НЕОФИЦИАЛЬНЫЕ ИМЕНОВАНИЯ ЛИЦА В СОВРЕМЕННОМ НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ

Общая характеристика работы

В русле антропоцентрической парадигмы филологической науки антропонимические сущности все чаще становятся предметом изучения российских и зарубежных лингвистов. Базисную основу для них создают фундаментальные положения по ономастике, содержащиеся в трудах А.В.Суперанской, В.А. Никонова, В.Д.Бондалетова, Н.В.Подольской, А.М. Селищева. Исследованию коллоквиальных аспектов неофициальных именований лица способствуют значительные достижения в разработке теоретических проблем разговорной речи, содержащиеся в научных трудах В.Д. Девкина, Е.А. Земской, М.В. Китайгородской, Е.Н. Ширяева, Ю.М. Скребнева. Несмотря на появившиеся в последние годы исследования в области имени собственного на базе иностранных языков (А.Н. Антышев, М.Я. Блох, Т.Н. Семенова, Л.О.Чернейко, А.Е. Бижкенова), такой именной класс, как неофициальные именования лица, остается до сих пор недостаточно изученным, в том числе на основе неофициального имянаречения в немецкоязычном ареале. Автору реферируемой диссертации не известны работы российских ономатологов, которые в прямой постановке были бы посвящены описанию неофициальных именований лица в немецком языке. В то же время в Германии лингвисты все активнее обращаются к исследованию этого антропонимического подвида (П.Браун, В.Кани, В.Зайбике, Г.Косс, Х. Науманн).

Вместе с тем достаточно очевидна актуальность исследования неофициальных именований лица, обусловленная рядом бесспорных обстоятельств. Основными из них, как нам представляется, являются следующие: 1) неофициальные именования лица составляют значительный и постоянно обновляющийся лексический пласт, находящийся на периферии лексикографической теории и практики; 2) данные именные единицы обладают рядом особенностей коммуникативного, ономасиологического, словообразовательного, семасиологического, эмотивно-стилистического и экстралингвистического характера, выявление и описание которых способствует всестороннему изучению стилистически сниженной лексики и имеет в этой связи общетеоретическую и практическую значимость.

Описание номинативных, семиотических, словообразовательных и эмотивно-оценочных особенностей неофициальных именований лица в современном немецком языке, составивших предмет предпринятого исследования, и выявление связанных с этим проблем теоретического и практического характера свидетельствуют о научной новизне работы. Рассмотрение таких образований через призму психологического подхода расширяет границы чисто лингвистического исследования, выводя его на междисциплинарный уровень. Попытка распространения на неофициальные именования лица антропонимической парадигмы, смещения вектора исследования в сторону человеческого фактора в языке, большего учета экстралингвистических факторов также свидетельствует о вышесказанном. Важность предпринятого исследования на материале немецкого языка обусловливается еще и тем, что каждый язык изначально задает своим носителям определенную картину мира, причем каждый данный язык – свою.

Теоретическая значимость диссертациисостоит втом, что описание неофициальных именований лица как системы выявило их релевантные особенности в номинативной, словообразовательной, семантической и стилистической сферах, что позволило внести определенный вклад в теорию немецкой разговорной речи, словообразования и номинации, а также расширить в русле антропоцентрических подходов в лингвистике исследовательское пространство идеографического поля «лицо».

Практическая ценность исследования заключается в возможности использовать полученные результаты в курсах лексикологии, стилистики немецкого языка, в спецкурсах по проблемам коллоквиалистики, теории коммуникации и лингвистической прагматики, а также в практике преподавания немецкого языка как иностранного. Учитывая то обстоятельство, что исследуемые именования в значительной степени хранятся лишь в памяти носителей языка, систематизированный в диссертации материал может основой для его дальнейшего описания в лексикографических источниках

Основная цель реферируемой работы состоит в исследовании способов и выявлении особенностей формирования и употребления именований лица в современном немецком обиходном дискурсе. В соответствии с обозначенной целью в ходе работы над диссертацией решались следующие исследовательские задачи: 1) определение семиологической общности и различий между официальными и неофициальными именованиями лица, а также характера парадигматических и синтагматических отношений в неофициальном антропонимиконе немецкого языка; 2) становление ономасиологических категорий, позволяющих объединять официальные и неофициальные имена лица в один антропонимический класс, а также определение дифференциальных признаков этих двух разрядов именной лексики; 3) выявление и описание словообразовательных особенностей формирования неофициальных именований лица; 4) изучение и представление семасиологических особенностей исследуемых номинативных единиц; 5) определение влияния национально-культурных, гендерных и эмоциональных факторов, связанных с формированием неофициальных номинативных единиц; 6) обозначение на основе исследования неофициальных именований лица проблемных вопросов, имеющих теоретическую и практическую значимость для лингвистики.

Поставленные задачи определили структуру диссертации: работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной литературы и источников, включающего около 500 научных работ.

Методика исследования основывалась на комплексном подходе к анализу лексических единиц и сочетает применение различных приемов: 1) инвентаризации и систематизации исследуемых именований; 2) ономасиологического подхода, на основе которого анализировались способы образования вторичной номинации лица; 3) трансформационного метода, по результатам которого описывались характер и степень мотивированности образований; 4) функционального приема, позволившего определить и описать предназначение номинантов; 5) семиотического подхода, цель которого – выявление и описание именований как языковых знаков; 6) семного анализа, использованного для выявления и манифестации семантической структуры образований; 7) сопоставительного анализа, использованного для установления стилистико-разговорной маркированности номинантов; 8) когнитивно-психологического подхода, позволившего описать иллокутивное воздействие именований на участников коммуникативного акта.

Материалом исследования послужило более 10000 неофициальных и прозвищных именований лица, полученных в результате выборки из новейших лексикографических источников, прессы ФРГ, произведений художественной литературы, публикаций в Интернете, на основании информации носителей немецкого языка.

На защиту выносятся следующие положения:

1) являясь одним из разрядов антропонимов и именной лексики в целом, неофициальные именования лица характеризуются рядом особенностей семасиологического, ономасиологического, коммуни-кативного, словообразовательного, семантического и эмотивно-оценочного характера, существенно отличающих их от своих официальных прототипов;

2) образование неофициальных именований лица происходит преимущественно за счет формальной и смысловой модификации личных имен и фамилий, использования «чужих» имен на основе их транспозиции, смысловой деривации, порождающей коллоквиальные лексико-семантические варианты слов, и окказионального имятворчества, основанного на индивидуально-авторском смысловом дрейфе, чем обусловлено наличие самых различных как по форме, так и по содержанию обиходных антропоформ;

3) формирование неофициальных именований лица детерминировано в значительной мере этнокультурной и социальной средой, межличностными отношениями субъекта речи и объекта познания, что свидетельствует об экстралингвистической обусловленности как одной из важнейших особенностей данных образований;

4) как одно из средств выражения межличностных отношений неофициальные именования лица обладают способностью эксплицировать широкую гамму эмоционально-оценочных оттенков, обладают иллокутивной

силой.

Работа в отдельных ее фрагментах и составных частях прошла апробацию в процессе выступлений на Международных научных конференциях в период c 1995 по 2003 гг. в Ярославле, Воронеже, Костроме, Вологде, Махачкале, в конференциях Германской службы академических обменов (ДААД) в Москве (1994), Ярославле (1995), Тамбове (1996), на Академической конференции преподавателей немецкого языка Европейского Союза в Германии (май 2000), во время научных стажировок в университетах ФРГ (Кассель,1991), (Бохум, 1995, 1996), Геттинген (1999), Билефельд (2000, 2001, 2002, 2003), в «Чтениях Ушинского» и Всероссийских межвузовских конференциях в 1994, 1998, 2000, 2002, 2003 годах в Ярославле.

Структура работы и краткая характеристика глав

Изучение лексики в системе предполагает одновременное изучение ее основных подсистем: семиотической, словообразовательной, лексико-семантической, эмотивно-стилистической, причем, не изолированно, а в их тесной взаимосвязи, ибо все они пересекаются во многих точках и взаимообусловливают друг друга. Такой подход к исследованию предопределил и структуру работы.

В первой главе «Ономасиологические аспекты неофициальных именований лица» рассматриваются статус и функции названных именований, особенности вторичной неофициальной номинации лица, их мотивированность.

Под термином «неофициальное именование лица» в данном исследовании понимается корпус индивидоименований, включающий в свой состав: 1) краткие формы личных имен, не используемые наравне с полными именами в качестве официальных (паспортных) имен, а также гипокористические личные имена с суффиксами ограниченного употребления, бытовые имена; 2) полные, т.е. паспортные личные имена и фамилии, а также их краткие бытовые варианты в сочетании или соединении с определительными компонентами (атрибутивные и композитные имена); 3) всевозможные модификации (графемные, фонемные, морфемные и лексемные) официальных личных имен и фамилий реальных лиц (прозвища отантропонимического характера); 4) «чужие» имена, используемые для вторичной неофициальной номинации лица (переносные прозвища), а также искусственно созданные фамилии (говорящие имена); 5) именования общеоценочного характера, которые могут быть применимы ко многим индивидам и которые не выражают статичных свойств именуемого объекта. Таким образом, употребляя обобщающий термин «неофициальное имя лица», мы подчеркиваем общность для каждой из групп индивидоименований ряда ономасиологических универсалий, в том числе и прежде всего таких, как номинативность, неуместность их употребления в официальной сфере, стилистическая сниженность. Но одновременно мы, тем самым, функционально дифференцируем вторичную номинацию лица, подтверждая, что одно и то же лицо может быть названо в неофициальной обстановке как бытовым именем, так и модифицированным паспортным, дополненным определительным компонентом, или же прозвищем, основанным на использовании при номинации «чужих» имен.

Ярким примером, подтверждающим данное утверждение, является наличие порядка 50 неофициальных имен у нового председателя СДПГ Франца Мюнтеферинга (Franz Müntefering), о чем пишет газета «Frankfurter Allgemeine» от 10 февраля 2004 года. Вот лишь неполный список этих наименований: der nette Franz, der bescheidene Franz, unser Franz, der Münte, der Mann mit dem rollenden „r“, der Mann mit der antiquierten Frisur, der Ur-Sozi, der letzte Sozi, der sauerländische Katholik, der Liebling der Partei, die SPD-Rhetorikmaschine, der Architekt des Wahlsieges, der Masseur kranker SPD-Seelen, der Cäsar, der SPD-Papst, der Messias der SPD, der Schattenkanzler.

Уместность использования исследуемых словоформ в тех или иных социально маркированных условиях речи и неуместность их применения в официальной обстановке вытекает из особенностей данных сфер коммуникации. Неофициальное общение, в отличие от официального, не предполагает соблюдения статусных норм. Для сфер неофициального общения, куда входят бытовой и возрастной субъязыки (семейный, подростковый, школьный, студенческий и т.д.), субъязык профессионально замкнутых групп (спортсменов, военных и т.д.) и других социально обособленных сообществ, не существует ограничений, принятых в официальной сфере общения. Каждому из таких социумов, при общности ряда ономасиологических универсалий, характерных для данного субъязыка в целом, присуща своя номинативная специфика, своя норма, свой именник, наиболее типичный для данного социума. Меняя сферу своего бытования, имя неизменно подчиняется господствующей системе с ее закономерностями и претерпевает значительные преобразования. Чаще всего при переходе в неофициальную сферу имя подвергается диминутивной деривации, эллипсису и иной трансформации, накладывающим табу на его применение в официальной сфере. Например, Dietmar (VN) → Dieti, Udo (VN) → Dodo, Kantorowicz (FN) → Kantor, Münterfering (FN) → Münti.

Выделение неофициальных имен как одной из важнейших подгрупп именной лексики возможно только при наличии официальных форм именования личности, что связано с функционированием в обществе развитой юриспруденции и надлежащего аппарата государственных служащих, уполномоченных регистрировать метрические данные. Если такая регистрация официальных имен отсутствует, не может быть и речи о неофициальных формах имен. В таких случаях можно говорить лишь о различных вариантах имен, выделив среди них формы, обусловленные сферой общения, возрастом называющих и именуемых, социальным положением тех и других, отношением говорящих к именуемым и т.д. Только правовая фиксация личного имени и фамилии денотата органами власти создает условия для разграничения официальных и неофициальных форм именования лица.

Обращение к неофициальным формам именования лица как предмету самостоятельного научного исследования невозможно без опоры на принятые в обществе дефиниции как этого понятия, так и его прототипа. В соответствии с дефиницией Н.В. Подольской в «Словаре русской ономастической терминологии», под термином «официальное имя» мы понимаем «имя (или его определенную форму), принятое в официальном употреблении», то есть это личные имена, отчества и фамилии, зафиксированные в паспортах. Неофициальное (партикулярное) имя, находим мы в том же словаре, - это «официально неустановленное, неутвержденное имя собственное или имя в неофициальной форме». Нередко такие имена создаются с нарушением лексико-семантической преемственности именования данного разряда онимов, а также естественного развития морфологических и фонетических процессов.

Статус неофициальных именований лица обусловливается рядом факторов как лингвистического, так и экстралингвистического характера: их местом и ролью в лексической системе языка в целом и в антропонимике в частности, их функциональным предназначением и особенностями как номинативных единиц, мотивами и особенностями их образования и спецификой функционирования, их социальной детерминированностью, их стилистической маркированностью. Являясь составной частью лексической системы языка и ее антропонимикона, неофициальные именования лица обладают наряду с официальными именами как общими признаками, так и рядом особенностей, присущих только им. К общим ономасиологическим признакам, свойственным двум названным разрядам именной лексики, следует отнести этноязычность, знаковость, номинативность, индивидную референтность, отсутствие понятийности, сингулятивность, одушевленность, полоразличительность.

Этноязычность как одна из общих ономасиологических категорий, присущая двум сравниваемым разрядам антропонимической лексики, обусловливается тем, что входящие в их состав лексемы создаются и функционируют в том или ином этноязыковом сообществе, являясь составной частью лексической системы соответствующего языка, выполняют свои номинативные, коммуникативные и иные функции в языковой системе данного конкретного этноса. Соблюдение национального ряда требует, чтобы русский человек звался традиционно русским именем, немец – немецким. Как указывает крупнейший отечественный исследователь в области ономастики А.В. Суперанская, появление имен иного антропонимикона – факт нарушения национальной рядности, который свидетельствует либо об инонациональном происхождении этих лиц, либо о следовании моде. Этноцентричность имен проявляется в том, что встречая, например, в средствах массовой коммуникации официальные имена Otto von Bismarck, Konrad Adenauer, Ludwig Erhard, Franz Josef Strauss, Helmut Kohl, Gerhard Schröder или их неофициальные формы - der eiserne Kanzler, der Alte, der Dicke, Ellbogenminister, Helmut II, Medienkanzler, - мы однозначно воспринимаем их как представителей конкретного этноса и языка, вполне определенного национального поля.

Общность официальных личных и фамильных имен и неофициальных именований лица проявляется в их соотнесенности (референтности) как номинативных знаков с объектами одного и того же предметного ряда – одушевленным лицом. Такая номинация существенно отличается от номинации артефактов: она носит более разносторонний и предикатный характер. В отличие от предметов, человек в речи разноименен и как объект номинации характеризуется возможностью применения к нему множества самых разнообразных именований, что обусловлено многогранностью его бытия. Для антропонимов, как официальных, так и неофициальных, характерна своя номинативная специфика, отличающаяся от номинации неодушевленных объектов. Если предметы обычно называют их «родовым» именем, не способным обеспечить идентичность референта, то антропонимы – это индивидуализирующие знаки. Потребность индивидуализации человека постоянна и настоятельна. Напротив, необходимость в выделении отдельного предмета достаточно мала, на что обращает наше внимание Н.Д. Арутюнова. Это позволяет рассматривать процесс неофициальной номинации лица в онтогенетическом плане как идентичный официальному имянаречению. Как в первом, так и во втором случае целью именования является придание человеку некоего отличительного знака, позволяющего его идентифицировать среди других объектов, относящихся к тому же классу. В обоих случаях речь идет об имянаречении единичного объекта, то есть об индивидоименовании, когда знаковая закрепленность остается индивидуальной. Названная ономасиологическая категория позволяет рассматривать оба антропонимических разряда именной лексики, с учетом денотативной соотнесенности ее лексем, как гомогенные.

Одновременно оба разряда антропонимов, являясь индивидоименованиями, выражают своей структурой и семантические признаки родо- и видоименования, манифестируя тем самым двоякую признаковость: их экспликационный компонент концентрируется на индивидуальных свойствах именуемого объекта, в то время как импликационный компонент указывает на принадлежность именуемого к классу ему подобных. Так, прозвищное имя der schenkende Erich, носителем которого был Эрих Хонеккер, эксплицитно содержит в своей смысловой структуре отличительный признак, присущий этому человеку (Erich, der gerne schenkt), а имплицитно подтверждает родовую (Mensch) и видовую (Mann) принадлежность именуемого. Как отмечает А.Н. Антышев, то же самое наблюдается и при семантическом анализе официальных имен: личное имя и фамилия Heinrich Böll эксплицитно идентифицирует конкретный индивид, имплицитно – род (Mensch), вид (Mann).

В то же время каждый из сопоставляемых разрядов антропонимов обладает своими специфическими чертами. Основными ономасиологическими категориями, позволяющими различать официальные личные имена и фамилии, являются: первичность номинации лица, национальная нормативность и статичность (устойчивость) имен, их паспортность и официальность употребления, стилистическая нейтральность; а для неофициальных и прозвищных имен как особых номинативных единиц: вторичность номинации, ее ненормированность, референтность, неустойчивость, характерологичность, образность, коннотативность, стилистическая сниженность, словообразовательная окказиональность. Основное различие между ними, как явствует из их таксономической сущности, состоит в том, что двум названным подгруппам антропонимов присущи разные сферы функционирования: официальным – официальная сфера, неофициальным – неофициальная. Статус последних предопределяется тем, что они являются номинантами, предназначенными для неофициального общения. Неофициальные имена лица и антропонимы официального характера по-разному проявляются в антропонимической системе, у них разное происхождение. Официальные имена относятся к нормированному разряду антропонимики, регламентированному в определенной степени национальным именником, семейными традициями, культурно-национальной общностью этноса, модой на имена. Это имена, которые искусственно созданы и искусственно присваиваются человеку. Они никак не связаны с характеристикой именуемого объекта. Появление их на антропонимическом поле – явление облигаторное и вполне объяснимое: оно диктуется необходимостью именования индивидуума и регистрации его имени в официальных документах, по В. Бланару, «легализации человека в обществе». Выбор таких имен субъективен, ибо личное имя не отражает никаких черт или признаков его носителя. Официальное имя – это узаконенное имя, включенное в официальные списки.

Неофициальное имя лица – это именование, относящееся к разряду вторичной и естественной системы номинации. Такие имена являются плодом имятворчества коммуникантов, происходящего (за исключением прозвищ отантропонимичного характера) в отрыве от установленного в стране официального именования. Как правило, неофициальные имена лица документально нигде не фиксируются, их закрепленность за индивидом подтверждается преимущественно коллективной памятью социума. Они относятся к разряду естественно сложившихся, нерегламентированных номинаций. В отличие от официальных имен, неофициальные именования не обязательно сопровождают человека до конца его жизни. Детерминированные каким-либо признаком, они не обладают постоянством и могут быть легко заменены на новые. Срок жизни таких образований может быть различным. Они могут быть как однодневками, словами однократного употребления, созданными для сиюминутных нужд коммуникации и которые живут не дольше, чем длится речевой акт, но могут быть и номинантами, регулярно употребляемыми в речи.

Статус неофициальных имен лица предопределяется их положением как особых языковых знаков в лексической системе языка в целом, а также в ономастическом корпусе и в системе номинативных речевых единиц, в частности. Как часть знаковой системы языка рассматриваемые единицы представляют собой образования с ярко выраженной двукратной соотнесенностью (референтностью) с предметным рядом: 1) как идентифицирующие в системе номинации (парадигматике) и 2) в качестве предикативных знаков в актуальной речи (синтагматике). Свойство двукратной репрезентации внеязыковой действительности (номинация и предикация) означает, что как языковые знаки они служат не только простым именованием объектов реальной действительности, в данном случае лица, но и носителем отражения этой действительности. В парадигматическом плане рассматриваемые единицы следует, таким образом, отнести к знакам называющим, идентифицирующим, а в плане синтагматическом – к предикатным, характеризующим знакам.

Различие между официальными и неофициальными формами именования проявляется и в том, что если первые рассматриваются в системе языка, то вторыe – это номинативные обозначения индивидума в речи, основная особенность которого состоит в том, что речевой знак заранее не дан, он формируется во всем многообразии своего проявления в живой речи. Внутреннюю форму такого знака – знака речевого общения – создает признак именуемого объекта. А поскольку всякий объект, тем более человек, имеет множество признаков, каждый из которых может актуализироваться в речи и служить основой для речевой номинации, одно и то же лицо может получать в отличие от официальных именований множество речевых обозначений. Речевая природа неофициальных именований лица придает им статус особых языковых знаков и объясняет их приспособляемость к коммуникативно-функциональному предназначению особого рода: они являются знаками идентификации и характеристики, знаками рациональной и эмоциональной оценки, знаками психологических состояний субъекта, знаками специфической сферы речевого общения, знаками экстралингвистически детерминированными, знаками иллокутивного воздействия.

Со статусом неофициальных имен тесно связаны их функции, классификация и описание которых являются одним из важнейших аспектов в исследовании данного разряда именной лексики. Определяя функциональное предназначение исследуемых лексем, диссертант исходил из того, что важнейшими параметрами функций любого элемента являются интенциональность (намеренность) и регулярность (постоянство) ее проявления. Для выявления типов функций описываемой именной лексики наибольшее значение имеют такие аспекты, как объем языковой единицы (носителя функции) и специфика среды, в которой функционирует единица. Неофициальные именования лица имеют не только свою сферу функционирования, но и оказываются самым различным образом функционально ориентированными.

В этой связи представляется логичным подходить к рассмотрению функциональной роли неофициальных именований лица не только с учетом их основных номинативных свойств как индивидуализирующе-характеризующих знаков, т.е. их бифункциональности, но и принять во внимание их логико-коммуникативную обусловленность, прагматическую направленность, социально-различительный модус, иллокутивное воздействие. В связи с вышеизложенным, автор исследования придерживается мнения, что неофициальные именования лица по своему предназначению полифункциональны. Им свойственно выполнение как многих общеязыковых, так и сугубо ономастических и речевых функций.

Родство всех антропонимов, в том числе и исследуемых, как индивидуализирующе-характеризующих знаков дает достаточно оснований считать их главными функциями функции идентификации и характеристики. Однако неоднородность таковых препятствует одинаковому проявлению этих функций у всех подгрупп неофициальных имен. Неодинаковая соотнесенность номинанта с денотатом, а также наличие/отсутствие в структуре именования различительного признака позволяет выделить в функциональном плане из общего класса неофициальных имен три основных типа номинантов: 1) именования, которым свойственна ярко выраженная идентифицирующая функция; 2) именования, которым присуща преимущественно характеризующая функция и 3) образования, выполняющие как идентифицирующую, так и характеризующую функции.

Для идентификации объекта лучше всего приспособлены именования с конкретной референцией. Они связаны со своим денотатом наикратчайшим расстоянием, хотя форма производного имени бывает и весьма отдалена от своего прототипа. Соотносясь с конкретным денотатом и выделяя его из социума, они четче всего идентифицируют индивид. По существу, это монофункциональные знаки, хотя они и не лишены полностью функции характеристики. Как и любой антропоним, они несут определенную информацию, имплицитно содержащуюся в их семной структуре. Прямая референтность имеет место и при атрибутивных именованиях с антропонимом (die kleine Inga, die grosse Inga; Annett 1, Annett 2), потребность в которых обусловливается тезоименностью. Не менее широкое хождение в неофициальной сфере общения с теми же или сходными функциями имеют композиты с антропонимическим компонентом, относящиеся к разряду явно референтных образований (Schulze-Naumburg, Okey-Helbig, Schampus-Erich). Определительный компонент служит здесь средством усиления референтной соотнесенности, а именование в целом может рассматриваться как идентифицирующее с одной или несколькими дополнительными подфункциями. Таковыми могут быть: в именованиях Schulze-Naumburg – адресная подфункция; Okey-Helbig и Schampus-Erich – выделительная подфункция.

Менее приспособлены к идентифицирующей функции образования, не содержащие в своей структуре имени денотата – так называемые „нереферентные“ имена. Им присуща ярко выраженная характеризующая функция. Семантически такие именования неоднородны. В эту группу входят качественные и оценочные имена, типа Cassett (говорящий без остановки – отличный оратор), Eisenfuß (человек с железным ударом, классный футболист). Сюда же можно отнести и функциональные имена, в основе которых лежит образная характеристика лица с учетом его профессиональной деятельности, типа Mister Zehn-Prozent (получающий от сделок 10%), а также композиты с полусуффиксами субъективной оценки, имеющие в своей структуре функциональный компонент [Giftmichel (аптекарь), Postheini, Gemüsefritze]. Референтность таких именований возможна лишь в рамках ограниченного коллектива, когда участники коммуникации знают, о ком идет речь. Ими могут быть как лица, широко известные в рамках всего этнического сообщества, так и люди, известность которых ограничена рамками определенного социума. В качестве примеров первых можно назвать имена, типа Soldaten-Koenig, носителем которого был Ф. Вильгельм I, der Mann aus Mainz (Г. Коль), Spitzbart (В. Ульбрихт), der regierende Botschafter (П. Абрасимов в бытность послом СССР в ГДР) и т.д. Известность других может быть ограничена определенными социальными, территориальными и профессиональными рамками: der laufende Meter – прозвище тренера футбольного клуба «Бавария» Д. Грамера, Faust aus Stein – прозвище многократного чемпиона мира по боксу Р. Дурана. В той или иной конкретной деревне люди могут безошибочно идентифицировать своего односельчанина по прозвищам Försters Karlchen (младший ребенок из семьи лесника), der Sprecher (болтает не закрывая рта), Hopfenkarle (большой любитель пива по имени Карл).

Характеризующая функция ярко проявляется в предложных образованиях. August mit der Macke (со сдвигом по фазе), Richard fürs Feine (Рихард, который не любит черной работы), ein Mensch von Wort (человек слова), ein Mensch ohne Falsch (человек, не терпящий лжи).

Особенно рельефно функция характеристики проявляется в номинациях оценочно-характеризующего типа, образованных на основе субстантивации нарицательных лексем и их онимизации: Dr. Chaos, Mr. Wunderbar, Dr. Seltsam, Baurat Langsam, Graf Vorlaut, Genosse Scharfsinn, Kaptein/Käpten Vorwärts. Использование титулов и званий в структуре таких «говорящих имен»[1] формально усиливает онимизированность образований. Образность „говорящих имен“ может быть и символической: Mr. Muskel (боксер), Frau Wisch-Wisch (уборщица), Kamerad Schwimm (матрос), Frau Storch (акушерка), Frau Raffke und Herr Neureich ( хапуги).

Многие неофициальные именования лица обладают достаточно скрытым дескриптивным содержанием, для декодирования которого требуются фоновые знания, выходящие за пределы этноса и государственности: Idi-Alpin (прозвищное имя Ф.И. Штрауса, в котором используется имя бывшего диктатора африканского государства Уганда Иди Амина), der arabische Bismarck (прозвище бывшего президента Сирии Хафеза Асада), der andere Präsident (прозвище Имельды Маркос – супруги бывшего президента Филиппин Фердинанда Маркоса).

Характеризующая функция неофициальных именований лица с учетом присущей ей экстралингвистической детерминированности может настолько полно отражать реальные факты из жизни носителя имени, что справедливо выделить как ее разновидность документирующую подфункцию, что иллюстрируется следующими примерами: 1) девушка, которая когда-то, выступая в художественной самодеятельности, сыграла роль Полли Пичем (Polly Pichem) в „Трехгрошовой опере“ Б. Брехта, получила прозвище Polly; 2) Gas-Ludwig – таково было прозвище бургомистра одного небольшого населенного пункта в связи с его заслугами по газификации данного города; 3) человека прозвали Schwul только по той причине, что он когда-то перепутал слова „schwul“и „schwül“, сказав „ Das Wetter ist schwul“.

Ярко выраженные бифункциональные образования – это преимущественно прозвищные именования, содержащие в своей структуре как имя лица, так и его различительный признак. Семантика таких образований приспособлена и к тому, чтобы называть, и к тому, чтобы обозначать. Такие образования выполняют в равной степени как идентифицирующую, так и характеризующую функции.

Неофициальные именования лица – это речевые знаки, которые обладают не только локутивным воздействием, но и некоей иллокутивной силой, способной воздействовать на участников коммуникативного процесса и, в свете постулатов теории речевых актов, достигать определенного перлокутивного эффекта. Иллокутивное воздействие рассматриваемых номинантов обусловливается содержащимися в их семных структурах специфическими речевыми индуцирующими компонентами, такими (по Дж. Серлю), как директив, репрезентатив, экспрессив, каждому из которых свойственна своя иллокутивная характеристика.

Неофициальные именования лица – это особая категория номинативных единиц, где номинативную функцию могут выполнять и несубстантивированные части речи, и служебные слова, и даже ономатопоэтические знаки (Л.А. Капанадзе). Это свидетельствует о том, что неофициально-прозвищное имятворчество – такой номинативный процесс, который строго не придерживается правил номинации. Номинатор именует объект в зависимости от своего замысла, не думая о правильности выражения. Как справедливо отмечает Н.Ф. Алефиренко, основным критерием выбора существующей в языке единицы номинации для использования ее иной денотативной соотнесенности служит «сходство ее смыслового содержания с сигнификатом вторичного наименования». В отличие от перцептивного, эпистемическое, субъективистское видение мира нередко искажается еще более под влияний предубеждений, настроений и эмоций, на что обращает внимание Н.Д. Арутюнова. Человек видит то, что хочет видеть, и вовсе не видит того, чего не хочет замечать. Как отмечает В.Д. Девкин, причины вторичной, неофициальной номинации лица обобщенно можно объяснить стремлением к утилитаризму, когда номинатор руководствуется следующими мотивами: 1) попыткой закрепить результат своего познания объекта, своего отношения к нему: der gläserne Mensch (открытый человек), ein Mann der Ehre (мужчина чести), ein Mensch wie du und ich (вполне нормальный человек); 2) стремлением к более краткому обозначению именуемого лица: Ina ← Sabine, Leo ← Leonhäuser; 3) желанием придать имени большую выразительность и образность: Kuli ← Ullrich, Glatzkopf ← Glatz, Schreck ← Wieczoreck; 4) необходимостью усиления идентифицирующей функции имени при тезоименности: Andrea: 1. Andri ↔ Andrea, 2. Andrea 1 ↔ Andrea 2; Stiefel: der linke Stiefel (FN) ↔ der rechte Stiefel; 5) стремлением придать имени характеризующую функцию и усилить различительность: Brillen-Wolfgang, Schnaps-Ludwig; 6) желанием создать иронический эффект: der laufende Meter, Gefühlsmieter; 7) попыткой придать имени эмоциональность и экспрессивность: Lakeitel ← Keitel, Vizekanzler → Triezekanzler.

Вместе с тем, для таких номинаций нет произвольных знаков, ибо все они обладают внутренней формой, которая отражает признак лица, положенный в основу его обозначения. Последнее важно для понимания специфики мотивированности исследуемых лексических единиц. Неофициальные именования лица как знаки вторичной номинации не могут быть немотивированными, ибо вторичное использование слова в роли называния всегда опосредовано и мотивировано его предшествующим значением. Однако исследуемые именования – это образования в своем подавляющем большинстве с осложненной семной структурой, для которых характерна опосредованная коррелятивность производящей и производной основ, когда отсылочная часть не обеспечивает возможность однозначного выведения значения производного на основе знания семантики его прототипа, что означает, что данные именования могут характеризоваться разной степенью мотивированности. По признаку «глубины» мотивированности исследуемые именования можно свести к двум основным типам: 1) полностью (абсолютно) мотивированные и 2) частично (относительно неполно) мотивированные. По признаку структурно-семантической выводимости мотивированности неофициальные именования лица группируются следующим образом: 1) именования с прозрачной морфолого-семантической структурой и 2) именования с затемненной мотивированностью.

Полностью мотивированные коллоквиализмы – это такие именования, семантика которых целиком выводима из семантики производящих основ, а их предметное значение полностью совпадает с предметным значением исходной основы. К ним относятся краткие формы личных имен, которые мотивируются полными формами своих прототипов, хотя существенное морфологическое опрощение последних заметно ослабляет мотивационную связь производного имени с производящим.

Для неполно мотивированных именований характерна частичная выводимость значения производящего именования. План выражения производного может оказаться ýже плана содержания, примером чего может служить именование Holzhacker (горе-музыкант), где производитель действия характеризуется лишь с позиции того, как он осуществляет действие (подобно дровосеку), но остается совершенно немотивированной объективность (орудие труда), на основании чего можно было бы отнести такой способ действия к музыканту.

Недостаточная мотивированность может быть следствием большой «глубины» семантической производности, что подтверждается такими коллоквиальными именованиями, как Fisch-Fritze (немец с севера ФРГ), Tankwart (владелец закусочной), значение которых нельзя понять без учета семантической трансформации их компонентов. «Скрытая» мотивированность может быть и еще более опосредованной: Kümmelspalter (педант, зануда, т.е. пытающийся расщепить тминное зерно), Stempelmaxe (безработный, т.е. проходящий процедуру регистрации), Ihaha (любитель конины), что создает значительную трудность их семантической выводимости.

Непросматриваемость мотивированности может быть обусловлена ее многоступенчатостью, когда производное создается путем нескольких мотивирующих шагов. Вместе с тем, в некоторых стилистически маркированных именованиях лица обнаруживаются явления и противоположного свойства: двойная (множественная) мотивированность.

Во второй главе «Способы образования неофициальных именований лица» рассматриваются словообразовательные модели и типы исследуемых лексических единиц. Автор исследования исходит при этом из того, что релевантным признаком словообразовательной модели является ее системный характер, находящий свое выражение в существовании регулярных (закономерных, повторяющихся) связей между составными частями модели. Учитывалось также, что словообразовательное моделирование является непременной составной частью и одним из основных направлений в исследовании словарного состава языка, дающим возможность обеспечить превращение словообразования из науки регистрирующей и инвентарной в науку объяснительную. Статико-словообразовательный анализ лексических единиц позволил определить место исследуемых словесных знаков в языке в целом и в его словообразовательной системе в частности, их отношение к действующим в языке способам словообразования, словообразовательным моделям и словообразовательным типам.

Анализ именований исследуемого типа под углом зрения выявленных М.Д. Степановой основных, в значительной степени обобщенных словообразовательных моделей (моделей первой степени обобщения) позволил обнаружить в образовании интересующих нас номинаций участие всех без исключения моделей: суффиксальной и префиксальной, модели префиксально-суффиксального словопроизводства, композитной модели, моделей корневых слов и безаффиксного (имплицитного) производства, моделей основ с полупрефиксами и полусуффиксами. Однако перечисленным словообразовательным моделям присуща в обиходном дискурсе далеко не равная продуктивность. Некоторые из них характеризуются высокой продуктивностью, другие находятся на периферии словообразовательного процесса.

Исключительно высокой продуктивностью характеризуется композитная модель, особенно с антропонимическим компонентом – реальным именем денотата. Высокая частотность и продуктивность данной словообразовательной модели обусловлены в значительной степени тем, что она наилучшим образом обеспечивает выполнение неофициальным именованием лица своей идентифицирующе-характеризующей функции. Абсолютное большинство таких образований составляют собственно сложения, характеризующиеся имплицитным характером межкомпонентных отношений. Синтаксическая связь компонентов в словах данного словообразовательного типа морфемно не выражена. Это связано с тем, что сам способ словообразования предполагает вывод морфологических показателей за пределы морфемного состава образуемых лексических единиц. «Сращение» как способ образования коллоквиальных сложных слов с сохранением их синтаксических связей занимает намного меньше места, хотя он в большей степени отвечает потребностям разговорной речи, чем кодифицированному литературному языку. К коллоквиальным словам данного типа мы относим прежде всего «императивные» и иные сдвигопроизводные образования – Hansdampf in allen Gassen, Hansguckindiewelt, Hansguckindiewelt, Möchtegern-Cäsar, Gerneklug, представляющие собой субстантивацию синтагматически связанного целого, рассматриваемую как особый случай имплицитной деривации. В разговорной речи сравнительно легко возникают сложения, в которых в роли первых компонентов используются наименования занятия, профессии: Sammler-Samowke, Besenbinder-Franz, Botaniker-Paul, Polök-Müller, Sattler-Sepp. Однако, такие образования не могут конкурировать с именованиями, в которых профессию символизирует типовой предмет этой профессии: Hut-Krüger, Enten-Sepp, Raketen-Müller, Post-Erni, Gas-Marie.

Высокопродуктивны в сфере неофициального общения словообразовательные конструкции, в которых в качестве опорного компонента сложных слов выступают наиболее типичные для немецкого антропонимикона личные имена, традиционно считающиеся в отечественной германистике полусуффиксами субъективной оценки. Такие именования образуются по единой словообразовательной модели: «мотивирующая основа + личное имя суффиксоидного характера». Номинации этого типа используются преимущественно для обозначения лиц по профессии: Begrüssaugust (метрдотель в ресторане, портье в гостинице), Werbefritze (рекламный агент), Bahnheini (железнодорожник), Küchenkarl (кашевар), Gemüsemaxe (торговец овощами), Wurzelsepp (врач, лечащий травами); и по характерному признаку: Dösbarthel (соня), Gammel-Emil (гуляка), Meckerfritze (нытик), Frierguste (мерзлячка), Quatschhanne (болтунья), Nölliese (копуша), Lachmarie (хохотунья). Наряду с личными именами, коррелирующими с полусуффиксами субъективной оценки, в этом качестве могут иногда употребляться фамильные имена (Kraftmeier – силач, Kackmeier – вульг. говнюк), а также словообразовательные средства неантропонимического характера со значением лица: Bierbruder (собутыльник), Lebemann (кутила).

В рамках деривационного словопроизводства достаточно продуктивна суффиксальная модель, когда суффикс подводится под соответствующую лексическую единицу либо с целью ее преобразования в семантическую категорию лица, либо придания ей формы квалитатива со значением какой-либо субъективной оценки, либо он используется как способ мовирования. Для достижения первых целей используются общеупотребительные суффиксы, видное место среди которых продолжает занимать суффикс – er: Schmarrer – дуралей, Krämer – мелкий торгаш, Bluffer – фантазер. Перечень словообразовательных формантов для квалитативных целей достаточно объемен. В его первом ряду находится суффикс – i, являющийся наиболее активным в сфере неофициальной антропонимической деривации. Антропонимическую модель с суффиксом – i можно рассматривать как наиболее универсальную в разговорной речи, так как практически любое имя может быть превращено в i-производное и тем самым переведено в разговорный регистр. Такой суффиксации подвергаются, в частности: а) полные личные имена Frank → Franki, Bernd → Berndi; б) краткие личные имена: Wolfgang → Wolf → Wolfi, Dietmar → Diet → Dieti; в) полные фамильные имена: Fuchs → Fuchsi, Schwarz → Schwarzi; г) усеченные фамильные имена: Dippmann → Dipp → Dippi, Hansmann → Hans → Hansi. Как свидетельствует Е.С. Кукина, дериваты с суффиксом i достаточно широко представлены в прозвищных именованиях апеллятивного происхождения: Knasti – заключенный, Nervi – действующий на нервы, Nulli – пустышка, Dummi- глупышка, Hirni – придурок. Постоянно пополняется список неофициальных именований лица со словообразовательным компонентом – о: Provokalo, Brutalo, Randalo, Schlanko, Papagallo (Papagei), Fascho (Faschist), Provo (Provokateur), Prolo (Prolet), Anarcho, Schizo, Krawallo (скандалист), Psycho, Pseudo, на что указывает О.Н. Сатковская. Многочисленные именования со словообразовательными формантами «i» и «о» подтверждают вывод В.Д. Девкина о том, что «неожиданно возникшая активизация какого-либо словообразовательного средства порождает целые серии производных». Суффиксы – el, -l, -le достаточно активно используются для варьирования личных имен, особенно в диалектной речи: Häusel, Mariele, Peterle. Диалектно обусловлены суффиксы – li (Peterli), - erl (Roserl), - ing (Lising), - tje (Antje). Уменьшительно-ласкательные суффиксы иногда выступают в комбинации: Bärbellein, Gretelchen, Hänselchen.

Неофициальные именования лица, образованные по префиксальной модели, характеризуются незначительной репрезентативностью, ибо число немецких префиксов, употребляемых с существительными, невелико. Семантическая сущность префиксальной модели заключается в придании номинативу определенного категориального признака (отрицательности, древности). Наиболее продуктивными именными префиксами являются: „Un“ (в значении пейоративности): Unsympath; „Ur“ (в значении дремучести, древности,): Urvieh - дуралей, Uromi (Uroma) – прабабушка. Малочисленность немецких префиксов существительных компенсируют в значительной степени заимствованные префиксы, такие, как: anti-, extra-, mini-, vize-, ex-, ultra- и др., что подтверждают примеры: Extrawurst – неординарный тип; Extwen – человек, которому за 30; Ex-und-Hopp-Mann – любовник на одну ночь. Префиксальная модель в целом плохо приспособлена для обозначения лица и является непродуктивной.

Полупрефиксальная модель, несмотря на наличие в немецком языке значительного количества полупрефиксов, также является непродуктивной, ибо, как правило, она не выражает полоразличительности, а форманты характеризуются слабой сочетаемостью с существительными: Widerborst (ершистый тип), Unhold (человек с криминальными наклонностями), Überzahn (очаровашка). К непродуктивным следует отнести и префиксально-суффиксальную словообразовательную модель: Geleerter (мнимый ученый), Gelichter (подонок), Bekloppter (со сдвигом). Заимствованные префиксы и в этом случае способствуют численному росту данной словообразовательной модели: Antisänger (певец без голоса), Minimaler (ученик начальных классов). Вместе с тем, весьма продуктивной оказалась модель, создаваемая на основе присоединения к производящей основе полупрефикса и суффикса (полупрефиксально-суффиксальная модель), которая в значительной мере компенсирует недостаточную продуктивность префиксально-суффиксальной словообразовательной модели: Anspitzer – подстрекатель, Hinterwälder – неконтактный, непритязательный человек, Umsteiger - человек, который постоянно меняет автомашины.

Определенная часть исследуемых лексических единиц относится к именованиям, возникшим без использования специальных словообразовательных аффиксов на основе конверсионной транспозиции. Транспозиция, не выражаемая материально, может иметь место в случаях полного совпадения исходной и результативной формы слов или же при совпадении основ. Чаще всего она бывает результатом субстантивации прилагательного: dick → die Dicke (толстая), schräg → der Schräg (кособокий), реже – глагола: leerlaufen → der Leerlauf (футболист, не забивающий голов), наречия: null → die Null (никудышный); звукоподражательного междометия: Baehu (сигнал автомобиля) → автомобилист. Однако наиболее частым случаем субстантивации являются производные именования с формообразующим компонентом: klein → der Kleine, groß → der Große, alt → der Alte. При такой конверсионной транспозиции возникают словообразовательные значения, аналогичные наблюдаемым при аффиксации или близкие им, что позволяет рассматривать аффиксацию и конверсию как конкурирующие и взаимодополняющие словообразовательные приемы.

Модель корневых слов характеризуется неразложимостью их основ на морфемы. Такие прозвищные именования чаще всего состоят из одного-двух слогов: Filz (скряга), Dolm (aвстр. придурок), Fex (южнонем.-австр. помешанный). Структурно им родственны неделимые звукоподражания и аббревиатуры, постоянно находящиеся на периферии словарного состава языка, но которые в данном случае несколько сдвинулись с периферии в сторону центра в силу их более активного использования по сравнению с кодифицированным языком, в том числе и в качестве производящих основ.

Неофициальные личные имена, образуемые на ономатопоэической основе, представляют собой имитацию неречного звука фонетическими средствами. По характеру фонетической мотивированности ономатопы традиционно подразделяются на звукоподражательные и образоподражательные. Фонетическая форма первых представляет собой субституцию какого-либо неречного звукового комплекса, звуковой комплекс вторых является не имитацией звука, а подражанием какому-либо действию, создавая конкретно образное представление о понятии: Klimperer (горе-музыкант) от klimpern – бренчать, неумело играть на каком-либо музыкальном инструменте; Stotterfritze (заика) от stottern – заикаться, говорить с затруднениями, непроизвольно повторяя одни и те же звуки.

Семантическая емкость отдельных ономатопов позволяет использовать их и с переосмыслением: Schnüffler – (таможенник, полицейский) от schnüffeln – шмыгать носом, шумно и часто втягивать носом воздух, Puper (фантазер, болтун) от pupen – (груб. громко выпускать газы). Носителем имени Wauwau может быть не только человек строгих правил, но и просто владелец собаки.

Превращение личного имени или фамилии денотата в неофициальное именование лица – один из самых распространенных способов неофициального имятворчества. В создании антроповариантов прозвищного характера на основе официальных личных имен широко используются все возможности комбинированной «игры» как с различными структурными элементами антропонимов, так и с использованием самых разнообразных общеязыковых и сугубо специфических деривационных средств. Превращение имени одного уровня в имя другого уровня, официальных онимов в категорию прозвищных может осуществляться как без изменения имени денотата на основе присоединения к нему различных детерминантов, характеризующих лицо-носителя имени по какому-либо типичному для него признаку, так и путем всевозможных модификаций антропонима. Такой подход к образованию неофициальных именований лица позволяет представлять его в виде словообразовательного гнезда, вершиной которого является официальное имя индивида, и в которое входят как расширенные формы ядерного онима, так и стилистически сниженные модифицированные варианты полного личного и фамильного имен, которые, попадая в фокус внимания, становятся объектом языковой игры.

Именования на основе присоединения к имени денотата различных детерминантов образуются по одной из трех словообразовательных моделей: а) атрибутивное словосочетание с антропонимом (атрибут + антропоним); б) композитное сложение с антропонимическим компонентом (апеллятив + антропоним; антропоним + антропоним; топоним + антропоним); в) соединение антропонима с титулом (титул + антропоним).

Атрибутивные конструкции с именем лица, как правило, представляют собой бинарные структуры с препозитивным определением: der junge Paul, die kleine Helga. Поликомпонентные препозитивные определения, типа die kleine schöne Klara, встречаются крайне редко, так как они приводят, как правило, к семантическому усложнению элементов сложения. В качестве определений выступают чаще всего прилагательные (der rote Rudi), реже – местоимения (unser Uwe), числительные (Müller 1, Müller 2). Наряду с высокочастотными прилагательными klein, groß, jung, alt в атрибутивных именных конструкциях в качестве определительного компонента широко используются цветовые обозначения: der weisse Pele (белокожий Пеле), der rote Lübcke («красный» Любке), der grüne Jürgen (Юрген из партии «зеленых»), der braune Emil («коричневый» Эмиль).

К данному словообразовательному типу относятся также именования с постпозитивным атрибутом: Helmut II (прозвище Гельмута Коля в бытность канцлером ФРГ, ранее канцлером с таким же именем был Гельмут Шмидт), Karl der Große, Rudi Ratlos (Руди, к которому бесполезно обращаться за советом), Willi Wurzel (Вилли – математический корень), Hanna Granate (Ханна–Граната, с которой трудно сравниться по пробиваемости). Разновидностью именований обозначенного словообразовательного типа являются и предложные образования: Heinrich fürs Grobe (Генрих, выполняющий черновую работу), Oskar von der Saar (Оскар, проживающий на реке Саар). Такие именования отличаются повышенной идентификационной способностью: наличие в их структуре имени денотата и атрибутивного компонента обусловливают их ярко выраженную референтность.

Композитные образования с антропонимом – именем денотата в зависимости от места антропонимического компонента и его соотносимости с теми или иными лексико-грамматическими классами слов представляют следующие основные словообразовательные типы: 1) апеллятив + антропоним; 2) антропоним + апеллятив; 3) имя собственное (антропоним) + антропоним (имя собственное); 4) контаминированное образование на основе антропонимов. В центре данного словообразовательного поля находится словообразовательный тип «апеллятив + антропоним», на который приходится более половины всех зарегистрированных сложных слов с именем реального лица. Данный словообразовательный тип манифестирует также высокую сочетаемость с различными частями речи и служебными словами: с существительным (Bach-Sepp, Herrkarl), прилагательным (Alt-Müller, Klein-Gabi), числительным (Zwei-Meter-Worms), местоимением (Unser Roland), междометием (Ach-Marta), предлогом (Ohne-Michel). В рамках данного словообразовательного типа центральное место занимает словообразовательная модель, основанная на соединении личного имени с определительным компонентом. Признак лица, выражаемый определительным компонентом, может иметь самое разнообразное обоснование: постоянство в отношении какого-либо предмета одежды (Stiefel-Klaus), особенность прически (Zopf-Schulz, Locken-Ernst), профессиональная принадлежность (Pinsel-Heinrich), характерные внешние приметы (Brillen-Stephan, Pickel-Robert), хобби, увлечение (Propeller-Fritz), особенность общественной деятельности (Friedens-Willi, Genossenschafts-Lübcke, Bundes-Sepp), специфические черты характера (Schinder-Willi, Hammer-Georg), возрастную или физиологическую особенность (Jung-Schulze, Klein-Uli), пристрастие к чему-либо (Schnaps-Rolf), манеру говорения (Freilich-Dieter) и прочие мотивы.

Вторым по продуктивности словообразовательным типом (около 30% от всех проанализированных прозвищных именований с реальным именем) являются образования c формулой «антропоним + апеллятив». В качестве определительного компонента здесь преимущественно выступает существительное (Müller-Gaul), реже прилагательное (Kramm-Lustig), наречие (Meyer-Vorgestern), числительное (Fleischer-Zwölfender). Каждое из таких именований имеет вполне конкретное функциональное предназначение. Употребляя прозвищные именования типа Kraske-Bauer или Ole-Vorsitzender, номинатор несомненно хочет выделить социальное или статусное положение носителей данных имен, в то время в прозвищах Steiner-Tonne или Siebert-Floh цели совершенно иные: подчеркнуть особенности телосложения и роста денотатов. Постпозитивное расположение определительного компонента в данных именованиях усиливает их эмоциональную окрашенность.

Сложные слова словообразовательного типа, в котором оба компонента являются именами собственными, занимают незначительную долю (около 20%) от всех исследуемых композитных номинаций. Имя реального лица может занимать в именованиях такого типа либо первое (Eichhorn-Bayern), либо второе (Kongo-Müller), либо одновременно первое и второе место. В последнем случае речь может идти об использовании в качестве компонентов сложения фамилии и личного имени одного и того же лица (Goldhahn-Paul, Scharfeck-Frieda). Первый компонент - фамилия - определяет в таких образованиях второй - имя и используется номинатором как основное средство идентификации, но одного которого бывает недостаточно. Одновременное употребление личного имени и фамилии в необычной последовательности придает такому сложению оттенок неофициальности, очевидной стилистической сниженности.

В роли определительного компонента нередко используются названия организаций, учреждений, партий и другие эргонимы, например: Krona-Becker, Мс Donalds-Sepp, где первые компоненты репрезентируют названия заведений общественного питания. Бывают и редкие случаи, относящиеся к разряду гинеконимов, например: Hosse-Bacher, когда первый компонент содержит девичью фамилию лица, представленного вторым компонентом.

Контаминированные именования (Wolff-Dieter= Wolfer) встречаются среди исследуемых образований относительно редко и не играют существенной роли в неофициальной номинации лица. Разновидностью именований, образованных путем междусловного наложения, могут быть и личные имена на основе использования имен родителей: Adolf + Paula послужили основой для возникновения имени дочери Adala.

Одним из способов образования неофициальных именований лица, при котором имя денотата используется, как правило, без изменений, является соединение имени с титулом. Образованные таким образом именования, типа König Johann, Prinz Klaus, Sir Walter, обладают двоякой особенностью: с одной стороны, соединение в коллоквиальном именования титула и антропонима, издревле употреблявшихся вместе, оказывается вполне естественным и не воспринимается как нечто искусственное, а с другой стороны, титулы, транспонированные из одной эпохи в другую, являются носителями несколько иных качеств, не вытекающих непосредственно из их лексических значений. Так, именование König Johann, носителем которого являлся известный футболист, надо интерпретировать как Йоханн – король футбола, где König – это человек высокого профессионального мастерства. Титул Lord нередко сочетается с именем лица, которое часто ведет себя как лорд: всегда безукоризненно одет, не допускает унижения, панибратства и т.д. Регулярный характер подобного употребления титулов в неофициальной сфере общения – явление вполне обычное.

Наряду с вышеописанными способами образования неофициальных именований лица, когда к личному имени или фамилии без какого-либо (или несущественного) изменения последних присоединяются различные детерминативы, в сфере неофициального общения весьма широко используется способ образования коллоквиальных личных именований путем модификации имени денотата, его формального изменения (модификационное словообразование). Использование таких модифицированных языковых знаков во вторичной номинации лица позволяет, с одной стороны, в полном объеме сохранить за ними идентифицирующую способность, а с другой, рассматривать их как стилистически сниженные лексические единицы, относящиеся к сфере неофициального общения. В итоге такой модификации личного имени или фамилии получается именование, отличное от исходного по форме, но тождественное по содержанию. Модификация исходных (официальных) имен может иметь самые разнообразные формы выражения и реализовываться на различных уровнях языка. Она может касаться личных имен, фамилий или же тех и других одновременно. Сферами такой модификации могут быть фонемный, морфемный и лексемный уровни. Основные способы такой модификации – субституция, усечение, приращение, сложение, аббревиация или же совмещение нескольких способов (смешанный словообразовательный тип).

На основе фонематической субституции фамильное имя Munster превращается в Monster, личное имя Melanie → Melone. Усечение как одна из разновидностей преобразований личных и фамильных имен – явление достаточно частое. У личных имен усечению могут подвергаться начальные, срединные и финальные фонемы: а) Kerstin → Kers, Friedrich → Fried; б) Veronika- Roni в) Albert → Bert, Alfred → Fred. Субституция на морфемном уровне имеет широкое хождение в фамильных именах: Vollmar → Vollmilch, Rothemund → Rothaul. Усечению чаще всего подвергаются финальные морфемы: Uhlemann (FN) → Uhle, Himmelreich (FN) → Himmel, Schellenburg (FN) → Schelle. Добавление на морфемном уровне носит, как правило, суффиксальный характер: Sandmann (FN)→ Sandmännchen, Meier (FN) → Meierle, Beyer (FN) → Beyerlein, Kohl (FN) → Köhlchen, Weiss (FN) → Weissl.

При лексемной модификации производящей основой чаще всего бывают фамильные имена, а сама модификация выражается в замене лексем, в связи с чем различают синонимические, антонимические и тематически однородные лексические замены. Синонимическая лексемная замена осуществляется на основе сходства или близости значений: Fiedler (FN) → Geiger, Schwarz-Schilling (FN) → Black-Penny, Herzfelde (FN) → Heartfield. Два последних примера свидетельствуют о возможности выхода при лексемных модификациях и за границы немецкого вокабуляра. Антонимичные замены предусматривают использование противоположных по значению слов: Schwarze (FN) → Herr Rote, Sauer (FN) →Herr Süß.

На основе лексемной субституции в рамках одного тематического поля фамильные антропонимы апеллятивного происхождения приводят к образованию неофициальных именований лица той же тематической направленности: Herr Fichte (ель) → Herr Tanne (пихта). Фамилия Schubert может послужить основанием для прозвища Mozart, женщина по имени Liane → Blume. К разряду неофициальных именований, образованных на лексемном уровне путем сложения, относятся прозвищные именования со вторым рифмующимся компонентом, представляющие собой прозвища-дразнилки: Schulze-Schnulze, Klaus-Maus, Liane-Sahne.

К весьма редким способам прозвищного именования на основе реальных имен относятся образования-перевертыши, основанные на палиндроме (греч. palindromeo – бегу назад), когда имя читается справа налево: Iris (VN) → Siri, и инициальная аббревиация, сопровождаемая цифровым компонентом: Klaus Reiner Rohl → K2R.

Прозвищные именования, образованные на основе модификации личных и фамильных имен, нередко являются результатом различных словообразовательных способов. Чаще всего имеет место усечение, сопровождаемое суффиксацией: Schreckenberger (FN) → Schrecki; усечение и сложение усеченных основ: Harald Ludwig → Halu, Engelmann Willy → Ewi; усечение и редупликация: Lothar → Lolo, Johannes → Jojo.

Одним из наиболее продуктивных способов образования неофициальных именований является использование для этих целей уже имеющихся в языке номинативных средств, то есть «чужих» имен. Исходными объектами такого перемещения имен (лексической транспозиции) могут быть живые существа и неодушевленные предметы, люди и животные, реальные индивиды и мифологические образы. В основе переноса лежит ассоциативная обусловленность последних, проявляющаяся в процессе их употребления в речи. Исходный образ, имя которого используется во вторичной номинации, непременно оказывается чем-то похожим на тот, который принимает это имя. Принцип подобия – это основное условие для перенесения имен с одного объекта на другой.

Имена разных классов и типов объектов, служащие основанием для вторичного, прозвищного именования человека, представляет собой достаточно широкую гетеронимную и разновекторную номинативную группу. В ее рамках можно выделить следующие основные подгруппы: 1) именования, образованные на основе трансантропонимизации, то есть переноса личных или фамильных имен, а также полных антропонимов с одного индивида на другой в рамках одного класса онимов; 2) образования, основанные на трансонимизации, то есть на переходе онима одного разряда (класса) в другой: топоним → антропоним, зооним → антропоним, фитоним → антропоним, идеоним → антропоним и т.д.; 3) именования, лексическое значение которых создается на основе семантического расширения существующих лексем (семантическая деривация); 4) именования, образованные на основе ложной расшифровки кодифицированных аббревиатур.

Трансантропонимизация является универсальным и широко распространенным способом формирования вторичных именований лица. Официальные антропонимы в обиходном дискурсе легко переходят в разряд прозвищных, приобретая коннотации, связанные с характеристиками денотата. “Спонсорами” таких имен могут быть как реальные, так и ирреальные лица. Непременным условием перехода имени с одного индивида на другой является известность носителя имени, его прецедентность. За каждым прецедентным именем стоит инвариант его восприятия в виде минимизированных представлений о человеке на основе ограниченного набора наиболее существенных признаков, сформированных соответствующей когнитивной базой. Это общее, известное языковому сообществу, и становится содержанием переносимого имени для использования его в нарицательном значении. Одна из его коннотаций усиливается настолько, что “встает” в определенный понятийный ряд: Einstein – великий ученый, Chomeini – авторитарный правитель, Don Juan и Casanowa - сокрушители дамских сердец. В приведенных выше именах используется „ядерный“ признак, поэтому они воспринимаются однозначно. Диффузные представления о первичном носителе имени могут актуализировать второстепенные признаки или индивидуально-авторское их видение, а это приводит к тому, что дифференциальные признаки оказываются нерелевантными, отодвигаясь на задний план. При транспозиции антропонимов, чтобы подчеркнуть степень подобия переносимых качеств часто обнаруживается стремление номинатора к их редуцированности или локальной ограниченности: der kleine Kennedy (прозвище одного из политических деятелей ФРГ), der arabische Bismarck (прозвищное именование Х. Асада), Chomeini der CDU (прозвище политического деятеля ФРГ Н. Блюма), Saar-Napoleon (прозвищное имя О. Лафонтена). Редуцированность признака может быть выражена и более ярко: Metternich → Millimetternich. Вместе с тем широкая известность носителя имени позволяет номинатору расширять сферу его вторичного использования, что приводит к образованию именований, в которых прецедентное имя актуализируется в несвойственном ему тематическом поле. Именованиями типа Kalaschnikow der Orthopädie говорящий, используя имя прославленного российского изобретателя огнестрельного оружия, намеревался подчеркнуть высокий профессионализм ортопеда. Но сфера манифестации прецедентных имен может выражать и противоположный эффект: именование Placido Domingo der Bierzelte достаточно четко свидетельствует о низком профессионализме певца.

Необходимость транспозиции имен не всегда обусловливается общностью личностных качеств денотата. Среди других оснований для использования в номинации чужих имен могут быть: 1) тезоименность двух индивидов (человек по имени Albert получает прозвище Einstein, а человек с фамилией Weissmüller получает прозвищное имя Johnny, поскольку именно так звали известного немецкого пловца Вейсмюллера); 2) корреспондирующая обусловленность, когда именование рассматривается не изолированно, а в более широкой взаимосвязи и взаимообусловленности: на основании библейской связи имен двух апостолов Павла и Петра человеку по имени Peter дается прозвищное имя Paul. Чужие имена могут быть поводом для вторичной номинации в том случае, когда присутствуют всевозможные ассоциативные связи: человек с заросшим лицом и длинной бородой получает прозвище Tarzan. Нередко личные имена перемещаются с одного денотата на другой на основе фонетической близости имен, когда личное имя из немецкого антропоникона заменяется иноязычным: Johann → Jean (фр.), Giovanni (ит.), Juan (исп.), Janosch (венг.), Jens (дат.), Jan (голл.). Прецедентность, лежащая в основе вторичной номинации, может быть соотнесена не только с именами личностей, но и с ситуацией, текстом или высказыванием, что позволяет говорить о прецедентной ситуации, прецедентном тексте или прецедентном высказывании.

Во вторичной номинации лица часто используется имя не в «чистом» виде, как это было в первоисточнике, а в несколько измененной форме, что свойственно разговорной речи. Чаще всего такая модификация сводится к приведению используемого имени в соответствие с биологическим полом именуемого: der fliegende Holländer трансформируется в die fliegende Holländerin (прозвище спортсменки). Мотивом для изменения имени могут быть и всевозможные личностные качества именуемого: любитель музыки Моцарта с учетом своей нерешительности именуется Zauderflöte, краснощекий молодой человек по аналогии с Rotkäppchen получает прозвище Rotbäckchen, плохой певец на основе трансформации названия оперы К.М. Вебера «Freischutz» именуется как Schreifritz (не поет, а орет). В таких вторичных именованиях явно доминирует прагматический подход. Прецедентные имена могут также дополняться детерминантами, придающими прозвищному именованию определенные семантические оттенки или различительные признаки: die grüne Jeanne d‘Arc – женщина, которая жертвенно борется за сохранность окружающей среды.

Прозвищные именования, основанные на трансонимизации, имеют одну общую особенность: возможность их номинативного использования в ином предметном классе и без словообразовательного форманта. Используя топонимы для именования человека, номинатор опирается на определенные ассоциации, которые связывают денотата с этим топонимическим названием. Это позволяет использовать название die Schweiz в качестве прозвища по той причине, что именуемый всегда мечтал жить в этой стране.

При трансонимизации зоонимических имен наиболее продуктивной является лексико-семантическая группа, представляющая видовые названия животных (онтологическая метафора). Основанием для производства подобных именований является определенное сходство человека с животным в плане физических качеств, свойств, манеры поведения. Отсюда Bär как животное и Bär как неуклюжий человек предстают сходными по онтологически идентичному признаку неуклюжести. На физической однородности признаков основаны трансонимизированные именования Schnecke (медлительный человек), Hering (тощий), Frosch (бесчувственный), Krokodil (лицемер), Elster (воровка) и т.д.

Фитонимы, используемые при вторичной номинации лица, имеют преимущественно ассоциативно-образное основание: Kaktus (ершистый человек), Bohnenstange (человек высокого роста), Tulpe – болван.

Среди слов, перенесенных в сферу неофициальной номинации лица из других областей бытия, значительный пласт составляют названия различных предметов домашнего быта, орудий труда, инструментов, механизмов и т.д., когда признаки или свойства предметов переносятся на человека. Каждое из таких именований имплицитно отражает одно из свойств, присущих данному предмету с учетом особенностей его конструкции и назначения, способов применения и иных факторов. Содержательная сторона такого словоупотребления сводится к переосмыслению предметных или признаковых сущностей, семантическим сдвигом транспонируемого характера. Это позволяет использовать лексему der Herd в качестве прозвищного именования громоздкого человека, слово der Hammer для обозначения человека пробивного. Именуемый часто получает прозвище в зависимости от того, как он относится к тем или иным вещам или предметам. Гурмана, предпочитающего сыр марки MacCheese, так и зовут MacCheese. Основная особенность таких именований состоит в том, что они формально не обладают ономасиологическими категориями, необходимыми для именования лица. Использование таких лексических единиц для этих целей предполагает соответствующее изменение их категориальных признаков. В этих случаях «мигрант» утрачивает характерные для своего класса категориальные признаки и приобретает новые, свидетельствующие о свершившейся перемене номинативного статуса у лексической единицы. В связи с тем, что слово переходит в другое семантическое поле, у него редуцируется основное коннотационное значение и усиливаются одновременно другие коннотации, лишь потенциально входившие в значение данного слова. Так, в прозвище Herd актуализирующимся коннотационным значением становится «громоздкость», одновременно отодвигается на задний план понятие „приспособление для приготовления пищи“. Это и позволяет считать транспозицию средством перекатегоризации исходных слов.

„Готовые имена“, используемые в неофициальной номинации, нередко манифестируются в обиходном дискурсе в новом, частном значении. В таких случаях речь идет о расширении семантики слова, о придании ему коллоквиального содержания, что дает основание говорить о семантической деривации как особом типе коллоквиального словообразования. Причем, семантическая общность основывается в ряде случаев не на общих смысловых элементах, присущих базовому слову и его лексико-семантическому варианту (ЛСВ), а на ассоциативных признаках, которые, не представляя семантически значимого элемента коррелируемых слов, обусловливают „расщепление“ основного значения слова, его многозначность: Wolkenkratzer – 1) небоскреб, 2) коллоквиальные лексико-семантические варианты: а) великан, б) летчик; Untermieter – 1) квартирант, 2) коллоквиальный ЛСВ - утробный плод; Mehlbeutel – 1) пакет с мукой, 2) коллоквиальный ЛСВ – толстяк. Выявление таких коллоквиальных лексико-семантических вариантов способствует более глубокому пониманию архитектоники смысловой структуры многозначного слова, его потенциальных возможностей. В качестве готового строительного материала при прозвищной номинации используются и узуальные аббревиатуры, в которые вкладывается иное содержание: BMW расшифровывается как Brett mit Warzen и используется для обозначения женщины с плоской грудью, BH - как blöder Hund и обозначает придурковатого человека.

Речевая ситуация, специфичность обиходной коммуникации создают особые возможности для процесса номинации, которые настолько видоизменяют механику называния, что появляются основания говорить об окказиональном словообразовании как об одном из важнейших словообразовательных типов, свойственном обиходной речи. Отход от узуального и обращение к окказиональному в обиходном дискурсе функционально различен и осуществляется на любом языковом уровне (фонетическом, морфемном, словесном, синтаксическом), в слове и фразеологизме.

В самом общем виде словообразовательная окказиональность при создании неофициальных именований лица может проявляться: 1) в окказиональных способах заполнения узуальных словообразовательных моделей; 2) в определенных нарушениях норм словообразования; 3) в использовании при неофициальном имятворчестве словообразовательных формантов, которые находятся на „периферии“ языковой системы; 4) в создании „нетипных“образований по чисто окказиональным моделям. Такой подход к образованию неофициальных именований лица позволяет говорить как о способах номинации, свойственных только окказионализмам, так и о смешанных способах, сочетающих узуальность с окказиональностью.

По способам образования окказионализмы также неоднородны: их можно подразделить на прямые и обратные. При обратных способах словообразования, основанных на редеривации, меняется направление мотивационных отношений. Такие способы словообразования могут основываться на замене аффиксальных образований дезаффиксальными, композитных – декомпозитными: die Leute (люди) → der Leut (человек), die Eltern (родители) → das Elter (родитель), Stationsosi (медсестра скорой помощи) → Osi, Stenotypistin (машинистка-стенографистка) → Typi, Polizeibeamter (полицейский) → Poli, Stammgast (постоянный клиент) → Stamm. Суть такого словообразовательного процесса – это окказиональное заполнение пустующей клетки в словообразовательной цепочке. При прямых окказиональных способах словообразования чаще всего изменяется фонемный состав мотивирующих слов. Фонематические преобразования могут представлять собой замену фонем (Richel (FN) → Riechel), их перестановку Beate (VN) → Atebe, изменение порядка следования на обратный (Kramer → Remark). Окказиональность проявляется и в мовировании именований, когда денотат обозначается именем, не соответствующим его половой принадлежности: молодой человек по имени Peter именуется die Paula, мужчина по фамилии Schatel из-за похожести на свою мать получает прозвище die Schatelsche. В последнем случае имеет место двойное мовирование (суффикс и артикль).

Важным параметром в исследовании окказионализмов является их системность. Наблюдения за окказиональными именованиями лица свидетельствуют о том, что их значительная часть создается по действующим словообразовательным моделям, но нередко при нарушении регулярной морфемной сочетаемости. По аналогии с Enterich (селезень), с использованием того же суффикса, типичного для биологических названий, создаются Bräuterich (шутл. жених) и Gatterich (шутл. муж), Pferdekutscher рождает Benzinkutscher (водитель), Rheumatikus → Schwachmatikus (слабак). В результате расширяются возможности реализации таких моделей, их использование в речи.

Другим типом описываемых окказионализмов являются образования системные, но контекстно обусловленные, а потому трудно понимаемые вне контекста. К этой группе следует отнести такие именования, как Monsieur 100000 Volt – прозвище певца и музыканта, который держит под напряжением весь зрительный зал, Herr-Mister-Monsieur-Senior 340 – неофициальное имя технического директора авиакомпании „Lufthansa“ с учетом ее международных трасс и эксплуатируемых самолетов марки А-340. Прозрачность семантики таких номинаций вне контекста доступна лишь узкому кругу профессионально связанных лиц.

Определенное место среди окказионализмов занимают слова несистемные, образованные с нарушением действующих норм словообразования и закономерностей их заполнения. Такие лексические единицы относятся к разряду «собственно окказионализмов». Чаще всего в таких именованиях обнаруживаются нарушения внутренней семантической валентности: der Import-Berliner (некоренной берлинец), Linksanwalt (ирон. прокурор). Создание таких номинаций с очевидными нарушениями семантического согласования объясняется стремлением к их повышенной выразительности и эмоциональности.

Окказиональность проявляется в использовании самых необычных способов обозначения лица: индивид может именоваться Binde, потому что он имеет двойное личное имя, которое пишется с дефисом (Bindestrich), Fötus (утробный плод), так как цвет кожи его лица чем-то напоминает используемый в номинации объект.

Необычность ассоциаций, используемых в неофициальных именованиях лица, позволяет говорить и об окказиональной символике. Можно предположить, что именуя кого-то словом Zyklop в значении «невнимательный человек», номинатор считает, что одним глазом трудно видеть хорошо, а номинация Fischauge по отношению к контролеру (ревизору) уместна потому, что рыба, коль она видит и в воде, по мнению именующего, обладает повышенной зоркостью. Называя кого-то словом Primelkopf (молод. глупый, придурковатый), номинатор использует далеко не устойчивую ассоциацию. Голова человека сравнивается с небольшим по размеру цветком примулы, на основании чего делается умозаключение: если голова маленькая – значит, соображает плохо.

Обращает на себя внимание не одинаковая предрасположенность к окказиональности различных словообразовательных типов. Весьма продуктивными оказываются образования, состоящие из фамилии и имени одного и того же лица при атрибутивном употреблении фамилии: Haak-Hermann, Schönfeld-Lina. В эту же словообразовательную группу окказиональных коллоквиализмов входят сложения, состоящие из а) антропонима и топонима: Greiner-Pol (aus Polen), б) фамилии денотата и имени персонажа исполняемой им театральной роли: Helmut-Wallenstein, Berndt-Piccolоmini; в) названия профессии и фамилии лица: Сhemie-Schneider.

Предметом третьей главы «Семантическая характеристика неофициальныхименований лица» является описание содержательных характеристик названных именований, что способствует как более полному выяснению природы их семантики, так и лучшему пониманию семантики коллоквиализмов в целом, проникновению в их глубинное основание. С учетом названного были определены частные аспекты, составившие существо разделов главы: 1) особенности смысловой структуры неофициальных именований лица; 2) типы семантических отношений и их отражение в семантической структуре исследуемых лексических единиц; 3) семантические признаки в смысловой структуре именований; 4) оценочность в семантической структуре именований; 5) коннотация как макрокомпонент семантики. Необходимость выявления и описания семантических особенностей неофициальных именований лица диктуется, с одной стороны, спецификой семантики данных лексических единиц, нестандартностью их смысловых структур, с другой стороны, меньшей известностью семантических особенностей исследуемых единиц по сравнению с их формальными характеристиками и необходимость их познания: чтобы использовать слово для обозначения, нужно знать его значение (Гак, 1998).

Придерживаясь исходного постулата, что смысловые потенциалы слова необычайно велики, на что обращает внимание В.Д. Девкин, мы в еще большей степени распространяем это утверждение на исследуемые образования, семантика которых формируется не только под воздействием смысловых и морфологических характеристик производящих основ, но и их смысловых трансформаций, в том числе и многоступенчатых, их семантической имплицитности. Смысловое разнообразие таких единиц обусловлено в значительной степени нестандартностью и окказиональностью их образования и, таким образом, менее стабильной словарной семантикой, что тем более диктует необходимость их системного описания. Изучение семантики таких коллоквиализмов представляется важным и по причине частого участия в их образовании антропонимов, смысловой потенциал которых нередко представляется явно заниженным.

Исследуя семантику неофициальных именований лица, мы исходим из того, что данные номинативные единицы – это знаки особой природы: по словообразовательной и семантической нестандартности, мотивированности значения и его непредсказуемости, образному основанию, экспрессивной нагруженности, экстралингвистической детерминированности они существенно отличаются от стилистически немаркированных антропонимов.

Одной из особенностей многих неофициальных именований является их определенная функциональная смещенность: они не столько называют объект, сколько его характеризуют, что проявляется в их лексико-семантической структуре. Ослабление референтной соотнесенности компенсируется в их внутренней форме усилением характеризующих сем. Отмеченная номинативная особенность обусловлена спецификой именования лица, когда человек как единая по своей субстанциональной природе сущность порождает целый ряд номинантов, содержащих характеристику индивида по какому-либо отличительному признаку. По этой причине такие именования обладают не столько предметным, сколько признаковым значением, когда отдельные признаки становятся репрезентантами всего объекта.

Функциональная смещенность обусловливает другую особенность многих исследуемых образований, их ярко выраженную семантичность. Любой номинатор стремится при создании неофициального имени лица наполнить его определенным содержанием. Описанное Л.А.Нефедовой явление девиации в лексике современного немецкого языка в полной мере распространяется на неофициальные именования лица. Формирование таких именований не только структурно, но и семантически нередко связано с девиацией в технике номинации и референции. Всему ненормативному в условиях неофициального общения обеспечивается практически свободное вхождение в номинативную структуру неофициальных именований лица. Обозначая человека, номинатор стремится сделать выбор не из наиболее существенных, субстанциональных свойств обозначаемого, а из малого перечня сугубо индивидуальных и далеко не главных признаков индивида, представляя их насколько возможно в необычной внешней форме. Семантическая необычность, которую мы встречаем в смысловой структуре многих неофициальных именований лица, соответствует специфике разговорной речи.

Особенность смысловой структуры исследуемых именований обусловливается их производным характером. В этом смысле им присуща двойная референция: к миру действительности и к миру слов. Расчлененность смысловой структуры производного именования, особенно при имплицитности ее выражения форматной частью, затрудняет выводимость его семантики. Исследование семантики неофициальных именований как производных лексических единиц позволяет вскрыть системные связи, складывающиеся в языке и речи между лексическими единицами разных уровней, глубже понять важные для речевой деятельности механизмы и закономерности создания вторичных средств именования лица.

Широкое использование для неофициального именования лица «чужих имен», что также является одной из особенностей коллоквиальной номинации, приводит к определенному формальному ослаблению у таких номинативных знаков различительной функции. Если в условиях официального речевого общения, встречая имена людей, мы можем однозначно их идентифицировать как антропонимы, то этого нельзя сказать о прозвищных именах, образованных на основе лексических единиц, относящихся к другим классам. Антропонимическая нереферентность таких лексем затемняет семантику именований. Семантическая общность подобных транспозиций основывается не столько на наличии у сопоставляемых слов общих сем, сколько на ассоциативных признаках, которые актуализируются нередко на сугубо индивидуальных представлениях.

Расхождение между формой и содержанием может иметь направленность от формы к содержанию (семасиологический аспект) или от содержания к форме (ономасиологический аспект) и касаться синтагматических, парадигматических или семиотических отношений. В синтагматическом плане асимметрия формы и содержания затрагивает внешнюю форму именования и проявляется преимущественно в компрессии номинации: Oberkellner → Ober, ehemaliger Ehemann → Ex, Krankenschwester → Schwester, ибо такие номинативные обозначения оказываются в речи более предпочтительными благодаря свой структурной сжатости. В парадигматическом плане асимметрия между формой и содержанием касается семантики внутренней формы именования: она может выражаться в генерализации или транспозиции значений. Генерализация обусловливается устранением дифференциальной семы (leichter Vogel → Vogel), транспозиция – заменой одной дифференциальной семы другой (Fliesenleger – плиточник → Fliesenleger – родитель, как лицо, снабжающее детей деньгами и закладывающее таким образом финансовый фундамент). В семиотическом плане НИЛ характеризуются двумя проявлениями: семантической избыточностью (Angsthase – трус) или семантическим эллипсисом (Solist – холостяк).

Широко распространенной разновидностью лексико-семантических характеристик, присущих неофициальным именованиям лица, является семантическая компрессия, имплицитно отражающая в своей смысловой структуре универбацию синтаксического целого. Сложные именования такого типа выражают самые различные семантико-синтаксические отношения, что подтверждается потенциальной возможностью их трансформации в ряд соотносимых с ними словосочетаний. Компоненты смысла, не получившие формального выражения, представляют собой своеобразные смысловые приращения. Они обусловливают невозможность синтезировать значение целого из значений составных частей. Как отмечает А.А. Залевская, значение именований такого типа реализуется через включение его в некоторую более объемную единицу – пропозицию, фрейм, схему, событие, сцену и т.п. Релевантным может оказаться в таких случаях значение, основывающееся на одном из возможных «сценариев». Наличие же потенциала возможных контекстов создает проблему точности (инвариантности) значения. Такое компактное построение именования отвечает принципам рациональной организации речи.

Семантика значительной части исследуемых образований формируется на основе различных переосмыслений его компонентов, прежде всего на основе их метафорического переноса. Причем, обнаруживается довольно большое разнообразие таких переосмыслений. Так, широко распространенная при метафоризации смена архисем в направлении «животное → человек» может основываться в коллоквиальном словопроизводстве на внешнем сходстве, причем, во многих случаях весьма условном. Примером может служить коллоквиализм NATO-Tiger (обер-ефрейтор бундесвера), переосмысление которого основано на внешнем сходстве тигра, в частности, его полосатости, с нарукавными нашивками обер-ефрейтора. В семантической структуре данного именования легко обнаруживается погашение базисных свойств метафорически используемого объекта и актуализация его второстепенных признаков.

Семантическое смещение на основе ассоциативности может быть настолько глубоким и опосредованным, что отодвигает на задний план те признаки, которые составляют его образное основание. Ярким примером опосредованности семантических связей является коллоквиальное именование Null-Null-Siebener (военнослужащий России, занимающийся шпионажем), в основе которого лежит кодовый номер известного киногероя, агента Джеймса Бонда. Мотивом мог послужить и телефонный код России 007. Совершенно очевидно, что языковой материал не обеспечивает открытый «вход» в семантику таких именований, он только дает «ключ» для когнитивного конструирования их значения.

Активные семантические процессы, свойственные лексике неофициального общения, часто расширяют значение слова, первоначально имевшего достаточно узкую «специализацию». В таких случаях номинатор «подстраивается» под какое-либо известное языковому сообществу именование, внося в него новый смысл (Urlauber – беглец из тюрьмы). Причем, нередко смысловая связь между лексико-семантическими вариантами основывается не на общности семантической темы, а на таких элементах значения, которые не могут быть интерпретированы как общее значение.

С учетом существующих в логике отношений между понятиями на основе равнозначности, исключения, контрадикторности, подчинения и пересечения в исследовании рассматривается семантика НИЛ под углом зрения следующих отношений: 1) стилистической синонимии (номинативной дублетности); 2) лексико-семантической синонимии (равнозначности); 3) семантической преемственности; 4) семантического включения (расширения или сужения значений); 5) пересечения значений; 6) внеположенности (смещения) значений; 7) контрадикторности значений.

Отношению стилистической синонимии соответствует номинативная дублетность, выражаемая в вариативности имен. Основой дублетных именований является единство их денотативной соотнесенности, обозначение разными стилистически равноправными вариантами имени одного и того же индивида. Употребление одного имени вместо другого бывает продиктовано средой, обстановкой, характером отношений говорящего к носителю имени. В неофициальных ситуациях варьирование личного имени характеризуется более широким диапазоном, чем в официальном антропонимиконе.

Отношению равнозначности соответствует лексико-семантическая синонимия, при которой между исходным и производным значением устанавливаются отношения смысловой тождественности. Такие образования отражают в своей структуре семантическую равнозначность при внешней различительности, то есть, когда существует в главном тождество плана содержания и различие плана выражения. На семантическом уровне подобные вторичные именования характеризуются сохранением семантемы исходного прототипа, представленной архисемой и дифференциальной семой, и добавлением к ней на основе актуализации одной из потенциальных сем дополнительного семантического компонента, который по существу не влияет на общую семантику именования и расценивается в семантическом плане как нерелевантный. В отдельных случаях он может служить основой для превращения именования с родовым значением в видовое. В закономерностях синонимического варьирования проявляются характерные для языка формы концептуализации действительности. Индивидуальный запас синонимических средств определяет разветвленность «зон выбора» в лексиконе языковой личности и, соответственно, свободу ее речевого поведения. На лексическом уровне трансформация стилистически нейтральных именований в стилистически маркированные характеризуется двумя основными формами выражения. Одна из них сводится к лексической замене, другая предусматривает замену аналитических конструкций словосочетанием или отдельным словом.

При отношениях преемственности как одной из разновидностей семантических отношений при наложении семантических объемов производящего и производного значений не обнаруживается пересекающегося семантического признака. Вместе с тем, между отдельными признаками семантики соотносимых именований существует определенная смысловая связь, позволяющая говорить о семантической преемственности производного и производящего значений, на основе которой и формируется коллоквиальное значение. При таких отношениях двух семантем мотивирующий признак производящего значения переходит в семантику производного значения не в «чистом», а трансформированном виде. Этот тип семантических отношений характерен преимущественно для метафорически соотнесенных значений, связанных ассоциативной преемственностью смысловых признаков. Так, в стилистически немаркированном именовании der Knoten (узел) на основе семантической преемственности дифференциальная сема «трудно распутываемый» в производящем значении трансформируется в дифференциальную сему «трудно переубеждаемый» в производном значении, что и формирует коллоквиальное значение «упрямец». Появление нового значения обусловливается в таких случаях сходством (аналогией) признака, который и является семантически ядром коллоквиального значения.

Переосмысления на основе преемственности смысловых признаков в зависимости от порождающих смыслов и возможных векторов их трансформации могут иметь различную семантическую реализацию. Наиболее продуктивными типами семантических трансформаций такого рода являются следующие: 1) сема характеристики физического действия → сема психического состояния человека: der Brausekopf, где brausen – бушевать (о стихии) → вести себя раздраженно, что порождает коллоквиализм «раздражительный человек»; 2) сема характеристики физического действия → сема профессионального мастерства человека: der Kulissenschieber – незаметный работник сцены, отвечающий за открытие/ закрытие кулис → политик или функционер, эффективно руководящий с заднего плана, «серый кардинал»; 3) сема физической характеристики материала → сема интеллектуальной характеристики человека: der Holzkopf, где мотивирующий признак «деревянный» производящего значения трансформируется в «тугодумный» в коллоквиальном значении; 4) сема вкусовой характеристики пищевого продукта → сема черты характера человека: der Paprika – перец с дифференцирующей семой «острый на вкус» трансформируется в мотивирующую сему «темпераментный»; 5) сема характеристики биологического свойства растения → сема черты характера человека: die Mimose – мимоза (биол.) с дифференцирующей семой «большая чувствительность при внешнем воздействии» трансформируется в сему «недотрога» в коллоквиальном значении применительно к человек; 6) сема вкусовой характеристики → сема внешней характеристики: die Torte – торт → девушка приятной внешности; 7) сема внешней характеристики → сема черты характера: der Igel – еж → задиристый человек; 8) сема внешней характеристики → сема моральной характеристики: der Elch – лось (животное с большими рогами) → обманутый муж (рогоносец); 9) сема профессиональной принадлежности → сема характеристики отношения к труду: der Bergmann – шахтер → трудяга; 10) сема характеристики пищевого рациона человека → сема имущественного положения человека: der Kleisterfresser – тот, кто ест только похлебку → бедняк; 11) сема возрастной характеристики → сема характеристики интеллектуальных способностей: der Großvater – дед → второгодник; 12) сема характеристики ткани → сема черты характера: Samtheini (Samt – бархат) → мягкотелый человек.

Отношения включения порождают два противоположно направленных процесса между членами одной и той же лексико-семантической парадигмы: сужение и расширение значений. Такой тип семантических отношений особенно характерен для метонимических переосмыслений, в частности, для отношений части и целого, предмета и его признака, действия и деятеля, что детально описано в исследованиях Г.П. Зубарева. При сужении значения на семантическом уровне происходит замена родового, стилистически немаркированного именования именованием видового, стилистически маркированного характера: der Vogel – неординарный тип → der Zugvogel – «летун», человек часто меняющий место работы; der Zahn – девушка → der Holzzahn – неконтактная девушка. При расширении значения семантический объем производящего значения характеризуется устранением или погашением некоторых дифференциальных сем, входящих в семантику производящего именования. В семантическом плане такая трансформация означает переход от видового понятия к родовому: Hornochse → Hornvieh, lahmes Huhn → lahmer Vogel.

При пересечении значений структуры сопоставляемых именований характеризуются наличием общих сем, которые являются точкой пересечения семантических объемов производящего и производного именований и выступают при переносе исходного значения на новый объект в роли мотивирующего признака. Подобные семантические отношения, характерной чертой которых является частичное совпадение семантических объемов, обнаруживаются, например, при сопоставлении значений исходного слова der Abschaum – «пена, образующаяся при варке и подлежащая снятию» и стилистически маркированного производного «отбросы общества», где общей семой, представляющей собой точку пересечения семантических объемов двух именований, является сходство в функции, послужившее мотивирующим признаком производного значения.

Неофициальные именования лица, семантика которых формируется на основе пересечения значений, неоднородны. Одна их часть отличается одноплановостью пересекающихся признаков, другая – перераспределением семантических характеристик. При одноплановости семантических отношений пересечение смысловых объемов происходит на уровне дифференциальных сем и семантическое переосмысление не сопровождается сменой сем родового значения (архисем). Перераспределение сем принимает форму замены архисем при одновременном перемещении с одного яруса семантической иерархии на другой иных составляющих семантемы: потенциальная сема производящего значения трансформируется в дифференциальную сему производного именования. Такая семантическая трансформация реализуется в двух разновидностях: при переносе по сходству (метафора) и переносе по смежности (метонимия).

Как справедливо отмечает Н.М. Киселева, метафорический перенос является одним из наиболее продуктивных средств формирования вторичных наименований. При таких переосмыслениях, базирующихся на основе межпарадигматических связей слов, новому денотату приписываются признаки, характеризующие первичный денотат, а общая сема, указывающая на функциональное сходство производящего и производного значений, становится мотивирующим признаком коллоквиального значения. Приведем в качестве примеров некоторые типы метафорических переносов: а) животное → человек: die Eurobienen – (ирон. иностранные рабочие в ФРГ). Переосмысление композита основано на метафорическом использовании опорного компонента – bienen, в семантической структуре которого актуализируется дифференциальная сема «трудолюбие», а архисема «насекомое» заменяется архисемой «человек». Определительный компонент выполняет свою обычную функцию, указывая на принадлежность характеризуемой категории лиц к европейским странам; б) артефакт → человек: die Zange (щипцы, клещи) – злая, скандальная женщина. Сема характеристики физического действия предмета трансформируется в сему личностной характеристики человека. Архисема – «неодушевленный предмет» заменяется архисемой «человек»; в) растение → человек: die Birne- толстощекий человек (прозвище Г.Коля). Переосмысление сопровождается переходом дифференциальной семы характеристики формы плода в дифференцирующую сему «толстощекость» и заменой архисем. Сравнивая смысловые объемы подобных лексических единиц со смысловыми объемами их прототипов, нетрудно обнаружить, что семы, актуализирующие те или иные элементы смысла в производном значении, имплицированы в семантике производящего зачастую на потенциальном уровне. Универсальность метафорических переносов при формировании коллоквиальных значений соседствует со специфическим в большей степени, чем это имеет место в кодифицированной речи. Переосмысление носит здесь более разнообразный характер и отличается многоаспектностью.

Метонимия при ее рассмотрении в семасиологическом плане представляет собой семантический сдвиг, обусловленный синтагматически и характеризующийся появлением у слова новой архисемы на основе актуализации одного из дифференциальных признаков, при одновременном превращении прежней архисемы в дифференциальный компонент значения. Представляя собой семантическую трансформацию по смежности, вторичные значения опираются на различного рода ассоциативные связи, возникающие при именовании одним словом двух смыслов: целого и части, действия и деятеля, орудия труда и человека, который им пользуется: der Schädel – 1) череп, 2) футболист, хорошо играющий головой; der Wanst – 1) пузо, 2) толстяк; die Seele – 1) душа, 2) душевный человек; der Bart – 1) борода, 2) бородач; die blaue Jacke – 1) голубая куртка, 2) матрос; die Geige – 1) скрипка, 2) скрипач.

Отношения внеположенности, как одна из разновидностей семантических взаимосвязей, лежат в основе семантического смещения. На семантическом уровне отношения внеположенности обусловливают смену дифференциальных (видовых) сем в пределах одной семантической категории (семантемы). На лексическом уровне такие изменения сопровождаются переносом наименования одного видового понятия на другое. Семантическое смещение может выражаться в смене семантических категорий. Ее сущность заключается в использовании слова с нетрадиционным для него логико-предметным содержанием. Наиболее рельефно изменение семантических категорий, приводящее к образованию коллоквиальных значений, прослеживается в трансформации категории «родственные отношения» в категорию «возрастные отношения». Так, Großvater и Großmutter как обозначения лиц мужского/женского пола по отношению к своим внукам трансформируются в варианты со значением «лица преклонного возраста»; Vater и Mutter как обозначения лиц мужского/женского пола по отношению к своим детям используются в неофициальном общении в значении «лица старшего возраста»; Sohn и Tochter как обозначения лиц мужского/женского пола по отношению к своим родителям интерпретируются в сфере неофициальной коммуникации с позиции семантической категории «младшие по возрасту».

Смена семантических категорий довольно часто прослеживается при использовании в неофициальной сфере титулов: König, Baron, Fürst, Lord, Professor, Doktor, General, Feldwebel и т.д. Так, титул Baron, относящийся в своем исходном значении к семантической категории «именование лиц дворянского сословия», трансформируется при неофициальных именованиях в значения 1) бездельник, 2) безработный, 3) неимущий (Baron mit Habenichts), переходя в семантическую категорию «человек, не имеющий работы и состояния». Переосмысление титула Lord путем смены семантических категорий интерпретируется чаще всего на основе замены семантической категории «принадлежность к дворянскому сословию» семантической категорией «чем-то выделяющийся», например, щеголь. Коллоквиальное значение титулов Professor и Doktor – «профессионализм высокого класса» возникает при утрате семантической категории «характеристика лиц как ученых». На этой основе «профессорами» и «докторами» становятся при вторичной коллоквиальной номинации люди самых различных профессий, квалифицированно выполняющие свою работу: сапожники, слесари, монтажники, спортсмены и т.д.

Особой разновидностью семантических отношений могут быть отношения контрадикторности, в основе которых лежат явления энантиосемии. Синхронное существование в семантике лексической единицы двух противоположных значений считается предельным случаем семантического расхождения между значениями одного слова, которое, однако, имеет в неофициальной антропонимике значительно большее распространение, чем в кодифицированной речи. На семантическом уровне отношения контрадикторности можно интерпретировать как наличие в семном составе лексических единиц некоторых общих сем, способных в условиях иного контекста трансформироваться во взаимоисключающие семы. Примером именования с амбивалентной семной структурой, в рамках которой квалифицируемый статусный признак может быть как положительным, так и отрицательным, может быть следующее неофициальное именование лица: der Raffi - 1. хапуга (Seit du in dieser Kieskneipe arbeitest, bist du ein richtiger Raffi geworden!); 2. умница, все схватывает на лету (Schon kapiert? Du bist aber ein richtiger Raffi!).

Содержательный план языкового знака представляет собой континуум, в котором выделяются семантические признаки разного уровня абстракции и имеющие разный удельный вес в семантике слова. Часть признаков в русле самого общего подхода относится к разряду категориальных, другая часть составляет корпус дифференциальных признаков. Категориальный признак – это признак особого рода, признак категориального представления действительности. Категоризация в лингвистике обусловлена тем, что язык по своей природе обладает категоризующим свойством. Выделяя в обозначаемом наиболее существенное, человек придает слову обобщающее значение, а это значит, что слово классифицирует, относит предмет номинации к определенной категории.

Категориальные признаки, проявляемые в семантических структурах неофициальных именований лица, неравноценны по своей категориальной активности и значимости. Одни из них занимают доминирующие позиции, другие – периферийные. Различной семантической плотностью характеризуется в исследуемых именованиях категориальный признак одущевленности, что позволяет выделить в корпусе таких лексем несколько именных групп, занимающих различные места в функциональной иерархии данного семантического признака. Значительное место в корпусе исследуемых именований занимают образования, в которых категориальный признак одушевленности выражается не прямо, а косвенно с помощью, например, синекдохи, когда познаваемый объект соотносится не с категорией в целом, а с ее частью, т.е. с субкатегорией, которая функционально замещает категорию (целое). В таких случаях речь идет о перекатегоризации, являющейся когнитивной основой косвенно-производного именования. Причем в отличие от кодифицированного языка и сферы официального общения в обиходном дискурсе используется для выражения данного категориального признака более широкий перечень частей целого, содержащий не только высоко частотные компоненты типа -kopf, -zahn, -fuß, -bauch, -zunge, -nase, -auge, -busen, -schädel, -maul, но и такие из класса инвективов, как -arsch, -penis: Faularsch (бездельник); Knabenpenis (подмастерье), пригодные лишь для данной сферы коммуникации с ее стилистической сниженностью, а также такие редко используемые части целого, как -blut, -hirn: Froschblut (бесчувственный), Minihirn (слабоумный). Примечательно, что наиболее частотный из этой серии компонент -arsch словарь стилистически сниженной лексики Х. Пфайфера (Pfeiffer 1999) содержит 68 именований лица с данным словообразовательным формантом, который используется в отдельных случаях в качестве опорного компонента для обозначения некоторых нейтральных и даже положительных свойств индивида: Tortenarsch(сладкоежка), Klugarsch (умный), выступая на правах полусуффикса. В сфере неофициального общения довольно часто встречаются именования, в которых категориальный признак одушевленности выражается с помощью слов противоположного категориального класса – неодушевленных предметов: Schatulle/ Schachtel (неприятной внешности старуха), Flasche (неуклюжий, неспособный человек, часто о спортсмене), Pudding ( рыхлый, жирный человек), Löffel (придурок), Matratze (шлюха), Kanone (о толстом человеке, чаще о женщине), широко употребляемых с определительными компонентами: altes Eisen/Alteisen (старая рухлядь), blöder Sack (придурок), doofes Ei (недоношенный), freche Nudel (наглый), junges Gemüse (молокосос), Hurenbeutel (развратник, сутенер). В таких именованиях имеет место категориальная транспозиция, то есть перенос категориального признака «неодушевленность» на класс, не являющийся базой для соответствующего признака и видоизменяющий категориальный признак в совокупности его характеристик. Сменяя архисему, такие именования выходят как бы за пределы прежней категоризации и определяют для себя новые категориально-логические границы. С категориальными признаками одушевленности и лица тесно взаимодействует признак биологического рода, как бы уточняющий два вышеназванных признака, но в структуре исследуемых именований не всегда совпадающий с грамматическим родом, что свидетельствует о том, что в условиях неофициального общения любая инвариантная основа обрастает специфическими вариантами, придающими каждому воплощению инвариантной корреляции уникальный характер. На тех же основаниях признак персональности, связанный в норме с категориальным признаком единственного числа, в разговорной речи может манифестироваться неким множеством (множественная персональность): Arbeitsvieh (ломовая лошадь), Lumpenvolk (отребье). Подобные смещения свидетельствуют о том, что нормативная грамматика языка, в которой все взаимоуравновешено и предопределено, не предоставляет всех необходимых для коммуникативного взаимодействия правил. Специфика коммуникации, особенно в условиях неофициальности, дополняет ее речевой, неявной грамматикой, основанной на содержательных функциях контекста.

В отличие от категориальных признаков, предназначение которых – классификация при обозначении объектов внеязыковой действительности, дифференциальные семантические признаки служат целям ее конкретизации. В отличие от первых – классификационных, это – дополнительные (интерпретационные) признаки. Смысловая структура именования создается путем накладывания содержания интерпретационного признака на классификационное объяснение категориального признака. Если учесть при этом, что разговорная лексика, составной частью которой являются неофициальные именования лица, характеризуется высокой смысловой насыщенностью и широкодиапазонной конкретизацией, то несложно предположить в лексической семантике даже тематически родственных слов присутствие многочисленных семантических разветвлений, что связано с наличием в их семных структурах различных дифференциальных признаков. Речевая специфика исследуемых именований позволяет говорить, в частности, о признаковости, основанной на: 1) прецедентности имени, ситуации, высказывания или текста; 2) метафорическом переосмыслении; 3) титульных и ранговых особенностях признака; 4) искажении статусного положения лица носителя имени или приписывания ему квазифункций.

Определенное своеобразие имеют именования, в которых объекту приписываются несколько признаков. В таких наименованиях в оболочке одного высказывания «упаковано» несколько суждений об объекте, различительные признаки совмещаются друг с другом, сливаясь в единое комплексное представление. В результате возникает впечатление, что номинатор не столько характеризует объект с разных сторон, сколько создает его комплексный образ. Примером может служить именование der kleine süße Dicke (маленький, сладенький толстяк), носителем которого был владелец кондитерской фабрики. В данном случае атрибут klein репрезентирует «низкий рост», süß – причастность носителя имени к выпускаемой фабрикой продукции, прилагательное dick – особенность телосложения.

Существенным фактором, определяющим динамику выбора именования на основе его признаковости, является представление о стабильности, либо, напротив, временном характере приписываемого признака. Стабильный признак не имеет временных ограничений, он отражает постоянные свойства объекта. Временный признак – это переменный признак, он может базироваться как на мимолетных ощущениях, так и на впечатлениях, обусловленных ситуацией общения. Временный признак имеет разную эвристическую ценность: он может быть истинным или ложным, может быть подтвержден или опровергнут. Но в обоих случаях именование, основывающееся на признаковости объекта, является как бы «снимком» с него. Наблюдения за корпусом неофициальных именований лица свидетельствует о том, что значительная их часть манифестирует в своей семной структуре временный признак: Dickbauch (толстопузый) может превратиться в тощего, Käsegesicht (бледнолицый) может стать смуглым, Leichtfuß (ветреный) со временем может стать степенным.

Обращает на себя внимание тот факт, что признак, выражаемый одним и тем же словом, часто бывает релевантен разным значениям. Это можно, в частности, проиллюстрировать на возможности использования в структуре неофициальных именований лица компонента alt. Сравнивая группы именований: alter Sack, alte Schraube, alte Wachtel, alte Schwarte, altes Reff ; alter Knacker (старый сердцеед), alter Gauner (старый плут, пройдоха, но не обязательно пожилой человек), alter Bock (старый козел), alter Sünder (старый грешник, по отношению к легкомысленному, но не старому человеку) и alter Affe (глупый, неприятный, но совсем необязательно старый человек), нетрудно заметить, что лексическая семантика каждой из трех разновидностей именований с одним и тем же определительным компонентом различна: в первом случае признак alt является возрастным показателем, во втором случае этот же компонент приобретает значение «неисправимый» и усиливает пейоративность, в третьем случае семантический признак старости трансформируется в признак непривлекательности, некоей внешней ущербности, а само именование звучит уничижительно. В русле вышеизложенного, семантическую структуру неофициальных именований лица можно формализовано представить в виде модели «категориальный концепт + дифференциальные признаки (признаковые атрибуты)», в которой, как отмечает В.И. Карасик, выделяется иерархия семантических признаков, характеризующих концепт, и прослеживается триединая сущность знака – семантика, синтактика и прагматика – реализуемая в трехмерном измерении лексического значения – референтном, операциональном и интерпретативном.

Составной частью семантического анализа неофициальных именований лица является выявление в них коннотативных значений, которые, не входя в собственное значение слов, придают ему различного рода оттенки экспрессивно-оценочного характера, на что указывает Д.Н.Шмелев. Выявление в семантической структуре исследуемых именований такой сопутствующей информации об эмоционально-оценочной установке субъекта, диктуется прежде всего тем, что проблема коннотации остается нередко на периферии лингвистических исследований. Это недопустимо, когда речь идет об описании неофициальных именований лица, отличающихся повышенной коннотативностью, ибо выражение говорящим своего отношения к предмету сообщения является непременной составной частью обиходного общения. Выявление элементов коннотации имеет и практическую значимость: создание научно-обоснованной типологии экспрессивно-окрашенных значений способствует совершенствованию их лексикографического описания.

Исследуя проблемы коннотативной семантики коллоквиального именования, мы, вслед за В.Н. Телия, исходим из аксиологического подхода к проблеме коннотации как средства экспрессивной окраски номинативных единиц, признавая, что коннотативная семантика - это семантика антропометрического отношения к действительности, что обусловливает ее субъективно-ориентированный характер. Последнее детерминирует и характер исследования: именования анализируются с точки зрения того, какую эмотивность вкладывает в них говорящий, какие намерения он осуществляет с ее помощью. Обладая формой эмотивной модальности, коннотация как бы «наслаивается» на высказывание, придавая ему экспрессивную окраску, а само высказывание становится двуплановым: оно и сообщает о чем-то и выражает, объективируясь в лексическом значении, эмотивное отношение субъекта речи к обозначаемому.

Из такой трактовки коннотации явствует, что центральное место в ней занимает такой макрокомпонент значения, который выражает эмотивно-оценочную модальность. Синтезируя в своей структуре две основные доминанты, эмотивно-оценочная модальность, как непременный компонент коннотации, как бы обрамляет денотативный аспект значения слова на основе некоего ассоциативно-образного мотива. Именуя индивида словами Grünschnabel/Gelbschnabel (молокосос), субъект речи с целью создания определенного представления о свойствах именуемого объекта на основе аналогии (сходства) с названной реалией хочет не просто охарактеризовать свой объект как неопытный, незрелый, неумелый, но и показать, что это «плохо», что обозначаемый объект демонстрирует свою неспособность и напоминает по своим действиям желторотого птенца.

С учетом наличия в структуре коннотативно-маркированных лексических единиц оценочного и эмотивного модусов, закономерен вопрос о соотношении последних, их взаимодействии. Мы придерживаемся постулата, что оценочная семантика в онтогенезе предшествует эмотивной, что прежде всего обусловлено прагматикой речи, выбором говорящим таких средств выражения, которые несли бы нужную субъекту речи ценностную ориентацию. Что же касается эмотивного выражения, то оно возникает на фоне общей оценки, как бы обусловливается ценностным модусом.

Эмоциональная оценка как элемент коннотации выявляется на основе сравнения тех или иных оттенков (признаков) значения с неким квазистереотипом, являющимся эталоном для отдельного лица или соответствующей лингвокультурной общности. Причем, нередко формирование коннотативной семантики связано с более широким вовлечением в дескрипцию признаков периферийных, несущественных для реалии как таковой, в связи с чем максимально уменьшается доля объективного и увеличивается доля субъективного в структуре коннотативного значения. Вместо того, чтобы именовать индивида на основе его актантных признаков (учитель учит, врач лечит, продавец продает, ученик учится), мы встречаем часто среди неофициальных именований лица обозначения учителя как Klassenschreck (ужас класса), директора школы как König ohne Krone, Ajatollah der Schule и Cheriff, ученика как Bankdrücker, родителей как Kohlenbeschaffer (добытчики денег), второго водителя большегрузного автомобиля как Beischlaefer (спящий рядом).

Анализ экспрессивно-оценочных образований по наличию/отсутствию в их семных структурах экспрессивности и оценочности, а также по характеру комбинаций этих компонентов показал, что они могут отличаться разной сочетаемостью, которая сводится к двум основным разновидностям: 1) именованиям с чисто оценочной семантикой и 2) экспрессивно-оценочным именованиям. Выделение двух названных типов именований означает, что не все имена лица стилистически маркированного слоя содержат в структуре значения эмоциональный компонент, необходимый для выражения субъективного отношения к номинации субъекта речи.

Эмоционально-окрашенные именования лица, с точки зрения мотивов их эмоциональности тоже не однородны. Их можно подразделить на три группы: 1) слова, которые сами по себе обозначают определенные эмоции и переживания; 2) слова, эмоциональная значимость которых создается при помощи словообразовательных средств; 3) слова, в собственно лексическом значении которых заключена определенная оценка обозначаемых ими явлений. Ярко эмоциональная окрашенность проявляется в звукоподражательных именованиях. Примером именований, эмоциональная окрашенность которых создается с помощью словообразовательных средств, могут быть Brillenaffe (очкарик), Kopfhänger (нытик), Blitzmerker (человек, который все «ловит» на лету). К разряду третьей лексической группы можно отнести слово Weib (баба), в семантической структуре которого достаточно четко прослеживается сема простонародности, свидетельствующая об отсутствии у носителя данного имени интеллигентности и особой изысканности в манерах поведения. Здесь эмотивно-оценочная маркированность непосредственно связана с семантикой слова.

В создании экспрессивного эффекта участвуют различные средства, главными из которых являются тропеические основания, суффиксы субъективной оценки, различного рода языковые игры, создающие каламбуры, звукосимволические именования. Приведем несколько примеров: Bierleiche (мертвецки пьяный), где живой индивид сравнивается с трупом; DiMiDо-Beamter/Professor/Student (тот, кто очень мало работает), как явствует из примера, только по вторникам, средам, четвергам; Kollege-kommt-gleich для обозначения официанта.

Эмотивное отношение субъекта речи к обозначаемому может возникать и как реакция на нейтральное употребление слова, когда стилистическая маркированность становится причиной эмотивной модальности. Очевидно, что с употреблением таких коллоквиализмов, как Kratzmichel вместо Geiger, Klavierlöwe вместо Pianist, говорящим выражается одновременно и определенное эмоциональное отношение к обозначаемому.

Прагматичность эмотивной окраски может усиливаться или ослабляться в зависимости от того, кому предписывается оценка – себе, собеседнику или третьему участнику ситуации, который может оцениваться и за глаза. В первом случае, когда именующий и именуемый выступают в одном лице, чаще всего имеет место квазиоценка, то есть оценка с оттенком иронии, ибо номинация строится на каком-либо единичном факте и не отражает существенных признаков носителя имени. Номинатор может назвать себя олухом, тупицей, болваном, бездарем и т.д. (Dummkopf, Nullchecker, Dünnbrettbohrer,Döbel, Doofi usw), чтобы как-то оправдаться за допущенный промах: „Da bin ich ein Nullchecker, wenn ich das nicht bemerkt hätte!“. Как отмечает В.Д. Девкин, такая самоуничижительность, выражающаяся в оценочном занижении, обусловлена особой установкой говорящего. При именовании собеседника на основе отношений Я → ТЫ эмоциональная оценочность может варьироваться в различных диапазонах в зависимости от межличностных отношений данных лиц, а также от иллокутивного намерения номинатора, его чувств-отношений: презрения, неодобрения, одобрения, предубеждения и т.д. При номинации третьих лиц эмоциональная оценочность часто носит предельно полярный характер со знаком плюс или минус: называя кого-то Dr. Lieschen Müller (обывательница), номинатор подчеркивает свое крайне низкое мнение об уровне интеллекта и, наоборот, используя варианты Plattenpräsident/ Rhythuspräsident, номинатор демонстрирует свое положительное мнение о профессиональных качествах работника дискотеки.

В зависимости от характера отношений субъекта речи к обозначаемому в одном и том же векторном диапазоне, могут проявляться оттенки той или иной эмотивной модальности. В таких случаях отрицательная оценка при уважительном отношении к объекту может восприниматься с некоторым ироническим или шутливым оттенком, негативное же отношение говорящего к объекту может не только усиливать коннотативную напряженность, но привносить в нее оттенки сарказма и возмущения. Оттенки эмотивной модальности легко просматриваются, например, в коннотативной структуре таких коллоквиализмов, как NATO-General (гаупт-ефрейтор в бундесвере), Fassaden-Picasso (маляр), Bretter-Napoleon (артист), Ata-Girl (уборщица), Allerweltsliebling/ Everybody‘s Darling (всеобщий люмимец/ любимица).

На коннотативной семантике исследуемых единиц может сказываться и метасемиотический подход, когда слово, в связи с необычностью употребления в речи, становится энантиосемичным. Эмотивная оценочность со знаком «+» или «-» меняется на противоположное значение, что может возникать на основе противопоставления лексического и контекстуального значений слова и иллокутивной направленности говорящего, о чем свидетельствуют многочисленные примеры из новейшего словаря молодежной лексики Х. Эманна (Blitzbirne, Denkmeister, Dickbrettbohrer). Энантиосемический эффект может достигаться и с помощью экспрессивно-оценочной тональности, когда план содержания под воздействием плана выражения подвергается такому коннотативному изменению, вследствие которого мелиоративное по своему содержанию слово превращается в слово пейоративное. Коннотативная окраска слова возникает в таких случаях не непосредственно из его семантической структуры, а как производное от взаимодействия с контекстом и ситуацией речи.

Одной из характерных особенностей эмоционально-окрашенных именований является их пониженная номинативная способность, которая оттесняется их эмоциональностью и оценочностью. В семантической структуре таких именований максимально уменьшается доля смысловых признаков, существенных для соотнесения реалии с определенным классом, что приводит к сужению сигнификации. В этом проявляется взаимосвязь и взаимообусловленность номинативной и эмоциональной потенций рассматриваемых именований.

Исследуя экспрессивность неофициальных именований лица, разнообразные формы и аспекты ее проявления, нельзя не заметить и того, что экспрессивность как таковая – явление преходящее, которому не присуща стабильность. Экспрессивность особенно заметна в новых номинациях и не ощущается с утратой ими новизны. Как отмечает Е.В. Розен, экспрессивность, обусловленная новизной, является причиной частого использования иноязычной лексики в обиходной речи, особенно в речи молодежи, что связано не столько с экспрессивной выразительностью иностранных слов, сколько с их необычностью для носителей немецкого языка. Данное утверждение наглядно демонстрируют следующие примеры:

Workaholic (трудоголик), образованное от английского «work» и «alcoholic», Looser (неудачник), образованное от английского «to loos»(проигрывать).

В четвертой главе «Экстралингвистическая обусловленность неофициальных именований лица» рассматриваются вопросы участия внеязыковых сущностей в формировании семантической структуры исследуемых именований. Рассмотрение неофициальных именований лица в свете экстралингвистической детерминированности проводилось с учетом четырех основных факторов внеязыкового воздействия: культурно-национальных, социальных, гендерных и эмоциональных, которые составляют наиболее заметный след в семантической структуре именований. Культурно-национальные коннотации именований, проявляемые с помощью кумулятивной (накопительной) функции языка, хранят память о нравах и обычаях народа, его мифах и легендах, реальных событиях, имевших место в жизни носителя имени. Социальная детерминированность отражает воздействие общественной среды на язык и речевое поведение людей. Гендерный фактор, обусловленный различием в менталитете мужчин и женщин, позволяет лучше понять особенности спецификации пола в исследуемых именованиях, он напрямую связан с антропоцентризмом в лингвистике. Эмоции, как явления объективной действительности, отражают определенные состояния говорящего. Исследование их проявлений в языке способствует выяснению способов формирования эмоциональности. Отрыв лингвистики от названных факторов сужает возможности познания языковых знаков, законов их образования, семантического наполнения и функционирования. Важность выяснения экстралингвистической детерминированности неофициальных именований лица продиктована и тем, что в них в большей степени, чем в других классах лексики, отражается культура и социальная жизнь общества.

Частью культурологического фона может быть любая самая незначительная деталь, любой нюанс культурного наследия, которые могут играть решающую роль в интерпретации семантики языкового знака. Это архетипы и мифологемы, обряды и поверья, ритуалы и обычаи, нашедшие свое отражение и закрепление в языке. Выявление косвенных компонентов содержания, которые эксплицитно несут в себе культурологические фрагменты, требует от участника коммуникативного акта более сложной интерпретации высказывания, наличия необходимых фоновых знаний.

Национально-культурный компонент, коннотирующий неофициальное именование лица, связан в значительной мере с нравами и обычаями народа, системой ценностей, принятой в данной культуре. Называя человека словом Pringstochse (наряженный на Троицу бык, то есть пестро одетый человек), номинатор исходит из того, что на юге Германии издревле существует обычай украшать на Троицу быка, стоящего во главе стада или замыкающего его. В том же значении и по тем же мотивам используются во вторичной номинации Pfingstkuh, Pfingsthammel, Pfingstlamm, отражая данный обычай в других частях Германии. Традиции народа, у которого излюбленным напитком является пиво, отражают такие именования лица, как Bierfaß, (толстяк), Bierarsch (человек с толстым задом), Bierbauch ( с круглым животом), Biertischpolitiker (некомпетентный политик), в которых мотивирующим признаком является компонент Bier. Культурно-мотивированным является именование Siebenschläfer (соня), в основе которого лежит легенда о семерых молодых людях, которые преследуемые антихристами, были замурованы в пещере и пробудились через 200 лет.

Из всего многообразия объектов действительности, находящих свое отражение в неофициальных именованиях лица, следует с учетом специфики исследуемых лексических единиц, особо выделить антропонимы, являющиеся именами многих реальных исторических лиц, а также широко известных ныне государственных и общественных деятелей. Обладая устойчивыми ассоциациями, эти имена используются во вторичной номинации в функции апеллятивов. Национально-культурная память представляет в этом процессе основную составляющую в содержании национального самосознания, что позволяет использовать имя во вторичной номинации и с более общей семантикой: Beckenbauer des Trompete (прозвище ресторанного музыканта), Karajan des Verkehrs (прозвище дорожного регулировщика), где используются имена широко известного футболиста-виртуоза и великого дирижера.

В корпусе неофициальных именований лица, основанных на использовании «чужих личных имен», значительное место занимают имена литературных персонажей и мифологических лиц, каждое из которых обладает своей коннотацией, имеет свой лексический фон: Xanthippe – злая, сварливая женщина, Struwwelpeter – стёпка-растрёпка, Zerberus – грубый портье, суровая, неприветливая секретарша.

Значительная часть исследуемых лексических единиц, семантика которых обусловлена экстралингвистическими факторами, приходится на именования, основанные на зоосемических образах. Причем, наименованиям ряда представителей животного мира присуща своя образная специфика, сложившаяся в сознании народа: например, Floh (блоха) символизирует малый рост и невзрачность, Frosch (лягушка) – бесчувственность, Rabe (ворон) – наглость, предрасположенность к воровству, плохое обращение, Kamel (верблюд) считается в Германии символом глупости, что подтверждает яркое высказывание А. Шопенгауэра «Es gibt Kamele mit einem Höcker und welche mit zweien. Aber die größten haben gar keinen».

Анализ показывает, что интерпретация многих культурологических символов строится не прямолинейно, а по модели развертывания фрейма. Причем, если обычный (простой) фрейм имеет сравнительно небольшую глубину декодирования, то культурологически насыщенный фрейм развертывается по спирали, вовлекая в сферу своей индикации множество реалий и символов, на что обращает внимание В.И. Карасик.

Культурологическая образность создается часто на основе метафоризации базового компонента идиом или паремий, в результате чего для именований лица используются дериваты с более сложным кодом: именование alte Scheune – старая сердцеедка (буквально: старая сараюха) основано на пословице „Wenn alte Scheunen brennen, hilft kein Löschen!“ (Если горят старые сараи, их никакой водой не погасить!) и метафоре «огонь = любовь».

Стратификационная вариативность, единицей измерения которой являются языковые коллективы с их социально-коммуникативными ресурсами, отражают социально-классовую структуру общества. Элементом культурологической характеристики является социолектная природа общностей определенных стран.

Социолект как совокупность языковых особенностей, присущих какой-либо социальной группе, обслуживает коммуникативные потребности соответствующих социально ограниченных групп людей. Каждая из них отличается определенными особенностями, свидетельствующими о влиянии социальных условий на содержательную сторону языковых знаков и их прагматику, о принадлежности говорящего к соответствующему социальному или профессиональному сообществу. Участвуя в коммуникативных актах, представители тех или иных социолектов предстают в своих социальных ипостасях как носители социальных норм поведения и определенных социальных характеристик, оформляя свои сообщения в соответствии с некодифицированными речевыми предписаниями своего социума. В этом наблюдается проявление в языке экстралингвистических факторов как реакции языковой системы на внесистемные воздействия.

Одним из проявлений социолектности в языке является выделение в нем субъязыков возрастных групп: языка детей, языка подростков и молодежного языка, обусловленных становлением коммуникаторов как языковых личностей и их функционированием в определенных социальных условиях, на что обращает внимание Ю.Н. Караулов. Возрастной параметр выдвигается здесь как определяющий. Как считают В.И. Беликов и Л.П. Крысин, для каждого из возрастных языков характерны свои особенности, предопределяемые процессами социализации индивида: 1) первичной социализации, или социализации ребенка; 2) промежуточной, или псевдоустойчивой социализации подростка и 3) устойчивой, целостной социализации, которая знаменует собой переход от юношества к зрелости. Для людей средних лет признак возраста не является главным отличительным признаком и семиотически не маркируется.

Первый уровень субстандартных лексико-семантических единиц – словообразование детей – представляет собой особое явление, не сравнимое ни с одним из последующих возрастных этапов. По убеждению В.В. Химика, общая и главная особенность детского словотворчества – поиск языковой нормы, но в таком ее виде, в каком она представляется ребенку. Стремление ребенка к подражанию, имитации, особенно характерные для раннего возраста, выражается, в частности, в придумывании им прозвищ-дразнилок: Ulli-Bulli, Renate-Spinate. Детские именования носят, как правило, гипокористическую окраску, источником которой чаще всего являются диминутивные элементы языка. По своей форме и содержанию они характеризуются упрощенностью, ибо основаны преимущественно на модификациях личных имен и фамилий.

Формирование подросткового социолекта обусловлено явлениями более сложного характера. По мнению В.В. Химика, оно связано с присущими подросткам стремлениями к «отчуждению от «взрослого» общества» и его норм, в том числе и языковых, лексических. Подобное биосоциальное поведение людей данной возрастной группы детерминировано их психологическими особенностями, проявляющимися, с одной стороны, в их интеграционных устремлениях, их тяготении к некоей корпоративности, подростковой «стадности» (И.С.Кон), в рамках которой они намереваются реализовать свои потребности в непринужденном игровом поведении, а с другой стороны, к «выделяющемуся поведению», в том числе и речевому, что особенно проявляется в подростковом возрасте.

Уровень собственно молодежного лексического субстандарта характеризует речь молодых людей более старшего поколения (в возрасте 20-30 лет). На этом возрастном уровне склонность к молодежно-специфическому восприятию объектов окружающего мира усиливается в еще большей степени. Немецкий исследователь молодежного социолекта М. Хайнеманн приписывают данному языковому пласту некую «специфическую для этого сообщества сигнальную функцию», которая позволяет молодым людям отличаться от взрослых, в том числе по характеру коммуникации. Релевантным признаком молодежного социолекта является особое речевое поведение молодежи, носящее «игровой характер обращения с языком», на что указывает исследователь из Германии К.П. Мюллер-Турау.

Молодежный субъязык – это самая крупная социолингвистическая и социокультурная конгломерация в немецкоязычном этническом пространстве, значительная часть субстандарта немецкой разговорной речи. Доминирующее положение молодежного социолекта в немецком социально обусловленном языковом пространстве способствует его проникновению в литературный речевой оборот. Лексика данного социолекта все активнее используется в устно-разговорной разновидности литературного языка, в языке средств массовой информации. По нашим наблюдениям, именно молодежный язык является основой общенационального просторечья как составной части современного немецкого языка.

Субстандарты социально-профессиональных сообществ отражают специфику соответствующих социумов. Наличие таких субъязыков обусловлено существованием разных сфер коммуникаций, влекущих за собой дифференциацию знакового продукта. Основу таких социолектов составляет «производственное ядро», получающее в речевом обиходе уточняющую семантическую спецификацию и коннотативное приращение. Манифестация «выделяющего речевого поведения» определяется ценностными стереотипами социума.

Наиболее ярко выраженными социально обусловленными языковыми подсистемами являются язык криминального мира и армейский жаргон. Социолект деклассированных элементов (преступников, бродяг, беспризорников, проституток и т.д.) обусловлен социальными условиями бытования его носителей и идеализацией идей маргинальной культуры и ее нравственных ценностей. Словопроизводство в нем базируется на субкультуре данного социума, морали, обычаях, привычках и увлечениях его членов, онтологических (бытийных) основах. Стилистическая маркированность и социальная императивность данного социолекта ощущается в большей степени, чем в других социально-детерминированных языковых сообществах. Близок к языку криминального мира армейский жаргон: как и первый, он характеризуется достаточно жесткой структурной иерархией, межличностной субординацией.

Стихийно образующимся социумом, в котором начинается и заканчивается жизнь человека, является семья с присущим ей социолектом. Элемент рекреативности, имеющий место в семейном субъязыке, приобретает, как правило, сугубо индивидуализирующий характер, которому чужды какие-либо штампы.

Объективно присутствует в смысловой структуре исследуемых именований гендерная дифференциация, подтверждающая наличие в объединенном сознании представлений о мужском и женском как базовых категориях социального порядка. Применение гендерного подхода позволяет одновременно точнее и четче учитывать антропоцентричность в языке.

Не имея возможности войти в гендерную специфику неофициальных именований лица с многих открытых для исследования сторон, нами определено в качестве одного из направлений отражение «женскости» в немецких паремиях и фразеологизмах (гендерный признак «образ женщины в этнокультурном представлении»).

В обыденном сознании немецкой, как и многих других культур, женщине приписывают такие качества, как болтливость, хитрость, сварливость, коварство, сексуальную распущенность, что подтверждается многими выражениями гендерной стереотипности лица женского пола, которые имеют хождение в обиходном дискурсе в форме: а) сложных слов (Klatschweib, Giftspritze, Kratzbürste, Faseltrine); б) устойчивых сравнений (schlau wie ein Fuchs – хитрая как лиса, heimtuekisch wie eine Schlange – коварная как змея); в) связанных значений (leichtes Tuch – легкомысленная девчонка), корреспондирующих с бытующими в народе паремиями, в которых манифестируются аналогичные качества женщин. Причем, большинство из них несет негативную оценочность. Не в пользу женщины нередко представляются и такие онтологические качества человека, как его умственные способности: выражение weiblicher Verstand воспринимается как ум слабый, не способный подняться до глубоких обобщений. Такое же восприятие женского ума прослеживается и в выражении weibliche Logik, которое воспринимается как образец нелогичности мышления. Обращает на себя внимание наличие в обиходном дискурсе значительного пласта именований, релевантных понятию проститутка: Mädchen auf Anruf, Mädchen vom Dienst, Mädchen fürs Geld, Mädchen für alle, Mädchen der Liebe, Mädchen von der leichten Tugend, horizontales Mädchen.

Сопоставление отрицательно коннотируемых именований женщин и мужчин в немецких фразеологизмах позволяет говорить об определенных гендерных асимметриях, проявляющихся в преобладании негативных оценок по отношению к женщине. Отчасти это обстоятельство можно объяснить взаимосвязью с патриархальной картиной мировидения и несколько упрощенном мнении о социальной роли женщины, на что обращает внимание А.В. Кирилина.

Одним из наиболее ярких национально-окрашенных факторов, эксплицируемых в языке и проявляющимся в рамках антропоцентрической лингвистики, является эмоциональность. Как отмечает В.Н. Телия, эмотивная коннотация – это не только след эмоциональной реакции на образ, лежащий в основе значения, который сам по себе вызывает психологическое напряжение, но еще и результат интерпретации образного основания, установок культуры и ее идеалов. Гармония с этими установками выражается в спектре положительных чувств-отношений, в диапазоне одобрения, дисгармония – в диапазоне неодобрения. Учет отражения эмоций в языке с точки зрения принадлежности к различным культурам – одно из необходимых условий правильного прочтения эмотивов.

В заключении подводятся основные итоги предпринятого исследования, суммирующий вывод которых кратко можно сформулировать следующим образом: номинация лица в немецкоязычном обиходном дискурсе характеризуется рядом особенностей коммуникативного, ономасиологического, словообразовательного, семасиологического, эмотивно-оценочного и экстралингвистического характера. Установление закономерностей возникновения и функционирования таких номинативных единиц влечет за собой более глубокое понимание идеографического поля «лицо», а также роли человеческого фактора в языке, раскрытие функционального взаимодействия всех элементов гносеологического процесса: именующего субъекта, именуемого объекта и языкового знака как формы именования. Полученные данные могут послужить базой для лексикографического описания неофициальных именований лица и открывают пути для их дальнейшего фундаментального исследования на контрастивной основе.

Основные положения диссертационного исследования нашли отражение в следующих публикациях:

Монография и учебно-методические работы:

1. Потапова С.Ю. Номинация лица в обиходном дискурсе. – Ярославль: МУБиНТ, 2003. – 276 с. – 17,25 п.л.

2. Потапова С.Ю. Словосложение с компонентом «имя собственное» в современном немецком языке (на материале стилистически сниженной лексики): Учебное пособие – Ярославль: ЯВВФУ, 1989. – 51 с. – 4,25 п.л.

Научные статьи, доклады, тезисы:

3. Потапова С.Ю. Статус неофициальных именований лица // Известия Самарского научного центра РАН. Специальный выпуск «Гуманитарные исследования». – Самара, 2004. – С. 127–137. – 1 п.л.

4. Потапова С.Ю. Социальная детерминированность неофициальных именований лица в современном немецком языке // Известия Тульского государственного университета. – Вып. 3. – Гуманитарные науки. – Тула, 2003. – С.125–135. – 1 п.л.

5. Потапова С.Ю. Национально-культурная специфика неофициальных именований лица // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. Специальный выпуск (41). – Кострома, 2003. – С. 64–67. – 0,8 п.л.

6. Потапова С.Ю. Неофициальные личные имена в немецком и русском языках: психологический аспект // Ярославский психологический вестник. – Вып. 4. – Москва-Ярославль: Издательство «Российское психологичес-кое общество», 2001. – С. 43–47. – 0,5 п.л.

7. Потапова С.Ю. Неофициальные именования лица как компонент текста: ономасиологический аспект// Текст в фокусе литературоведения, лингвистики и культурологии: Межвузовский сборник научных трудов. – Ярославль, 2002. – С. 197–210. – 0, 25 п.л.

8. Потапова С.Ю. Неофициальные и личные имена в немецком и русском языках // Вестник МУБиНТ- 2002: Сборник научных трудов к 10-летию университета. – Ярославль, 2002. – С.241–247. – 0,5 п.л.

9. Потапова С.Ю. Психологическая природа прецедентности в структуре неофициальных именований лица // Ярославский психологический вестник. – Вып. 9. – Москва-Ярославль: Издательство «Российское психологическое общество», 2003. – С. 139–142. – 0,45 п.л.

10. Потапова С.Ю. Прецедентность в структуре неофициальных именований лица // Человек в информационном пространстве: Межвузовский сборник научных трудов. – Ярославль, 2003. – С. 107–110. – 0, 3 п.л.

11. Потапова С.Ю. Национально-культурный компонент в структуре неофициальных именований лица (на материале немецкого языка) // Язык и национальное сознание. Научное издание. – Вып. 4. – Воронеж: ВГУ, 2003. – С. 53–56. – 0,3 п.л.

12. Потапова С.Ю. Неофициальная номинация лица в межкультурном диалоге // Языки народов мира и Российской Федерации: Материалы Международной научной конференции «Языки народов мира и проблема толерантности в процессе лингвокультурного взаимодействия в полиэтническом пространстве» Дагестанского государственного университета. – Вып.2. – Махачкала: ДГУ, 2003. – С. 189–195. – 0,5 п.л.

13. Потапова С.Ю. Национально-культурные аспекты неофициальной номинации лица в условиях межкультурного взаимодействия // Стратегия бизнеса и социально-экономическое развитие региона. 6-я Всероссийская научно-практическая конференция. – Ярославль: Ремдер, 2003. – С. 830–834. – 0,5 п.л.

14. Потапова С.Ю. Общественно-политические деятели Германии через призму неофициальной номинации лица // Материалы научно-практической конференции, посвященной 10-летию РИПО ИПК «Конверсия». – Ярославль: МУБиНТ, 2003. – С. 86–91. – 0, 5 п.л.

15. Потапова С.Ю. Немецкие общественно-политические деятели в зеркале неофициальной номинации лица // Теория и практика управления общественными институтами и процессами в России: Сборник научных трудов. – Саратов: Поволжская академия государственной службы им. П.А. Столыпина, 2003. – С. 191–194. – 0,8 п.л.

16. Потапова С.Ю. Коллоквиальные композиты с ономастическим компонентом в современном немецком языке // Проблемы нормы и вариативности в романо-германских языках: Межвузовский сборник научных трудов. – Ярославль, 1985. – С. 39–47. – 0,7 п.л.

17. Потапова С.Ю. Бахуврихи в современной разговорной речи // Теория и практика лингвистического описания разговорной речи. Межвузовский сборник научных трудов. – Нижний Новгород: НГПИИЯ им. Н.А. Добролюбова, 1994. – С.117–118. – 0,2 п.л.

18. Потапова С.Ю. О возможности использования имени собственного суффиксоидного характера в качестве составного элемента сложных коллоквиализмов // Сохранение и обновление языковых систем: Межвузовский сборник научных трудов. – Ярославль, 1994. – С. 106–114. – 0,7 п.л.

19. Потапова С.Ю. Междисциплинарный подход в преподавании лексикологии (на примере неофициальных именований лица) // Материалы конференции «Чтения Ушинского». – Ярославль, 2002. – С.89–91. – 0,2 п.л.

20. Потапова С.Ю. Немецкий язык как иностранный: современные исследования в теории и практике // Ярославский педагогический вестник. Научно-методический журнал. – № 1. – Ярославль, 1998. – С.130–134. – 0,5 п.л.

21. Потапова С.Ю. Отфамильные прозвища в разговорной речи подростков (на материале немецкого языка) // Тезисы докладов 3-й конференции молодых ученых. – Ярославль, 1994. – С.49. – 0,1 п.л.

22. Потапова С.Ю., Красотина.Е.А. Переход имен собственных в имена нарицательные в немецкой разговорной речи // Тезисы докладов 6-й конференции молодых ученых. – Ярославль, 1998. – С.301–303 (авторство не разделено). – 0,2 п.л.

23. Потапова С.Ю., Гришенкова Ю.А. Лексические особенности немецкого языка в области юриспруденции // Проблемы теории языка, межкультурной коммуникации и лингводидактики: Материалы конференции молодых ученых факультета иностранных языков ЯГПУ. – Ярославль, 2000. – С.19–21 (авторство не разделено). – 0,25 п.л.

24. Потапова С.Ю. Социокультурные особенности прозвищных именований в немецкой разговорной речи // Лингвистика и лингводидактика в диалоге культур. Традиции и инновации: Тезисы международной научной конференции. – Ярославль, 1998. – С.46–49. – 0,25 п.л.

25. Потапова С.Ю., Скорупская Е.Н. Языковые аспекты исследования топонимического ландшафта города Касселя // Проблемы теории языка, межкультурной коммуникации и лингводидактики: Материалы конференции молодых ученых факультета иностранных языков ЯГПУ. – Ярославль, 2000. – С.76–78 (авторство не разделено). – 0, 25 п.л.

26. Потапова С.Ю. Использование зоосемической лексики для вторичной номинации в коллоквиальном словосложении // Тезисы докладов международной лингвистической конференции. – Ярославль, 1992. – С.147. – 0,1 п.л.

27. Потапова С.Ю. Преподавание лингвистических дисциплин в условиях межкультурного взаимодействия // Сборник статей и тезисов межвузовской научной конференции МЭСИ 4 апреля 2002 года. – Ярославль-Москва, 2002. – С. 85–86. – 0,2 п.л.

28. Потапова С.Ю., Федотова М.В. Что такое «добровольный социальный год»? // Ярославский педагогический вестник. №2. – Ярославль, 1998, С. 106–108 (авторство не разделено). – 0,4 п.л.

29. Потапова С.Ю. Новый взгляд на аудирование в свете коммуникативного подхода к изучению иностранных языков // Пути и методы совершенствования образовательного процесса в вузе: Тезисы докладов межвузовской научно-методической конференции. – Ярославль, 1998. – С.96–97. – 0,2 п.л.

30. Потапова С.Ю. Использование интернета в обучении иностранному языку // Современные научно-технические проблемы совершенствования и развития вузов: Тезисы докладов межвузовской научно-технической конференции. – Ярославль, 1999. – С.93–94. – 0,2 п.л.

31. Потапова С.Ю. Обновление парадигмы современного лингвистического образования в условиях межкультурного взаимодействия // Иностранный язык и культура в вузе и школе: Проблемы качества, оценки и контроля знаний: Тезисы докладов и сообщений международной научной конференции. – Ярославль, 2000. – С.143–145. – 0,2 п.л.

32. Потапова С.Ю. К вопросу о выработке критериев хорошего преподавания и обучения в вузе в современном российском обществе// Экономико- управленческие дисциплины в вузе: содержание и технологии. Сборник тезисов. – Ярославль, 2001. - С. 91–92 . – 0,3 п.л.

33. Potapowa Swetlana. Jaroslavl’- Hessen: Strukturwandel mit Partnerschaftshilfe // Russische Hochschulen heute. Situationsberichte und Analysen 1995. Hrsg. von Karl Eimermacher und Anne Hartmann. – Bochum 1995. – S. 78–81. – 0, 3 п.л.

34. Potapowa Swetlana, Fedotowa Marina. Wie kann man «anders» Deutsch und Deutschland kennenlernen? Das «Freiwillige Soziale Jahr» als erlebte Landeskunde // Das Wort: Germanistisches Jahrbuch ’97, GUS, Reihe Germanistik. – Deutscher Akademischer Austauschdienst DAAD. – Bonn, 1997. – S. 361–367 (авторство не разделено). – 0,55 п.л.

35. Potapowa Swetlana. Die sprachlichen Folgen der deutschen Einheit - immer noch ein aktuelles Thema? // Aus russischer Feder: Abhandlungen und Essays zur deutschen Literatur, Sprache und Landeskunde. – Ruhr-Universität Bochum: Institut für Deutschlandforschung, 1997. – S.125-136. – 0,9 п.л.

36. Potapowa Swetlana. Für Deutsch werben und die Qualität sichern // Rückblicke aus Wologda. Das „Modell Bochum“ zur Weiterqualifizierung russischer Gernmanisten (1995-2000). Herausgegeben von Anne Hartmann, Frank Hoffmann und Swetlana Kibardina. - Wologda: Rusj, 2003, S. 72–76. –0,4 п.л.

Подп. к печ.15.03.2004 Объем 3,5 п.л. Заказ № 99 Тир. 100

Типография МПГУ

[1] nomen est omen: имя говорит о своем носителе