ИССЛЕДОВАНИЕ СЕМАНТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ СЛОВА НА ОСНОВЕ ПРОТОТИПИЧЕСКОЙ СЕМАНТИКИ

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Словарный запас представляет собой не простой набор лексических единиц, а систему, элементы которой взаимосвязаны. ЛСВ многозначного слова, являясь элементарными конститивными единицами лексико-семантической системы – это такие «клеточки», в которых отражены как объективная действительность, так и воображаемый мир человека.

В этой связи исследование полисемии сталкивается со сложнейшими проблемами - с одной стороны с поиском оснований различия отдельных значений многозначного слова, а с другой – с вероятностью наличия общего смыслового стержня, объединяющего все значения слова.

Настоящее исследование призвано продемонстрировать методы когнитивного подхода к осмыслению семантической структуры слова и, в частности, полисемии. Оно основывается на предположении о том, что каждое многозначное слово имеет более или менее постоянное смысловое ядро, независимое от контекста, являющееся необходимой основой функционирования полисеманта, обеспечивая семантическую целостность слова.

Теоретической базойданной работы являются достижения отечественных и зарубежных лингвистов в следующих об­ластях:

- речемыслительных процессов и строения ментального лексикона (Л. С. Выготский, Н. И. Жинкин, А. А. Залевская, Е. С. Кубрякова, А. А. Леонтьев, M. Bierwish, A. Karamazza, R. Langacker, A. Paivio и др.),

- изучения лексического значения и полисемии (И. В. Арнольд, И. К. Архипов, О. С. Ахманова, В. В. Виноградов, В. А. Звегинцев, С. Д. Кацнельсон, Л. М. Лещева, М. В. Никитин, А. А. Потебня, А. И. Смирницкий, Д. Н. Шмелев, Л. В. Щерба, S. Ullmann и др.),

- содержательного ядра значения (Ю. Д. Апресян, И. К. Архипов, Е. Г. Беляевская, В. Г. Гак, М. Н. Лапшина, Л. А. Новиков, Н. В. Перцов, Д. Н. Шмелев, L. Lipka, А. Wierzbicka и др.),

- метафоризации (И. К. Архипов, М. В. Никитин, Х. Ортега-и-Гассет, Г. Н. Скляревская, M. Black, D. Davidson, J. Lakoff, I. A. Richards и др.),

- языковой картины мира (Ю. Д. Апресян, В. Гумбольдт, Ю. Н. Караулов, А. В. Кравченко, Е. С. Кубрякова, М. М. Маковский, В. А. Маслова, М. В. Никитин, В. И. Постовалова, Б. Уорф, J. Aitchison и др.),

- образных моделей отражения действительности (Э. С. Азнаурова, О. И. Блинова, Б. М. Гаспаров, И. Н. Горелов, Ю. Н. Караулов, Е. С. Кубрякова, А. И. Стернин, Н. В. Телия, М. И. Черемисина и др.).

Актуальность исследования заключается в следующем:

– критический анализ традиционного подхода к соотношению языка и речи, к проблемам значения, полисемии, содержательного ядра, языковой картины мира и другим смежным областям выявляет исследование схем и структур, базирующихся на логико-понятийном, абстрактном моделировании связей языка и познания. Подобные схемы описывают язык и речь в их отношении к объективному миру без учёта деятельности познающего сознания. Предлагаемый в исследовании когнитивныйподход предполагает исследование языка и речи как систем, коррелирующих с другими системами, оперирующих в рамках сознания;

– поскольку в современной лингвистической литературе нет общего мнения по вопросу о том, что составляет единую семантическую основу слова, представляется целесообразным использование гипотезы лексического прототипа в качестве содержательного ядра полисеманта, который обеспечивает смысловое единство слова;

– исходя из того, что в современном языкознании нет общепринятой концепции о природе системного значения многозначных слов и их взаимодействии с ментальными механизмами, представляется актуальным рассмотрение лексического прототипа в качестве единицы, предшествующей актуализации значений слова;

– в связи с недостаточной разработан­ностью некоторых аспектов семасиологического анализа, которые предполагают использование образов системных значений, необходимо выявить роль когнитивного образа как факто­ра, определяющего закономерности метафорообразования; важной является также разработка мето­дов выявления когнитивных образов;

– для уточнения содержательного ядра полисеманта, то есть «пределов» и специфики его системного значения, необходимо использовать синонимический анализ.

Объектом когнитивного анализа послужили 980 многозначных существительных современного английского языка. Были определены их лексические прототипы; в диссертации представлены результаты анализа 22 лексем. В составе исследуемых единиц разнообразные, частотные и значимые для жизнедеятельности человека лексемы. Они объединены в лексико-семантические поля «атрибуты одежды и ее части» и «тело человека», а также разнородную лексико-семантическую группу «предметы обихода, сооружения, природные объекты и явления».

Исследование проводилось на основе дефиниций 32 толковых словарей английского языка, в том числе специальных.Синонимический анализ осуществлялся в соответствии с данными словаря Roget.

Работа предполагает следующую основную цель: исследование характера дихотомии «язык – речь» посредством выявления природы и когнитивных механизмов формирования лексической многозначности. Частная цель состоит в поиске содержательного ядра, скрепляющего все значения полисеманта и очерчивающего «границы» системного значения многозначного слова.

Цели работы предопределяют постановку и решение следующих задач:

1) на основе изучения семантической структуры слова выявить и описать уровень системы языка и функционирования его единиц в речи;

2) определить вероятность существования содержательного ядра многозначного слова посредством когнитивного анализа;

3) охарактеризовать содержательное ядро, или лексический прототип, как средство оптимальной организации хранения и функционирования многозначных лексем; уточнить возможности применения методов прототипической семантики для установления общности значений полисеманта;

4) определить роль системы когнитивных образов при формировании и осмыслении значений многозначных слов и разработать мето­дику выявления образов внутренних форм отдельных ЛСВ;

5) исследовать языковую картину мира в рамках материала исследования с целью уточнения содержательного ядра (лексического прототипа) и его функционирования с учетом национальной специфики и индивидуального характера познающего сознания;

6) определить роль содержательного ядра в механизмах формирования метонимических и метафорических значений и семантики фразеологизмов;

7) уточнить «пределы» значений многозначных слов на уровне системы языка посредством сопоставления с синонимами, а также для разграничения омонимов и значений многозначного слова;

8) определить возможность использования содержательного ядра (лексического прототипа-инварианта) в лексикографической и дидактической практиках.

Новизна исследования определяется тем, что впервые предпринимается попытка изучения механизмов формирования лексем многозначных слов современного английского языка и их функционирования с использованием методов прототипической семантики. Впервые определено содержательное ядро (лексический прототип) многозначных существительных двух лексико-семантических полей и одной объединенной лексико-семантическиой группы. Впервые разработаны специальные методы анализа конкретного материала с использованием реконструкции конкретных образов. Исходя из незеркального характера разграничения дихотомии «язык - речь», впервые делается попытка установления различия между языковой и речевой образностью. Впервые осуществляется уточнение содержания лексемы многозначного слова посредством изучения системной синонимии многозначных слов.

Теоретическая значимость работы состоит в установлении незеркального характера конфигураций соотношения содержания многозначных слов, рассматриваемых как единицы уровней системы языка и речи.Определено содержательное ядро (границы значения) многозначных существительных на уровне системы языка и установлено, что, как правило, они представлены инвариантами. Показана возможность вывода «третьего смысла» на основе содержательного ядра слова, речевого и языкового контекста как механизма формирования и интерпретации переносных значений слов и значений фразеологизмов. Соответственно, получила подтверждение гипотеза об однозначности лексических единиц на уровне языка, которая реализуется как многозначность лишь в речи. Показано, что при формировании и декодировании переносных значений в качестве исходной базы лексический прототип выступает как в форме номинативно-непроизводного значения, так и в форме инварианта. Использование лексических прототипов определяет актуализацию лексико-семантических вариантов с наименьшими когнитивными усилиями, что соответствует принципу языковой экономии.

Практическая ценность: результаты исследования могут быть использованы в курсах лекций и спецкурсах по лексикологии, общему языкознанию, спецкурсах по когнитивной лингвис­тике, а также в практике преподавания английского языка на специальных факультетах, при написании курсовых и дипломных работ, при создании учебных пособий по лексикологии. Методика определения лексических прототипов может быть полезной при определении внутренней формы значений многозначных лексем, а лексические прототипы использованы в качестве значений вокабул при составлении учебных двуязычных словарей.

Основными методами исследования являются компонентный анализ словарных дефиниций, анализ по нетривиальным семантическим компонентам [Апресян, 1995]. В работе предложен когнитивный анализ переносных значений на основе когнитивных образов, лежащих в их основе, с опорой на номинативно-непроизводные значения, речевой и языковой контекст. Кроме того, семантический анализ проводится на основе интроспекции и использования таких методов, как лингвистическое наблюдение, описательный метод и сравнение как универсальный лингвистический прием.

На защиту выносятся следующие положения.

1. Незеркальность, свойственная дихотомии «язык - речь», обусловлена функционированием однозначного содержательного ядра (лексического прототипа) многозначного слова на уровне языковой системы, с одной стороны, и актуализацией значений на уровне речи как результат сопоставления содержательного ядра (лексического прототипа) с актуальными речевыми и языковыми контекстами, с другой. Переносные значения, зафиксированные словарями, отражают, как правило, не языковой уровень содержания, а уровень речи. Лексическая полисемия является не языковым (системным), а речевым (текстовым) феноменом.

2. В качестве содержательного инварианта ЛСВ многозначного слова выступает лексический прототип как значение лексемы, то есть единица системы языка (лексикона). Он представляет собой минимальный пучок хранящихся в долговременной памяти смыслов и является источником актуализации переносных значений. Лексический прототип как инвариант семантической структуры слова формируется на базе номинативно-непроизводного значения, которое служит «фоном» содержания переносных ЛСВ. Он является оптимальным средством хранения и функционирования многозначных слов. Косвенным доказательством существования ЛП является то, что только системная однозначность слова отвечает жестким временным ограничениям, связанным с реальным коммуникативным актом.

3. Представляется целесообразным различать языковую образность, носящую более обобщенный и схематический характер, и речевую образность – более конкретную и яркую; следует также учитывать субъективный характер образных откликов в сознании человека.

4. Лексический прототип имеет общие черты с когнитивным прототипом, гештальтом и т.д. ([Rosh, 1975], [Lakoff, 1986], [Taylor, 1989], [Geeraerts, 1993] и др.) с точки зрения механизмов обработки информации и порождения речи; однако, если когнитивные прототипы обращены «вовне», т. е. ориентированы на способы языковой категоризации предметов мира, то лексические прототипы, наоборот, ориентированы «вовнутрь», на механизмы формирования семантической структуры отдельного слова.

5. При формировании и декодировании переносных значений в качестве исходной базы лексический прототип может выступать как в виде номинативно-непроизводного значения, так и в форме инварианта. Коммуниканты формируют и интерпретируют переносные значения, используя тактику рассогласования содержания конвенционального системного значения (лексического прототипа) слова и речевого и/или языкового контекста.

6. Учет семантики (ближайших) синонимов, существующих на уровне системы языка, то есть синонимии лексических прототипов соответствующих слов, способствует выявлению специфики и пределов лексических прототипов каждого из них. Подобный анализ позволяет работать с обозримым материалом и отказаться от анализа открытого ряда сопоставлений на уровне речевых синонимов.

7. Лексические прототипы могут использоваться в лингводидактических целях при обучении иностранному языку, а также в лексикографической практике в качестве отправной точки и стержня внутренней формы многозначных существительных.

Апробация работы. Основные положения диссертации прошли апробацию в виде докладов, со­общений на межвузовских, региональных, общероссийских и международных научных конференциях, проводимых вузами Екатеринбурга (2004), Магнитогорска (1997, 1998, 2002, 2003, 2004), Москвы (2003, 2004), Оренбурга (2005), Пензы (2002, 2003), Санкт-Петербурга (1996, 1997, 1998, 1999, 2002, 2003, 2004, 2005), Тамбова (2003), Челябинска (2002, 2003), Moscow-Varna (2004). Результаты исследования отражены в 39 публикациях по теме диссертации общим объемом 42 п. л., в том числе монографии, учебном пособии и двух методических указаниях, объёмом 31,5 п. л.

Объем и структура диссертации. Диссертационное исследование содержит 384 страниц машинописного текста, из них 356 страниц основного текста, включая введение, три главы, заключение и 22 таблицы. В конце работы приводится библиографический список, включающий 264 источника на русском, 75 на иностранных языках, и список словарей.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы, раскрываются актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость работы, определяются цели и задачи анализа, формулируются основные положения, выносимые на защиту, описываются материал исследования и структура работы. Во введении дается характеристика используемых методиче­ских приемов и материала исследования.

Исследование, осуществленное в первой главе «Исследование семантической структуры слова», предопределило обращение к таким фундаментальным вопросам семантики, как природа лексического значения на уровне языка и речи, его границ, типологии, семантической структуры многозначного слова, содержательного ядра слова, соотношения и функционирования семантических инвариантов и их речевых реализаций и т. п.

Анализ существующей литературы, посвященный определению природы значения, показывает, что значения не являются имманентными сущностями, раз и навсегда данными и функционирующими как самоорганизующаяся система. Они определяются деятельностью сознания и изменяются под влиянием языковых и экстралингвистических факторов. Для них характерны отсутствие четких, фиксированных границ, некоторая расплывчатость и неопределенность, что обеспечивает возможность дальнейшего семантического развития слова. Очевидно, реальный, предельный объем у лексического значения есть, но его часто трудно описать практически. Это обстоятельство не исключает возможности описания значения, а лишь ставит вопрос о различных уровнях глубины и адекватности такого описания. Каждый уровень такого описания обусловлен практическими задачами.

Диффузность значений многозначного слова является решающим фактором, определяющим его семантику. То, что лексикографические описания не всегда отражают это явление и более того, стремятся освободить словарные статьи от примеров, демонстрирующих эту неопределенность, существенно искажает представление о семантической структуре слов. С другой стороны, неопределенность и зыбкость границ значений слова предполагает возможность ошибочной трактовки тех или иных значений, а также трудности определения содержания отдельных ЛСВ. Некоторые, а иногда и многие значения полисемантичных слов не могут быть без натяжек выведены с помощью традиционных механизмов сужения, расширения первого значения, метонимии и/или метафоры.

Полисемия занимает одно из центральных мест в лингвистических исследованиях, представляя собой конститутивное свойство языка, вытекающее из самой его сущности. В связи с этим и в зависимости от целей исследования семантическая структура слова изучается в двух основных направлениях: 1) понимание семантической структуры как системы ЛСВ единиц системы языка, т. е. лексем и 2) представление значения в виде набора элементарных сем. И в том и в другом случае, несомненный интерес представляют как онтологическая сущность явления, так и методика его описания.

Понятие семантической структуры, определяемой как иерархически организо­ванная, исторически сложившаяся и в то же время динамическая микросистема, объединяющая значения, связанные между собой отношениями произ­водности, является чрезвычайно важным для решения проблем, связанных с исследованием семантики полисемантов. Подобная структура, состоящая из взаимосвязанных элементов, является удобным средством упрощения исследуемого объекта.

Однако, анализ исследований показывает, что при семасиологическом подходе семантическая структура слова часто представляет собой чисто теоретическую схему, построенную на перечне значений, зафиксированных в тексте. Подобные структурно-семантические модели слова отражают содержание единицы на уровне языка и речи, при этом специфика репрезентации на уровне языка и речи, как правило, остается без внимания. Не учитываются особенности обыденного познания, связанные со спецификой восприятия, а также опыт и знания индивидуального познающего сознания. Использование подобных схем не учитывает того, что актуализируются значения в условиях режима реального времени и пространства, в жестких условиях коммуникативного цейтнота.

Следует подчеркнуть, что в рамках второго направления общим для современных теорий анализа является вопрос о количестве выделяемых семантических компонентов в составе значений и основания их отождествления.

В лингвистической литературе последних лет доминирует точка зрения, согласно которой в ходе поиска реальных единиц хранения информации о словах в памяти, т. е. на уровне лексической системы, в дефиниции должно быть отражено максимальное число компонентов плана содержания языковой единицы [Кузнецов, 1985; Стернин, 1985 и др]. Помимо референциальных сведений о лексической единице в дефиниции помещаются коннотативные, прагматические, коммуникативные семы (это связано с общим стремлением к обогащению лексикографического описания за счет компонентов, которые ранее отражались слабо и несистематично). С одной стороны, такая установка является достаточно плодотворной, так как, действительно, план содержания вмещает больше, чем это представлено в словарных толкованиях. Например, в работе А. Вежбицкой приводится наиболее полное описание денотативных значений некоторых слов с целью установления их различий. Максимально полные описания таких слов, как cup, mug, glass и т. п. занимают по 2-3 страницы, достигая «гигантских размеров» [Wierzbicka, 1985: 33-37]. С другой стороны, при всей явной избыточности таких дефиниций убедительным контрдоводом может послужить «любое указание на какой-нибудь упущенный признак» [Архипов, 1998: 15-19]. Кроме того, исследователи отмечают сложность и субъективность подобных семантических описаний.

Последователи идеи минимальных словарей пытаются ограничить количество компонентов путем редукции значения и использования в толкованиях минимального числа признаков-примитивов, не допускающих дальнейшее членение. Подобные исследования так же, как известно, проводятся А. Вежбицкой [Вежбицкая, 1985, 1996].

Учитывая такое свойство языка, как экономия, а также гештальтный характер единиц долговременной памяти [Лакофф, 1981; Степанов, 1998 и др.] можно предположить, что единицы на уровне системы языка хранятся в ментальном лексиконе человека не в форме развернутых словарных дефиниций, а в более «компактном» виде.

Исследования подобной «семантической компактности» привели к появлению гипотез в области определения содержательного ядра, как на уровне отдельного значения, так и на уровне многозначного слова (предполагающие выявление семантической общности внутри полисеманта). Подобные исследования должны предполагать сужение семантических компонентов до минимально необходимых – устойчивых, центральных. При этом значение должно быть максимально узнаваемым, а возможная субъективность полученных результатов вполне допустима.

В работах А. А. Потебни указывается, что содержательному ядру («ближайшему значению») должны быть присущи «народность» и единичность входящего в семантическое ядро признака. «Формальное понятие» С. Д. Кацнельсона должно быть общеизвестно для всего языкового коллектива. В других работах в качестве содержательного ядра значения выступает «семантический примитив» (А. Вежбицкая), «интенсионал» (М. В. Никитин), «дифференциальная сема» (В. Г. Гак) и др. В целом, этих авторов объединяет подход к значению слова как к единству, комплексный характер которого отражает специфику процесса мыслительного гештальтного отражения действительности.

Поиски содержательного ядра многозначного слова начинались с установления «общего значения» слова, понимаемого по-разному. По мнению ряда лингвистов [Шмелев, 1973; Новиков, 1982; Палмер, 1982], поиск общего значения многозначного слова, т. е. смыслового ядра, которое, присутствуя в значении каждого из его вариантов, остается их неизменной основой, является одной из самых трудных задач.

Так, предпринимая попытку определить общее значение слова cвинья В. А. Звегинцев указывает, что в нем несомненно наличествует понятие о животном, но когда это слово соотносится с другим классом предметов, т. е. с человеком, то это понятие не изменяется. Называя человека свиньей, «мы как бы указываем, что этот человек обладает качествами свиньи» [Звегинцев, 1957: 158].

Понимание общего значения в таком виде вызывало возражение у С. Д. Кацнельсона, полагавшего, что когда понятие о животном переносится на человека, возникают две взаимоисключающие друг друга ситуации: 1) само понятие при этом не изменяется, неряхи и подлые люди подводятся под единое понятие «свиньи»; 2) понятие существенно отличается от прежнего, так как оно применяется в этом случае к разным классам предметов. Между тем, по мнению автора, непосредственной связи между двумя переносными значениями («грязный, неопрятный человек» и «грубый, низменный человек») и первым значением, связанным с физическими признаками данного животного в полном объеме нет [Кацнельсон, 1986: 41-42]. Таким образом, С. Д. Кацнельсон указывает на два возможных способа «добывания» «общего значения»: в отождествлении его с главным значением и в конструировании нового понятия, охватывающего разные классы предметов, чего-то вроде «человеко-свиньи», и наделяемого чертами и признаками «как свиней, так и неопрятных и непорядочных людей». Автор считает, что оба приема неадекватны, так как «с их помощью учиняется произвольная расправа над реальным многообразием актуальных значений» [Кацнельсон, 1986: 42].

Эта дискуссия свидетельствует о том, что «общее значение» постулируется как не совсем четко очерченное явление: отсутствует общепринятое приемлемое определение и не выделен набор составляющих его компонентов. Одни исследователи приравнивают общее значение к первому значению (Р. А. Будагов, Р. Якобсон), другие называют его абстрактной схемой, теоретическим построением (Е. Курилович, К. Бальдингер, Л. А. Новиков), третьи в качестве общего значения принимают ядерный семантический признак (В. А. Звегинцев, Д. Н. Шмелев, Э. В. Кузнецова). Это обусловлено тем, что не было четко определенных критериев и механизмов выделения общего значения. Вследствие недостаточности проанализированных данных остается неясным, насколько это явление универсально, характерно ли оно действительно для всех или большинства многозначных слов. Кроме того, авторы «не учитывали возможность понимания актуальных значений как состояний сознания, независимых друг от друга и служащих лишь отправным пунктом для вывода последующих ассоциаций на основе одного или нескольких признаков» [Архипов, 2003: 46-56], т. е., очевидно, общее значение предполагает более высокий уровень абстракции, отвлечения от конкретных признаков, характерных для отдельных значений.

Однако, интерес к поиску содержательного ядра многозначного слова не ослабевает и в наши дни. Семантическую общность значений полисемантов называют «семантическим центром» [Беляевская, 1987], «центральным» или «ядерным значением» [Степанов, 1966; Палмер, 1982], но чаще «инвариантом» [Апресян, 1995; Лещева, 1996; Перцов, 2001; Уфимцева, 2002 и др.]. По мнению авторов, игнорирование содержательного ядра в исследовании многозначности слов и сосредоточенность на локальных значениях приводят к затемнению реальной языковой картины мира. Постулирование обобщенных значений у грамматических форм так же находит приверженцев (Е.В. Падучева, В. Г. Гак, и др.). При этом, авторы отмечают, что отсутствие обобщенного грамматического значения привело бы к чрезмерной перегрузке памяти говорящего.

Итак, анализ показывает, что традиционные представления о значении и семантике многозначного слова по бóльшей части «статичны», поскольку представляют собой схемы и связи между ними, изучаемые без учета того, что в действительности их создают и используют коммуниканты в условиях реального времени и пространства. Следует отметить, что построение семантических структур слова, включающих статичный объем семантических компонентов, полученный на основе текстов post factum могут претендовать на объективность, если их использовать в дидактических целях, когда необходимо приблизиться к реальностям функционирования языка. Таким образом, можно предполагать, что семантические структуры слов не являются реальностями сознания языковой личности, но лишь средством, с помощью которого «исследователь хочет сказать что-то о языке» [И. К. Архипов, 2001].

Традиционный подход к проблеме базируется на логико-понятийном, теоретическом моделировании связи языка и познания и не учитывает многих свойств обыденного сознания, связанных с его индивидуальной спецификой. В рамках этого подхода значение слова или грамматической формы представляется как набор семантических признаков, которые и регулируют правильность использования этого слова в словосочетании и предложении [Болдырев, 2004]. Таким образом, традиционный взгляд на значения часто рассматривает их как формирующиеся и взаимодействующие сами по себе, без участия человека. При этом если человеческое сознание и учитывается, то только исходя из того, что при осмыслении того или иного значения формы слов перемещают значения (содержание) из сознания говорящего в сознание воспринимающего.

Традиционный подход находит отражение и в лексикографической практике. Лексикографы ищут пути достижения семантической прозрачности структуры словарной статьи, которая бы демонстрировала мотивированность каждого ЛСВ, его логическую зависимость от предшествующего и в идеале – мотивация каждого последующего ЛСВ предыдущим. Однако лексикографическое употребление метафорических значений нередко наталкивается на сопротивление материала, поскольку основной массив метафорической лексики образуется по другим принципам [Скляревская, 1993: 50]. Происходит это вследствие того, что словари не всегда фиксируют наиболее значимые семантические компоненты, существенные для функционирования лексемы и процессов семиозиса и передают смысл, как правило, не ставя перед собой цели отражения внутренней формы слова и «сохранения» исходного когнитивного образа.

Сказанное выше не означает, что статичный подход следует исключить из лингвистических описаний. Традиционное понимание служит отправной точкой исследований с помощью когнитивных методов, и поэтому многое из предложенного ранее активно используется в современной практике. Понятие семантической структуры, определяемое как иерархически организо­ванная, исторически сложившаяся микросистема, объединяющая значения, связанные отношениями произ­водности, является важным для схематического исследования внутренних связей семантики многозначных слов. Следует отметить, что подходы ряда лингвистов прошлого фактически опирались на основы когнитивной лингвистики, поскольку в их исследованиях прослеживается связь языковых структур с мыслительными, а также учитывается роль человеческого фактора в языке.

Глава 2. Семантика многозначного слова как объект когнитивной лингвистики. В качестве основных теоретических предпосылок появления когнитивного подхода в его современном виде можно считать разработку важнейших положений теорий концептуализации и категоризации, определение концепта как единицы знания, фиксирующей результаты не только теоретического, но и обыденного познания. Такое представление связано с теориями прототипов и естественной категоризацией (E. Rosh, J. Taylor, G. Lakoff), концентрации или фокусировки внимания (Ch. Fillmore, L. Talmy), теорией выделенности (R. Langacker) и др. Когнитивный подход к исследованию языка в его современном понимании в отечественном языкознании стал результатом естественного развития ономасиологической теории (Е. С. Кубрякова и др.), семасиологического подхода (Ю. Д. Апресян, М. В. Никитин и др.), теории логического анализа языка (Н. Д. Арутюнова и др.), семиологической грамматики (Ю. С. Степанов), рече-мыслительной деятельности (Н. И. Жинкин, С. Д. Кацнельсон и др.), функционально-семантических полей (А. В. Бондарко), психолингвистических концепций речевой деятельности (Л. С. Выготский, А. Р. Лурия, А. А. Леонтьев и др). Уже в это время осознавалась потребность в системном изучении работы человеческого сознания и сложилось понимание о том, что единственно надежный доступ к сознанию обеспечивает только язык.

Когнитивная семантика стала новой научной парадигмой благодаря успехам психологии и пониманию того, что мерой всего является не объективный мир, а человек с его видением объективного мира. В современной лингвистике это связывается с развитием и закреплением позиций человеческого фактора в языке. Этот подход был предрешен явной ограниченностью традиционной лингвистики, замыкающейся на изучении языка как системы и, что еще хуже, иногда понимаемой как системы имманентной, саморазвивающейся и противостоящей человеку.

Исторически изучение языка и речи шло неравномерно: в первую очередь, естественно изучалась и изучается речь, т. е. то, что находится в сфере непосредственного опыта носителей языка. При этом подразумевалось, что одновременно идет исследование и «языка, засвидетельствованного в речи» (Б. Косериу). В традиционном языкознании является общепринятым рассматривать язык как полностью представленный и существующий в речи, а речь в качестве «сверхязыкового остатка» (И. А. Смирницкий и др.). Некоторые исследователи под языком понимают языковую компетенцию вообще или его внутримозговые субстраты. Для других язык – это система научных понятий, которые формируются в результате анализа речевых данных и которые отражают его общие существенные признаки (А. Гардинер, С. Д. Кацнельсон, Г. В. Колшанский, И. М. Коржинек, А. А. Ломтев, В. М. Павлов и др.). Часто различие между этими явлениями определяется как различие между общепринятым, закрепленном в узусе и случайным, нераспространенным [Ломтев, 1976]. Часто даже если лингвисты и рассматривают язык и речь в качестве самостоятельных явлений, то только в качестве разных «коммуникативных состояний». Язык определяется авторами как «совокупность и система знаковых единиц общения в отвлечении от языкового материала, в их коммуникативной готовности», а речь как последовательность (взятых из языка) знаковых единиц общения в конкретном языковом материале в их коммуникативном применении [Березин, Головин, 1979]. Такая «последовательность знаковых единиц» напоминает хорошо известный «склад кирпичиков» (т. е. значений), которые по мере необходимости в процессе коммуникации человек забирает со «склада памяти».

Данное исследование основывается на гипотезе о том, что соотношение дихотомии «язык – речь» носит незеркальный характер. Это взаимосвязанные, но не тождественные явления. Языковая система – это вербализованные концепты, хранящиеся в долговременной памяти и актуализирующиеся в процессе говорения и понимания. Языковая система индивида имеет обширную виртуальную часть, общую для всех или большинства носителей языка, и индивидуальную систему языковой личности, зависящую от усвоенных моделей и стереотипов. Язык как система проявляется в индивидуальных произведениях-высказываниях. Представителем многозначного слова на уровне системы языка является его содержательное ядро (лексический прототип) как единство образов формы и содержания лексемы. Различие языка и речи заключается в том, что язык располагает конечным набором единиц, а речь – вариативна в комбинациях и содержит открытые ряды средств выражения. Система языка и ее средства, будучи достаточно консервативными и стабильными, эволюционируют во времени.

Важным для данного исследования является положение о том, что значения слов не «возникают», а создаются человеком. Идеальное содержание не покидает пределов сознания, задуманное значение не выходит в объективный мир в виде готового знания, «прикрепленного» к материальной форме [Мамардашвили, 1999; Залевская, 2000; Никитин, 2003; Архипов, 2004]. Значение как единство образов формы и содержания формируется в сознании говорящего, а потом слушающего. Это единство формируется в соответствии с замыслом высказывания. Поскольку содержание идеально и не выходит за пределы сознания, а задуманное значение так же не выходит в объективный мир в виде готового знания, «прикрепленного» к материальной форме, то у говорящего в прямом смысле нет физических возможностей с помощью языковых средств передать связываемое с ними содержание, т. е. тот смысл, который он в своем сознании связывает с данной формой [Архипов, 2004: 78-79].

Принципиальным, на наш взгляд, является тот факт, что значение многозначного слова лишь выявляется в контексте. Мы не можем согласиться с мнением о том, что «слова в контексте… могут приобретать дополнительные значения, не зафиксированные в словарях» [Galperin, 1981] или с высказываниями типа «контекст влияет на/изменяет значение единицы», «контекст может порождать значения», «контекстно-зависимое значение». При таком подходе контекст становится некой имманентной сущностью, фактором «вне человека», действующим по своим правилам и законам. Слово, как сущность, произведенная сознанием, в каждом случае его употребления не может самостоятельно генерировать новые значения (либо оттенки значений), поскольку значения возникают в голове носителя языка как результат когнитивных процессов [Винокур, 1929]. Контекст лишь проявляет значение или его изменение, замышленное говорящим. Говорящий ставит то или иное слово в контекст с тем, чтобы просигнализировать слушающему о том содержании, которое он хочет передать [Кацнельсон, 2001; Архипов, 2004].

Существенным для данного исследования является необходимость ответить на вопрос о способах хранения, уровнях репрезентации и механизмах актуализации лексических значений. Согласно относительно упрощенному «атомистическому» представлению, система языка изображается как «склад» единиц, хранящихся в памяти, которые говорящий «забирает со склада» как кирпичики, составляя из них высказывание. Суть второго подхода заключается в определении минимально существенных семантических признаков слова, содержательного ядра слова и установлении его места в системе языка и функции и в речи.

Обосновывая второй подход, мы исходим из предположения о том, что « .в памяти индивида просто не могут быть дискретно зафиксированы все варианты значений всех известных ему слов» [Брудный, 1971: 10]. Как образно выразился Н. В. Перцов, исследователь инвариантов в русском словоизменении, «традиционный портрет» слова, в котором скрупулезно описаны только отдельные детали, может упустить «лица необщее выраженье», которое свойственно многим словам естественного языка [Перцов, 2001: 43; 22]. То есть, системная информация о единицах языка хранится в памяти индивида не в форме развернутых словарных дефиниций, а в ином, более компактном виде совместно с известными механизмами актуализаций значений. Очевидно, каждое многозначное слово имеет более или менее постоянное смысловое ядро, независимое от контекста, которое является основой функционирования полисеманта на уровне речи.

В качестве содержательного ядра лексемы в данной работе принят лексический прототип. Он включает номинативно-непроизводное значение («ближайший» лексический прототип), поскольку это, очевидно, именно то значение, которое приходит первым в голову носителю языка при осмыслении значения любого полисеманта и инвариантную часть, включающую компоненты абстрактного характера. Инвариант – это результат осмысления всех значений многозначного слова. Он формируется на основе памяти (воспоминаний) о реальных актуализациях ЛСВ и осмысляется как база создания метафорических значений (а не «склад» ЛСВ), на основе механизма «как/как если бы», «похоже» (as if, like). В результате, в долговременной памяти хранятся не отдельные ЛСВ, а знание о том, как они образуются и декодируются, т. е. механизмы деривации. Лексический прототип, очевидно, способствует актуализации ЛСВ с наименьшими когнитивными усилиями. Соответствуя принципу экономии, он также обеспечивает семантические связи между значениями, не давая распасться многозначному слову на омонимы.

В качестве основополагающего теоретического положения относительно семиозиса с учетом вышеизложенного понимания дихотомии «язык-речь» целесообразно использовать подход к соотношению системных и актуальных значений слова, разработанный Дж. Серлем, Д. Дэвидсоном и И. К. Архиповым. Первый исследователь полагает, что в качестве системных значений многозначных слов выступают номинативно-непроизводные значения. То есть, подобные слова принципиально однозначны на уровне системы языка. При переходе на уровень речи воспринимающий высказывание выводит для себя значение, которое, по его мнению, адекватно отражает актуальный контекст.

Согласно точке зрения И. К. Архипова, позиция Д. Дэвидсона должна быть дополнена фактором, обусловленным механизмами памяти. Поскольку у коммуникантов не могут не оставаться воспоминания о фактах реализации переносных метафорических значений (данный подход дезавуирует понятие «складов» всех ЛСВ), то, очевидно, системные значения полисеманта должны включать, помимо номинативно-непроизводного значения знание механизма формирования метафорических значений на основе принципа «как», «как если бы» [Arkhipov in press].

Косвенным аргументом в пользу существования такого механизма является обнаружение в словарях значений абстрактного характера, которые часто начинаются словами «something resembling, like…». Они являются обобщением всех ЛСВ и формируются на основе актуализаций переносных значений. Следует заметить, что регистрация подобных значений – это большая заслуга составителей словарей, поскольку такие значения, не являясь речевыми, т. е. принадлежностью контекстов, выводятся лишь из процессов говорения и понимания, представляя собой результат обобщения многократного опыта использования языковых единиц (например, у слов veil – something that conceals, separates, or screens like a curtain [AHDEL]; apron – something that resembles an apron in appearance or function [AHDEL]; mouth – something that resembles a mouth [WTNID]; leg – something resembling or suggesting a leg in use, position or appearance [ACD]; tooth – any projection resembling or suggesting a tooth [NWDEL]; nose – anything that resembles nose because of shape or position [AHDEL]; head – the upper end or extremity of something [AHDEL] и т. д.).

Отсюда следует, что полисемия представляет собой речевой (текстовый) феномен. То есть многочисленные значения, приводимые составителями словарей отражают не уровень языка, а являются контекстными речевыми реализациями, за исключением номинативно-непроизводного значения.

Таким образом, смысл функционирования лексических прототипов подход состоит в том, что для формирования актуальных значений (ЛСВ) говорящий выбирает соответствующие лексические прототипы и схемы их вывода (inference) на основе задуманных ЛСВ с учетом условий различных конситуаций. В свою очередь, говорящий не «подгоняет» некие фиксированные («застывшие») значения, забираемые со «склада» памяти, с тем, чтобы они «совпали» с условиями конситуаций, а «выпускает» звуковую или графическую форму слова, соответствующие образам лексических прототипов, находящимся в его голове, с надеждой или уверенностью, что слушающий сможет восстановить задуманные им смыслы, исходя из лексических прототипов, находящихся в его голове, и в соответствии с конситуациями. Получив форму слова – сигнал, слушающий выводит прямые и переносные значения, «прикладывая» лексический прототип слова к различным ситуациям. В функционировании именно интерпретационного механизма, а не механистического («положили слово (значение) в склад памяти, забрали слово (значение) со склада») заключается, как представляется, действительно творческий характер речемыслительной деятельности, о котором так охотно говорят приверженцы разных направлений и школ» [Архипов, 1998: 16].

На уровне сознания, очевидно, именно лексический прототип обеспечивает средство хранения обширного объема содержания лексемы. В зависимости от того, какой концепт – номинативно-непроизводное значение или инвариант - является актуальным в данный момент для данного сознания и выводится значение. Обобщенную, абстрактную форму не только удобно хранить в долговременной памяти и использовать для выражения понятий о широком круге семантически связанных предметов и явлений, но и для выражения нового понятия. Экономная, рационально организованная работа сознания характеризуется тем, что, оно «не доходит» до вербального уровня и протекает на так называемом «языке интеллекта», т. е. в сцеплении и движении определенных символов, фигур, образов и т. д. [Караулов, 2003].

Анализ исследований в области языковой картины мира с целью определения природы и уровня функционирования лексического прототипа определил необходимость учета уровня восприятия среднего носителя языка, соответствующего наивной картине мира, а также индивидуальный и субъективный характер познающего сознания. Языковая картина мира как исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отраженная в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности [Постовалова, 1988], представляет собой гештальт объективного мира в нечеткой форме [Маковский, 1996]. Она исторически обусловлена и имеет многоуровневую организацию (картина мира отдельного человека, группы, народа, общечеловеческая), соединяя общечеловеческое и национально-специфическое, общее и индивидуальное, глобальное, фундаментальное и частное. Каждый народ по-своему членит многообразие мира, по-своему называет эти фрагменты мира. Своеобразие конструируемой картины мира заключается в том, что в ней опредмечивается индивидуальный, групповой и национальный (этнический) вербальный и невербальный опыт [Гумбольдт, 2001].

Представляет интерес далее провести параллель между лексическим и когнитивным прототипами. По мнению ряда авторов, полисемия тесно связана с концептуальной организацией, а семантическая структура слова представляет собой явление прототипического характера [Lakoff, 1980, Geeraerts, 1993, Лещева, 1996 и др.]. С точки зрения механизмов порождения речи и обработки информации, функционирование концептуальной категории и полисеманта сходно: сначала идет апелляция к прототипу (а у полисеманта - к содержательному ядру), а затем с учетом коммуникативной ситуации (контекста) актуализируется тот или иной член категории (в случае полисеманта – его ЛСВ). Члены когнитивной категории, в той же степени что и значения в структуре полисеманта имеют различ­ный статус (прототип и периферийные члены, исходные и производные значения). В то время, как периферийные члены когнитивной категории обнаруживают готовность к отделению (например, пингвин – птица?), ЛСВ с минимальным числом общих с лексическим прототипом компонентов, находится на грани омонимии.

С другой стороны, имеются аргументы, свидетельствующие о различии концепту­альной категории и полисеманта. Это касается положения о членстве в категории, ко­торое в случае когнитивных прототипов не носит постоянного характера [Langacker, 1987]. Производные значения полисеманта постоянно ассоциируются с одной и той же лексемой, в то время, как член когнитивной категории может входить в две или больше категории. Кроме того, инвариантная часть лексического прототипа не имеет референта. В отличие от него у когнитивного прототипа может быть референт.

Глава 3. Определение лексического прототипа (на материале многозначных существительных современного английского языка).

Анализ многозначных существительных английского языка, предпринятый с целью выявления когнитивных структу­р, лежащих в основе полисемии, направлен на определение содержательного ядра (лексического прототипа). Предполагается проверить на фактическом материале, являются ли значения многозначного слова продуктами взаимодействия системного значения слова и речевого контекста.

Предпринятый когнитивный анализ основан на принципах, которые предусматривают участие Наблюдателя (Viewer или Observer) в процессе познания с опорой на визуальные образы, стоящие за значениями существительных [Langacker, 1987]. В процессе номинации используются антропоцентрические стереотипы и концепты наивной картины мира, выделяемые (salient) с точки зрения Наблюдателя.

В качестве иллюстрации когнитивного метода исследования многозначной лексемы, целесообразно предложить анализ английского существительного hood, относящегося к лексико-семантическому полю «одежда и ее части».

Задачей начальной части исследования является формулировка первого номинативно-непроизводного значения на основе наиболее частотных семантических компонентов дефиниций различных словарей.

В качестве первых значений слова hood словари приводят следующие дефиниции, опирающиеся на зрительный образ соответствующей части одежды человека: a loose pliable covering for the head and neck, either attached to a robe or jacket or separate [AHDEL]; a part of a coat, cloak, etc which you can pull up to cover your head. It is in the shape of a triangular bag attached to the neck of the coat at the back [COBUILD]; a loose pliable covering for the head and neck, often attached to a robe or jacket [WNet]; a flexible covering for the head and neck; a protective covering for the head and face [Quick Def]; a part of a coat which covers your head [LDCE]; a covering usually of cloth or leather for the head and neck and sometimes the shoulders that is attached to a garment or worn separately and is made with a loose or close-fitting opening for the face [WTNID]; a part of clothing which can be pulled up to cover the top and back of the head, or something like a bag, with or without holes to see through which is put over the whole head [CIDE]; a headdress that protects the head and face [Hacking Lexicon]; a loose head covering either attached to a cloak or a coat or made as a separate garment [CIDI]. – The coat has a detachable hood; He held both sides of the parka hood closed against the snow [COBUILD].

Компонентный анализ приведенных дефиниций дает следующие результаты. Восемь из девяти словарей (за исключением Hacking Lexicon) отмечают функциональную гиперсему hood covering. Все словарные дефиниции указывают на то, что «hood» является частью одежды (пальто или куртки), за исключением словаря CIDI, который отмечает, что капюшон может использоваться как самостоятельный вид одежды. Тот факт, что капюшон покрывает именно голову отмечают все словари, голову и шею – пять, голову и лицо – три словаря.Компонент attached to a cloak or a coat наличествует в пяти дефинициях. Другие компоненты имеют следующую частотность: loose (4), a separate garment (2), pliable (2), protective (2), you can pull it up (2).

Далее можно сформулировать «усредненное» номинативно-непроизводное значение слова hood на основе этих данных, как: a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat.

Анализ остальных ЛСВ проводится на основе и в терминах установленного «усредненного» номинативно-непроизводного значения:

hood (2) – аn ornamental draping of cloth hung from the shoulders of an academic or ecclesiastical robe [WNet]. Поскольку ЛСВ (1) передает понятие о любом капюшоне как части одежды, значение «нарядно украшенная часть мантии, свисающая с плеч» следует рассматривать как сужение hood (1)a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat.

Метонимическое значение hood (3) (или hoodlum [Oxford]) – an aggressive and violent young criminal [Quick Def] предположительно мотивировано образом куртки с капюшоном атрибута одежды молодых людей, которые позволяют (в том числе и правонарушителям) скрывать свою внешность. В результате, капюшон стал символом таких людей: a hood (a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat) as a symbol of those (criminals) who use it to cover their neck and head. Данное метонимическое значение образовано по переносу на основе модели «часть → целое».

В следующих метафорических значениях отражается уподобление внешнему виду и функции капюшона.

Так, зоологический термин hood (4) – аn expanded part, crest, or marking on or near the head of an animal [AHDEL] мотивирован сравнением нароста у животных в области головы с внешним видом капюшона куртки. Компоненты номинативно-непроизводного значения присутствуют в данном ЛСВ как неотъемлемый фон: «нарост, похожий на капюшон, свисающий на спину»: аn expanded part, crest, or marking on or near the head of an animal, whichresembleshood (1) (a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat). Общими для данного и номинативно-непроизводного значения являются компоненты: an extension, pointed, at the back, near the top or vital part. Для данного ЛСВ свойственно совпадение потенциальных компонентов номинативно-непроизводного значения pointed, near the top and vital part. Следует отметить, что их нет ни в одним из взятых для анализа словарей, но они необходимы, поскольку отражают специфику предметов, обозначенных как hood (1) и hood (4), указывая на похожие части объектов (ср. an extension, at the back).

hood (5) – a bag placed over someone's head so that they cannot see or be recognized. – The prisoners had been tortured and made to wear hoods [AHDEL]. В основе метафоры лежитуподобление мешка, одеваемого на голову заключенному капюшону на основе внешнего сходства и функции (накрывать, прятать) –a bag placed over someone's head so that they cannot see or be recognized, which resembles hood (1) (a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat). Таким образом, значение построено на основных компонентах a covering, for the head, removable. Усматривая общее в образе номинативно-непроизводного значения и данного ЛСВ, выделяем также компонент for a top or a vital part.

hood (6) – а covering for a horse's head [Quick Def] –a covering for a horse's head, which resembles hood (1) (a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat). Те же компоненты лежат в основе этой метафоры, так как мешок для лошади используется также для того, чтобы покрыть ее голову. Значение основано на компонентах a covering, for the head, detachable.

hood (7) – а sack placed over the head of a falcon to keep it quiet [AHDEL]. В основе метафоры лежит уподобление мешка капюшону, предназначенному для сокола. Специальный кожаный мешочек одевается на голову хищной птице, используемой для охоты, когда она не охотится:a sack, whichisplaced over the head of a falcon to keep it quiet, which resembles hood (1) (a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat). В основе значения лежат компоненты a covering, for the head, removable.

hood (8) – a metal cover or cowl for a hearth or stove [AHDEL] –a part serving as a metalcover or cowl, which resembles hood (1) (a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat). В данном случае капюшону уподобляется крышка или дымоотвод печи. Откидная крышка дымоотвода похожа на капюшон. Значение основано на компонентах a cover, protective, attached to an object. Специфика семантики данного ЛСВ требует выделения еще одного компонента, не приведенного в дефиниции НН значения, но присутствующий в нем на основе пресуппозиции: can hang down at the back when not in use.

Генерирование общего смысла этой метафоры происходит на основе образа капюшона как части куртки или пальто. При использовании данного выражения в речевом контексте, не предполагающем наличие одежды, происходит изменение референции. Возникающий когнитивный образ перестает соответствовать речевому контексту. Воспринимающее сознание на основе сходства по форме и функции выводит третье переносное значение в рамках смысловой структуры высказывания: «откидывающаяся крышка дымоотвода/печи».

hood (9) –metal covering over the engine on a car [LDCE]. – Check under the hood and see what that noise is [LDCE] – metal covering over the engine on a car, which resembles hood (1) (a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat). Капот автомобиля так же обладает сходством с капюшоном по форме и функции, поскольку покрывает часть объекта и может откидываться. Капот покрывает самую важную часть машины – мотор, подобно тому, как капюшон покрывает самую важную верхнюю часть тела человека – голову. В основе значения лежат компоненты a cover, removable,protective, attached to an object, placed over a top and vital part.

hood (10) – а folding cover on a pram, which gives protection from the rain [WNet] – a folding cover on a pram,which gives protection from the rainand resembles hood (1) (a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat). Метафора основана на сходстве откидного верха коляски с внешним видом и функцией капюшона куртки. Для данного значения релевантны компоненты a covering, removable, protective, attached to an object, placed over a top or a vital part, can hang down at the back when not in use.

hood (11) – а covering for an opening (as a companion hatch) on a boat» [Quick Def] – a covering for an opening (as a companion hatch) on a boat, which resembles hood (1) (a loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat). Данная метафора также основана на сходстве с капюшоном внешнего вида и функции откидного люка на лодке или судне; в ее основе присутствуют компоненты: a covering, protective, over a top and vital part, attached to an object, can hang down at the back when not in use.

Подводя итоги анализа можно отметить, что метафорические значения больше удалены от зрительного образа капюшона куртки/пальто, чем метонимии и исходный образ становится более схематичным, так как метафорические значения выражают абстрактные понятия о признаках. Так, колпак печи или металлическая крышка мотора менее похожи на капюшон пальто по размеру и материалу, чем мешок на голове заключенного, лошади или сокола.

В этой связи следует обратить внимание на значение (12) – «something resembling a hood in shape or use» [LDCE].Данная метафора предполагает уподобление капюшону неограниченного круга референтов. Это значение открывает «карт-бланш» для номинации любого предмета или явления, имеющего какое-либо сходство с капюшоном. Это значение является сильным аргументом в пользу реальности явления лексического прототипа, особенно если учесть, что это не единичный случай. Такие значения – конструкты, результат сознательной деятельности лексикографов, заподозрить которых в особом расположении к прототипической семантике нет оснований. Это – осмысление того общего, что характеризует все ЛСВ многозначного слова. Природа этих значений столь широка, что выходит за пределы номинации реальных предметов. Найти такие значения можно, очевидно, только в текстах, посвященных теоретическим или экспериментальным проблемам лексикологии.

Следует отметить, что данное значение явно возникло вследствие того, что в памяти человека естественно остаются воспоминания о случаях реализаций актуальных переносных смыслов в смысловых структурах высказываний. Надо полагать, что эти данные подтверждают сделанное выше предположение о существующем представлении у носителей языка о наличии широкой возможности осмысления любого (даже конкретного) предмета, во-первых, как абстрактной сущности и, во-вторых, как основы метафорической номинации с использованием механизма «как» (like) и «как если бы» (as if). Поэтому представляется оправданным и необходимым включить данную структуру, подсказанную словарями, в формулировку лексического прототипа, который принимает вид: номинативно-непроизводное значение hood (1) or something like a hood (1): a protective loose covering for the head and neck attached to a cloak or a coat or something like a hood (protective covering which is attached to an object, can hang down at the back when not in use and is used to cover a top and/or a vital part).

Итак, лексический прототип выступает либо в качестве номинативно-непроизводного значения, «ближайшего» лексического прототипа, т. е. того значения, которое, очевидно, как элемент базисного уровня приходит в голову в первую очередь при осмыслении понятия капюшона, либо в виде прототипа – инварианта как «лучшего представителя» лексемы в зависимости от установки сознания. Прототип – инвариант включает более абстрактные компоненты, которые являются результатом осмысления всех ЛСВ слова на новом, более высоком (точнее метафорическом) уровне абстракции. Весь лексический прототип носит «рабочее» название «дальнейший» лексический прототип. Он действительно «лучший», так как, будучи построен на основе номинативно-непроизводного значения, т. е. включая его, он включает, на правах инварианта, и содержание всех остальных ЛСВ.

Определение семантического ядра слова подразумевает также уточнение его формулировки или пределов «системного» значения слова с учетом синонимов. Результаты сопоставления лексического прототипа слова hood и синонимов в соответствии с данными словаря Roget представлены в виде таблицы. В левом столбце приведены значения анализируемого слова, в правой части таблицы –дефиниции синонимов. Один синоним может быть сопоставлен с несколькими значениями анализируемого слова, и, наоборот, с одним ЛСВ анализируемого слова могут быть сопоставлены несколько синонимов. После каждого значения приводятся лежащие в его основе прототипические компоненты, выделенные курсивом. Ниже каждого синонимичного значения правой колонке приведены только дифференциальные компоненты, выделенные полужирным курсивом, поскольку в задачу исследования не входит полный компонентный анализ синонимов.

В конце таблицы, в левой колонке, представлены все прототипические семантические компоненты анализируемого слова (отдельно для «ближайшего»лексического прототипа и абстрактной части лексического прототипа), а в правой части сведены дифференциальные компоненты синонимических значений. Это позволяет яснее представить пределы значений анализируемой лексемы.

В анализе не сопоставляется параhood (9) –metal covering over the engine on a car и bonnet – themetal lid over the front of a car, поскольку их различие носит не семантический, а культурологический характер. Bonnet относится к реалии General English, а hood – это реалия General American.

Проведенный анализ позволяет представить уточненную формулировку лексического прототипа hood: a protective covering for the head attached to a cloak or a coat that can hang down at the back when not in use, or something like a hood (a removable convex protective covering, attached to an object, can hang down at the back when not in use and is used to cover a vital and/or top part of something). В НН значение добавлен компонентcan hang down at the back when not in use, поскольку он является устойчивым, смыслообразующим для переносных значений. В инвариантную часть вошел компонент convex для определения специфики hood по сравнению с hatch, lid, overlay и cap. Данный компонент является существенным, поскольку переносные значения включают его. Он не приводится словарями в НН значении, так как словари часто не претендуют на отражение всех компонентов, функционирующих на уровне системы языка.

Заключение и выводы.

Результаты настоящего исследования, исходящего из положения о незеркальности дихотомии «язык – речь», надо полагать, показали возможность непротиворечивого описания функционирования содержательного ядра (лексического прототипа) на уровне системы языка, в то время как актуальные переносные значения возникают в результате взаимодействия с определенными контекстами лексического прототипа на уровне речи. Поскольку переносные значения, зафиксированные словарями, отражают не языковой уровень, а уровень речи, в данном исследовании показано, что полисемия, в отличие от общепринятого подхода, является речевым (текстовым) феноменом, т. е. полисемия реализуется принимающим сознанием при интерпретации единиц текста.

Исследование семантической структуры многозначного слова продемонстрировало функционирование на уровне системы языка его содержательного ядра (лексического прототипа), в качестве номинативно-непроизводного значения («ближайший лексический прототипа») или инварианта. Использование лексического прототипа свидетельствует об оптимальном характере мыслительной деятельности, поскольку оказывается, что в условиях коммуникативного цейтнота при минимуме времени на обдумывание, нет необходимости выбирать нужное значение из десятка или нескольких десятков ЛСВ как это принято считать. На основе лексического прототипа – инварианта может быть выведено любой ЛСВ слова в зависимости от речевого и языкового контекста. Поскольку нет причин по которым номинативно-непроизводное значение не может быть выведено на основе инвариантного значения слова, есть все основания предполагать, что именно так оно и формируется на уровне речи. В этой связи становится ясна роль лексического прототипа – инварианта как реального «лучшего представителя» многозначного слова на уровне системы языка – обобщенные, абстрактные формы не только удобно хранить в долговременной памяти, использовать для выражения понятий о широком круге чем-то связанных предметов и явлений, но использовать для номинации какого-либо нового понятия.

Когнитивный анализ, на котором построено исследование, предполагало выявление роли когнитивного образа как факто­ра, определяющего закономерности семиозиса и метафорообразования. В частности, исходя из незеркального характера разграничения дихотомии «язык - речь», предпринята попытка установления различия между языковой и речевой образностью, которые, имея одну и ту же когнитивную природу, различаются качественно. Языковой образ, сопровождающий осмысление лексического прототипа, носит более обобщенный характер, соответствуя гештальту, но является достаточным для того, чтобы вызвать субъективное ощущение узнавания. Образ, лежащий в основе переосмысленных значений лексемы, отражает речевой уровень и представляется, в зависимости от характера значения, более ярким и конкретным. Следует учитывать также субъективный характер образов, возникающих в сознании человека.

Что касается механизма формирования переносных значений, то метонимии возникают на основе номинативно-непроизводного значения и включают его содержание в свою структуру. Метафорические значения в рамках смысловой структуры речевых высказываний (традиционно понимаемых как системные метафорические значения слова) формируются и декодируются на основе конфликта представлений о внешнем виде и функциях денотата номинативно-непроизводного значения, с одной стороны, и о представлениях о других денотатах, с другой. Либо подобное значение актуализируется как частное инвариантного лексического прототипа.

Когнитивное образное содержание фразеологизма может быть выведено на основе образов форм входящих в него слов, а также ситуации «несоответствия» номинативно-непроизводного значения окружающему контексту. В этом случае происходит изменение референции, и воспринимающее сознание на основе образа выводит переносный (третий) смысл высказывания в рамках определенного языкового и речевого контекста. При этом номинативно-непроизводные значения компонентов фразеологизма остаются фоновыми элементами смысловой структуры высказывания, и оно воспринимается как переносное.

Учет системных синонимических отношений позволил определить специфику, «пределы» лексических прототипов исследуемых слов и уточнить выделенные в ходе анализа прототипические компоненты. Поскольку синонимический анализ осуществлялся на основе выделенных у сопоставляемых слов ядерных семантических компонентов, унифицированных и закрепленных в сознании представителей языкового сообщества, есть основания полагать, что такое противопоставление отражает уровень языковой системы. Подобный анализ позволяет исследовать обозримый материал синонимических отношений в отличие от традиционных сравнений практически открытых рядов речевых синонимов.

Предпринятый в диссертационном исследовании анализ имеет также практическую значимость, он может проводиться в лингводидактических целях при обучении иностранному языку, а также в лексикографической практике. Для решения проблемы ориентации в словарных статьях, в которых число значений достигает подчас нескольких десятков, а то и сотен словари могли бы оказать существенную практическую помощь изучающим язык, давая информацию о диапазоне актуальности внутренней формы слова. В качестве отправной точки и стержня внутренней формы слова можно привести лексические прототипы, которые есть основания рассматривать как содержание лексем (вокабул) и поместить в начале словарных статей. Лексический прототип так же является тем содержанием, которое может использоваться при разграничении полисемии и омонимии.

Основные положения диссертационной работы отражены в следующих публикациях автора:

1. Песина С. А. Полисемия в когнитивном аспекте // Монография. – СПб: РГПУ им. А. И. Герцена, 2005, 350 с. (21. 87 п.л.).

2. Песина С. А. Лексический прототип как содержательное ядро многозначного слова (на материале английских существительных лексико-семантической группы «Тело человека»). Учебное пособие. - Магнитогорск: МГТУ, 2003. – 124с. (7. 75 п.л.).

3. Песина С. А. Анализ семантической структуры многозначного слова: поиск лексического прототипа (на материале английских существительных). Методические указания. Магнитогорск: МГТУ, 2003. – 16 с. ) (1.00 п. л.).

4. Песина С. А. Фразеологические единицы: направления исследований и языковые упражнения (на материале английского языка). Методические указания. Магнитогорск: МГТУ, 2003. – 12 с. (0.75 п. л.).

5. Песина С. А. Проблемы лексического прототипа // Герценовские чтения. Иностранные языки: Материалы конференции. – СПб: РГПУ, 1996, С. 23-24. (0.12 п.л).

6. Песина С. А. Проблемы лексического прототипа // Герценовские чтения. Иностранные языки: Материалы конференции. – СПб: РГПУ, 1997, С. 34-35. (0.12 п.л.).

7. Песина С. А. От общего значения к прототипическому (на материале английского языка) // Наука-Вуз-Школа: Сб. науч. тр. молодых исследователей. – Вып. 3. – Магнитогорск: МГПИ, 1997, С. 185-188. (0.25 п. л.).

8. Песина С. А. Проблемы определения прототипов слов лексико-семантичес-кого поля «тело человека» // Языковая система и социокультурный контекст: Сб. ст. Studia Linguistica. Вып. 4. – СПб: Тритон, 1997, С. 169-173. (0.31 п.л.).

9. Песина С. А. Прототип и семантика многозначных слов // Теория и практика речевого общения: Межвуз. Сб. науч. тр. Часть 1. – Магнитогорск: МГПИ, 1998, С. 43-52. (0.60 п.л.).

10. Песина С. А. От минимального семантического ядра к лексическому прототипу // Герценовские чтения. Иностранные языки: Материалы конференции. – СПб: РГПУ, 1998, С. 58. (0.06 п. л.).

11. Песина С. А. Проблемы определения прототипов многозначных слов на примере слова «cheek» // Теория и практика речевого общения: Межвуз. Сб. науч. тр. Часть 1. – Магнитогорск: МГПИ, 1998, С. 55-62. (0.50 п. л).

12. Песина С. А. Конфликт научной и наивной картин мира // Кризис как иррациональное явление: Сб. материалов межвузовской научной конференции. Вып.1. / Под ред. А.М.Арзамасцева. – Магнитогорск: МГТУ, 2002, С. 86-90. (0.31 п. л.).

13. Песина С. А. Проблемы поиска общего значения слова // Содержание обучения в вузе (психолого-педагогический и лингво – культурологический аспекты). Сб. науч. тр. - Магнитогорск: МГТУ, 2002, С. 109-113. (0.31 п. л.).

14. Песина С. А. Лексический прототип в структуре многозначного слова // Содержание обучения в вузе (психолого-педагогический и лингво – культурологический аспекты). Сб. науч. тр. - Магнитогорск: МГТУ, 2002, С. 113-117. (0.31 п. л.).

15. Песина С. А. От общего значения к лексическому прототипу // Русский язык: история и современность. Материалы международной научно-практической конференции памяти проф. Г.А.Турбина. – Челябинск: ЧГПУ, 2002, С. 130-135. (0.37 п. л.).

16. Песина С. А. Метафора и метонимия в свете прототипической семантики // Проблемы прикладной лингвистики: Сб. матер. Всероссийского семинара. – Пенза, 2002, С. 178-180. (0.18 п. л.).

17. Песина С. А. Перевод многозначного слова и лексический прототип // Вопросы теории и практики перевода: Сб. матер. Всероссийской конференции. – Пенза: ПГПУ, 2003, С. 123-125. (0.18 п. л.).

18. Песина С. А. Языковая картина мира: кризис изучения сквозь призму отдельных объектов // Кризис как иррациональное явление: Сб. материалов научной конференции. Вып.2. / Под ред. А.М.Арзамасцева. – Магнитогорск: МГТУ, 2003, С. 93-97. (0.31 п. л.).

19. Песина С. А. Комплексный подход к изучению языковой картины мира // Филология и культура: Сб. матер. IV международной научной конференции. – Тамбов: ТГУ, 2003, С. 42-43. (0.12 п. л.).

20. Песина С. А. Функционирование лексико-семантических вариантов многозначного слова на уровне текста // Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе: Сб. материалов международной научной конференции. / Под ред. С.Г.Шулежковой. – Магнитогорск: МаГУ, 2003, С. 656-659. (0.25 п. л.).

21. Песина С. А. Проблемы определения содержательного ядра многозначного слова // Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики: Сб. научных трудов. Вып.2. – М: «Прометей» МПГУ, 2003. С. 116-123. (0.50 п. л.).

22. Песина С. А. Особенности национально-языковой картины мира // Теория и методика преподавания языков в вузе: Сб. материалов международной научно-практической конференции. / Под ред. Н.Е.Ярославовой - Челябинск: ЮУрГУ, 2003. С. 109-111. (0.18 п. л.).

23. Песина С. А. Проблемы определения содержательного ядра лексико-семантической группы «птицы» // Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики. Сб. науч. тр. Выпуск 2. – М.: «Прометей» МПГУ, 2003, С. 116-123. (0.50 п. л.).

24. Песина С. А. Взаимодействие культуры и языковой картины мира // Социолингвистические и культурологические проблемы изучения русского языка и русской литературы в контексте диалога культур. Сб. материалов региональной научно-практической конференции. - Магнитогорск: Изд-во МГТУ, 2004. С. 115-117. (0.18 п. л.).

25. Песина С. А. Содержательное ядро многозначного слова в свете прототипической теории // Лингвистика и лингвистическое образование в современном мире: Материалы международной конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения профессора В. Д. Аракина. – М.: «Прометей» МПГУ, 2004. С. 98-101. (0.25 п. л.).

26. Песина С. А. Значение в семантической структуре многозначного слова // Материалы 6-ой научно-практической конференции «Перевод и международная коммуникация» - Екатеринбург: «Ассоциация малого бизнеса», 2004. С. 136-143. (0.50 п. л.).

27. Песина С. А. Когнитивный прототип vs лексический прототип // Иностранные языки: Материалы конференции. – СПб: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2004. С. 116-118. (0.18 п. л.).

28. Песина С. А. Взаимоотношение мышление и языка // Современные технологии гуманитарного образования: Межвузовский сб. науч. тр. – Магнитогорск: МГТУ, 2004. С. 40-44. (0.31 п. л.).

29. Песина С. А. Когнитивные аспекты лексического значения слова // Современные технологии гуманитарного образования: Межвузовский сб. науч. тр. – Магнитогорск: МГТУ, 2004. С. 57-61. (0.31 п. л.).

30. Песина С. А. Определение содержательного ядра многозначного слова в свете разграничения языка и речи // Обработка текста и когнитивные технологии. – Moscow – Varna, 2004. С. 89-95. (0.43 п. л.).

31. Песина С. А. Когнитивный подход к описанию семантики лексической единицы в современном английском языке // Актуальные проблемы лингвистики и межкультурной коммуникации: Межвуз. сб. науч. тр. – Магнитогорск: МаГУ, 2004. Вып. 2. С. 3-14. (0.75 п. л.).

32. Песина С. А. Функционирование многозначного слова на уровне языка и речи// Человек в пространстве смысла: слово и текст. Сб. ст. Studia Linguistica. Вып. 14. – СПб: БОРЕЙ АРТ, 2005, С. 21-25.

33. Песина С. А. Содержательное ядро лексемы как единицы языковой системы // Вопросы германской и романской филологии. Вып. 4: Ученые записки. Том 15. – СПб: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2005. С. 114-117.

34. Песина С. А. Образ как исходный элемент когнитивного анализа многозначного слова // Герценовские чтения. Иностранные языки: Материалы конференции. – СПб: РГПУ им. А. И. Герцена, 2005. С. 73-74.

35. Песина С. А. Исследование полисемии с когнитивных позиций // Непрерывное образование в свете модернизации высшей школы: актуальные проблемы и перспективы. – СПб: Осипов, 2005. С. 199-201.

36. Песина С. А. Прототипический подход как средство понимания и интерпретации многозначного слова // Гуманитарные науки и гуманитарное образование: история и современность: материалы международной научно-практической конференции. – СПб: Бреста, 2005. С. 209-211.

37. Песина С. А. Языковая картина мира в философском и лингвистическом осмыслении // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. Общественные и гуманитарные науки: Научный журнал, 2005. № 5 (10). С. 358-362. (0.31 п. л.).

38. Песина С. А. Инвариант многозначного слова в свете прототипической семантики // Вестник Оренбургского гос. ун-та. Приложение «Гуманитарные науки». – Оренбург, 2005. № 2. С. 57-63. (0.43 п. л.).

39. Песина С. А. Методика определения содержательного ядра многозначного существительного современного английского языка // Известия РГПУ им. А. И. Герцена: Общественные и гуманитарные науки: Научный журнал, 2005. № 5 (11). С. 51-59. (0.56 п. л.).