КОНЦЕПТЫ ВНУТРЕННЕГО МИРА ЧЕЛОВЕКА В РУССКИХ ЛЕТОПИСЯХ

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Изучение отдельных фрагментов языковой картины мира является одним из наиболее перспективных направлений современной лингвистики. Активно изучаются основания концептуальной картины мира и принципы реконструкции отдельных фрагментов языковой картины мира в рамках интенсивно развивающейся антропоцентрической парадигмы в языкознании.

Настоящая работа посвящена изучению фрагментов концептосферы внутреннего мира человека, в частности, ее центральных компонентов – концептов душа, сердце и ум – в национальной картине мира древнерусского периода.

Актуальность предпринятого исследования обусловлена пристальным вниманием современной лингвистики к проблеме концептуализации мира (внешнего и внутреннего), а также особым интересом к проблеме отражения в языке таких культурных концептов, как душа, сердце и ум. Предприняты исследования отдельных концептов внутреннего мира в фольклорных текстах (С.Е. Никитина), на материале современного русского языка (Е.В. Урысон, В.И. Убийко), в сопоставлении русского и французского (М.К. Голованивская), русского и английского (М.В. Пименова), английского и немецкого языков (Е.Б. Яковенко). Проведенные исследования во многом позволили определить национальное своеобразие указанных концептов.

Русскую культуру всегда отличало пристальное внимание к внутренней сущности, скрытой от взгляда, но определяющей ценность человека. Наиболее отчетливо эта особенность сформулирована Н.А. Бердяевым, отметившим, что «в России откровение человека может быть лишь религиозным откровением, лишь раскрытием внутреннего, а не внешнего человека, Христа внутри. Таков абсолютный дух России, в котором все должно идти от внутреннего, а не от внешнего» (Бердяев 1997: 250). Данная мысль не являлась принципиально новой для русской культуры, она лишь логично подытоживала многовековой путь развития национальных представлений, возникновение которых связано с периодом Древней Руси. Так, уже в «Молении» Даниила Заточника сказано: «Господине мои! Не зри на внешняя моя, но возри внутреняя моа. Азъ бо, господине, одениемъ оскуденъ есмь, но разумомъ обиленъ; унъ възрастъ имею, а старъ смыслъ во мне».

Научная новизна работы определяется обращением к древнерусскому материалу. В настоящий момент в концептуальных исследованиях значительно преобладает изучение образа человека (как внешнего, так и внутреннего), отраженного в фольклорных текстах, либо в текстах XIX–XX вв., но практически не изучаются в подобном аспекте древнерусские тексты. Между тем, как отмечает В.В. Колесов, «мы должны понять и т о, ч т о именно и к а к и м о б р а з о м когда-то открывали для себя наши предки, восстановить, хотя бы в общих чертах, картину их познания мира» (Колесов 2000: 8).

Материалом исследования послужили летописи, являющиеся одним из центральных жанров древнерусской литературы. Русские летописи включают в себя образцы всех жанров древнерусской письменности и частично – жанров фольклора (И.П. Еремин, Д.С. Лихачев, А.Н. Робинсон и др.). Соединение разных жанров, широчайший охват событий позволяет назвать летописи своеобразным зеркалом, в котором отражены практически все сферы жизни человека. Представления об устройстве внутреннего мира не являются в летописях предметом специального рассуждения (как в Диоптре, Толковой Палее или религиозно-философских трактатах того времени), следовательно, у авторов не возникает стремления приводить свои высказывания в соответствие со своими осознанными воззрениями, с существовавшими на тот момент научными и философским концепциями. Все это позволяет выявить наименее осознанные, коренящиеся в глубинах языка представления о внутреннем мире. Для исследования были выбраны наиболее значимые в культурном и языковом отношении летописи, охватывающие период XI-XV вв. – Лаврентьевская (Л.л.), Ипатьевская (И.л.), Новгородская первая (Н.л.), Софийская первая (С.л.) летописи и Московский летописный свод (М.л.с.).

Эмпирическая база исследования. Методом сплошной выборки было собрано 3028 конструкций с лексемами душа, сердце, ум и их производными. Распределение на собственные и заимствованные явления в работе не производится, поскольку каждый народ заимствует только родственное ему в ментальном плане, созвучное его мировосприятию; в средневековый период заимствованные символы, образы и метафоры подвергаются ментализации, в результате чего возникает «возможность усиливать смысл слова путем различных метафорических переносов, образец которых дан в исходном символе на примере заимствованной метафоры» (Колесов 2002: 211).

Объектом исследования в настоящей диссертации являются концепты внутреннего мира человека – душа, сердце, ум, предметом – специфика структурирования названных концептов в летописных текстах.

Цель исследования – на основе исследования сочетаемостных свойств лексем, репрезентирующих концепты душа, сердце и ум, выделить признаки, образующие структуры соответствующих концептов.

Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих задач:

· выявление и описание биоморфных признаков соответствующих концептов;

· изучение их пространственных признаков;

· анализ признаков концептов душа, сердце и ум в свете наивной анатомии;

· определение основных семантических сфер, являющихся исходной базой для концептуализации внутреннего мира человека;

· установление специфики структурирования концептов внутреннего мира человека.

Методологическая основа диссертации сложилась под воздействием работ ведущих зарубежных и отечественных когнитологов и лингвокультурологов – А.Вежбицкой, Дж. Лакоффа и М. Джонсона, В.В. Воробьева, С.Г. Воркачева, Е.С. Кубряковой, Ю.С. Степанова, И.А. Стернина, В.Н. Телия, А.П. Чудинова, в том числе и занимающихся изучением внутреннего мира человека – Н.Д. Арутюновой, М.К. Голованивской, М.В. Пименовой, Е.В. Урысон, А.Д. Шмелева и др.

Методы исследования. В работе использованыэлементы этимологического анализа,описательный метод, включающий приемы наблюдения, интерпретации, сопоставления, обобщения и типологизации, метод анализа словарных дефиниций, метод семантического дистрибутивного анализа, сопоставительный метод, а также метод концептуального анализа.

Теоретическая значимость работы. Результаты исследования могут быть использованы для решения таких теоретических проблем, как соотношение языка и культуры, языка и мышления, языка и наивного мировидения, соотношение научной и наивной картины мира, а также для решения вопроса о роли языка в процессе познания.

Практическая значимость работы определяется возмож-ностью применения материалов исследования в теоретических курсах по общему языкознанию, истории русского языка, исторической лексикологии, лингвокультурологии, спецкурсах, посвященных языковой картине мира, при разработке тематики курсовых и дипломных работ, а также для сопоставления с данными, полученными в результате описания современной концептуальной системы внутреннего мира человека.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры исторического языкознания и славянских языков Кемеровского государственного университета.Основные положения диссертации были изложены в виде докладов на областной (Кемерово 2002), 5 международных (Кемерово 2002, 2003), 3 всероссийских (Новосибирск 2002, Екатеринбург 2003, Томск 2003) научных и научно-практических конференциях, а также на аспирантских семинарах кафедры исторического языкознания и славянских языков КемГУ. Материалы диссертации отражены в 20 публикациях.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Концепты внутреннего мира актуализируют в летописных текстах устойчивый набор признаков, образующих их концептуальную структуру;

2. Концепты внутреннего мира обладают в древнерусском языке сегментной структурой;

3. Познание внутреннего мира происходит путем выявления его сходства по ряду параметров с вполне материальными объектами. Все объекты, с которыми сопоставляются при концептуализации душа, сердце и ум человека, являются базой для их познания, для выявления наиболее значимых свойств этих недоступных для непосредственного восприятия объектов внутреннего мира человека;

4. Наивная картина внутреннего мира человека, отраженная в летописных текстах, является целостной и логически непротиворечивой;

5. Концептуальная система, относящаяся к сфере «внутренний мир», отражает национальное своеобразие древнерусского народа, его ментальность, специфику саморефлексии.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, четырех глав (теоретической и трех исследовательских), Заключения, Списка использованной литературы (263 наименования), Списка использованных словарей и их сокращений (18 наименований) и Списка источников и их сокращений, Приложения. Основной текст диссертации изложен на 175 страницах. В работе содержится 17 таблиц.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы исследования, актуальность и новизна, раскрывается его теоретическая значимость и практическая ценность, формулируется цель работы и задачи, излагаются основные положения, выносимые на защиту, описывается методология и структура исследования.

Глава первая «Современное состояние концептуальных исследований и методика описания концептов внутреннего мира человека» представляет собой описание теоретической базы исследования и состоит из пяти параграфов.

В первом параграфе «Когнитивная лингвистика и лингвокультурология как основные направления антропоцен-трической парадигмы в современном языкознании» рассматриваются главные особенности новой научной парадигмы, в частности, экспланаторность, экспансионизм, функционализм, семантикоцентризм и текстоцентризм (С.Г. Воркачев, А.В. Крав-ченко, Е.С. Кубрякова, Е.А. Попова, А.П. Чудинов и др.). Описывается круг проблем, стоящих перед каждым из названных направлений, результате выявляются общие установки, заключающиеся в интегративном характере данных направлений, изучении языка в рамках диады «язык–человек», преобразующейся в когнитивной лингвистике в триаду «язык–человек–познание», а в лингвокультурологиии – «язык–человек–культура», учете роли теории концептуальной метафоры, пристальном внимании к проблеме концепта и картине мира. Оба направления апеллируют к понятию человеческого сознания, а поскольку «именно в сознании осуществляется взаимодействие языка и культуры, … любое лигвокультурологическое исследование есть одновременно когнитивное исследование» (Карасик, Слышкин 2001: 76). Методологической базой проводимого исследования является синтез достижений когнитивистики в области ментальных структур, категоризации и концептуализации действительности с достижениями лингвокультурологии, особенно с учетом роли культурного фактора в концептуализации действительности.

В параграфе «Термин «картина мира» в современных лингвистических исследованиях» анализируются предпосылки возникновения концепции картины мира, рассматривается вопрос о соотношении мира, его образа, существующего в сознании, и образа, закрепленного в языке. В связи с этим анализируются концепции соотношения концептуальной и языковой картин мира (далее – ККМ и ЯКМ) в исследованиях Г.А. Брутяна, Г.В. Колшан-ского, В.И. Постоваловой, З.Д. Поповой, И.А. Стернина, Б.А. Серебренникова, В.Н.Телия, и др. Указывается, что ЯКМ означивает основные элементы ККМ и эксплицирует ее средствами языка, при этом она лишь частично отражает концептуальную систему, далеко не все концепты имеют языковое выражение и становятся предметом коммуникации.

В данном параграфе излагается проблема классификации картин мира и описываются возможные варианты ее решения в зависимости параметра, выбираемого в качестве основания классификации, рассматривается противопоставленность научной и наивной картин мира, указываются основные направления в исследовании картины мира.

В параграфе третьем «Термин «концепт» в современных лингвистических исследованиях» анализу подвергаются основные тенденции в истолковании названного термина, указывается, что неоднозначность трактовки обусловлена тем, что концепт является междисциплинарным образованием, он используется в целом комплексе наук, в том числе и в разных направлениях лингвистики. В работах последних лет намечается тенденция разведения когнитивного и лингвокультурологического концептов (С.Г. Воркачев, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин, Ю.Д. Тильман).

При когнитивном подходе концепт рассматривается в рамках понятий знания и сознания и понимается как ментальное образование, своеобразный фокус знаний о мире, когнитивная структура, включающая разносубстратные единицы оперативного сознания. В интерпретациях такого рода на первый план вступает проблема соотношения языка и сознания (А.П. Бабушкин, Н.Н. Болдырев, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин). При лингвокультурологическом подходе концепт также определяется как локализующийся в сознании, но в центре внимания при этом оказывается его национально-культурное своеобразие (Н.Д. Арутюнова, А. Вежбицкая, С.Г. Воркачев, В.И. Карасик, М.В. Пименова, Г.Г. Слышкин, Ю.С. Степанов). В целом же, можно говорить о том, что в современной науке постепенно формируется представление о концепте как о ментальной сущности, обладающей национально-культурной спецификой.

Для выявления специфики термина концепт рассматривается соотношение терминов концепт, понятие и значение, проводится сопоставление концепта с другими единицами когнитивистики (фреймом, сценарием, гештальтом) и лингвокультурологии (логоэпистемой и лингвокультуремой). Также в данном параграфе рассматривается вопрос о структуре концепта, дается типология концептов, представленная в работах разных исследователей, рассматривается вопрос о способах языковой репрезентации концептов.

Таким образом, концепт, как и многие сложные научные феномены, не имеет однозначного толкования в науке о языке на современном этапе ее развития. Дискуссионными остаются многие вопросы, связанные с теорией концептов. Предпринятый анализ различных дефиниций и подходов к термину концепт в современной научной литературе позволяет сформулировать его следующие признаки: 1) концепт является идеальным объектом; 2) областью локализации концепта является сознание человека; 3) концепт не существует изолированно, он находится в тесной взаимосвязи с другими концептами; 4) концепт обладает национально-культурной спецификой; 5) концепт объективируется языковыми средствами; 6) концепт обладает достаточно сложной структурой; 7) тип концепта и методика его описания во многом зависят от явления, соположенного ему в мире.

В соответствии со сказанным, наиболее удачным представляется определение С.Г. Воркачева, которое и будет использоваться в диссертации в качестве рабочего: концепт – это «единица коллективного знания/сознания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой» (Воркачев 2001: 70).

Четвертый параграф посвящен обзору исследований внутреннего мира человека в гуманитарных науках. Интегративный характер современных гуманитарных исследований определяет необходимость учета лингвистом данных о внутреннем мире человека, накопленных в смежных с языкознанием науках – психологии, философии, этнографии, литературоведении, культурологии. Особое внимание уделено основным тенденциям в изучении внутреннего мира человека в лингвистике.

Заключительный параграф теоретической главы посвящен проблеме концептуального анализа в современной лингвистике и методике концептуального исследования внутреннего мира человека. В современной научной литературе отсутствует четкое определение метода концептуального анализа, выбор методики исследования во многом остается субъективным и определяется содержанием, которое вкладывает исследователь в термин концепт, материалом исследования, типом изучаемого концепта.

В работе проводится сопоставление метода концептуального анализа с близкими к нему методами исследования семантики слова, детально рассматривается исследо-вание концептов путем изучения особенностей сочетаемости лексемы, являющейся именем концепта (Н.Д. Арутюнова, М.В. Пименова, Е.В. Рахилина, И.А. Стернин, Л.О. Чернейко и др.).

В реферируемом исследовании вслед за школой «Логический анализ языка» концептуальный анализ понимается как один из распространенных способов реконструкции языковой картины мира, представляющий собой анализ метафорической сочетаемости слов абстрактной семантики, выявляющей «чувственно воспринимаемый», «конкретный» образ, сопостав-ляемый в наивной картине мира данному абстрактному понятию и обеспечивающий в языке допустимость определенного класса словосочетаний.

Анализ концептов внутреннего мира человека проводился в два этапа – предварительный и собственно исследовательский. Предварительный этап включает в себя: 1) выявление языковых репрезентантов исследуемых концептов. В частности, это лексемы душа, сердце, ум и их производные (например, для концепта сердце – тяжкосердие, легкосердие, каменосердие и др.); 2) рассмотрение этимологии ключевого слова; 3) анализ лексического значения соответствующих лексем в словарях древнерусского языка.

Собственно исследовательский этап, отраженный в диссертации, представляет собой: 1) анализ сочетаемости, базовый для проводимого исследования; 2) выявление концептуальных метафор (способов метафорической концептуализации) изучаемых объектов. Выявленные концептуальные метафоры отождествля-ются с признаками концепта, формирующими его структуру (Стернин 2001: 62–63); 3) количественный подсчет для выявления основных и факультативных концептуальных признаков, а также для сопоставления особенностей изучаемых концептов; 4) фиксация в таблицах признаков, свойственных концептам внутреннего мира. При этом указывается процентное отношение соответствующих признаков от общего количества языкового материала; 5) установление признаковой структуры изучаемых концептов; 6) поэтапное сопоставление признаков трех изучаемых концептов, на основе которого делается вывод о специфике их концептуальной структуры и сравнительной значимости концептов.

Использование указанных приемов дает возможностьмаксимально полно эксплицировать признаковую структуру изучаемых концептов, установить их роль в жизни человека Древней Руси.

Глава вторая «Биоморфные признаки концептов внутреннего мира человека» посвящена выявлению роли сферы жизнедеятельности человека и растений в концептуализации внутреннего мира человека.

Первый раздел «Антропоморфные признаки концептов внутреннего мира человека» представляет собой сопоставление «внутреннего» и «внешнего» человека, выявление специфики языкового представления первого в «наивной» картине мира. Для этого создается классификация антропоморфных признаков «внутреннего человека».

Процесс концептуализации внутреннего мира происходит на базе знаний и представлений о человеке как живом существе. Ипостаси «внутреннего человека» (душа, сердце и ум) концептуализируются при помощи витальных и физиологических характеристик, признаков внешности и характера, а также ментальных, эмоциональных и социальных признаков.

К витальным признакам относятся ‘жизнь’: моужьство и оум в немь жив#ше (Л.л.), ‘смерть’: не кающимс# погубит дшю свою и с тhломъ(И.л.), ‘здоровье’: здравымъ ходаще и цhлымъ умомъ (Н.л.), ‘болезнь’: вижь скорбь сердца моего и язву душа моея (С.л.), ‘возраст’: а оумъ молодъ не дошелъ (Л.л.).

В структуру исследуемых концептов включаются физиологи-ческие признаки, центральными из которых являются ‘голос’: и стонуще сердци ихъ и смhжающи очи свои (М.л.с.), ‘движение’ и ‘покой’: покои богъ душю его въ царьствии небеснhмь (Н.л.).

Одну из наиболее структурированных групп образуют эмоциональные признаки внутреннего человека, включающие в свой состав ‘веселье’: и весел# с# срдце мое. ивъзвеселис# оумъ мои (И.л.), ‘печаль’: въскую печална еси душе моя (Л.л.), ‘горесть’: от горести д(у)ша языкъ связается (С.л.), ‘скорбь’: вельми бо прискорбна есть душа моя» (М.л.с.), ‘боязнь’: не uбоитсь срдце мое. аще встанеть на м#$% брань (Л.л.). Разнообразие эмоциональных признаков внутреннего человека находится в непосредственной взаимосвязи со степенью эмоциональности носителей языка.

Ментальные признаки «внутреннего человека» представлены ‘мышлением’: мысли срдца моего таино воздыхаше (Л.л.), ‘мудростью’: оума моудростью ход#ща по заповhдемь Бжимъ (И.л.),‘просвещением’: дша просвhщающа вhрным людемъ (И.л.).

Среди всех признаков, входящих в структуру концептов внутреннего мира, наиболее показательными являются социальные признаки, включающие ‘власть’: …умъ владетель чювьствиемъ ч(е)л(о)в(е)ческым (С.л.), ‘подчинение’: вс#ка дша властемь повинуетьс# (Л.л.), ‘богатство/ бедность’: и то же ^& скоудости нашего нищетооумья (И.л.). Особую группу среди социальных признаков образуют признаки интерперсональные, характери-зующие межличностные отношения «внутреннего человека» с другими «внутренними людьми»: много борешис# срдцмь. и одолhвши дше срдцю моему (Л.л.), с самим человеком: вскую печалуеши душе вскую смущаеши м# (Л.л.) и Богом как вершиной иерархии, который судит «внутреннего человека»: и виждь, г(о)с(под)и, и суди:се готова д(у)ше моя предъ тобою, г(о)с(под)и! (С.л.).

С рассмотренным выше типом интерперсональных признаков (в частности, отношениями «внутренний человек» – Бог) связана парадигма религиозных признаков. Существование социума в средневековый период во многом определялось христианской идеологией, существующие в сознании понятия преломлялись через христианские догмы и при этом непременно приобретали оценочные характеристики.

Существование «внутреннего человека» также определялось основными христианскими постулатами. «Внутренний человек» греховен, он живет с осознанием своей несовершенной природы: дши своеи wставление грhхов прос# (И.л.). «Внутренний человек», согласно православной этике, должен обладать целым комплексом характеристик, в частности, целомудрием: цhломудрии умъ дръжаше (С.л.), непорочностью: но ты самъ д(у)шю непорочнуб(о)г(о)ве принесе (С.л.), «нескверностью»: uноша дша чсты нескверьни(Л.л.), святостью: святая душа его возиде на небеса (Н.л.). Широкая представленность социальных признаков отражает национальные особенности менталитета носителей языка. Для русской культуры во все времена была характерна соборность и ориентация на социум.

Каждый из компонентов внутреннего мира человека концептуализируется как неподконтрольное телу существо, живущее своей собственной жизнью, воздействующее на других внутренних существ и даже на самого человека. Проведенный анализ показал, в наибольшей степени признаками «внутреннего человека» обладает душа.

Второй раздел посвящен описанию растительных признаков концептов внутреннего мира человека. Названные признаки могут быть представлены посредством морфологических характеристик растения, таких, например, как ‘корни’ и ‘плоды’: како ти не оурвалося сердце от корени (С.л); сердце миру умный плодъ подаваетъ (С.л.), а также признаками ‘места произрастания растений’, такими, в частности, как ‘сад’ и ‘нива’: говоръ водh вhтромъ бываеть, …ум въ с(е)рдцh садъ вкореняеть (С.л.); да умягчить господь нивы душевныа сердецъ ваших (М.л.с.).

В древнерусских текстах ‘нива’ души и сердца подвергается действиям, которые характерны для обычного поля. В описании процесса приобщения человека к истинному вероучению, в познании книжности, присутствуют все этапы земледельческих работ: пахота, удобрение, посев, жатва: wтець бо сего Володимеръ [землю] взора и оум#чи рекше крещеньемь просвhтивъ. сь же насhя книжными словесы сердца вhрных людии. а мы пожинаемъ оученье прииемлюще книжное (Л.л.). Хорошо знакомый человеку процесс земледелия, особое отношение к земле как главной ценности, от которой во многом зависит существование человека, обусловило перенос данных характеристик на компоненты внутреннего мира.

При концептуализации внутреннего мира человека в рамках биоморфной системы используются концептуальные метафоры, основанные на когнитивных моделях «человекàвнутренний человек» и «растениеàвнутренний человек». Когнитивная модель «животноеàвнутренний человек» в летописном материале не представлена, антропоморфные и растительные признаки формируют структуру всех концептов. Преобладание атропоморфных признаков у концептов внутреннего мира человека над растительными, их детальная структурированность объясняется общей антропоцентрической направленностью процесса познания.

Глава третья «Пространственные признаки концептов внутреннего мира человека» состоит из трех разделов и посвящена рассмотрению роли пространственных представлений в концептуализации внутреннего мира человека.

Первый раздел «Локализация души, сердца и ума в пространстве внутреннего мира» посвящен анализу представлений о постоянных областях локализации и об изменении обычного местоположения. Язык отражает существовавшие некогда среди носителей языка представления об анатомическом строении человека.Душа, сердце и ум описываются как локализованные в реально существующих пространствах внутри тела.

Душа мыслится как локализованная в теле человека: не могу ся лишити брата своего, донеле же ми и душа в тhлh» (М.л.с.), в крови: изиде душа его со кровью во адъ(И.л.). Уже в древности было замечено, что обильное кровотечение приводит к смерти, кровь воспринималась как квинтэссенция жизненной силы человека, именно этим обусловлены представления о нахождении души в крови. Другим местом обитания души является грудная клетка: там, где сосредоточен воздух, находится и душа. Об этом свидетельствует и обозначение легких в древнерусском языке, которые именовались душьникъ (от дышать, душа).

Косвенным свидетельством нахождения души в сердце является этимология данной лексемы – «то, что внутри» > «вместилище души» (Черных II: 156). Это предположение подтверждает и то обстоятельство, что достаточно часто в летописях сердце связывается с дыханием, а дыхание и душа, как уже было отмечено, взаимосвязаны: въздыхающе из глубины сердца (М.л.с.). Можно предположить, что душа скрыта в самой глубине сердца и при волнении обнаруживает свое присутствие в прорывающихся наружу вздохах.

Сердце может мыслиться как находящееся не в левой стороне груди, а в середине человеческого тела, что явствует и из этимологии данной лексемы: сьрдь, середина (*serd), сердце «получило имя по своему местоположению в теле» (Шанский 1997: 286) и из летописных контекстов:… …рогатиною ударить за лопатку или противу сердца по груди и промежи крылъ, и разболhвся… (М.л.с.).

Ум в летописях предстает как помещенный внутри человека без указания на конкретную область локализации:мужьство и оумъ в нем жив#$%ше (И.л.), возникает концептуаль-ная метафора: ‘человек – дом’, ‘ум – жилец’, обитающий в этом ‘доме’.

Душа, сердце и ум занимают свое определенное место во внутреннем мире, и эта позиция воспринимается как норма, от которой в отдельных случаях возможны некоторые отклонения. В летописях отражено несколько направлений, по которым осуществляться движение компонентов внутреннего мира человека – это движение по вертикальной оси, по горизонтали и по кругу.

Движение по вертикали, вверх, оценивается преимущест-венно отрицательно, как проявление гордыни и высокомерия (для концептов сердце и ум): писание глаголеть весь оузносяся сердцем нечистъ предъ Богомъ (И.л.), движение по горизонтали – нейтрально, хотя в некоторых случаях может быть проявлением человеческой неискренности: тhм же усты чтуть м#, а сердце ваше далече отстоить от мене (Н.л.), а круговое движение в большинстве случаев – положительно, так как связано обращением человека к Богу, к истинным ценностям: глаголеть бо к намъ пророкомъ: обратитеся ко мне всhмъ сердцемь вашимъ (Н.л.). Таким образом, всякое перемещение в пространстве является отмеченным в религиозно-нравственном отношении, «понятия нравственной ценности и локального расположения выступают слитно: нравственным понятиям присущ локальный признак, пространственным – нравственный» (Лотман 2000: 298).

Второй раздел «‘Поверхность’ как признак концептов внутреннего мира человека». В грамматическом отношении признак поверхности представлен сочетанием имени концепта с предлогами на и съ. Названный признак свойственен всем трем рассматриваемым концептам, специфика обнаруживается лишь в объектах, локализованных на ‘поверхности’. Для ума его внешняя ‘поверхность’ связана либо непосредственно с процессом мышления: Володимер же положи на срдци своемъ. рекъ пожду и еще мало (Л.л), либо с нахождением на ней мыслей, что обусловлено основной функцией ума – участием в интеллектуаль-ной деятельности человека. На душе локализованы человеческие грехи: и дшю. покрыеть множьство грhховъ (И.л.). На ‘поверхности’ сердца происходит мыслительная деятельность человека, пишутся законы нравственной жизни, а также может располагаться бремя «нелюбья»: смиловался и нелюбье съ сердца сложилъ (М.л.с.).

В отличие от русского языка, где появление содержимого на ‘поверхности’ души, сердца или ума объясняется его подъемом из глубины на поверхность (М. Михеев, А.Д. Шмелев), в древнерусский период идеальные объекты на ‘поверхность’ возлагает Бог (мысли), другие человек добровольно принимает на свою душу (клятва), либо его поведение определяет их появление (неправедное поведение отягощает душу человека грехами). Человек может освободить ‘поверхность’ души и сердца (снять с души обязательства или сложить «нелюбье» с сердца).

Раздел 3. «‘Вместимость’ как признак концептов внутреннего мира человека».В грамматическом отношении концепт вместилища представлен предлогами въ и изъ. Имена концептов внутреннего мира человека сочетаются с названными предлогами и, соответственно, предстают как вместилища.

Первый параграф названного раздела посвящен рассмотрению параметрических характеристик вместилищ души, сердца и ума, в частности, таких, как размер, глубина, объем. Во втором параграфе рассматриваются существующие типы ситуаций, связанные с локацией во внутреннем пространстве души, сердца и ума, а также используемые для их реализации языковые средства.

К динамическим ситуациям, связанным с пересечением границы внутреннего пространства души, сердца и ума относятся ‘каузация нахождения во внутреннем пространстве’ (каузатором является Бог, ангел, Дьявол и, крайне редко, человек): wже ти Бъвложилъ таку мысль въ срдце (И.л.); ‘самостоятельное проникновение во внутреннее пространство’ (субъекты – эмоции, Дьявол, человек): посемже вниде страхъ божии во сердце его (И.л.), ‘вобрание во внутреннее пространство’: князь же Игорь приимъ во сердцh съвhтъ их (И.л.); ‘удаление из глубины внутреннего пространства’.

К статическим ситуациям относятся: ‘отсутствие некоторого компонента во внутреннем пространстве’: и бьяшетс#$% единhмъ топоромъ не имhя страха в души своеи (Л.л.); ‘хранение в пространстве’ (объекты – эмоции, мысли, правда / неправда): бh бо имh#$% до него любовь велику. во срдцh своемь (И.л.); ‘действие во внутреннем пространстве’ (речь, мышление и др.): глаголаше бо въ души своеи окааныи:«Что створю?» (С.л.).

Рассмотренный материал позволяет говорить о том, что для сознания средневекового человека, было важно, каким именно образом происходило ‘заполнение’ и ‘опустошение’ идеальных пространств внутреннего мира. При этом сам человек был достаточно пассивен в процессе формирования содержимого сердца, души и ума. В большинстве случаев наполнение идеальных пространств вообще не зависит от самого человека. Вероятно, это связано с русской пассивностью, покорностью, о которых с давних пор говорят русские и западные мыслители, а с относительно недавних пор – и лингвисты.

В целом же пространственные отношения активно используются для моделирования внутреннего мира человека. Пространственные метафоры отличаются четкой организован-ностью, они существуют в виде оппозиций, основными из которых являются ‘внешнее–внутреннее’ и ‘верх–низ’. Простран-ственная характеристика фрагментов внутреннего мира зачастую связана с религиозно-нравственными понятиями и имеет ярко выраженный оценочный характер. Главенствующей является когнитивная модель вместилища, имеющая практически универсальный характер – тело человека – вместилище души, сердца и ума, которые, в свою очередь, предстают как вместилища мыслей, эмоций, чувств.

Четвертая глава «Концепты душа, сердце и ум в свете наивной анатомии» состоит из двух разделов и посвящена выявлению специфики идеальных ‘органов’ по сравнению с реальными анатомическими органами и установлению их функций в жизни человека.

Исследование летописного материала показало, что душа, сердце и ум обладают практически всем набором признаков, позволяющих определить их как особые идеальные ‘органы’ «наивной анатомии»; они мыслятся как вместилища, имеют достаточно четкую локализацию в теле человека, выполняют определенные функции в жизнедеятельности человека. Все сказанное позволяет утверждать, что душе, сердце и уму может быть сопоставлен «метафорический концепт ОРГАН, в своем исходном конкретном значении – обособленная часть тела человека (а также, возможно, и других живых существ), предназначенная для выполнения определенных функций, т.е. способная производить определенные действия, выдавать адекватные реакции .» (Падучева 2000: 244–245).

Первый раздел представляет собой описание физических признаков концептов душа, ум и сердце. Внутренний мир человека «моделируется по образцу внешнего, материального мира, основным источником психологической лексики является лексика «физическая», используемая во вторичных, метафорических смыслах (Арутюнова 1999: 387). ‘Органы’ «наивной анатомии», несмотря на свою идеальную природу, обладают рядом признаков, характеризующих их как вполне материальные объекты обычного физического мира, им присущи такие признаки, как твердость / мягкость: аще вы Бъ оум#кчить срдце. и слезы своя испустите $% w грhсhх своихъ (Л.л.), легкость / тяжесть: и& бы братьи его т#$%жько срдце. Игореви и Стославоу волости бо даеть снви а братьи не надhли ничимъ же (И.л.); чистота / загрязненность: и по семъ нача каятися ко отцемъ своимъ духовнымъ со многымъ смирениемъ, очищая душу свою (М.л.с.), они могут сохранять целостность и распадаться на части: како ли неразсhдhся сердце отъ многия туги (Н.л.).

Второй раздел посвящен выявлению функций души, сердца и ума. Идея важности функционального аспекта в характеристике объектов внутреннего мира человека высказывалась в лингвистической литературе неоднократно (Г.Н. Берестнев, Е.С. Кубрякова, М.В. Пименова, Е.В.Урысон, А.Д. Шмелев). Как отмечает Н.Д. Арутюнова, «лишь очень постепенно компоненты психики получили самостоятельное, отдельное от физических органов существование» (Арутюнова 1999: 9). Применительно к древнерусскому периоду как раз можно говорить о тесной связи большинства психических функций с определенными органами.

Душа являлась органом жизни человека, участвовала в его эмоциональной, ментальной и речевой деятельности, с ее помощью строились отношения между человеком и другими людьми, а также между человеком и Богом, поскольку душа (наряду с сердцем) выступает в качестве органа, регулирующего нравственно-религиозную жизнь личности.

Сердце также выполняло достаточно широкий круг функций, связанных со всеми областями существования человека: мышление, память, интуиция, внутренняя речь, переживание эмоций, желания, нравственный контролер, индикатор истинности, общение с Богом и единение с другими людьми, а также являлось залогом физического существования человека.

Ум был связан не только с ментальной сферой, но и отвечал за внутреннюю речь, участвовал в эмоциональных реакциях, способствовал объединению индивидов, контролировал деятельность других органов, в частности сердца.

Для древнерусского периода характерна полифункциональ-ность основных органов внутреннего мира. Большинство процессов – мышление, переживание эмоций, речь, сохранение информации – происходит во внутреннем пространстве, что еще более сближает данные концепты именно с органами. Как в реальных анатомических органах локализованы жизненно важные процессы – в сердце происходит процесс кровообращения, в печени вырабатывается желчь, в желудке происходит пищеварение и т.д., – так и в идеальных органах локализованы процессы, необходимые для полноценной духовной жизни – зарождаются эмоции, обдумываются события, произносятся внутренние монологи.

Главное отличие фрагментов внутреннего мира в древнерусском и современном русском языках состоит в способе его организации. Современная «… русская языковая модель человека определяется противопоставлением идеального и материального, а также интеллектуального и эмоционального. Первое противопоставление отражается в языке как противопоставление духа и плоти, второе – как противопостав-ление сердца (груди) и крови, с одной стороны, и головы и мозга (мозгов) с другой» (Шмелев 1997: 537). В древнерусской же модели человека отсутствует столь четкое противопоставление органов интеллектуальной и эмоциональной сфер. Каждый из идеальных ‘органов’ принимает участие и в интеллектуальной, и в эмоциональной деятельности человека.

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования.

В результате проведенного исследования было установлено, что все три изучаемых концепта обладают сложной концептуальной структурой. Структуру концепта душа образует 57 признаков, концепта сердце – 51, ума – 32. Очевидно, что сложность, расчлененность структуры соответствующего концепта является показателем большей его значимости в сознании носителей языка в конкретный исторический период, на определенном этапе развития общества и мышления. Таким образом, можно утверждать, что концепты внутреннего мира человека – душа, сердце и ум – представляют особую значимость для древнерусской культуры, обладают своей особой спецификой.

Концептуальная структура души, сердца и ума организована сегментным образом; она включает три сегмента, равнозначных по степени абстракции, каждый из которых образуется иерархически организованными признаками. В сегментной структуре концептов внутреннего мира человека распределение признаков происходит крайне неравномерно, для каждого концепта характерно преобладание определенного сегмента. У концепта душа основным является сегмент биоморфных признаков (54,91%), сегмент наивно-анатомический составляет 27,46%, и пространственный сегмент – только 17,63%. У концепта сердце наибольшим является наивно-анатомический сегмент (44,33%), пространствен-ный составляет 36,92%, и биоморфный – 18,75%. У концепта ум три сегмента являются практически равновеликими, с незначительным преимуществом наивно-анатомического сегмента (34,27%) над биоморфным (32,93%) и пространственным (32,8%).

Концепт душа представлен в сознании человека русского средневековья в первую очередь как «внутренний человек», а концепты сердце и ум – как особые идеальные ‘органы’, отвечающие за духовную жизнь человека. Прототипическое значение «внутренний человек» реализуется через витальные, физиологические, метальные, эмоциональные, социальные, признаки, а также признаки внешности и характера, имеющие свои конкретные разновидности. Прототипическое значение «органа наивной анатомии» реализуется в признаках параметрических, физических, а также в признаках локализации и вместимости и соответствующих функциях.

При концептуализации внутреннего мира человека Древней Руси действовал принцип аналогии. Душа, сердце и ум, представляют собой объекты «невидимого мира», и потому отображение их свойств возможно лишь путем выявления сходства по ряду параметров с некоторыми вполне материальными объектами. Все объекты, с которыми сопоставляются при концептуализации душа, ум и сердце человека, являются базой для их познания, для выявления наиболее значимых свойств этих недоступных для непосредственного восприятия констант внутреннего мира человека. За счет этого происходит объективация в языке концептов, которые иным способом не могут быть выражены. Результатом данного процесса является, таким образом, расширение смыслового аппарата древнерусского языка.

Известно, что источником концептуализации являются области, актуальные для общества определенного времени. Для средневекового периода в качестве таковых выступает человек, его материальные органы, природный мир (растения), пространство, окружающее человека, базовые виды деятельности (земледелие).

В отличие от современного русского языка, где центральную роль в системе внутреннего мира человека играет душа, для древнерусской культуры подобную функцию выполняло сердце, что определяется, во-первых, наибольшей частотностью употребления имени данного концепта по сравнению с остальными, многообразием языковых воплощений, а также наиболее широким спектром функций, которые оно, в представлении средневекового человека, выполняло в его жизни.

Дальнейшее исследование концептосферы внутреннего мира человека возможно в нескольких направлениях. Прежде всего, это ее комплексное описание на материале других жанров древнерусской литературы. Значительный интерес представляет изучение данного фрагмента языковой картины мира по данным церковнославянского языка, материалом для подобного исследования должен послужить текст Библии, во многом повлиявший на формирование славянской, в том числе и русской, ментальности. Перспективным представляется и сопоставительное рассмотрение фрагментов внутреннего мира человека в древнерусском и современном русском языках, что позволит рассмотреть эволюцию концептов.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Кондратьева О.Н. Внутреннее пространство как признак идеальных концептов (по данным русских летописей) // Социокультурная герменевтика: проблемы и перспективы: Сб науч. ст. межд. конф. – Кемерово: Графика, 2002. – С. 137–138.

2. Кондратьева О.Н. Основные направления в области концептуальных исследований // Филологический сборник. – Кемерово: Графика, 2002. – Вып. 2. – С. 83–88.

3. Кондратьева О.Н. Вертикальная ось ‘верх-низ’ в характеристике концептов внутреннего мира человека (на материале русских летописей) // Sprache. Kultur. Mensch. Etnie. – Landau: Verlag Empirische Padagogik, 2002. – S. 90–96.

4. Кондратьева О.Н. Некоторые особенности концептуализации эмоциональной системы человека Древней Руси (сквозь призму концепта душа) // Вестник Кемеровского государственного университета (Филология). – 2002. – Вып. 4(12). – C. 84–89.

5. Кондратьева О.Н. Движение по вертикали, горизонтали и по кругу в характеристике концепта сердце // Сборник трудов молодых ученых, посвященный 60-летию Кемеровской области. – Кемерово: Полиграф, 2002. – Т.1. – С. 221–224.

6. Кондратьева О.Н. ‘Перемещение в пространстве’ как признак концепта душа // Язык – миф – этнокультура. – Кемерово: Графика, 2003. – С. 152–156.

7. Кондратьева О.Н. Душа, ум и сердце человека Древней Руси в свете «наивной анатомии» (материалы к спецкурсу) // Проблемы лингвистического образования. – Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2003. – Ч. I. – С. 158–167.

8. Кондратьева О.Н. Признаки локализации концепта ум в литературе Древней Руси // Молодые ученые – Кузбассу. – Кемерово: Полиграф, 2003. – С. 51–53.

9. Кондратьева О.Н. Концептуальная метафора ‘душа-дом’ и способы ее реализации древнерусских текстах // Материалы Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». – Москва: Студенческий союз МГУ, 2003. – Вып. 10. – Ч.II. – С. 240–241.

10. Кондратьева О.Н. Душа в системе внутреннего мира человека Древней Руси // Образ человека в картине мира. – Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 2003. – С. 230–235.

11. Кондратьева О.Н. ‘Вместимость’ как признак концепта «сердце» // Словарь, грамматика, текст в свете антропоцентрической лингвистики. – Иркутск: ИГУ, 2003. – Вып. 2. – С. 51–57.

12. Кондратьева О.Н. Странствия русской души // Культурное пространство путешествий: Мат. науч. форума. – СПб.: Центр изучения культуры, 2003. – С. 179–181 (в соавторстве).

13. Кондратьева О.Н. Типовые ситуации со значением совместности в древнерусском языке (на материале конструкций, описывающих внутренний мир человека) // Человек и его язык (К 75-летию проф. В.П. Недялкова). – Кемерово: Графика, 2003. – С. 72–77.

14. Кондратьева О.Н. Роль конфессионально-религиозных факторов в концептуализации внутреннего мира человека // Региональная политика: исторический опыт и критерии оценки эффективности: Мат. межд. конф. – Кемерово: Кузбасс, 2003. – Вып. 2. – С. 249–253.

15. Кондратьева О.Н. Вегетативные метафоры в характеристике внутреннего мира человека (древнерусский период) // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект: Мат. межд. конф. – Владимир: ВГПУ, 2003. – С.103–105.

16. Кондратьева О.Н. Концептуальная метафора «душа-странница» в диахроническом аспекте // Язык. Этнос. Картина мира: Сб. науч. тр. – Кемерово: Графика. – 2003. – С. 73–77 (в соавторстве).

17. Кондратьева О.Н. Земледельческая метафора в концептуализации внутреннего мира человека Древней Руси // Mentalitat und Mentales. – Landau: Verlag Empirische Padagogik, 2003. – S. 118–122.

18. Кондратьева О.Н. Некоторые особенности концептуализации перцептивной системы человека Древней Руси (сквозь призму концептов внутреннего мира человека) // Язык. История. Культура: Сб. науч. тр. – Кемерово: Графика. – 2003. – С. 123–129.

19. Динамический аспект в характеристике концепта «сердце» // Linguistica juvenis: Сб. науч. тр. молодых ученых. – Екатеринбург: УрГПУ, 2003. – С. 88–96.

20. Кондратьева О.Н. Восприятие и описание мира в категориях пространства // Пространство и время в восприятии человека: историко-психологический аспект: Мат. межд. науч. конф. – СПб.: Нестор, 2003. – С. 299–304.