождения. Критериями принадлежности конкретной единицы к «крылатым» послужили 1) фиксация единицы словарем, имеющим специальные пометы об источнике и указывающим на время ее появления; 2) характеристики, названные словарем Duden (Bd. 12 1993): слово и сверхсловный оборот должны быть хорошо известны и иметь определенную актуальность, основанную на их содержании; единица должна активно употребляться в течение какого-то периода времени; должна иметь достоверный источник или принадлежать исторической личности (Duden, Bd. 12 1993: 12-13).

Анализ КЕ по источникам их происхождения в сопоставляемых языках дал следующие результаты.

Лингвосфера «Театр» (параграф третий). Обновляясь и обогащаясь, театр в XX в. совершил важный рывок на новый уровень своих художественных возможностей, придал себе новый импульс для дальнейшего развития, породив большое количество новых КЕ, в содержании которых отразилась переоценка традиционных ценностей, обращение к социальным проблемам эпохи, к человеку.

В обоих языках эта лингвосфера представлена примерно одинаковым количеством КЕ (рус. - 124 КЕ; нем. - 129 КЕ), однако в русском языке КЕ порождаются большим числом жанров театрального искусства (балет, эстрада). В корпус межнациональных КЕ театральной лингвосферы вошло 4 КЕ (Деревья умирают стоя - Bäume sterben aufrecht; Оглянись во гневе - Blick zurück im Zorn; Еще плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада - Der Schoβ ist fruchtbar noch, aus dem dies kroch!; Без женщин жить нельзя на свете - Ganz ohne Weiber geht die Chose nicht), что составляет 2 % от общего числа всех вместе взятых КЕ данной лингвосферы в обоих языках. Такой набор КЕ не случаен: он отражает наднациональные общечеловеческие ценности.

Одним из первых синтетических жанров сценического искусства, проявивших афористическую активность, была опера. Оперные крылатые единицы современного русского языка детально исследованы и описаны в работах О. Г. Сальниковой и С. Г. Шулежковой (Сальникова, Шулежкова 1982; 1985: 7-20; Шулежкова 1993а; 2002: 110-121; 2003). В «золотой» фонд крылатых единиц современного русского языка вошло около 80 оборотов из опер и оперетт, в современный немецкий язык - около 90. Это один из самых устоявшихся разрядов КЕ, обязанных своим происхождением искусству. Интернациональное ядро оперного корпуса составляют 7 КЕ. 3 из них восходят к операм В. А. Моцарта (Don Juan - Донжуан, Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный – Ein holder Jüngling, sanft und schön!; Così fan tutte). К творчеству Ж. Бизе восходит КВ Тореадор, смелее! – Auf in den Kampf, Torero! – Toréador, en garde!), к творчеству К. М. Вебера – Вольный стрелок – Der Freischütz, Дж. Верди – Сердце красавицы склонно к измене – O wie so trügerisch sind Weiberherzen – La donna è mobile и Р. Леонкавалло – Смейся, паяц, [над разбитой любовью] – Lache, Bajazzo! Формирование этого ядра связано с необыкновенной популярность оперного искусства в XX - начале XXI вв. и в России, и в Германии. Арии из любимых опер вошли в домашнее музицирование. Их пели в кругу семьи, во время праздников, на свадьбах. Они стали привычными, начали употребляться вне контекста.

В «золотой» фонд русской и немецкой крылатики вошло также 8 и 37 (соответственно) отрывков из оперетт (Без женщин жить нельзя на свете - Ganz ohne Weiber geht die Chose nicht; Смеяться право не грешно; красотки кабаре). В интернациональный корпус КЕ этой тематической рубрики вошли КЕ только двух композиторов – И. Кальмана и И. Штрауса, одинаково пользующихся любовью и популярностью как у немцев, так и у русских.

В своей монографии С. Г. Шулежкова отмечает, что «эмоциональность и экспрессивность свойственны не только языковым средствам, но и мелодии. Неудивительно, что важнейшими стимулами перехода выражения из оперы в крылатое могут быть музыкально-композиционные (Шулежкова 2002: 237-238). Так, крылатыми становятся часто начальные слова арий, наиболее продуманные в музыкальном и поэтическом отношении (ср. в рус. Любви все возрасты покорны, Куда, куда вы удалились?; в нем. O welche Lust, in freier Luft den Atem leicht zu heben!, Ach, ich habe sie verloren и др.). Другой композиционной точкой вокального произведения, удобной для перехода цитаты в крылатую, является его кульминация. В лучших ариях, ариозо, каватинах, дуэтах и др., в точке их золотого сечения скрещиваются вершины мелодической, речевой и драматической линий развития (ср. в рус.: Смейся, паяц, над разбитой любовью!, О дайте, дайте мне свободу!; в нем.: Lache, Bajazzo!, Ehrt eure deutschen Meister, dann bannt ihr gute Geister! и др.). Нередко крылатыми становятся фрагменты припева или рефрен вокального произведения, рассчитанный на многократное повторение и на исполнение хором (ср. в рус. Тореадор, смелее!; в нем. Das macht die Berliner Luft и др.).

Лингвосфера «Песня» (параграф четвертый). В русском языке песенные КЕ занимают второе место по количественному показателю (656 КЕ, что составляет 26, 5 % от общего числа всех КЕ, бытующих в языке) после литературных. В немецком языке этот вид КЕ не занимает лидирующего положения (110 КЕ - 10, 2 %), однако частота их использования в живой разговорной и книжной речи достаточно высока. Из данных картотеки видно, что в обоих языках чаще крылатыми становятся поэтические отрывки, совпадающие с зачином, мелодической кульминацией, рефреном или концовкой песни-источника. Популярности песенных КЕ содействует союз песни с другими видами искусства - театром, кинематографом, плакатом, телевидением, рекламными роликами, видеоклипами, - а также близость бытовым жанрам - танцу, маршу. Легче усваиваются песенные фразы, структурно и интонационно близкие к разговорной речи. Таким образом, песенные КЕ в обоих языках рождаются на стыке законов искусства и языка (Сальникова, Шулежкова 1984: 56).

Способность СМК многократно тиражировать произведения искусства малой формы, делать их известными многомиллионной аудитории создает тот благоприятный фон, на котором процессы перехода песенных цитат в крылатые единицы могут завершаться в кратчайшие сроки. Иногда достаточно нескольких месяцев, чтобы строчка из какого-нибудь шлягера приобрела статус КЕ. Например, Neue Männer braucht das Land - название песни берлинской рок-певицы И. Детер, с которой она успешно выступала в начале 1980-х гг. Как и многие другие песни исполнительницы, эта песня посвящена проблеме женской эмансипации. Название песни стало так популярно, что используется сегодня в качестве КВ. При этом объект, к которому оно обращено, может меняться, например: Neue Politiker braucht das Land, Neue Wälder braucht das Land и даже Neue Tapeten braucht das Land. В 1980-е гг. стала очень популярна еще одна цитата из песни этой певицы: Frauen kommen langsam, aber gewaltig. Общей для обоих рассматриваемых языков является закономерность, отмеченная С. Г. Шулежковой при исследовании данного корпуса КЕ в русском языке: в случае совпадения рефрена с зачином песни и (/или - О. Д.) с ее заглавием переход поэтической строки в крылатый фонд языка фактически обеспечен (Шулежкова 2002: 142). Например, Marmor, Stein und Eisen bricht - это название и первая строка рефрена популярного в 1960-х гг. шлягера Д. Дойчера, К. Брюна и Г. Лузе; Mein Gott, Walter! - название и припев песни М. Крюгера (1951) и др.

Лингвосфера «Телевидение» (параграф пятый). Структура данного блока КЕ в русском и немецком языках примерно одинакова. Основная масса телевизионных КЕ восходит к названиям телефильмов, ярко и точно «конденсирующих» содержание произведения (ср. рус. Место встречи изменить нельзя, Ставка больше, чем жизнь; нем. Acht Stunden sind kein Tag, Null Problemo и др.). Далее следуют названия телепередач, в которых человек раскрывается как самобытная и незаурядная личность (ср. рус. момент истины, Что, где, когда?; нем. Hätten Sie’s gewuβt?, Pleiten, Pech und Pannen и др.) и наконец, реплики отдельных персонажей телефильмов и телепередач (ср. рус. Ребята, давайте жить дружно!, Есть такая буква!; нем. Packen wir’s an!; Was man weiβ, was man wissen sollte и др.). И, несмотря на то, что к межнациональным КЕ данной лингвосферы относится только одно КВ (Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас! - Mach’ mit, mach’ wie wir, mach’ besser), восходящее к телепередаче из ГДР о семейных спортивных конкурсах, которую в 1970 г. постоянно транслировало советское телевидение, с определенной долей уверенности можно утверждать, что в XXI в. корпус подобных КЕ будет неуклонно расти и расширяться за счет мировых интеграционных процессов, которые обслуживает телевидение наряду с другими СМК.

Лингвосфера «Реклама». КЕ данной лингвосферы в сопоставляемых языках, интегрируя глубинные ценностные установки, сложившиеся как в социуме, так и у отдельных индивидуумов, оказывают мощнейшее воздействие на формирование общественного сознания и сознание отдельного человека. Реклама не может не базироваться на присущих человечеству ценностных категориях. Зачастую в рекламе основополагающими общечеловеческими ценностями представляются такие, как свобода, независимость, стремление к счастью, материальному благополучию, стремление к познанию истины, здоровье конкретного человека, народа, нации, что находит отражение в составе КВ данного корпуса (ср. рус. Заплатил налоги? - Можешь спать спокойно!, У МММ нет проблем; нем.: Der nächste Winter kommt bestimmt; Nicht immer, aber immer öfter и др.). Образность и динамизм рекламных КЕ, являющихся яркими, индивидуализирующими компонентами рекламы как речевой деятельности, созвучны современному быстро меняющемуся миру: рекламный дискурс является определенным видом смысловой манипуляции, направленной на стимулирование желаемого поведения получателей содержащейся в нем информации «здесь» и «сейчас». По всей видимости, этим и объясняется тот факт, что словари, составленные в тот или иной период времени (Ашукины 1955/1987 – Москва (CCCP); БСКС 2000 – Москва (Россия); Грушко, Медведев 2000 – Москва (Россия); GW 1981 - Лейпциг (ГДР); Küpper 1970/1990 - Гамбург/Штутгарт (ФРГ); Duden, Bd. 12 1993/2002 - Мангейм, Лейпциг, Вена, Цюрих (ФРГ, Австрия, Швейцария), отражают только те единицы, которые были актуальны «там» и «тогда». Поэтому одновременная фиксация одной и той же рекламной КЕ в разных словарях не может служить абсолютным критерием ее истинной актуальности. Более того, анализ КЕ данной лингвосферы показал, что в русском и немецком обществе доминируют различные этнокультурные ценности. В русском обществе намного более значимыми, чем в немецком социуме, являются такие качества, как материальный достаток и отсутствие вредных привычек. Немцы же больше внимания уделяют таким мотивациям, как материальная независимость, здоровье (конкретного человека и нации). На различие этнокультурных ценностей влияют экстралингвистические факторы: уровень экономического развития государства и этнопсихические особенности носителей языка.

Лингвосфера «Кинематограф». Доля отечественной кинопродукции в процессе крылатизации языковых единиц данной лингвосферы составляет для России - 36, 7 %, для Германии - 46, 6 %. Однако необходимо отметить, что практически 17, 3 % всех немецкоязычных КЕ рассматриваемого корпуса единиц лишь актуализировали название или цитату из того или иного литературного произведения (ср. Das Brot der frühen Jahre, рассказ Г. Белля, экранизация 1962; Haie und kleine Fische, роман В. Отта, экранизация 1957 и др.), в то время как в российском кинематографе этот процесс имел место лишь в 4 % случаев.

Кинематографическая (и вообще экранная) культура Западной Европы, и в частности Германии, опережает по темпам своего развития российскую, что обеспечивает ей значительное преимущество перед художественной литературой в одновременности и широте охвата аудитории, ведет к массовому ускоренному освоению КЕ, являющихся названиями кинолент или фрагментами, цитатами из популярных кинофильмов.

Лингвосфера «Политика». По количеству КЕ (рус. - 382, то есть 17, 9 % и нем. - 231, то есть 21, 5 % от общего числа КЕ канона массовой культуры) данная лингвосфера находится на третьем месте в обоих языках, что свидетельствует о значительной политизации российского и немецкого общества в XX-XXI вв. Тесная взаимосвязь в историческом развитии обоих государств способствовала «кристаллизации» межнационального русско-немецкого фонда КЕ. В него вошла 21 КЕ, что составляет 3, 4 % от общего числа КЕ, восходящих к лингвосфере «Политика» в обоих языках. Ядро этого фонда – высказывания и слоганы политических лидеров и известных общественных деятелей, чьи идеи и взгляды созвучны идеям и взглядам народов. Ср. Вся власть Советам! - Alle Macht den Räten!; Каждая кухарка должна научиться управлять государством - Jede Köchin muβ lernen können, den Staat zu regieren; Учиться, учиться и учиться! - Lernen, lernen und nochmals lernen!; железный занавес - der Eiserne Vorhang; пятая колонна - die fünfte Kolonne; холодная война - der kalte Krieg; инженеры человеческих душ - Ingenieure der menschlichen Seelen; Но пасаран! - No pasáran!; место под солнцем - Platz an der Sonne и др.

На основе имеющихся данных, мы видим, насколько неодинаково фиксируют современные лексикографы КЕ различных лингвосфер.

В БСКС (2000) и в словаре Е. А. Грушко и Ю. М. Медведева (2000) наиболее широко представлены КЕ из текстов песен и литературных произведений; в словаре Н. С. и М. Г. Ашукиных (1986) и собрании Ю. Г. Хацкевича (2001) преобладают КЕ литературного происхождения и КЕ из высказываний политических деятелей. Словарь Ю. Г. Хацкевича не включает в свой состав КЕ, связанные с киноискусством, в то время как они зафиксированы в значительном количестве в БСКС (75 КЕ) и словаре Е. А. Грушко и Ю. М. Медведева (134 КЕ). И только эти же два словаря регистрируют КЕ рекламного и телевизионного происхождения.

В словаре Duden (Bd. 12 1993, 2002) преобладают КЕ из текстов кинематографа и художественной литературы; в словаре Küpper (1970, 1990) - КЕ из кинематографа и рекламы; в словаре GW (1981) - КВ из политики и художественной литературы. Словарь Küpper не включает в свой состав КЕ театрального происхождения, в то время как они, правда незначительно представлены и в других словарях. Песенные КЕ (в том числе цитаты из текстов шлягеров) и телевизионные КЕ зафиксированы всеми современными словарями, но их количество не совпадает.

Результаты анализа источников происхождения КЕ в XX-XXI вв. представлены на диаграммах и в таблицах, вошедших в приложение.

В эпоху необычайного расширения информационного пространства и возникновения новых коммуникативных технологий в связи с глубокими изменениями в общественной жизни России и Германии произошли заметные изменения в фондах КЕ и русского, и немецкого языков (параграф шестой). Особенно это относится к политической сфере сопоставляемых языков, хотя изменения коснулись и других сфер общения. Использование новых КЕ оживляет речь, делает ее более эмоциональной, прикрепленной к сегодняшним российским и немецким реалиям, как бы осовременивает самого говорящего или пишущего. Без знания новой крылатики трудно, а то и невозможно вести разговор не только на актуальные политические темы, но и экономические, правовые, даже бытовые.

Материал исследования убедительно свидетельствует о влиянии СМИ на объем и состав современных русского и немецкого фондов КЕ, на развитие идеолексиконов носителей сопоставляемых языков. Распространителями новых КЕ, способствующими их широкой известности и частому употреблению в речи современников, как правило, являются в XX – XXI вв. СМИ, будь они электронными или обычными (интернет, кино, телевидение, эстрада, реклама). Но эти же средства имеют следствием быструю смену популярности и архаизацию ранее активно использовавшихся КЕ. Несомненна зависимость во многом от СМИ и дальнейшая судьба КЕ: их вариантность, структурные, семантические и коммуникативные модификации. Способностью к варьированию обладают главным образом КВ (ср. рус. дорога/улица к храму; нем. über den Jordan/ die Wupper sein / gehen); КС способны выступать в роли производящих в процессе производства новых слов (ср.: рус. шариковы > шариковщина; нем. Prometheus / prometheisch).

Традиционные источники – фольклор, канонические книги христианства и апокрифы, античная культура, высказывания политических деятелей, а также художественная научная и публицистическая литература – продолжают поставлять КЕ в современный русский и немецкий языки, но их число значительно уступает количеству КЕ, восходящих к произведениям «массовой культуры». КЕ, порожденные XX – XXI вв., отличаются существенным образом от традиционных КЕ. Для многих из них характерно отсутствие имплицитных связей с интеллектуальным, событийным или культурным контекстом; отражение ситуации на уровне обыденного сознания; наличие ряда признаков, привлекательных для «потребителя»: легкость восприятия, простота синтаксической формы и наполнения обыденной лексикой; способность к трансформированию и проникновению в спонтанную речь, в незапрограммированных ситуациях.

Кроме того, необходимо отметить, что КЕ, порожденные «массовой культурой» XX – XXI вв., как правило, не предполагают у «пользователя» ни высокого образовательного и интеллектуального уровня, ни ориентации на серьезное декодирование «получателем». Память об источнике таких КЕ зачастую утрачивается или не имеет существенного значения; доминирующей становится ее актуальность для акта коммуникации, афористичность и компактность. Поэтому граница между КЕ и ФЕ становится тонкой, неустойчивой и зависит от имиджа литературного или общественного деятеля, давшего жизнь той или иной КЕ; от степени общественного интереса к соответствующей мысли, ее способности задеть за живое современников; от частоты упоминания в масс-медиа «автора» КЕ в плане положительного или отрицательного к нему отношения. Поэтому многие КЕ неизбежно обречены на переход в безымянные ФЕ по мере утраты общественного интереса к тому, кто их породил.

В Заключении подводятся основные итоги исследования, делаются соответствующие выводы и обобщения, намечаются перспективы дальнейшего изучения темы.

Приложение содержит 16 таблиц, а также индексы русских и немецких КЕ, употребляющихся в современных русском и немецком языках.

Материалы исследования нашли отражение в следующих публикациях:

1. О лингвистической сущности пейоративности в лексике // Материалы студенческой конференции – 2000. – Магнитогорск: Изд-во МаГУ, 2000. – С. 73-75.

2. Фольклор как источник пополнения фондов крылатых единиц русского и немецкого языков (сопоставительный аспект) // Материалы Всероссийской научной конференции «Вторые Лазаревские чтения». Челябинск, 21-23 февраля 2003 г. – Челябинск: Изд-во ЧГАКИ, 2003. – С. 213-215.

3. Крылатые единицы в романах В. Кеппена как один из способов маркировки социального статуса носителей языка // Материалы международной научной конференции «Социальные варианты языка – II». Нижний Новгород, 24-25 апреля 2003 г. – Нижний Новгород: Изд-во НГЛУ им. Н. А. Добролюбова, 2003. – С. 303-306.

4. Крылатые единицы как средство вербализации концепта «война» в романе В. Кеппена «Голуби в траве» // Материалы международного симпозиума «Проблемы вербализации концептов в семантике языка и текста». Волгоград, 22-24 мая 2003 г. – Часть 2: Тезисы докладов. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 236-238.

5. Интертекстуальные связи литературного произведения (на материале крылатых единиц-интертекстем прозы В. Кеппена) // Сборник докладов международной научной конференции «Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе». – Магнитогорск: Изд-во МаГУ, 2003. – С. 535-541.

6. Библейские крылатые выражения в русских и немецких текстах конца ХХ – начала XXI вв. // Сборник работ молодых исследователей «Благословенны первые шаги…» / Под ред. проф. С. Г. Шулежковой. Вып. 5. – Магнитогорск: Изд-во МаГУ, 2004. – С. 38-43.

[1] В сущности, все определения КЕ, имеющиеся у них, повторяют с большими или меньшими модификациями бюхмановскую дефиницию: «Ein geflügeltes Wort ist ein in weiteren Kreisen des Vaterlandes dauernd angeführter Ausspruch, Ausdruck oder Name, gleichviel welcher Sprache, dessen historischer Urheber oder dessen literarischer Ursprung nachweisbar ist» (Büchmann 1964: XI-XII) - «Крылатое слово - это постоянно воспроизводимое в широких кругах отечества изречение, выражение или имя безразлично какого языка, исторический источник или литературное происхождение которого известно (доказуемо)» (перевод цит. по: Шулежкова 1995: 5).

[2] Существуют лишь отдельные фрагментарные работы, представляющие собой вступительные статьи (Einleitung, Vorbemerkung) к словарям крылатых единиц и отражающие главным образом историю и принципы лексикографирования КЕ в Германии и странах Западной Европы. См. словарь Г. Бюхмана с его предисловием (1864), посмертные издания этого словаря с предисловиями редакторов Роберта-торно (1890) и Б. Кригера (1912), юбилейное издание с предисловием издательства (1964); а также словарь под ред. К. Бёттхера (1981), словари Duden, Bd. 12 1993, 2002 и др.

[3] Этот факт объясняется тем, что в Германии остаются до сих пор сильны традиции «школьного» преподавания латыни, и около 200 КЕ данного корпуса включены в немецкие словари КЕ в их латинской форме. Данные единицы не являются объектом нашего исследования, однако не могут быть не упомянуты, так как легко воспроизводятся и активно используются немцами.

[4]Начавшееся в России и в восточной части Объединенной Германии в конце 1990-х гг. возрождение классического образования восстановит прервавшуюся на долгие десятилетия важную часть общечеловеческого гуманитарного образования и позволит рядовым носителям русского и немецкого языком адекватно понимать нашу собственную и мировую культуру, ключом к восприятию которой в известной мере является знание пласта КЕ, восходящих к античной культуре.

[5] Ср.: растекаться мыслью по древу из «Слова о полку Игореве» (БСКС, 2000: 425); Ich saz ûf eine steine / und dahte bein mit beine… Вальтера фон дер Фогельвейде (Duden, Bd. 12, 2002: 271) и др.)

[6] В собрании М. И. Михельсона 1912 г. на 1576 КЕ приходится 958 единиц литературного происхождения – почти 60% от общего состава.

[7]Крупнейшие композиторы: П. И. Чайковский, А. С. Даргомыжский, М. И. Глинка, А. Г. РРРубинштейн, Ф. Шуберт, Ф. Мандельштам, Р. Шуман, И. Брамс и другие – писали музыку на слова поэтов романтической школы. И это был один из мощных факторов крылатизации поэтических строк, принадлежащих романтикам.

[8]В Средние века вхождение в литературный язык какого-либо изречения, высказывания зависело не только от того, насколько глубокая и оригинальная мысль заложена в нем и насколько удачно она выражена, но и от того, кому она принадлежит, авторитетен ли автор высказывания, достаточно ли высокое место занимает он в социальной иерархии и попало ли это изречение в известное, читаемое произведение (Шулежкова 2002: 235).

[9] Или иначе – «сгущения мысли», заложенной в источнике. Этот путь в свое время был охарактеризован А. А. Потебней, когла он описывал возникновение пословицы или поговорки из басни (Потебня 1905: 329).