ГЕНДЕРНАЯ АГОНАЛЬНОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данная работа посвящена исследованию лингвокогнитивной, лингвопрагматической и лингвокультурологической сущности гендерной агональности в политическом дискурсе.

Объектом исследованияявляется агональность в политическом дискурсе. Предметом изучения выступает лингвистическая реализация гендерной агональности в немецком политическом дискурсе.

Актуальность исследования обусловлена возрастающей ролью политической коммуникации в обществе и недостаточной изученностью гендерного аспекта агональности. Требуют изучения вопросы гендерной и дискурсивной лингвистики: выявление стратегий и тактик борьбы за власть мужчин и женщин политиков в политическом дискурсе. Актуальность работы состоит также в изучении гендерной агональности в политическом дискурсе с точки зрения соотношения языка и культуры, эмоции и когниции, отражения в языке ценностной картины мира у носителей немецкого языка применительно к представителям разных социальных групп.

В основу данного исследования положена следующая гипотеза:

Агональность представляет собой функциональный знак в семиотическом пространстве политического дискурса, коррелирует со специфическими характеристиками политического дискурса и выполняет конфликтную, волюнтативную и характеризующую функции в политическом дискурсе. Существуют лингвокогнитивный и лингвопрагматический механизмы реализации гендерной агональности в политическом дискурсе. Проявление гендерной агональности в политическом дискурсе имеет лингвокультурную специфику.

Предлагаемая диссертационная работа представляет опыт комплексного описания средств лингвистической объективации гендерной агональности в политическом дискурсе. В связи с этим целью нашего исследования является выявление природы и механизмов реализации гендерной агональности в политическом дискурсе с учетом немецкой лингвокультурной специфики.

Реализация цели данной работы достигается путем решения следующих задач:

• установить статус агональности в семиотическом пространстве политического дискурса и выделить ее разновидности,

• выявить функции гендерной агональности в политическом дискурсе,

• выявить и описать лингвокогнитивный механизм реализации гендерной агональности в политическом дискурсе,

• выявить и описать лингвопрагматический механизм реализации гендерной агональности в политическом дискурсе,

• установить лингвокультурную специфику гендерной агональности в немецком политическом дискурсе.

Научная новизна исследованиязаключается в характеристике гендерной агональности в политическом дискурсе (в таком прототипном жанре, как парламентские слушания). Впервые анализируются конфликтная, волюнтативная и характеризующая функции гендерной агональности в политическом дискурсе, проводится анализ фреймовых трансформаций как лингвокогнитивного механизма реализации гендерной агональности в политическом дискурсе, выделяются метафорические модели гендерной агональности в немецком политическом дискурсе, определяется статус гендерной агональности в семиотическом пространстве политического дискурса, вводятся понятия «коэффициент политической активности» (Кпа), «коэффициент гендерной агональности» (Кга), «агональный речевой акт», разрабатываются критерии разграничения женской и мужской агональности в политическом дискурсе.

Теоретическая значимость работы определяется тем, что данное исследование вносит вклад в дальнейшее развитие когнитивной лингвистики, эмотиологии, прагмалингвистики, дискурсивной лингвистики, политиколингвистики, лингвокультурологии, лингвогендерологии. Исследование лингвистической сути агональности способствует дальнейшей разработке комплексного подхода к анализу текста на стыке лексикологии, синтаксиса, стилистики, семасиологии, прагмалингвистики, психолингвистики, лингвокультурологии.

Практическая ценность работы заключается в том, что положения, изложенные в диссертации, могут найти применение в лекционных курсах общего языкознания, риторики, страноведения, лексикологии и стилистики немецкого и русского языков, в спецкурсах по прагма- и психолингвистике, когнитивной лингвистике, эмотиологии. Фактический материал может быть использован в практике преподавания немецкого языка как основного иностранного.

Материал исследования. Фактический материал отбирался из зарубежных лексикографических источников (толковых, сленговых, фразеологических, терминологических, политических словарей, словарей пословиц и поговорок), изданных сравнительно недавно. В результате сплошной выборки было выявлено 255 примеров языковой фиксации гендерной агональности в пословицах и поговорках немецкого языка. Кроме того, материалом данного исследования послужили стенограммы парламентских слушаний (пленарных слушаний бундестага) на немецком языке начала ХХI века (сентябрь-декабрь 2004 г.). Общий объем проанализированных текстов составил 3200 страниц, использовались также данные, полученные в результате анкетирования и интервьюирования носителей языка (политиков и их электората).

В работе использованы такие исследовательские методы, как гипотетико-дедуктивный, индуктивный, описательно-сопоставительный, количественный анализ, метод дефиниционного анализа, элементы когнитивной интерпретации (включая фреймовый подход к анализу политической метафоры А. Н. Баранова). Кроме того, в исследовании применялся метод дискурс-анализа, а также предлагаемый Ф. Буркхардтом комплексный подход к анализу политических текстов, состоящий в изучении их семантики, прагматики, синтактики с использованием компонентного, контекстуального и стилистического анализа.

Методологической основой диссертации является системный подход, включающий когнитивный, лингвистический, прагматический, риторический, лингвокультурологический подходы. Исходя из методологических положений о разграничении языка и речи, о языке как культурно-исторической среде, о соотношении рационального и эмоционального в мышлении, гендера и власти, о языке как инструменте социальной власти, в данном исследовании мы рассматривали агональность политического дискурса в единстве всех связей и отношений.

Теоретической базой для проведения данного исследования послужили работы отечественных и зарубежных лингвистов в области лингвистики текста, дискурса, прагмалингвистики, политиколингвистики (Bergsdorf, 1985; Geissler, 1985; На11idау, 1970; Holly, 1986, 1990; Ключарев, 1995; Алтунян, 1998; Баранов, Караулов, 1991; Баранов, 1997; Адамушко, 1995; Сорокин, 1998, 1999; Базылев, 1998, 1999; Шаховский, 1998; Шейгал, 1998, 1999, 2000; Кубрякова, 2000; Карасик, 1998, 2002; Слышкин, 2000; Желтухина 2000, 2003, 2004); психолингвистики, когнитивной лингвистики (Минский, 1979; Baranov, Dobrovol'skij, 1991; Степанов, 1997; Карасик, 1996, 2002; Кубрякова, 2000; Слышкин, 2000; Красавский 2001; Красных 1998, 2001; Желтухина, 2000, 2003; Бабаева, 2004) и лингвокультурологии (Воркачев, 1996; Вольф, 1985; 1986; Телия, 1986; Арутюнова, 1988, 1999; Красных, 2002); лингвогендерологии (Epstein, 1988; Davis, 1976; Perrot, 1984; Nicholson, 1986; Tilly, 1989; Scott, 1986; Schiehinger, 1989; Karlsen, 1987; Roper, 1991; Hester, 1992; Dark, 1987; Stacey, 1981; Amussen, 1988; Mendelson, 1987; Parish, 1992; Crawford, 1993; Jordan, 1990; Faure, 1991; Tosh, 1994; Кирилина, 1999; Горошко, 2003; Григорян, 2004; Антинескул, 2001).

Проведенное исследование позволяет вынести на защиту следующие положения:

1. Агональность – борьба за власть против «чужих» и за «своих» – представляет собой функциональный знак в семиотическом пространстве политического дискурса, проецируется на базовую семиотическую оппозицию «свои-чужие». Будучи интенцией борьбы за власть, агональность коррелирует с такими специфическими характеристиками политического дискурса, как институциональность, стереотипность, идиоматичность, интертекстуальность, диалогичность, оценочность, эмоциональность, инсценированность и имеет гендерную специфику.

2. В политическом дискурсе у гендерной агональности устанавливаются следующие функции: конфликтная, волюнтативная и характеризующая.

3. Основным процессом реализации гендерной агональности в политическом дискурсе является метафоризация как проявление семантической двуплановости в результате комбинаций фреймовых трансформаций. Наиболее частотной моделью гендерной агональности выступает модель «политическая деятельность – война».

4. Агональный речевой акт, составляющими которого являются агональная интенция адресанта и вербальная или невербальная агональная реакция адресата, имеет диалогическую природу. Построение политического дискурса (особенно жанра парламентских слушаний) по таким моделям, как агональная интенция мужчины-политика – агональная реакция женщины-политика, агональная интенция женщины-политика – агональная реакция мужчины-политика, агональная интенция мужчины-политика – агональная реакция мужчины-политика, агональная интенция женщины-политика – агональная реакция женщины-политика, способствует успешности или неуспешности реализации властной гендерной установки.

5. Лингвокультурная специфика гендерной агональности в политическом дискурсе прослеживается в лингвокогнитивном и лингвопрагматическом аспектах. Специфика гендерной агональности в немецком политическом дискурсе отражается во фреймовых трансформациях и метафорических моделях, функциях, стратегиях и тактиках гендерной агональности в политической коммуникации.

Апробация работы и внедрение. Основные положения и выводы диссертационного исследования были изложены на теоретических аспирантских семинарах, на заседаниях кафедры английской филологии ВГПУ, научно-исследовательской лаборатории "Аксиологическая лингвистика", научно-методологического семинара кафедры иностранных языков ВФ МУПК, научно-методологического и методического семинаров кафедры теории и практики межкультурной коммуникации ВИБ, Центра коммуникативных технологий, на межвузовских и внутривузовских конференциях профессорско-преподавательского состава ВГПУ, ВФМУПК, ВИБ (Волгоград 1997-2005), на научно-практической конференции «Развитие региональной системы потребительской кооперации: проблемы, подходы, перспективы» (Волгоград, 2002), на круглых столах «Региональные особенности состояния правопорядка, уровня правосознания и защищенности населения» (Волгоград, 2003), «Актуальные проблемы обеспечения личной и имущественной безопасности населения на муниципальном уровне» (Волгоград, 2004), на научно-методологической конференции «Обеспечение личной и имущественной безопасности населения на муниципальном уровне» (Волгоград, 2005), на международных научно-практических конференциях: на конференции, посвященной Дню европейских языков (Луганск, 2004), «Лидерство. Гендерные перспективы» (Санкт-Петербург, 2005), «Стилистика и теория языковой коммуникации» (Москва, 2005), «Коммуникативные технологии в образовании, бизнесе, политике и праве – 2005» (Волгоград, 2005).

Результаты исследования нашли отражение в 9 публикациях (6 статьях, тезисах 3 докладов).

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии, включающей 300 наименований, списка лексикографических изданий и принятых сокращений, списка источников, послуживших материалом для анализа, и сокращений, принятых в работе, а также приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор объекта и предмета исследования, выдвигается научная гипотеза, излагаются цель и задачи исследования, раскрывается научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность работы, указывается материал, методология и методы, теоретическая база исследования, формулируются положения, выносимые на защиту, сообщается об апробации работы и публикациях, описывается объем и структура исследования.

В первой главе «Агональность в семиотическом пространстве политического дискурса» дается общая характеристика агональности в философском, психологическом, политическом, лингвистическом аспектах, рассматривается соотношение гендера и власти с целью уточнения статуса гендерной агональности в семиотическом пространстве политического дискурса, а также выявляются специфические характеристики политического дискурса, с которыми коррелирует агональность.

Проблема агональности как борьба за власть активно разрабатывается в различных науках: в философии, психологии, социологии и политологии, лингвокультурологии, лингвистике. При этом наиболее плодотворным представляется глобальное междисциплинарное рассмотрение проблемы агональности.

Агональность рассматривается нами как лингвопрагматическая категория, которая имеет в своем основании политико-философский, психологический и лингвистический аспекты, содержательный план и систему средств выражения. Единица агональности по своему объему варьируется от слова и фразеологизма до сверхфразового единства и целого текста. В дискурсе единицей агональности также является такая специфическая разновидность диалогического единства, как агональный речевой акт.

В результате анализа филологической, политологической, культурологической, психологической и лингвистической литературы нами установлено, что агональность характеризуется следующими признаками: 1) политико-философскими: борьба, неравенство, ресурсы (экономические, силовые, социальные), противопоставление, неоднозначность, алогизм, контраст, оппозиция, несоответствие, публичность, легальность, гражданские права, критическая направленность; социальный характер; интернациональность/ национальность; субъективность/ объективность; 2) психологическими: мотивы, потребности, воля, положитeльная энергия, наличие компонента неожиданности, удивления, необычности и замешательства при восприятии; субъективность как рефлексия субъекта; творческая активность; межличностный характер взаимодействия, игровой характер, агрессивный характер; 4) лингвистическими (лингвокогнитивными, лингвопрагматическими и собственно лингвистическими): ассоциативный характер; смена фреймов; прагмасемантическая направленность; языковая игра; явление "нестыковки" (нарушение сочетаемости на всех уровнях языка); аналогичность.

Исходя из целевой направленности, основной функцией политического дискурса можно считать использование в качестве инструмента политической власти (борьба за власть, овладение властью, ее сохранение, осуществление, стабилизация, перераспределениие).

В рамках институциональной функции языка политики выделяется агональность или агональная функция, как инициирование и разрешение социального конфликта, выражение несогласия и протеста против действия власти (Шейгал, 2000).

Под политическим дискурсом мы понимаем связный, вербально выраженный текст (устный или письменный) в совокупности с прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами, взятый в событийном политическом аспекте, представляющий собой политическое действие, участвующий во взаимодействии политических деятелей и отражающий механизм их политического сознания.

Политический дискурс представляет собой полевую структуру, в центре которой расположены прототипные жанры, а на периферии – маргинальные жанры, имеющие двойственную природу и находящиеся на стыке разных типов дискурса. Вследствие прозрачности границ политического дискурса часто происходит жанровое взаимопроникновение между типами дискурса. Особенностью комического в политическом дискурсе конца ХХ века является то, что оно реализуется в значительной степени опосредовано в дискурсе масс-медиа. Это, в частности, касается и прототипных жанров политического дискурса (политическая речь, парламентские слушания, политическое интервью).

Рабочее определение политического дискурса – деятельность политических субъектов в сфере их институциональной коммуникации. В результате анализа философской, социологической, политологической и лингвистической литературы выделены основные специфические характеристики политического дискурса, которые соотносятся с агональностью – борьбой за власть: институциональность, стереотипность, идеологичность, интертекстуальность, диалогичность, оценочность/ эмоциональность, инсценированность.

Интенция борьбы за власть может быть как некомической, так и комической (вызвать смех, чтобы дискредитировать оппонента, манипулировать сознанием адресата и т.д.).

Институциональность политического дискурса состоит в том, что коммуникация политических институтов, характеризуется социальными правилами, ритуальными формами функционирования, определенными коммуникативными установками и стратегиями, одной из которых выступает агональность.

Стереотипичность. Политики ритуализованно участвуют в политической коммуникации, в зависимости от указания на «свое», «чужое», «нейтральное» меняется степень агональности.

Идеологичность. Целью общения политиков является проведение определенной идеологии, оказание направленного воздействия на адресата для достижении определенных властных интересов.

Интертекстуальность политического дискурса связывает тексты с другими текстами других дискурсов.

Диалогичность, делая речь живой, эмоциональной, позволяет политикам выражать отношение к окружающей действительности. Парламентские дебаты имеют наивысшую степень эксплицированности во внешний план речи.

Оценочность и эмоциональность обеспечивают возможность реализации агональности в политическом дискурсе. Политическое общение с выражением агональности, как правило, носит негативный и критический характер. Политики, порождающие агрессию, не только комментируют процесс со стороны, но и принимают активное участие в этом процессе.

Отношение к политической коммуникации как к игре, инсценировке, к отдельным политикам как к актерам способствует вовлечению масс в процесс игры, особенно во время выборов. Инсценированность политики обусловливает развитие способностей политиков в стремлении к цели, в столкновении желаемого и нежелаемого, возможного и невозможного, «за» и «против», что создает предпосылки для реализации агональности в политическом дискурсе.

Выделяются следующие критерии дифференциации агональности в политическом дискурсе: пол/гендер, возраст, регион, социальный статус, политическая ориентация, политический институт, политические функции.

Термин «гендер» (от англ. «gender») – «грамматический род» (feminine, masculine, neuter – женский, мужской, средний), перен. зн. – пол (шутливо). Синоним: sex (http://takaya.by/dictionary/rus_g/gender1).

Гендер – 1) составной элемент социальных отношений, основанный на воспринимаемых различиях между полами; 2) первичное средство означивания отношений власти.

Связь «пол» – «власть» выступает основой категории «гендер». Как аспект социальных отношений, основанный на воспринимаемых различиях между полами, гендер включает четыре взаимодействующих элемента: 1) культурно доступные символы, которые задействуют многочисленные (и часто противоречивые) репрезентации; 2) нормативные концепции, которые дают интерпретации значений этих символов, пытаются ограничить и удержать их метафорические возможности; 3) политические и социальные институты и организации; 4) гендерная идентичность.

Вторая составляющая определения гендера состоит в том, что гендер (Скотт, 2001) является полем, внутри которого и посредством которого артикулируется власть, не единственным, но первичным и постоянно функционирующим. Пример тесной связи гендера и власти – это отношения между авторитарными режимами и (контролем над) женщинами: авторитарные правители легитимируют доминирование, силу, центральную власть и правящую силу как маскулинное (врагов, чужих, подрывных элементов – как феминное) и непосредственно вводят этот код в закон (запрещая политическое участие женщин, объявляя аборты незаконными, запрещая наем на работу матерей).

Гендер можно использовать как аналитическую категорию, которая дает возможность выявить связь «власти» и социальных сконструированных значений «пола». Представим схематично ее определение следующим образом:

В отличие от категории sexus гендерный статус и, соответственно, гендерная иерархия и гендерно обусловленные модели поведения задаются не природой, а “конструируются” обществом (doing gender), предписываются институтами социального контроля и культурными традициями (Воронина, 1997). Гендерные отношения являются важным аспектом социальной организации. Они особым образом выражают ее системные характеристики и структурируют отношения между говорящими субъектами.

Термин гендер, таким образом, использовался для описания социальных, культурных, психологических аспектов “женского” в сравнении с “мужским”, то есть “при выделении всего, что формирует черты, нормы, стереотипы, роли, типичные и желаемые для тех, кого общество определяет как женщин и мужчин” (цит. по: Пушкарева, 1999: 16). В этот период речь шла преимущественно о женских исследованиях (women’s studies).

Во второй главе «Механизм реализации гендерной агональности в политическом дискурсе» выявляются и описываются лингвокогнитивный и лингвопрагматический механизмы реализации гендерной агональности в политическом дискурсе, устанавливаются ее функции в политическом дискурсе с учетом немецкой лингвокультурной специфики.

Метафорические переносы могут конструировать агональность и суггестивность. Использование рациональных и эмоциональных конфликтем в политическом дискурсе с целью воздействия на сознание носителей языка свойственно для всех лингвокультур, поскольку сама политика управляет людьми не только силой, но и убеждением, манипулированием, внушением. В структурном аспекте все политдискурсные языковые образования являются формально-смысловыми или семантическими дериватами. Большая их часть имеет метафорическую природу. Языковая метафора фиксируется в словарных номинациях, а речевая обнаруживается только в контексте.

Лексические модели являются выражением образа мышления и отражением внутренней сущности человека. В данном разделе предлагаются вниманию результаты проведенного анализа фактического материала на предмет метафорической суггестивности с агональным эффектом, как одним из наиболее действенных интеллектуально-эмоциональных эффектов на примере немецкого парламентского дискурса.

Опираясь на выделенные модели политических метафор (Баранов, Караулов, 1991), в результате анализа фреймовых трансформаций нами были выявлены следующие метафорические модели:

1) Деятельностьполитика – война:

«Aus diesem Grund hat die Bundesregierung mit der Agenda 2010 längst fällige Reformen in Angriff genommen, Reformen, die spätestens in den 80er-Jahren hätten in Angriff genommen werden müssen, vor denen Sie sich aber gescheut haben». (Edelgard Bulmahn, Bundesministerin für Bildung und Forschung);

2) Деятельностьполитика – механизм:

«Sie haben die berühmte Eigenheimzulage, über alle Haushaltsetats verteilt, mit rund 150 Millionen Euro angesetzt. Es sind aber nur exakt 95 Millionen Euro. Das heißt, erstens hantieren Sie hier mit einer Eigenheimzulage, die es in dieser Höhe nie geben wird, weil die CDU/CSU nicht zustimmen wird, und zweitens arbeiten Sie mit Zahlen, die vorne und hinten nicht stimmen».(Hans-Josef Fell (BÜNDNIS 90/DIE GRÜNEN);

3) Деятельность политика – предметы быта:

«Herr Präsident! Meine sehr geehrten Damen und Herren! In dieser Debatte geht es um nicht mehr und nicht weniger als um die Zukunft. Doch das, was die Ministerin gerade vorgetragen hat, war eine Bilanzfälschung. Zudem strahlte sie bei ihrer Rede den Charme einer Büroklammer aus». (Katherina Reiche (CDU/CSU);

«Aber Sie haben auch etwas anderes getan: Sie haben hier mit Zahlen hantiert und versucht, den großen Popanz der Eigenheimzulage wieder hochzuziehen» ».(Hans-Josef Fell (BÜNDNIS 90/DIE GRÜNEN);

4) Деятельность политика – природная стихия:

«Frau Bulmahn, das Ganze ist heiße Luft». (Hans-Josef Fell (BÜNDNIS 90/DIE GRÜNEN);

5) Деятельность политика – зодчество:

«Sie bauen auf Sand». (Hans-Josef Fell (BÜNDNIS 90/DIE GRÜNEN);

6) Деятельностьполитика – медицина:

«Frau Bulmahn, das sind Pflästerchen auf die Wunden des letzten Jahres». (Hans-Josef Fell (BÜNDNIS 90/DIE GRÜNEN);

7) Деятельность политика – криминал:

«Wollen Sie den Hochschulen tatsächlich diese Chance rauben ?» (Edelgard Bulmahn, Bundesministerin für Bildung und Forschung)

Приведем в таблице сравнительную количественную гендерную характеристику метафорических моделей немецкого парламентского дискурса.

Таблица 1

Гендерная корреляция метафорических моделей

немецкого парламентского дискурса

Из представленных в диссертации таблицы и диаграмм видно, что лингвокогнитивный механизм гендерной агональности весьма сложен и противоречив, что, однако, не противоречит выдвинутым нами гепотезам. Женщина-политик, добившись реализации почти всех своих гражданских прав, начинает активно теснить мужчин и на политическом небосклоне. Применяя аналогичные с мужчинами коммуникативные стратегии и тактики, они стараются не только не подчеркивать свою половую принадлежность, а скорее наоборот, – идентифицировать себя как мужчину, то есть полностью уподобиться ему.

Тем не менее, при ближайшем рассмотрении количественных показателей легко заметить следующее:

1. И мужчины, и женщины в рамках парламентских чтений употребляют в среднем одинаковое количество метафор (1219 женщины и 1310 мужчины). Это обстоятельство свидетельствует о том, что степень мотивированности политической деятельности у женщин ничуть не меньше, чем у мужчин.

2. С наибольшей частотой в рамках парламентского дискурса употреблялась метафорическая модель «война» (1189 случаев), с наименьшей – «криминал» (73 случая). Здесь как нельзя лучше находит свое выражение мысль о том, что жизнь – это борьба, и всего приходится добиваться силовым способом. Низкое количество метафор модели «криминал» свидетельствует, на наш взгляд, о нескольких моментах: во-первых, частое употребление слов и выражений, так или иначе принадлежащих к семантическому полю «преступный мир» могло бы спровоцировать ответные нападки со стороны политических противников, в результате чего инициатор мог бы быть сам скомпрометирован; во-вторых, это противоречило бы тенденции к соблюдению парламентской этики; в-третьих, большее количество метафорических моделей «война» в речи депутатов-женщин (623 против 566) можно расценить как недовольство женщин в целом доминирующими позициями мужчин в парламенте (см. таблицу).

3. Доминирование метафорической модели «механизм» в речи депутатов-мужчин (283 случая против 127) говорит о том, что техническое мышление и техническая культура больше свойственна мужчинам, в результате чего последним чаще приходят на ум техногенные формативы.

4. Почти равное соотношение модели «природная стихия» (286 у мужчин и 278 у женщин) говорит о гармоничном включении себя в мир природы и бушующих в нем страстей.

5. «Предметы быта» выставляют фаворитами женщин (66 женщины и 15 мужчины), поскольку они в большей степени знакомы с ведением домашнего хозяйства.

6. Некоторое преобладание в речи депутатов-женщин моделей «зодчество» (41 против 33) можно истолковать как преобладание у женщин мотивов созидания, в отличие от мужчин, стремящихся к власти ради удовлетворения личностных амбиций.

7. Почти двукратное превышение частотности употребления модели «медицина» (72 у женщин и 43 у мужчин) утверждают преобладание у женщин мотивов, схожими с указанными в п. 7.

8. Низкий уровень употребления модели «криминал» свидетельствует, на наш взгляд, о неприятии субкультуры преступного мира.

Парламентская коммуникация, равно как и другие сферы общественно-политической, экономической, религиозной, социокультурной деятельности осуществляется по модели: интенция адресанта (депутата, президента бундестага, министра) порождающего и направляющего сообщение адресату вербально или невербально, и реакция адресата на воспринятое и интерпретированное им сообщение.

Выделяются следующие элементы сообщения:

1) содержание – мысли, идеи, аргументы, доводы, факты;

2) способ передачи – вербально / невербально;

3) адресант;

4) адресат.

Обычно адресант прогнозирует результат интерпретации его сообщения адресатом, кодирует информацию, т.е. представляет идею в кодах (знаках, символах), переводящих ее на язык адресата, декодирующего сообщение.

Например, „Frau Kollegin Widmann-Mauz, ich glaube, dass Ihr Beitrag mit dem Thema Zahnersatz wenig zu tun hat“ (Horst Schmidbauer, SPD).

Депутат от СДПГ в данном случае хотел выразить свое недовольство политическим противником от оппозиции из ХДС/ХСС, облекая его в расплывчатую формулировку.

Для описания лингвопрагматического механизма воздействия в политическом дискурсе нами вводятся понятия «агональный речевой акт», «агональная интенция» и «агональная реакция», которое коррелирует с понятием «воздейственный или суггестивный речевой акт».

В реальном общении речевой акт предстает в виде трехуровневого образования, включающего в себя локутивный акт или акт произнесения (речевое произведение в отношении к используемым речевым средствам), иллокутивный акт (реализация целеустановки) и перлокутивный акт (посткоммуникативный эффект, последствия речевой каузации в отношении к своим поставленным целям) (Романов, 1984; Серль, 1987). Вслед за А.А. Романовым (Романов, 1984) мы полагаем, что особенно важным для теории речевого воздействия стало понятие иллокуции (иллокутивного акта, иллокутивного потенциала, иллокутивной силы), фиксирующее те аспекты речевого акта, которые имеют отношение к целям, намерениям (интенциям) участников коммуникации.

Принимая во внимание разработанную в прагмалингвистике типологию речевых актов по функциональному критерию, включающую репрезентативы, директивы, комиссивы, экспрессивы, декларативы и информативы (Searle, 1970), можно было бы отнести агональный речевой акт к экспрессивам (эмотивам), так как речевое воздействие, манипуляция, внушение происходят преимущественно в чувственной сфере при выражении оценок и эмоций. В политическом дискурсе, однако, воздейственные (или суггестивные) речевые акты характеризуются разнообразными целеустановками и выполняют роль не только экспрессивов, но и директивов, комиссивов, декларативов и др. Таким образом, агональный речевой акт является особым типом речевых актов, поскольку пересекается с традиционной классификацией речевых актов по иллокутивной силе. Он представляет собой метакоммуникативный, точнее регулятивный комплексный речевой акт, который обладает полииллокутивной направленностью и сложным механизмом вербального воздействия.

Агональным может быть речевой акт любой иллокутивной силы, если он сопровождается агональной интенцией: воздействовать на психику, чувства, волю и разум человека и снизить степень сознательности, аналитичности и критичности при восприятии внушаемой информации; ввести в состояние транса и внушить что-либо, побудить к определенным действиям.

Под агональной интенцией понимается сознательное целенаправленное стремление адресанта вызвать адресата на конфликт. На метаязыке комическую интенцию можно выразить следующим образом: Знай, что Х (объект) – плохой или хороший, считай (мнение), что это плохо или хорошо, вообрази, что Х – плохой или хороший, возжелай власть и борись за нее.

Агональная интенция в политическом дискурсе может быть сформулирована так: вызвать конфликт, столкновение, чтобы

- идеологически воздействовать на адресата (слушателя, зрителя, читателя, Интернет-пользователя) (внушать идеологические принципы, манипулировать сознанием;

- дискредитировать адресата (объекта) в глазах наблюдателя (слушателя, зрителя, читателя, Интернет-пользователя) (обличать, критиковать);

- осуществить агитационное или пропагандистское действие по отношению к адресату (слушателю, зрителю, читателю, Интернет-пользователю) (призывать, убеждать, внушать, вызывать какие-либо чувства, побуждать к действиям;

- прийти к власти и осуществлять ее.

На наш взгляд, данная формулировка агональной интенции в политическом дискурсе правомерна, поскольку при таком понимании на первый план выходит универсальная агональная интенция, а именно: спровоцировать конфликт с кем-либо. Следовательно, с этой точки зрения, агональная интенция будет определяющей, а интенция политического дискурса – сопутствующей.

Под агональной реакцией понимается вербальная или невербальная реакция адресата на агональную интенцию, например: Horst Schmidbauer (Nürnberg), SPD: „Wir werden in der Frage des Zahnersatzes das vereinbarte Ziel beibehalten und mit dem von uns angestrebten Gesetz bis 2007 eine Senkung der Lohnnebenkosten um 9 Milliarden Euro erreichen“ – (Lachen bei CDU/CSU) – Wolfgang Zöller, CDU/CSU: „Ihnen glaubt doch niemand mehr!“ – Dr. Dieter Thomae, FDP: „Märchenstunde!“

Под агональной реакцией мы понимаем особый вид обратной связи – это вербальные и невербальные сообщения, которые человек намеренно или ненамеренно посылает в ответ на сообщения другого. Именно обратная связь позволяет адресанту получать информацию об эффективности воздействия на адресата, его состоянии.

Обратная связь бывает внутренняя (адресант получает представление о собственной деятельности, о степени ее соответствия намеченной программе) и внешняя (адресант получает информацию о состоянии и поведении адресата, сравнивает разработанную программу с реальной конечной ситуацией).

Обратная связь осуществляется при помощи непосредственного наблюдения (линейная связь) или социологических опросов (нелинейная связь), собеседований, изучения жалоб, предложений и т.д.

Среди видов обратной связи выделяют:

1) оценочную – сообщение собственного мнения, отношения к тому, о чем идет речь:

а) позитивную – более достоверная, если две и более;

б) негативную – более достоверная после позитивной и менее достоверная, если две и более;

2) безоценочную обратную связь – сообщение без собственного отношения к обсуждаемому вопросу: уточнение, перефразирование, прояснение, отражение чувств (или эмпатия).

Функции оценочной обратной связи:

- позитивной: поддержка «Я-концепции» нашего адресанта и сложившихся с ним межличностных отношений («здорово это у тебя получается»);

- негативной: корректировка нежелательного поведения, изменение или модификацию отношений («ну что за чушь ты несешь»).

В зависимости от трех переменных (знак: «+» или»–»; последовательность предъявления: сначала «+», потом «–» или наоборот; форма) различают следующие виды обратной связи (Соловьева, 1992):

а) поведенческая: «Мне кажется, ты ведешь себя слишком властно»;

б) эмоциональная: «Ты мне нравишься»; «Я зол на тебя»;

в) эмоционально-поведенческая: «Ты ведешь себя властно, и это меня злит».

Декодирование сообщения определяется личным восприятием получателя, его способностью распознавать и интерпретировать коды сообщения. Поэтому декодирование в определенной степени субъективно. В процессе масс-медиального взаимодействия с адресантом целями адресата являются: понимание, запоминание, анализ и оценка содержания информации, установление доверительных отношений с адресантом.

Реакция адресата в политическом дискурсе зависит от характера интерпретации речи адресанта. На интерпретацию воспринятого влияют следующие факторы (Желтухина, 2003):

а) личностный (опыт (привычки, умения, знания), уровень образованности адресата, эмоциональная восприимчивость адресата (в т.ч. симпатия, чувство юмора), особенности психических процессов (воля, мышление, эмоции, память), биопсихические свойства (возраст: для детей младшего школьного возраста важнее оказываются одежда и общий внешний вид; для подростков – черты физического облика; для взрослых – выразительное поведение другого; темперамент), психологическое состояние адресата в момент восприятия, возраст адресата (молодежь – демократические взгляды, хотя чаще всего повторяют предпочтения родителей), пол адресата (женщины более восприимчивы к информационному воздействию, чем мужчины со сформировавшейся точкой зрения на социально-политические, экономические процессы));

б) ситуативный (направленность личности (убеждения, мировоззрение, идеалы), знание адресатом общественно-политического контекста, место и время восприятия, болевые точки (ситуативные проблемы: рост цен, безработицы, военные конфликты, терроризм, кризис морали, коррупция, экология));

в) социокультурный (политическая ориентация адресата (пристрастные, прагматики, индифферентные); социальный статус адресата; профессия (отпечаток на стиле жизни, жизненных ценностях и представлениях, на выборе детьми своего будущего); оценка адресатом адресанта; национальность адресата (сильные стереотипные представления об этнических группах, часто негативные: «лица кавказской национальности», «хохлы», «жиды» и т.д.); религия).

Восприятие текста происходит на нескольких уровнях: от уровня непосредственного восприятия знаковой формы реципиент переходит к уровню понимания смысла высказываний, а от него – к уровню восприятия текста как законченной и целостной структуры. Тем самым смысловая структура текста и знаковая форма его представления (объем, синтаксис, язык) выполняют организующую роль в формировании смысла текста в сознании реципиента.

Следует также указать на такие элементы текста, как композиция, риторическая организация, стилистическое оформление. Восприятие текста предполагает его воссоздание в сознании реципиента как результат активной деятельности, сотворчества адресанта и адресата (Ануфриева, 2000).

В практике проведения парламентских дебатов в Германии учитывается фактор адресата: преобладает ориентация на рецептивные установки немецкого читателя, платежеспособного, требующего понятную ему информацию.

г) Темпоральный компонент обладает генерализованной прагматической заряженностью и вносит дополнительную информацию в интерпретацию текста. Временной и эмоционально-оценочный компоненты несут большой прагматический заряд, способный прояснить идейную, нравственную позицию автора, оказать эмоциональное, эстетическое, побудительное воздействие на адресата, например:

Josepf Fischer, Bundesminister des Auswertigen: “Bundesregierung hat zur Halbzeitbilanz ein eigenes Positionspapier erstellt, das sich mit den Grundaussagen des Kok-Berichtes deckt“ – Hans Michelbach , CDU/CSU: „Sagen Sie mal was über die ökonomische Wahrheit!“ – Schauen Sie: Ich saß jahrelang auf den Oppositionsbänken, als Sie die Mehrheit hatten.

Всего в рамках исследования нами было проанализированы стенографические отчеты за 22 дня заседаний бундестага ФРГ за период с 1. 09.2004 по 1.12.2004. За указанный период были отмечены 330 пленарных выступлений (198 мужских и 132 женских) и 7612 реплик (6534 мужских и 1078 женских).

В нашем диссертационном исследовании мы вводим следующие понятия и категории:

1) коэффициент политической активности (Кпа);

2) коэффициент гендерной агональности (Кга).

Данные квантитативные характеристики позволят в дальнейшем дать четкую модульную дифференциацию такого до недавних пор субъективного критерия как «агональность».

1) коэффициент политической активности (Кпа) – единица измерения политической активности, исчисляющийся из суммы речевых инициаций, деленной на количество политиков (в парламентском дискурсе – депутатов или сенаторов, конгрессменов);

Кpа =

2) коэффициент гендерной агональности (Кга) – единица измерения гендерной агональности, представляющая собой результат деления коэффициента политической активности женщин-депутатов на коэффициент политической активности мужчин-депутатов.

Кga=

Таблица 2

Сравнение коэффициентов политической активности и гендерной агональности

Из таблицы 2 видно, что наибольший Кга наблюдается во фракции СПГ, а наименьший – в ХДС. В диссертации результаты проведенного гендерного анализа представлены в виде серии диаграмм и графика.

Вслед за М.Р. Желтухиной (2000) в работе рассматриваются следующие коммуникативные стратегии, реализующие агональную функцию в политическом дискурсе: обличительная; провоцирующяя; защитная. Каждая из вышеуказанных стратегий эксплицируется путем выбора соответствующих тактик речевого поведения.

Агональность в политическом дискурсе выполняет специфические функции, которые обусловливают определенный набор стратегий и тактик политиков. Основными функциями агональности в политическом дискурсе являются конфликтная, волюнтативная и характеризующая.

1. Агональная функция комического (функция борьбы) связана со стратегией агрессии, создания конфликта. Вариантами данной функции являются обличительная, провоцирующая и защитная функции. Комическое позволяет профессиональному политику реализовать свои властные притязания в борьбе с чуждой идеологией.

1) Обличительная функция комического состоит в дискредитации политических оппонентов с целью достижения власти. Политик, представляя своих противников в смешном виде, разоблачает их действия, способствует изменению отношения к ним со стороны электората. Как правило, политик, использующий в целях дискредитации не брань, а комическое, набирает очки в политическом противостоянии. Стратегия создания конфликта реализуется в тактиках угрозы, компрометации, ребячливости.

2) Провоцирующая функция комического в политическом дискурсе предполагает провоцирование адресата на совершение ответных вербальных или невербальных действий в интересах адресанта. Реализацией стратегии создания конфликта служат тактики подхвата и игнорирования.

3) Защитная функция комического является способом спасения лица политика. Политики в целях защиты от вербальной агрессии часто используют комическое для отвода критики от себя с переводом на другого или контрудара в адрес критика, так как считается, что лучшее средство защиты – это нападение.

Пример реализации конфликтной функции агональности в политическом дискурсе:

Katherina Reiche (CDU/CSU): Herr Präsident! Meine sehr geehrten Damen und Herren! In dieser Debatte geht es um nicht mehr und nicht weniger als um die Zukunft.

(Wilhelm Schmidt [Salzgitter] [SPD]: Da sind Sie ja falsch am Platze!)

Doch das, was die Ministerin gerade vorgetragen hat, war eine Bilanzfälschung. Zudem strahlte sie bei ihrer Rede den Charme einer Büroklammer aus.

(Heiterkeit und Beifall bei der CDU/CSU) - Wilhelm Schmidt [Salzgitter] [SPD]: Das war aber nicht zukunftsfähig, was Sie gerade gequatscht haben!

В заключении подводятся итоги проведенного исследования по выполнению поставленных цели и задач, а также намечаются пути дальнейшего исследования проблем, связанных с когнитивным, прагматическим, риторическим и лингвокультурологическим подходами к анализу гендерной агональности в политическом дискурсе.

Данное исследование выявило следующие основные моменты лингвокультурной специфики гендерной агональности в немецком политическом дискурсе:

Мужчины- и женщины-политики немецкой лингвокультуры эмоциональны и достаточно агрессивны в борьбе за власть. В речи немецких мужчин- и женщин-политиков отмечаются все выделенные функции гендерной агональности в политическом дискурсе.

Политическая ориентация коммуникантов влияет на проявление агональности в их политических диалогах.

Данное исследование открывает широкую перспективу для дальнейшего изучения гендерной агональности. Представляет интерес выявление лингвокультурной специфики ее реализации в политическом дискурсе России, Великобритании, США, Германии и Австрии, а также более углубленное изучение всех затронутых в работе философских, психологических, культурологических, лингвистических (когнитивных, прагматических и языковых) и прочих проблем. Рассмотрение реализации гендерной агональности в разных жанрах политического дискурса (парламентских слушаниях, политическом интервью, политической речи), выявление динамики гендерной агональности в политическом дискурсе, установление агональных стратегий ведения политической борьбы, рассмотрение и сопоставления дискурсивных портретов отечественных и зарубежных мужчин- и женщин-политиков как борцов за власть также представляют интерес для дальнейшей работы над проблемой гендера и власти. Кроме того, в будущей работе можно будет расширить исследование гендерной агональности в политическом дискурсе за счет привлечения вторичных текстов (маргинальных жанров политического дискурса: политических анекдотов, политических частушек, политических пародий, политических карикатур и т.д.), а также путем сопоставления живой речи политиков и ее отражением в пародийных радио- и телепередачах. Перспективно также сопоставительное изучение соотношения вербальных и невербальных средств выражения гендерной агональности в политическом дискурсе с точки зрения эмотивной функции языка.

Основное содержание работы изложено в следующих публикациях:

1. Верзун, А.Б. Концептуальные различия в понимании порядка в немецкой и русской лингвокультурах на материале сравнительных исследований / А.Б. Верзун // Развитие региональной системы потребительской кооперации: проблемы, подходы, перспективы. Сб. науч. ст. проф.-преп. состава ВФ МУПК по итогам науч.-практ. конф. – Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2002. – С. 124 – 127 (0,4 п.л.).

2. Верзун, А.Б. Порядок как реализация правовых принципов и неотъемлемый элемент социокультур / А.Б. Верзун // Региональные особенности состояния правопорядка, уровня правосознания и защищенности населения. Мат-лы круглого стола. – Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2003. – С. 189 –195 (0,4 п.л.).

3. Верзун, А.Б. Дифференциальные различия в структурной полисемии концепта «порядок» / А.Б. Верзун // Современные проблемы семантики в свете когнитивной парадигмы. Сб. науч. статей. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 3 – 8 (0,3 п.л.).

4. Верзун, А.Б. Концепт «порядок» как важнейший элемент структуры концептосферы германского этноса / А.Б. Верзун // Современные проблемы семантики в свете когнитивной парадигмы. Сб. науч. статей. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 11 – 15 (0,25 п.л.).

5. Верзун, А.Б. Концепты порядок и «Ordnunug» в историко-культурном аспекте / А.Б. Верзун // Вiсник Луганського нацiонального педагогiчного унiверситету iменi Тараса Шевченка: Фiлологiчнi науки. 2005. – 2 (82). – Луганск, 2005. – С. 97 – 103 (0,4 п.л.).

6. Верзун, А.Б. Гендер как фактор социального дискомфорта / А.Б. Верзун // «Актуальные проблемы обеспечения личной и имущественной безопасности населения на муниципальном уровне»: Мат-лы «Круглого стола» (дек. 2004 г.). – Волгоград, 2005. – С. 103 – 109 (0,4 п.л.).

7. Верзун, А.Б. Когнитивный аспект политической рекламы в масс-медиа / М.Р. Желтухина, А.Б. Верзун, О.А. Пономарева // Тез. докл. Междунар. конф., посвящ. 100-летию И. Р. Гальперина «Стилистика и теория языковой коммуникации». Москва, 20-21 апр. 2005 г. – М.: МГЛУ, 2005. – С. 80-81 (0,125/0,04 п.л.).

8. Верзун, А.Б. Метафорические модели гендерной агональности в политическом дискурсе ФРГ / А.Б. Верзун // Тез. докл. Междунар. науч.-практ. конф. «Коммуникативные технологии в образовании, бизнесе, политике и праве», Волгоград, 19-21 мая 2005. – Волгоград, 2005. – С. 32-35 (0,2 п.л.).

9. Верзун, А.Б. Гендер и власть: На материалах пленарных слушаний Бундестага / А.Б. Верзун. – Волгоград: Перемена, 2005. – 100 с. (6,25 п.л.).